Читать книгу: «Роль чужака», страница 3
Шеян запутался в моих высказываниях так, что замотал головой. Но это не сбило его с основного направления своей мысли. Он оставался в шоке от увиденного и теперь пытался понять, что меня на такое подвигло:
– Э-э-э?.. То есть ты сознательно на такое пошёл? – А я-то думал совсем о другом.
– Скажем так: не жалею о том, что случилось. Такой ответ тебя устраивает?
– Конечно, нет! – продолжал Шеян смотреть на меня, словно на ожившего покойника. – Такого не было в истории мира!
– А то мы знаем, что в той истории было, а чего нет? – вопрошал я его, стараясь казаться этаким всезнайкой всемирного масштаба. – Соедини мнение с ощущением! Охвати всё единым взглядом, пойми суть общей идеи. Неужели ты не способен взглянуть на увиденное под иным углом? Неужели тебя так сильно поразила некая светящаяся субстанция?
– Да ладно бы только субстанция! – вдруг заявил Двухщитный целитель, опять верно вычленивший из моих философских потуг самое главное. – Светится себе, да и на здоровье. Может, ты туда маленький люмен умудрился засунуть. Но вот остальное?! Как?! Такое?! Возможно?!
Вид у него был, мягко говоря, страшный. О таком состоянии говорят: «не в себе». Или «крыша обвалилась». И не знаю почему, но его экзальтация и волнение тоже мне стали передаваться. Я вновь стал безбожно заикаться:
– Так чт-т-то т-там не т-т-так? Что тебе не н-н-нравится?
– Что?! Что мне не нравится? – Его глаза уже стали похожи на два блюдца, и я пожалел, что рядом с нами нет санитаров со смирительной рубашкой. Но когда услышал следующий вопрос, подумать успел, что и для меня самого сейчас рубашка пришлась бы к месту. – Это ты так о трёх Первых Щитах говоришь, которые живут у тебя в желудке?!
И мне стало плохо.
Глава пятая
Я не монстр, монстр – во мне
Мне стало очень плохо. А воспоминания рваными кадрами испорченной кинохроники зарябили перед глазами. Да, в крепости Дефосс охотники из Леснавского царства впихнули в меня сразу три Первых Щита, лишь бы те не достались зроакам. Но потом я оказался на Земле и стал умирать. Меня отвезли в больницу и там сделали промывание, химией и уж не знаю чем вытравив из меня две противные чужеродные субстанции. Потом я стал выздоравливать, много есть и расти…
Стоп! Отматываем фильм обратно, до сцены промывания. Думаем… Включаем логику… О! А откуда у меня такая уверенность, что два лишних Первых Щита из меня вымыли?.. Еловая жизнь! Уверенность-то ни на чём не основана! Только на моих гипотетичных догадках. А их к делу не пришьёшь. Как и мои бурные фантазии.
Потому что фантазия вдруг заработала невероятно. Настолько невероятно, что я выпал из шока в реальность и деловито спросил у пялящегося на меня тайланца:
– Слушай, а бывает такое, чтобы Щит как бы начал делиться? Ну, там, потомство производить? Размножаться делением?
Шеян даже не улыбнулся на услышанное. Только заявил категорически:
– Исключено! – Ещё и головой замотал отрицательно.
Ладно. Будем думать дальше. Или опять отдадимся полёту фантазии? Отдался… О-о! Куда это она меня занесла!.. Представив, как это всё выглядело в реале, я вдруг захлебнулся в диком приступе смеха. И, наверное, умер бы от него, если бы не целитель, вливший в меня очередную порцию своей убойной самогонки. Когда я чуточку отдышался и пришёл в себя, он тоном, каким обычно говорят с душевнобольными, поинтересовался:
– Ты что-то вспомнил? Или понял, в чём проблема?
– Не вспомнил, представил, – пробормотал я, не решаясь озвучить свою несуразную фантазию. Но сколько я на неё со всех сторон ни смотрел, она никак исчезать не хотела. И я решился. – Ладно, Шеян, я тебе сейчас что-то расскажу, но только с одним условием: ты клянёшься, что никому и никогда ничего не расскажешь о нашем разговоре без моего разрешения. Идёт?
– Клянусь! – тут же подтвердил Бродский и приготовился внимательно слушать.
– Тут вон какое интересное дело получается, – стал я слова подбирать. – Та светящаяся субстанция называется груан. Он тоже симбионт и тоже помогает человеку в выживании. Можно сказать, что он прижился во мне чисто случайно, и это меня практически убило в тот момент. До сих пор не пойму, как я выжил и как светящаяся устрица не взорвалась. Потому что во всех иных случаях подобного убийства или казни груан разрывал человека в течение получаса.
– Понятно. Ты выжил. Груан-устрица в тебе прижился.
– Да, так получается… И я рад, что ты пока не спрашиваешь, где такие чудеса существуют. Да и неважно это сейчас. Но меня кое-что напрягает… Я не знаю, какого рода груан. То есть не представляю, есть ли среди них женские особи и есть ли мужские. То же самое я не знаю и о Первом Щите. Он кто? Есть ли у него половые различия?
Шеян смотрел на меня уже совсем по-иному. И хохотать не спешил. Усиленно думал и вспоминал всё, что знал по теме вопроса. Потом подтвердил, что моя фантазия до него дошла и даже представляется вполне возможной реальностью:
– То есть ты считаешь, что симбионты попались разнополые и стали у тебя внутри размножаться?
Страшным усилием воли я сдержал рвущийся из меня смех и еле из себя выдавил:
– Что-то типа того…
Дальше пошли такие рассуждения, которые с каждым словом меня всё больше и больше успокаивали:
– Ты сам утверждаешь, что мир полон великих тайн, о которых мы не имеем никакого представления. Но давай посмотрим на временные сроки и на сам способ возрастания Первого Щита. Потому что судить о твоём груане не могу, я о нём совершенно ничего не знаю. Итак…
Хорошо всё разложил по полочкам, здраво. Многие сведения я слышал впервые. Но старался иногда говорить «угу», словно соглашался с делающим доклад коллегой.
Маленькая крыса, размером с мышку, становящаяся в будущем носителем, не рождалась с симбионтом. Он появлялся в толще её кожи лишь к двухлетнему возрасту. И только в результате свободного перемещения крысы по большим пространствам и подземельям. При этом она ела грибы, определённую травку, плесень в подземельях и невесть что иное, о чём исследователи даже не догадывались. Вот после принятия совокупности всего вышеперечисленного на ней и зарождался Первый Щит. Может, ещё было нечто, тайное и неподвластное учёным, тот же укол какого-то лишайника или укус некоего овода, но дальше предположений дело не шло.
Как и отрицался сам факт деления Щита во время спаривания крыс. Те вообще вели до трёх лет одинокий образ жизни, не плодя потомство и не организуя разнополые пары.
Ну и после появления на крысе Щит взрастал вместе с самой крысой ещё года три. Только после этого она вырастала довольно большой, становясь той самой внушительной крысой-пилап, легко заметной людям, и на неё можно было охотиться. Жила она в общей сложности двенадцать-тринадцать лет.
И я сразу прикинул, что за четыре месяца симбионты сами по себе не могли расплодиться. А за два последних месяца, с момента появления груана, тем более не успевали склепать межвидовое скрещивание.
Ещё и Бродский меня поддержал в этой мысли косвенным утверждением:
– Оно, конечно, всякие дети случаются, но если бы разные симбионты стали размножаться в смешанной паре, то почему больше у тебя в желудке нет груанов?
– Логично. Значит, мои фантазии отбрасываем в сторону как несуразные. И у меня остаётся только один вариант событий.
После чего я, не слишком акцентируясь на местах событий, пересказал историю с охотниками, затем описал моё жуткое состояние и попытки врачей спасти меня с помощью интенсивного промывания желудка.
Коллега выслушал внимательно, опять долго думал и пришёл к очередным выводам:
– Пусть моё предположение абсурдно, но ничего другого придумать я не в силах. А звучит оно так: все три Щита у тебя в желудке, конечно же, не собирались терпеть конкурентов. Они и в природе стараются не сводить своих крыс-пилапов друг с дружкой. И наверняка собрались тебя умертвить. Потому ты и свалился с ног от навалившихся на тебя болей. Но тут ты оказался на столе у врачей, которые решили вымыть из тебя причины отравления любой ценой. И чего уж там скрывать, мы порой действуем в таких случаях очёнь жестко. Лишь бы спасти человека. Лишь бы удалить из него яд. Часто, когда уже нет надежды, применяем нечто новое, экстренное, находящееся в стадии проб и разработок. Порой и откровенные яды используем. Иногда, о чудо, это помогает. Вот и тебе помогло невесть что. Когда в тебя стали заливать несовместимую с жизнью гадость, Первым Щитам ничего не оставалось, как объединить свои усилия перед лицом общей, смертельной для них опасности. Вот и получилось у них общее, совместное дело. А дальше процесс пошёл по нарастающей, и они осознали, что лучше действовать сообща, но выжить, чем умирать вместе. Вот, примерно так…
Хоть услышанное казалось диким даже для докладчика, но принять это как рабочую гипотезу стоило. Да и меня она успокаивала хотя бы частично. Очень мне не хотелось думать о возможном размножении внутри меня симбионтов, да ещё и разных видов. Этак они скоро и мой мозг возьмут под полный контроль, и будут выводить тело только попастись, попить, размножиться да поспать. И как только я себе подобное представлял, меня начинало жутко тошнить и я впадал в предобморочное состояние.
Так что ночь после трёх суток самоизлечения прошла у меня в очередных кошмарах и слуховых галлюцинациях. Настройки звука, которым я обучился на Дне, не действовали, поэтому, просыпаясь, я не мог понять, что за рёв толпы стоит вокруг и почему я в этом рёве не могу понять ни слова.
Кошмары чередовались ещё более дикие, а порой и вульгарные. В них мне снились Первые Щиты, сексуально домогающиеся сияющих устриц, какое-то подобие вечеринки между ними, застолье, танцы… И всё это у меня в желудке!
Потом я с воем куда-то бежал, в ужасе наклоняясь и посматривая на свой живот. Вместо него зияла дыра, сквозь которую просматривался позвоночник и нижние рёбра. Мне было больно, и я чувствовал, как оставшиеся внутри симбионты упорно ползут вверх, стараясь прорваться к мозгу, рвут во мне мышцы и кровяные артерии, пытаются остановить сердце. А я всё бегу и бегу на женский, хорошо знакомый голос. Этакий Кощей Бессмертный, мчащийся на зов Василисы Прекрасной.
А под утро так и не вспомнил: добежал или нет? И был ли этот голос похож на голос Машки Ивлаевой?
Глава шестая
Передислокация
Зато вспомнил о моих ночных метаниях Шеян Бродский, нависший надо мной перед завтраком:
– Слушай, братишка! Что с тобой? Ты под утро даже кричать начал. Мы только легли и засыпать начали, как ты всех перебудил. Пришлось в тебя целых пять порций микстуры залить.
Когда он это сказал, я непроизвольно облизнулся и с ужасом понял: я превратился в алкоголика! Уж очень захотелось похмелиться! И вместо того, чтобы расспрашивать о странном рёве в ночи и вариантах присутствия тут разных женщин, я с усилившимся заиканием стал интересоваться более актуальными вещами:
– Шеян, мне страшно! Потому что мне захотелось твоей мерзостной микстуры. И курить потянуло. Это что, теперь до конца жизни такое со мной будет?
На этот раз уже тайланец рассмеялся и долго не мог успокоиться. Но трубку при этом набить и раскурить успел. Засунув мне чубук в краешек рта, он удовлетворённо хмыкнул при виде меня, попыхивающего и расслабленного, и пустился в очередные рассуждения:
– Смешно слышать от экселенса Многощитного такие глупости. Ты сам-то подумай, что с тобой творится и о чём мы только вчера разговаривали. Неужели ты так до сих пор не понял, что Первые Щиты и груан совместными усилиями создали за рекордно короткое время и Второй Щит, и Третий?.. Не сомневайся, не сомневайся – создали! Другой вопрос, что твоя попытка выдавать себя за шестидесятилетнего в моём случае не прокатит. Я прекрасно понял, что знаний у тебя ноль, и ты до сих пор не имеешь понятия, как Вторым и Третьим Щитом воспользоваться. Благо, что они сами, так сказать, дружным коллективом работают над твоим спасением. Причём работают на пределе своих коллективных сил, отключив почти все твои внешние рецепторы и забросив второстепенные направления в виде восстановления речи или починки твоего слуха. Над этим вопросом только я и работаю, расходуя запасы драгоценной коры и бесценных компонентов для микстуры…
– Я всё оплачу! – заявил я угрюмо, стараясь не выпустить трубку изо рта.
– Нет, меня оплата не устраивает! – последовал вдруг жёсткий ответ. – Требую с тебя ответную клятву: помочь мне в добыче нужных целительских ингредиентов. Согласен?
Вполне справедливо с его стороны, и такой расклад меня устраивал. Хотя некие оговорки я всё-таки сделал:
– Если ты меня не заставишь отправляться в путь прямо сейчас, а потом дашь возможность решить свои проблемы по поиску близких людей, то согласен. Клянусь.
Бродский удовлетворённо кивнул и продолжил прежним тоном, как будто и не прерывался:
– …Вот и получается, что ты совершенно не ценишь, точнее говоря, даже не представляешь того гигантского потенциала, который в тебе присутствует. Да только один Первый Щит в режиме наибольшего воздействия избавляет человека от любой пагубной привычки или нездорового пристрастия в течение нескольких месяцев. А у тебя их вон сколько, целая бригада реаниматоров… Поэтому тебя избавят от алкоголизма, и дня не пройдёт после того, как встанешь на ноги.
– Спасибо, успокоил… Тогда давай своей самогонки! – не удержался я от потакания вредной привычке. – Пока никто не запрещает и не лечит.
Что интересно, руки у меня уже стали понемногу шевелиться, но принесённый завтрак ложкой скормил всё тот же Шеян. Причём в его поведении была заметна значительная разница. До вчерашнего вечера он опекал меня как врождённый целитель, исполняющий свой врачебный долг, да плюс у нас завязались некоторые приятельские, если не дружеские отношения. Тогда как с сегодняшнего утра он смотрел на меня совсем иным взглядом. Дружба и участие не испарились, нет, но вдобавок к ним появился этакий несвоевременный энтузиазм во взгляде, излишнее почитание и неуместное, чрезмерное уважение. С подобным отношением лечащий врач готов перебирать больного по косточкам, разбирать, а потом вновь собирать и склеивать. Где-то я его, как врач врача, понимал: подобного пациента получить под своё наблюдение – это мечта каждого фанатично настроенного целителя. Да и не фанатика – тоже.
Однако пока я ел, подумал над этим и решил не придавать особого значения перекосам. Как только встану на ноги, начну действовать как нормальный человек, и тогда Шеян перестанет смотреть на меня как на ожившую икону.
Да он уже собирался меня использовать в практических целях, взяв обещание помочь ему с восстановлением запаса его зелий и какой-то коры. И, видимо, надеялся, что со своими делами я быстро управлюсь. А чтобы в этом плане как-то поторопить меня, сам спросил в конце завтрака:
– Кого ты искать здесь собрался? Может, я сразу поиск инициирую?
Дельная мысль! Одновременно подоспело соображение: а что может пленный? Вернее, воин, недавно приравненный в правах к остальным? Как я понял, тайланцы до сих пор проживают вместе в одном бараке и продолжают опасаться агрессивных выпадов со стороны выходцев из Большого мира. И вполне возможно, что начало поисков с его стороны будет воспринято с подозрением. Да те же подруги, узнав, кто их разыскивает, постараются отгородиться от такого контакта всеми возможностями.
Поэтому их имена и фамилию лучше пока не называть. Во избежание, так сказать…
А вот своего недавнего спутника, помощника, экскурсовода и чуть ли не свояка (если учесть, что мы с ним согрешили с родными сёстрами) поискать не помешало бы. В сражение старик ни за что бы не полез и, скорей всего, попросту спрятался в какой-то выемке. Мало шансов на спасение в той свалке даже тем, кто спрятался, но всё-таки поспрашивать надо. Хотя тот факт, что барон Белый меня сам до сих пор не нашёл, наталкивал на мысль, что его с нами уже нет. Увы…
Вот с него я и начал:
– Со мной вместе на дороге был один спутник, поморянин из Моррейди, шестидесяти пяти лет, барон Строга́н Белый. Не слышал о таком?
– Имя ничего не говорит, – погладил в задумчивости свою лысину Шеян. – Но слышал, что в госпитале лежит один тяжелораненый мужчина, весьма, так сказать, пожилого возраста. Может, это он?
– Да, наверное! А что с ним?
– Понятия не имею. Но если хочешь, сам схожу и всё выясню. Тут совсем рядышком.
Докормил меня, приспособил трубку с новой порцией тлеющей коры и умчался. Не успел я насладиться запретным с детства курением, как Бродский уже вернулся. И с цинизмом, присущим всем врачам, «бережно» преподнёс мне информацию:
– Не жилец твой барон. Ему почитай полчерепушки вместе со шлемом снесло. Кости черепа раздробились и влезли в мозг. Короче – старикан уже стал овощем. Так бы там, на месте, и добили, когда извлекли из-под груды зроаков, потому что по остаткам шлема решили, что он один из них…
– Мы их шлемами пользовались для маскировки, – успел вставить я.
– …Но потом обратили внимание, что он слишком хлипкий для людоеда, и попытались снять остатки шлема с остатков головы. Удивились сильно, да и сдали целителю. Обыскали его только здесь, в госпитале. Бляху нашли и браслет именные, так что имя, тобой названное, сходится. Ещё картина при нём была свёрнутая, так ею сейчас главный целитель в своём кабинете любуется. Говорят, очень красивая…
– «Пастушка». Работа кисти неизвестного мастера, – последовал мой комментарий.
– Точно! Так, значит, это твоя…?
– Нет. Картина предназначена в подарок императрице Моррейди, Ваташе Дивной. И ты уж, будь добр, сходи немедленно к главному целителю и предупреди об этом. Не хочется, чтобы пожелания славного старика не выполнились после его смерти. Или он всё-таки имеет шансы на выживание?
– Вряд ли… Но по поводу картины не поленюсь ещё раз сбегать. Потому что самому хочется на неё взглянуть. Только… вопрос у меня: а как это ты оказался в паре с этим бароном? И так много про него знаешь?
То есть подноготная вопроса просматривалась хорошо. Меня до сих пор принимали за уроженца княжества Тайланов. И моё пребывание в строю людоедов пока не вызывало особых вопросов. Хотя в данный момент некая догадка так ударила по сознанию Шеяна Бродского, что он непроизвольно отстранился от меня на полметра. А вот появление среди зроаков человека, да ещё из империи Моррейди, да ещё с подарком самой императрице, вообще ни в какие ворота не влезало.
Поэтому следовало дать некое объяснение. Или придумать достойную отговорку. Я остановился на последнем:
– Увы, раскрыть тайну не могу. Ибо принадлежит она не мне.
Только Двухщитный целитель уже забыл о своих вопросах и отмахнулся от моих ответов:
– Да бог с ним, с твоим бароном! Ты мне лучше вот что скажи… – И замер на какое-то время, буравя меня взглядом и формулируя в сознании прущие из него вопросы. Но вначале меня попытался успокоить: – Ты не сомневайся, я никому ничего не расскажу. Ни слова, ни намёка! Так что мне признаваться можешь смело!
– В чём? – попытался я иронизировать. – Что лишних две затяжки сделал? Так нарубаю я тебе твоей коры, только место покажи.
Это не сбило Шеяна с серьёзного, даже торжественного тона:
– Это ты сделал так, что Трёхщитные зроаков «уронили» своё проклятие прямо среди своих?
– М-м? – искренне поразился я. – Нет! Не я! Я с подобными проклятиями, а уж тем более с защитой от них, вообще никогда дела не имел.
– Я сам в этом полный профан, – с жаром принялся объяснять целитель. – Тут надо советоваться с опытным прокляторщиком. Но мне кажется, не надо особо знать все тонкости, а помешать, обладая твоими силами, можно и чисто интуитивно, нечаянно. Понимаешь меня?.. Вот ты – что делал во время начавшегося боя?
– Что делал? – переспросил я вначале, думая, признаваться ли мне в своих реальных действиях. – Честно говоря, пытался как можно больше зроаков уничтожить…
– Ага! То есть проклятие и на тебя рухнуло?
– Да как сказать… Не рухнуло ничего. Я достаточно людоедов ненавижу, чтобы действовать самостоятельно.
– Значит, у тебя всё остальное получилось подспудно! – сделал вывод тайланец. – Ты не пожелал подчиниться проклятию, твоя бригада симбионтов создала некое противодействие, и всё получилось так, как получилось. Согласен?
– Пусть будет так, – постарался я завершить скользкий для меня разговор. Хвастаться не хотелось и не имел права. Да и не поверит никто, что по центру вражеской колонны я один устроил такую бучу. И постарался напомнить: – Сбегай по поводу картины. Только постарайся меня ни во что пока особо не впутывать. А то придут и будут мучить расспросами.
На этот раз мой опекун отсутствовал не в пример дольше. На полдня пропал. Я и вздремнуть успел, и покормлен был обедом, который принесла какая-то странно напряжённая женщина маленького роста. Вначале она мне вообще девчушкой показалась, но когда кормила с ложки трясущимися руками, успел рассмотреть, что это уже взрослая, зрелая женщина, целых двадцати двух – двадцати трёх лет от роду. И тогда я решил немножко разговорить коротышку, принадлежащую, скорей всего, к лилипутам:
– Тебя зовут-то как, красавица?
– Аня… – зарделась вначале девица.
– Ой, какое чудное и красивое имя! Санитаркой в госпитале служишь?
– Нет, помогаю временно! – Она с удовольствием включилась со мной в беседу. – Сейчас весь госпиталь на восток, к столице передислоцируют, санитарки все заняты, вот нас, штабных, и бросили на помощь.
– О-о! Да ты, наверное, солидный пост при штабе занимаешь? – У меня немедленно заработали шарики-ролики по поводу нужной мне информации. – И, наверное, всех остальных симпатичных девушек в армии знаешь?
– Скажешь такое! Знаешь, сколько женщин служит? Тысячи! Всех знать просто невозможно. Тем более что я в основном только возле императрицы нахожусь, с личным составом мало общаюсь.
– Ух ты! – я и не скрывал своего восторга. – Возле самой императрицы?! Так это ж ты все секреты знаешь, во все штабы вхожа и любого человека мне можешь помочь отыскать?
Кажется, слова о секретах оказались явно лишними. Девушка моментально стала неулыбчивой и практически замкнулась в себе. Из такой партизанки ничего не вытянешь. Поэтому я даже поразился, когда она, с горящими от любопытства глазами, спросила меня в конце кормёжки:
– А ты всегда такой страшный был?
Ну да, Шеян мне говорил, что на мне пока даже царапины толком заживать не начали. Настолько мои симбионты озаботились излечением внутренностей. Так что я хорошо представлял, как внешне выгляжу, и сочувствовал малышке, вынужденной возиться с таким страшилищем. Поэтому постарался улыбнуться:
– Нет, это я временно такой, пока не вылечусь. Со временем и волосы у меня на голове вырастут, и брови восстановятся с ресницами. Стану таким красавцем, что и не узнаешь! Всё вылечивается и всё улучшается в нашем волшебном мире!
Она грустно покивала на мои слова, а потом печально пробормотала:
– Ну да, ты вылечишься, а я так и останусь коротышкой…
И по её щекам покатились слезинки. Мне так стало больно за девушку, так захлестнула волна сострадания к ней, что я, не задумываясь, зачастил словами:
– Нашла о чём переживать! Ничего страшного, что невысокого роста, зато на руках носить такую красавицу легче. Запросто можно всю жизнь проносить! Да и разве проблема вырасти? Надо только Первый Щит отыскать…
– Не поможет! – заливалась Аня слезами.
– Ещё как поможет, мне ведь помогло! Смотри, какой я большой и сильный!
– Хм!.. Ты? Сильный?.. – Но хоть слёзы сразу перестали течь.
– Ну, это я сейчас худой, кашляю, курю и пьянствую. А так я парень хоть куда! Вот встану на ноги, обязательно для тебя крысу-пилап поймаю!
– А ты что, тоже был коротышкой?
– Э-э-э… – замялся я от такого конкретного вопроса. Всё-таки не хотелось о таком себе вспоминать, да и некоторые легендарные слухи на себя не желал навешивать. Поэтому предупредил: – Только никому ни слова! Хорошо? – она серьёзно кивнула, и я объяснил: – Скажем так, мне тоже чуток не хватало до нормального роста. Но как только стал носителем Первого Щита – сразу подрос до желаемой отметки. Так что не сомневайся: если не хочешь, чтобы тебя всю жизнь носили на руках, – обязательно подрастёшь.
– Мне императрица тоже так говорила, – призналась Аня. – Только чтобы носили, это я не подумала… – Взгляд её упал на мою правую руку. – О! Что это у тебя за наколка на ладони?.. Такая красивая…
– Это специальный знак, «Наездник». Позволяет мне управлять особенными ездовыми животными… и не ездовыми тоже.
– Оленями? Или харезбеками?
– Фи! Могла бы этих мерзких рогатых волков не упоминать! Ты мне лучше про императрицу расскажи. Она старая или пожилая?..
– Ой! – спохватилась она. – Мне бежать надо, а я заболталась. Пока!
И умчалась, как маленький метеор. А я остался в растерянности и недоумении. Вроде и поговорили ни о чём, а у меня осталось такое впечатление, что у меня все что надо выспросили, а вот на мои вопросы так и не ответили. И бог с ними, с секретами, но даже про возраст императрицы Аня ни полслова не сказала. Боится, что ли? Или это тоже по разряду военной тайны проходит?
Вот в таких размышлениях и застал меня Шеян. Причём с ходу задал вопрос в лоб:
– Ты императрицу видел?
– Какую? – растерялся я, сразу представив холёное личико Ваташи Дивной.
– Да та, что здесь была! Дочь богини Герчери! – кипятился тайланец.
– А она здесь была?! – крайне поразился я, заподозрив вдруг Аню бог знает в чём: – Такая маленькая? Метр пятьдесят?
– Сам ты маленький! И больной! Ребята говорят, сюда сама императрица заходила со свитой. Даже на тебя смотрела. Говорят, ты спал. Но, может, и не спал?..
– Спал…
– Ну и зря! Такое диво дивное упустил!
– М-м?.. Если она не старая, то какая?
– О-о-о! Она божественная! – Глаза целителя заволокло туманом. – Самая прекрасная!.. Самая молодая!.. Самая…
– Ладно тебе, ладно! – осадил я его. – Прогиб засчитан, на ужин тебе выдадут сладкий коржик. Ты лучше скажи, куда так надолго пропал: я уже и волноваться начал.
– Да из-за этой картины твоего барона! – досадуя, приступил Шеян к рассказу. – Уж как я изворачивался, как пытался уйти от прямых ответов, скандал всё равно поднялся немаленький. Сама императрица картину забрала, а потом и сюда помчалась на тебя взглянуть. А уж меня следователи наизнанку вывернули вопросами о тебе! И как бы ты извивался на моём месте?
Опять я постарался пошутить:
– Если бы не дали твоей самогонки, всё бы рассказал! – И тут же перешёл на жалобный тон: – Доктор! Нельзя ли дозу получить? А то уже целый десяток пропустил.
– Алкоголик! – Но за флягой своей потянулся.
– И покурить! – Наглеть так наглеть.
Напоил. Дал мне спокойно вздохнуть, а потом и закашляться счастливо в клубах втягиваемого дыма, и только потом продолжил:
– О том, что ты Трёхщитный, – сказал. Что пытался сражаться со зроаками – тоже. Своим мнением о твоей роли в сорвавшемся проклятии с кем надо поделился. Вопрос рассматривается и изучается. Про всё остальное сказал так: врачебная тайна. Тем более что мне не принадлежащая. О степени знакомства тебя с бароном – понятия не имею. Только и передал твоё предупреждение о картине. Но следователей очень заинтересовал вопрос: что делал барон Белый в середине вражеской колонны? Если бы не мои запреты и личное слово императрицы, тебя уже утомляли бы перекрёстным допросом.
– Спасибо. Не забуду.
– Спасибо в трубку не накрошишь, – проявил меркантильность тайланец. Хотя и улыбался при этом. – За это с тебя лишняя порция коры.
– Да хоть две!
– Ловлю на слове. Ну и самое главное, сейчас для тебя готовят особую, мягкую повозку на рессорах, и мы отправляемся во временную столицу империи, в Лордин. Чтобы ты не ворочался в дальней дороге и меньше страдал от тряски, я тебя усыплю. Сейчас покормим тебя обильно, и на двое суток бай-бай.
На мой вопрос, почему временную, тоже имелся ответ, удивительный по своей эпичности и заставивший меня надолго впасть в задумчивость:
– Для новой столицы готовится легендарный город в Шартике, наверняка её столица. Наша императрица сумела открыть дорогу в царство мёртвых ешкунов, и сейчас там лучшие академики нашего княжества, эйтранов и белых кречей пытаются приспособить город под поселение. Если это удастся, то именно там будет столица империи Герчери. Тем более что внутри города есть некое строение с куполом, очень напоминающее Сияющий Курган. Всё остальное ты и сам понимаешь…
Понимал. Потому и задумался.
