Возвращение Томаса. Башня-2 (сборник)

На ранних турнирах не могло быть и речи о женщинах, но потом, когда турниры под прессингом церкви начали облагораживаться и обрастать правилами, появились первые зрительницы. Сперва, насколько он помнит, присутствовала жена правителя или дочь. Потом – с подругами, свитой. А вот теперь, говорят, прекрасные дамы – едва ли не главный элемент украшения турнира. За них бьются, за их улыбки готовы умереть, а то и от добычи отказаться, чтобы показать свою щедрость, великодушие, благородство.

– Пятьдесят на пятьдесят, – повторил он. – Везде эти пятьдесят на пятьдесят…

В Европе, напомнил себе, все еще нет постоянных армий. В отличие от того же Востока, где владыки держат стотысячные армии в постоянной боевой готовности, а для походов собирают армии, превышающие миллион воинов. А где нет постоянных армий и нет стандартных методов обучения воинов, там каждый оттачивает свое умение сам.

Оттачивает вот здесь, на турнирах. Сперва турниры были только репетициями будущих сражений, и потому всегда сражались отряд на отряд, а вот сейчас, помимо этого привычного действа, начали вводить еще и одиночные схватки. И хотя им пока еще не придается значения, их ставят в самом начале, для разогрева публики, а кульминация – генеральное сражение двух больших отрядов, однако одиночные поединки важны совсем для другой цели.

В одиночных поединках рыцари оттачивают новые трюки, совершенствуют приемы боя, проверяют снаряжение, исправляют после схваток, тут же подставляют под удары в новых схватках. Если заглядывать в будущее, то не нужно быть даже неграмотной бабкой-гадалкой, чтобы предсказать одиночным поединкам большое будущее. Возможно, они даже затмят грандиозные схватки отрядов, хотя там с каждой стороны могут выступать по несколько сотен рыцарей, и турнир начинает выглядеть настоящим полем битвы.

Он вспомнил обеспокоенного короля. Еще бы правителю не дергаться, когда в опасной близости собираются для турнира рыцари, количество которых в десятки раз превосходит его войско!

Глава 19

В полдень Томаса сразу же пропустили в апартаменты. Король занят, но королевский министр узнал Томаса, попросил подождать, скрылся в королевских покоях. Придворные посматривали на чужака с любопытством, по большей части – с недоброжелательством.

Томас терпеливо ждал, один из рыцарей что-то говорил своим друзьям, те поглядывали на Томаса с насмешливым презрением, посмеивались, мерили его презрительными взглядами. Томас отвернулся, хотя кулаки сами собой начали сжиматься.

Наконец министр вышел, в руках свернутый в трубочку лист. Приятно улыбнулся, Томас ощутил, как на сердце отлегло. Министр подал лист, крест-накрест перевязаный красной шелковой лентой, вдобавок все скреплено королевской печатью.

– Ознакомьтесь, – сказал министр. – Я сам составлял указ. Не думаю, что вкралась ошибка, но все равно…

Томас ответил с вежливым поклоном:

– Не смею сомневаться в вашей компетентности.

– Не в компетентности дело, – отмахнулся министр. – Я всего лишь записал, что велел король. Но его величество выражается порой грубовато, я облек в приличную форму. Все равно прочтите, чтобы потом не было жалоб. Ведь сейчас, как вы понимаете, все легко поправить…

Томас без охоты сорвал печать, принялся с трудом разбирать украшенные завитушками буквы. Придворные, шушукаясь, приближались вроде бы по своим делам, но останавливались и бесцеремонно заглядывали через плечо. Томас дочитал только до половины, пока все правильно, как его грубо толкнули под локоть.

Грузный рыцарь в бархатном камзоле, проходя мимо, сказал брезгливо:

– Откуда они приезжают, эти грязные попрошайки?.. И всякий раз что-то выпрашивают у его величества.

Томас вскипел, но взглянул на министра и, подавив порыв размазать наглеца по стенам, продолжал читать. Второй придворный толкнул его в спину, а третий ухитрился наступить на ногу. Томас сцепил зубы, дочитал, министр с облегчением перевел дух, в глазах его стояло понимание и благодарность рыцарю, что удержался, не ввязался в драку.

– Все в точности, – сказал Томас. – Особо хочу отметить ваш великолепный слог, такой величественный и торжественный! Именно таким и должен составлять документы государственный муж.

Министр воскликнул польщенно:

– Вы мне льстите! Я рад, что нет ошибок. До свидания. Я доложу его величеству о вашей стойкости… даже здесь.

– Я сегодня же отбуду, – сообщил Томас. – До ночи я успею пройти десятка два миль.

– Я доложу его величеству, – повторил министр, Томас ощутил недосказанное, министр тоже рад, что он отправится по делу, а не останется на дурацкий турнир. – Он будет доволен.

Они раскланялись, Томас повернулся и пошел к выходу. Министр проводил его взглядом, слуги отворили перед ним дверь в королевские покои, он исчез. Томас подошел к дверям, но там расположилась группа молодых дворян, уверенных и наглых. Дорогу перегородили так, что выйти невозможно, никого не толкнув.

Сердце Томаса начало стучать чаще, чем сарацинский барабан перед боем. Горячая кровь пошла по телу, воспламенила, он ощутил, как дыхание становится горячим. Их пятеро, да еще и другие явно поддерживают этих, всем ненавистна мысль, что кому-то дали земли. Взяли бы сами, кто мешал?

Он на ходу натянул кожаные перчатки со стальными пластинками, защищающими костяшки пальцев, попробовал сжать кулаки, шаг не замедлял, лицом старался не выказывать никакие чувства. Они нагло и уверенно смотрели на его приближение, уже изготовившись задираться, все больше и больше наглея, хмелея от безнаказанности ввиду преимущества в численности…

Кулак Томаса ударил в нижнюю челюсть одного, тут же развернулся и молниеносно ударил в висок другому. Третий отшатнулся, но рука взбешенного рыцаря сграбастала его за шею, короткий удар лбом, переносица красавца треснула и вмялась, алыми струями брызнула кровь.

Томас брезгливо отшвырнул и без торопливости прошел через освободившиеся двери.

Олег седлал во дворе гостиницы коней, прислушался. Взглянул на Томаса с некоторым удивлением.

– Ты ничью дочь не обесчестил?.. Не вообще, а пока ходил во дворец за грамотой?

Томас отрезал с достоинством:

– Ни сейчас, ни вообще я ничьих дочерей не бесчестил.

– Да ну, – не поверил Олег. – Ты прям… ангел бестелесный!

– Что было, – огрызнулся Томас, – называлось по-другому, сэр калика. Не знаешь реалий христианского мира, не берись судить!

– Да я и не сужу, – ответил Олег мирно. – Просто интересно, чего это такая ревущая толпа собралась на улице… На общую молитву не совсем похоже. Хотя кто вас, христиан, знает?

Томас прислушался, с той стороны высокого забора доносятся не просто голоса, а что-то вроде грозного морского прибоя, когда океанская волна с торжествующим ревом бьется в скалистый берег и всякий раз отламывает огромные камни. Олег пустил коня первым, привратник угодливо распахнул ворота.

Народ отхлынул, но оба конца улицы оказались перегороженными людьми в одеждах благородного сословия, хотя за их спинами угадывается множество челяди. Несколько человек вообще в седлах, из них трое – в полном вооружении рыцарей.

Томас сжал челюсти, рука поползла к рукояти меча. Олег придержал за локоть, пустил коня вперед:

– Что случилось?

Один из конных рыцарей сказал рассерженно:

– Стань в сторону, раб. Отвечать будет господин. Назовись, рыцарь, дерзнувший так не по-рыцарски оскорбить наших сотоварищей!

– Томас Мальтон из Гисленда, – отчеканил Томас. – Рыцарь Храма, первым ворвавшийся на башню Давида в Иерусалиме, если вы в этой глуши хотя бы слышали о таком городе и вообще о Святых Землях!.. Ту рвань, что пыталась загораживать мне дорогу, я проучил, как она и заслуживает: не вынимая благородного меча. Есть еще вопросы?

Конный рыцарь придержал коня, что норовил привычно пойти на таранный удар, спросил гневно:

– Это не ответ. На чьей стороне вы предполагаете сражаться на турнире, чтобы я мог выбрать другую сторону?

Томас ответил надменно:

– Я не участвую в турнире.

Конный рыцарь спросил настороженно:

– Почему?

– У меня хватает дел, – огрызнулся Томас, – а ерундой заниматься некогда.

Толпа, дотоле молчавшая и внимавшая каждому слову, разъяренно завыла, закричала, затопала. Всадник оглянулся на других конных рыцарей, те хранили остолбенелое молчание.

– Ерундой? – повторил всадник ошеломленно. – Вы сказали ерундой?

– Я сказал, – холодно отрезал Томас. – Если вам заложило уши, я могу их прочистить… как уже прочистил вашим соратникам.

Всадник резким движением опустил забрало. Теперь на Томаса зло сверкали глаза из узкой щели. Рука всадника легла на рукоять меча.

– Я, граф Лангер, клянусь, что заставлю вас драться на турнире! Или вам придется драться прямо здесь.

– Предпочитаю здесь, – ответил Томас немедля и вытащил меч.

Между ними бросились трое из городской стражи, подбежал начальник караула, а за ним еще несколько человек с острыми пиками в руках.

– Нет! – рявкнул он. – Никаких драк в городе. Именем короля я волен арестовать любого графа или герцога, а если кто вздумает оказать сопротивление, то я посмотрю, как он выстоит против моих копейщиков!

Граф Лангер и Томас одновременно покосились на острые копья, только с их помощью можно справиться с конными рыцарями, а против десятка копейщиков ни один рыцарь не устоит.

Лангер первым взял себя в руки, процедил со злобой:

– Конечно, вы, трусливый рыцарь, постараетесь не выезжать за стены города…

– Ошибаетесь, – возразил Томас. – Я как раз собрался ехать, так что, даже если целая стая ваших шакалов встретит меня там, у меня хватит плети, чтобы разогнать их.

Граф церемонно поклонился.

– Я ожидаю вас за городскими воротами.

Он повернул коня, за ним поспешно развернулись остальные рыцари. Олег выждал, пока вся толпа с радостными криками бросилась за ними, посмотрел на Томаса. Бледный от ярости и с закушенной губой, он неотрывно смотрел им вслед.

– Ну как?

Томас процедил ненавидяще:

– Умолкни. Тебе все хахоньки, а меня от дела отвлекают.

– Будешь драться?

Томас в сильнейшем раздражении дернул плечом.

– Некогда. Конечно же, обойдусь.

Они выехали на улицу, открывающую прямой вид к воротам, когда через нее выдавливало последние остатки толпы. Олег хмыкал, Томас держал лицо неподвижным, но коня не торопил, дал всем выбраться на ту сторону ворот, потом лишь отпустил повод, словно раньше брезговал соприкасаться с чернью.

За городскими воротами конные всадники держались отдельной группкой. Один отделился и погнал в карьер в сторону шатров, где отдыхают в ожидании турнира рыцари, там на свежевкопанные столбы как раз вешают под бдительным наблюдением владельцев щиты с красочными гербами.

Граф Лангер пустил коня навстречу шагом. На этот раз уже с открытым забралом отсалютовал обнаженным мечом, деловито показал в сторону турнирного поля.

– Первые бои начнутся завтра. Если вы полагаете себя рыцарем, я предлагаю схватку на копьях прямо на поле. И неважно, что мало зрителей…

– Принимаю, – оборвал Томас.

Он повернул коня в сторону турнирного поля. Граф Лангер, заметно раздраженный, ударил коня хлыстом и понесся вскачь. За ним помчались его сторонники, и, когда Томас в сопровождении молчаливого Олега прибыл на свой край арены, с другой стороны уже выстроились рыцари.

– Это что же, – проворчал Олег, – они кинутся все разом?

– Это не по-рыцарски, – заверил Томас, – но когда я вышибу этого хвастуна, остальные имеют право бросить мне вызов.

– Если вышибешь, – поправил Олег.

– Когда вышибу, – повысил голос Томас. – И остальных вышибу. Думаешь, я их не рассмотрел, пока они тут перья топорщили?

Горожане, что высыпали из города вслед за рыцарями, поспешно занимали места на трибунах. Пользуясь тем, что знать явится только завтра, когда турнир начнется, занимали самые роскошные ложи, свистели, орали, улюлюкали. У некоторых в руках появились дудки, варварски задудели, засвистели и заверещали на разные голоса.

Томас поморщился. Когда чернь ликующе закричала, приветствуя сэра Лангера, явно местного сеньора, музыканты дудели изо всей силы, сэр Лангер фанфаронил на коне, заставляя его поворачиваться вправо-влево, вставать на дыбы и красиво месить передними копытами воздух. Несколько человек разом взревели веселую песню, довольно ритмичную, из-за чего многие стали дружно хлопать в ладоши, кое-кто притопывал.

Даже стражи у отдаленных городских ворот поднимались на камни. Чтобы дальше видеть, звякали рукоятями топоров о щиты, что значит подпевали. Сэр Лангер выехал наконец на свой край поля, в хорошем железе, голова коня тоже в металле, только для глаз и торчащих ушей вырезы, клетчатая попона свисает с обоих боков чуть ли не до земли.

Томас внимательно всматривался в красное лицо, сейчас опустит забрало, и перед глазами будет только металлическая фигура, совершенно безликая, но пока что по лицу видно, что это вообще-то простой рыцарь, ничем не примечательный. Народ его приветствует, наверное, за то, что пьет здесь вместе с йоменами, простолюдинами, рыцарским званием не чванится.

Один из рыцарей, выполняя роль герольда, спросил громко:

– Сэр Лангер, вы готовы?

Рыцарь вскинул руку с копьем, потряс, голос прозвучал мощный и глухой, как будто медведь проревел из огромного дупла:

– Готов!

Герольд повернулся к Томасу.

– Сэр Томас, вы готовы?

Томас вскинул копье, красивый и сразу вызвавший симпатии женщин.

– Готов!

Рыцарь-герольд опустил обнаженный меч, посмотрел на графа Лангера, очень медленно повернул голову в сторону Томаса. На трибунах замерли в ожидании, герольд сознательно нагнетал напряжение, затем резко вздернул меч и крикнул:

– Бой!

Томас наклонился и, быстро опуская копье в горизонтальное положение, пришпорил коня. В грозной тишине послышался нарастающий сухой стук копыт, два закованных в железо рыцаря на тяжелых конях, укрытых металлом, понеслись друг другу навстречу. Копыта стучали чаще, копья быстро опустились, рыцари пригнулись и выбирают точку для удара.

Сэр Лангер не показался опытным бойцом, Томас опустил копье и с силой ударил в щит, а сам легко уклонился от тупого острия, что скользнуло рядом со шлемом. Грохот, лязг железа, его руку тряхнуло, содрогнулся и конь, приняв всю силу удара на себя. Томас удержал его поводом, оглядываться не стал, чутье подсказало, что противник не просто удержаться в седле не сумел, но вылетел, будто его вышибло бревном тарана, вернулся в свой конец поля.

У входа на поле Олег с укоризной покачал головой.

– Вот чему ты учился всю жизнь?

– Чему? – спросил Томас настороженно.

– Людев обижать, – ответил Олег печально. – Он же на землю упал!

– А ты б ему соломки подстелил, – сказал Томас язвительно. – Ишь, человеколюб отыскался!

– Знал бы…

– Так ты ж вроде в будущее заглядываешь?

– Такие мелочи не зрю, – ответил Олег. – Я зрю движение народов, падение и рождение царств. А вот ты – грубый. Так человека вдарить! Было бы за дело, а то потехи ради.

Томас нетерпеливо оглядывался, с той стороны уже возвышается другой всадник, герб Томас не различил, да и не важно, в крестовом походе с королями приходилось сражаться бок о бок, а потом, в минуты отдыха, еще и съезжались в рыцарском поединке, где никто не смотрел, кто перед ним: король, герцог или простой однощитовый рыцарь.

Сшибка, резкий сухой треск, в воздухе с треском разлетелись белые щепки. Томас пронесся вдоль барьера, покачиваясь и с трудом удерживая копье, а его противник от удара завалился на спину, пробовал удержаться, но испуганный конь несся слишком быстро, и рыцарь все сильнее заваливался на спину, наконец, пытаясь удержаться, он выронил из руки тяжелое копье, в седле удержался, однако рев на галерее, где разочарованный, где восторженный, показал, кто проиграл схватку.

Олег рассматривал схватку с ленивым интересом человека, повидавшего этих схваток… и все же увидевшего нечто новое. Когда-то конница всех стран и народов не знала даже такой вещи, как стремена, но вот их придумали скифы и ввели в обиход, хотя в Европе они появились всего двести-триста лет тому, совсем недавно. Как и везде, это сразу дало преимущество над бесстременными и абсолютное превосходство над пешими, но самое главное, что теперь пика стала превращаться в копье, по-настоящему грозное оружие.

Без стремян таранная атака тяжелой конницы с копьями «в упор», то есть плотно зажатыми под правой мышкой, абсолютно невозможна. Но когда появились стремена, то это прежнее копье стали называть просто пикой, а копьем стало служить настоящее чудовище, длинное и толстое. Укрытый броней конь, тяжеловооруженный всадник и само громадное копье составляют единое целое. Когда такой всадник разгоняется, это страшное зрелище, и ничто не в состоянии остановить тяжело вооруженного рыцаря. Как говорят знатоки, такой рыцарь способен пробить даже крепостную стену. Во всяком случае, глинобитную стену восточной крепости прошибет навылет, почти не замедлив скорости, а в крепости еще потопчет и расплющит, как лягушек, массу вооруженных защитников.

А если учесть, что такое копье можно держать дальше центра тяжести, ближе к хвостовой части, то в этом случае копье можно удлинить почти на треть, даже чуть больше. Кстати, седло тоже изменили, подняв заднюю луку и уперши ее в поясницу всадника, теперь такой всадник несокрушим…

Он вздохнул, окинул оценивающим взглядом могучего Томаса. Да, такой конный рыцарь с копьем наперевес несокрушим, но лишь до тех пор, пока не встретит скачущего навстречу такого же рыцаря. И тоже с длинным копьем, зажатым под мышкой.

Слуги примчались, держа на плечах эти свежевыструганные бревна, там, у края турнирного поля, уже соорудили высокую подставку для копий. Сюда слышно, как остро пахнет свежим деревом, сейчас там не меньше дюжины новеньких копий, но к концу турнирного дня обычно остается едва ли хоть одно, а к середине всего турнира на этой подставке копья сменятся несколько раз.

Он отвлекся, за это время Томас вышиб из седла еще одного. Среди толпы нашлись сторонники этого прибывшего чужака, уже сбегали к шатрам побежденных и привели оттуда коней с навьюченными доспехами: конь и доспехи достаются победителю.

Глава 20

Олег с ленивым беспокойством посмотрел на Томаса. Доспехи еще целы, зато грудь вздымается, как волны в бурю, в легких свистит и клокочет, будто закипает вода в гигантском котле. Когда поднял забрало, со вспотевшего лба сорвались крупные капли.

– Может, хватит?

– Бросают вызов, – возразил Томас.

– Возьмут измором, – сообщил Олег. – У тебя уже руки дрожат!

– Еще нет, – огрызнулся Томас. – Парочку еще заставлю поваляться в грязи…

Протрубили трубы, на арену вышел, вышагивая надменно и торжественно, одетый в золото и парчу оруженосец, за ним на прекрасном дорогом коне выехал сэр Филипп фон Ризенштерн, так его объявили, красивый и надменный, весь в блестящих доспехах из прекрасной стали, на груди вычеканен герб и вздыбленные львы, с плеч красиво ниспадает пурпурный плащ.

Голову он оставил непокрытой, светлые волнистые волосы красивыми локонами падали на плечи и спину. На галерее взорвались восторженными криками.

Томас сказал ревниво:

– Это не рыцарь, это дамский угодник!

– Не обманись внешностью, – предостерег Олег. – На тебя тоже можно всякое подумать.

– Что? – спросил Томас с подозрением.

– Не отвлекайся, не отвлекайся, – ответил Олег ласково. – Тебе сейчас вдарят.

– Нет, ты мне скажи!

– После схватки, – пообещал Олег. – Когда тебя вынесут ногами вперед.

Томас молча опустил забрало, конь тряхнул гривой и понесся, набирая скорость, навстречу всаднику с опущенным копьем. Олег напрягся, когда прозвучал металлический удар сокрушительной силы. Томаса отшвырнуло навзничь, Олег видел, с каким трудом восстанавливает равновесие, но копье из руки не выронил, на свою сторону прибыл уже ровный, как свеча, копье смотрит обломанным острием строго в небо, а его противник потерял и копье, и стремя.

Рыцари, взявшие на себя роль судей и герольдов, вынужденно признали победу сэра Томаса Мальтона. Олег дождался, когда подъедет Томас, сказал тихонько:

– Говорил же, что он только выглядит дамским угодником?

Из-под опущенного забрала прохрипело:

– Так что можно на меня подумать?

– Но тебя ж не вынесли ногами вперед, – напомнил Олег. – Разворачивайся, пленник чести… Вон там еще один выезжает! Неужели и с этим будешь драться?

Оруженосец и слуга, оба одетые кричаще пышно, вели под уздцы от шатров в сторону турнирного поля крупного коня под красной в крупную клетку попоной. На коне восседал, как влитой, огромный рыцарь в темных доспехах, солнце тускло блестит на матовом металле, выглядит опасным. Со стороны галереи подбадривающе закричали, рыцарь вскинул руку в приветствии, на галерее закричали громче, в воздух взлетели шапки.

На локте левой руки этого рыцаря норманнский щит, закрывающий бок от плеча до пояса, в правой – длинное копье с раструбом, защищающим кисть руки.

– А что еще? – ответил Томас с брезгливостью. – Сброшу и этого. Подумаешь…

Олег наблюдал, как оба рыцаря разъехались на края, судья взмахнул мечом, оба закованных в железо всадника понеслись навстречу друг другу. Удар копья Томаса был такой силы, что конь вместе со всадником опрокинулся, повалился на барьер. Жерди затрещали, сдвоенная туша коня и всадника с грохотом проломила ограждение.

Томас развернул коня и под ликующие крики толпы проскакал обратно. Народ неистовствовал, симпатии переметнулись на сторону этого чужака, что выказал силу, ловкость и присутствие духа, продолжая сражаться против все новых противников. А этот удар, когда всадник падает, увлекая с собой коня, да еще на барьер, ломая его к чертям собачьим… это же так здорово!

Олег заметил, что Томас уже не просто тяжело дышит, а задыхается, лицо красное, как у вареного рака, и покрыто обильным потом. Он опустил копье, уперши его концом в землю. Подбежали двое рыцарей, Томас взглянул враждебно, но оба в цветистых выражениях заверили его в совершеннейшем почтении и восторге его доблестью. Один, отстранив слуг, сам проверил копье и, отыскав трещину, заменил на новое, второй самолично проверил подпруги и затянул туже. Олег бдительно следил за обоими, но рыцари в самом деле старались чем-то услужить Томасу, будто заглаживали свою или чью-то вину.

На ту сторону поля выдвинулся, как грозовая туча, чудовищно громадный и толстый рыцарь в доспехах из непомерно толстых листов. Томас с недоверием смотрел, как примчались оруженосцы, рыцарь тяжело вздымает руки, ему уже на коне прилаживают добавочные латы, не пригодные в бою, так называемые турнирные, толстые пластины из кованой стали, защищающие самые важные места. И так громадный, теперь выглядит монолитной глыбой металла, а конь, где он только и отыскал такое чудовище, покрытый толстой броней до середины живота, в свою очередь несет сотни фунтов добавочного веса.

Олег покачал головой, между бровями пролегла морщина.

– Этого тебе не выбить, – определил он. – Откажешься? Никто слова не скажет, ты уже провел семь боев и все выиграл.

Томас вздохнул, а когда заговорил, Олег ясно слышал смертельную усталость и неуверенность в голосе рыцаря Храма:

– Надо бы отказаться…

– Так откажись!

– Не могу.

– Что мешает?

– Не знаю, – ответил Томас со злостью. – Что-то мешает. Вот мешает – и все.

– Судя по ухваткам, – заметил Олег вполголоса, – этот мордоворот бьет в левую сторону груди. Так что отклоняйся вправо. Копье скользнет по выпуклому панцирю и, конечно, тебя тряхнет, но большая часть удара уйдет в воздух.

Томас прохрипел:

– А если ударит вправо?

– Не ударит, – буркнул Олег. – Все вы, чему научились, уже не меняете. У него хорошо поставленный удар в левую часть панциря, этот удар уже столько лет приносит победу. С чего стал бы менять?

– Да, – простонал Томас, – этот не бывал в крестовых походах.

Олег кивнул, все понимая. В крестовых походах рыцари столкнулись с сарацинами, у которых совсем иные приемы боя и вообще воюют иначе. Многое пришлось пересмотреть, так что уцелевшие крестоносцы на две головы превосходят местных увальней, что щеголяют только в своих болотах. Но это преимущество еще надо уметь реализовать.

Томас опустил забрало, ему подали копье, он зажал под мышкой и пустил коня к месту, откуда по сигналу судьи кони идут бешеным аллюром. Олег неотрывно смотрел на разворачивающееся действо, зеленые глаза загадочно мерцали.

Они сшиблись на середине поля, удар копья Томаса тряхнул гиганта, он поспешно наклонился вперед и в сторону, чтобы уравновеситься, однако не рассчитал тяжести усиленных доспехов, слишком качнулся. В помраченном сознании не сумел удержаться, на галереях ахнули, когда он тяжело рухнул на заново отремонтированный барьер, его понесло по бревну, как по смазанным жиром перилам, наконец, перевалился на сторону поля Томаса и тяжело грохнулся оземь, но еще и там его дважды перевернуло, как перекати-поле.

Когда к нему подбежали оруженосцы, он остался лежать, не двигая даже пальцем. Один из оруженосцев отчаянно замахал руками, призывая лекаря, однако из толпы выбежали охочие люди, подхватили вдесятером, с великим трудом подняли и с тяжелыми вздохами вынесли с поля.

Олег кивнул, сказал одобрительно:

– Молодцы. Ты еще скажи, что поступили по-христиански.

Томас возразил замученно:

– А что это, как не милосердие?

– Освобождают поле для новых драк, – хладнокровно сказал Олег. – Это интереснее, чем смотреть, как оказывают помощь ушибленным.

Томас холодно смолчал, не признаваться же, что язычник прав. Не все еще в христианских странах пропитались христианскими добродетелями, не все. Но пропитаются. А кто не пропитается, тех в конце концов можно пропитать насильно.

Над полем словно пронеслось дуновение холодного ветра, остудившее накал страстей. Томас увидел, как все поворачиваются, смотрят в сторону города. Оттуда на тяжелых, но быстрых и выносливых конях скачут закованные в железо всадники, передний держит баннер с гербом, на котором два вздыбленных льва. Сзади виднелся кортеж королевы.

Кто-то вблизи Олега ахнул испуганно-восторженно:

– Король!.. Сам король!.. Ох, что теперь будет…

Король держался в середине отряда, а вперед вырвались рыцари с суровыми и значительными лицами. На трибунах сразу началось шевеление, народ стремительно исчезал со скамей для благородных. Рыцари, однако, остановили коней на краю поля, король подъехал шагом, все затихли и смотрели в тревожном ожидании.

Он бросил косой взгляд на Томаса.

– Не оправдывайтесь!.. Я не слеп и не глух. Да, вас спровоцировали, но вы должны были ехать дальше, невзирая… Граф Лангер, это вы все затеяли?

Лангер стоял впереди группы рыцарей. Трое из них уже побывали на земле, сброшенные копьем Томаса, на короля смотрят с той почтительностью, у которой есть пределы, и эти пределы совсем рядом. Лангер отвесил короткий поклон.

– Ваше величество, со всем почтением должен заметить, что вам нужно больше считаться с мнением ваших покорных слуг. Все доблестное рыцарство жаждет турнира…

Король рявкнул:

– При чем здесь турнир? Я пожаловал этому рыцарю земли, захваченные Черной Язвой!

– Ваше величество…

Голос Гаконда прогремел, как гром:

– Что, кто-то из вас восхотел бы эти земли? Да если бы даже я попытался навязать кому-то из вас эти земли, кто бы принял?.. Вы примете, граф Лангер?.. А вы, граф Розен?.. А вы, барон Удельгейт?.. Но вы тут же воззавидовали другому! Или вы ощутили, что этот рыцарь намного сильнее вас? Поняли, что он может добиться своего?.. И стараетесь его остановить? Кому вы служите, граф Лангер?.. Богу или Дьяволу?

Рыцари вздрагивали и опускали головы, глаза короля полыхают, как горящие уголья, а голос стал трубным, как у архангела, созывающего на Страшный суд. Только граф Лангер хоть и побледнел, но выдерживал взгляд.

– Ваше величество, – возразил он с достоинством, – вы не так все поняли. Этот рыцарь покидал город, весьма сожалея, что ему не выпало счастье сразиться на турнире и завоевать любовь и восторженные улыбки дам. Мы пошли ему навстречу и предложили помериться силой прямо сейчас. Так и сделали. Вот и все, никакого заговора!

Король смерил его испытующим взглядом, медленно повернулся к Томасу.

– А что скажете вы, сэр Томас, о котором я был намного лучшего мнения?

Томас медленно наклонил голову.

– Да, ваше величество, именно так.

Король побагровел, все затихли и втянули головы, ожидая вспышки монаршего гнева, однако король совладел с собой и поинтересовался жутковато ровным голосом:

– И что вы хотели этим доказать?

Томас ответил бестрепетно:

– Ваше величество, я прошу вашего позволения напоследок еще раз сразиться с графом Лангером. Он уже один раз кувыркался здесь в пыли, но почему-то не считает это поражением. Второй раз запомнит лучше. А я тут же отъеду по своим неотложным делам.

Рыцари затихли как вокруг Лангера, так и за спиной Гаконда. Король молчал, оглядывал собравшихся, даже бросил короткий взгляд на тучу простого народа, а из раскрытых ворот города бегут падкие до зрелищ горожане.

– Вы знаете мое отношение к турнирам? – спросил, наконец, король у Томаса.

Признал поражение, сказал себе Олег угрюмо. Уже не запрещает, королевской дружины недостаточно, чтобы справиться с баронской вольницей. Уже только выражает свое негативное отношение…

– Знаю, – ответил Томас в тишине. – И полностью разделяю, ваше величество! Но это не турнирная схватка, а Божий суд, ваше величество. Граф Лангер наговорил много оскорбительных слов в мой адрес, так что я призываю Господа в свидетели, что он лжец… в смысле, граф лжец, а не Господь наш, и потому я намерен вбить лживые слова вместе с зубами ему туда, откуда они исторглись, – в подлую лживую задницу!

Лангер вскипел, бросил ладонь на рукоять меча, его ухватили за руки, плечи. Он пожирал взглядом Томаса. Но ему что-то нашептывали на оба уха, он морщился, кривился, наконец, кивнул, все еще не отрывая взгляда от лица Томаса, и по сжатым губам скользнула злая усмешка.

– Как видите, ваше величество, – сказал Лангер громко, – я не могу не ответить на вызов, брошенный перед лицом знатных рыцарей! И я сейчас докажу перед Господом Богом, королем и всем рыцарством, что этот самоуверенный рыцарь – лжец. Он обманул ваше доверие, он использует вашу бумагу для каких-то иных целей, явно порочных и преступных, а к Черной Язве не приблизится и близко…

К королю подъехали его рыцари, начали уговаривать, убеждать, упрашивать. Голоса становились все громче, требовательнее, наконец, Гаконд вскинул руку.

– Тихо! Видит Бог, – сказал он зло, – я против этого способа разрешения спора. Но если нет другого пути, что ж… Объявляю Божий суд. Пусть поединок рассудит графа Лангера и сэра Томаса. А я приму результат поединка… каким бы он ни был.

Он махнул рукой, рыцари вокруг восторженно заорали. Гаконд повернулся и направился к центральной галерее, где сиденья с навесами от палящих лучей солнца. Придворные заспешили за ним, Олег сказал с укором: