Читать книгу: «Ремора»

Пояснение

В первых главах книги много научных терминов, представление о которых поможет понять происходящее. При этом вы можете легко проигнорировать сноски, но в таком случае помните: то, что выглядит как магия, на самом деле – современная наука.

Галактическая нить

19 ноября 2024 года, 5:44

Штат Нью-Мексико, США

Ранним ноябрьским утром предрассветное пространство во всех направлениях от территории радиоинтерферометра¹ VLA² дрожало рёвом приводов управления разноразмерными тарелками радиотелескопов. Локаторы разом переориентировались в сторону от грядущей зари. Рокот прервали металлический лязг и стук стопорных установок. В наступившей тиши чувствительные датчики незаметно для Динеша начали сообща слушать циклический сигнал.

Его совершенно случайно уловила малая антенна замороженного проекта SETI³, включённая для теста после внепланового технического обслуживания – за ненадобностью тарелку вот уже четыре года не запускали, и неподвижной чашей для обустройства жилища решило воспользоваться сумасбродное семейство древесных аистов. А поскольку однажды поставленное на баланс остаётся оным навеки, отдавать устаревшую аппаратуру пернатым было не велено. Птиц выселили силами работников ближайшего, милях в тридцати отсюда, парка дикой природы Луера Маунтинс. Затем произвели очистку и ремонт оборудования, и вот сегодня чуть свет не в свою смену явился Роберт Киршнер для наладки, будь он неладен.

Не сказать, что Роб себя как-то слишком уж неприятно вёл. Да и ненавистным Динеш техника не считал, но старался избегать. Было в коллеге что-то чуждое его пониманию – целый набор мелочей, каждую из которых по отдельности отталкивающей не назовёшь. А вместе… Когда они вместе, появляется Киршнер.

Запихнув яблоком обратно в себя очередной зевок, Динеш отбросил в сторону огрызок, прикрыл дверь верхнего яруса центра управления и поплёлся к рабочему месту через дерущую лёгкие завесу сладковатого парфюма Роберта. Тот, сморщив нос, чтобы с него не спали слишком уж маленькие для взрослого человека очки, как раз заканчивал синхронизацию объединённой радиолокационной системы, о чём свидетельствовали зажигающиеся один за другим под потолком зелёные индикаторы активности спутниковых тарелок.

– Цоп, сюда, – приговаривал себе под руку Киршнер, перемещая окна по монитору. – Вот так…

От рычащих тут же за стеклянной перегородкой кулеров охлаждения шкафов с нагруженной вычислительной аппаратурой в помещении было жарковато. Не сведана⁴, конечно, но рубашка на спине Динеша повторно взмокла уже через минуту после возвращения с улицы – даже не успел добраться до компьютера, за который бесцеремонно уселся техник.

Выражать недовольство этим Динеш не стал, понадеявшись, что тот скоро освободит его рабочее место. Сам он уселся на соседнее кресло перед безжизненным чёрным прямоугольником монитора, заляпанного чьими-то отпечатками.

– Пу-пу-пу, – выдохнул Киршнер, выводя на экран диаграммы принимаемых сигналов.

При этом Роб по-хозяйски закрыл окно с записями о быстрых радиосигналах⁵, зарегистрированных Динешем до переориентации телескопов. Конечно, в самих излучениях ничего необычного не оказалось. Он наблюдал за импульсами, внесёнными в каталог источников загадочных сигналов CHIME⁶. Вычленить из них логичные данные было невозможно – его интерес привлекло другое: заметно участившаяся общая периодичность вспышек, которые со вчерашнего дня, точно сговорившись, все разом начали достигать Земли почти вдвое чаще привычного, подсвечивая крупномасштабную структуру Вселенной⁷.

– Так-так-так, – пробубнил техник.

Он звучно отпил дымящийся кофе из кружки Динеша, ополоснув в напитке рябые усы. Причмокнул от удовольствия и мотнул головой, убирая от глаз выбившуюся грязную прядь и заставив свои стянутые на затылке розовой резинкой кудрявые длинные волосы хлестануть его по щеке с противоположной стороны. Выглядело, точно корова хвостом мошкару от себя отогнала.

Кряхтя над клавиатурой, Роберт открыл панель настроек и начал более глубокую отладку, радиотелескопов, переводя их из пассивного режима наблюдения в активный для точного определения расстояния до объекта, послание от которого уловила приглянувшаяся аистами тарелка, любовно прозванная сотрудниками VLA Малюткой.

И вот спавшая четыре года Малютка уловила нечто. Амплитуда сигнала указывала на искусственное происхождение его источника. Пришло определённо логичное, пусть и зашифрованное в коде «000 377», послание, но делать какие-либо выводы пока было рано. Излучение могло идти от аппарата, отправленного с Земли европейцами, русскими, китайцами, ASTS или парой других, более мелких частных космических компаний.

– Эть! – воскликнул Роб. – Не то… Не то…

Осознав, что Киршнер никуда не собирался уходить, Динеш запустил второй компьютер, поднеся к датчику рядом с веб-камерой свой висевший на шее бейдж. Оживший монитор потребовал взглянуть в объектив и, узнав через него радиоастронома Динеша Тхакура, открыл доступ к системе.

Собранные учёным за ночь данные остались на сервере, правда, судя по тому, как именно был закрыт отчёт, структурировать записи во избежание ошибок астроному следовало заново.

Уловленное радиоинтерферометром пока представляло собой набор кода и графиков, которые ещё предстояло перевести в удобный обывателю визуальный вид, но для радиоастронома многое было понятно и так. Пусть «Сверхбольшая Антенная Решётка» и не могла сравниться по мощности со SKA⁸, охватывая ничтожный клочок космического пространства, было очевидно: Галактическая нить минувшей ночью просто сияла радиосигналами, подобно городским улицам во время дивали⁹. Вот уж где действительно свет победил тьму.

Динеш откинулся в кресле, пытаясь представить, как выглядела полная картина наблюдаемой Вселенной в момент всплеска радиосигналов. Это наверняка была огромная светящаяся паутина с разноразмерными прорехами. Войды. Космические пустоты, сформированные из материи под влиянием Тёмной материи в момент ускоренного расширения Вселенной. Если уж и существует нечто похожее на истинное «ничто» – то это войды.

Закрыв глаза, Динеш под ворчания Киршнера попытался представить себе бескрайнее «ничто». Пустую область. Ни комет. Ни пыли. Конечно, какие-нибудь блуждающие нейтрино или фотоны в космические пустоты залетают, но в умозрительной пустоте Тхакура не было даже их. Не было и пространства. Не было наблюдателя. И «ничто» исчезло. А вслед за ним ушло и сознание Динеша. Наступившее полное отсутствие всего потянулось из тьмы наружу, туда, где ещё оставалось хоть что-то.

– Оп-па-а-а! – протянул Киршнер, авиационной бомбой врываясь в мгновение небытия радиоастронома.

Отсутствие отхлынуло куда-то в пещеры подсознания. Тхакур открыл глаза и вновь обрёл себя. Напряжённый Роб сидел за его компьютером, роняя пот с лица прямо на клавиатуру, рабочий блокнот и распечатанную на официальном бланке характеристику Динеша. Прошитая солёными каплями бумага местами взбугрилась. На подпись начальству такое подавать было сомнительно.

– Оки-Доки! – гаркнул Роб.

Чтобы встать, не цепляя ничего своим внушительным животом, он настолько сильно оттолкнулся от столешницы, что опрокинул кружку с остатками кофе. Тёмная жидкость поползла по документам под клавиатуру, но Киршнер этого будто не заметил.

Не бросился спасать уже ненужные бумаги и Тхакур. Всё его внимание было обращено вниз с балкончика кабинета. Там расположенные в три ряда амфитеатром пустующие рабочие места освещала видеостена, на которую Роб вывел данные, принесённые вернувшимся от загадочного объекта импульсом радиоинтерферометра.

Появились первые цифры. Объект по космическим меркам был ничтожно мал и располагался чуть больше, чем в миллиарде и двухстах миллионах километров от Земли. По прикидкам Динеша, примерно на таком расстоянии в это время находился Сатурн.

Он был уверен, что поблизости с этой планетой не должно наблюдаться никаких зондов. Коммерческие и научные интересы, как и межпланетные аппараты, пока вращались вокруг Юпитера и его спутников. И всё же для достоверности Динеш сверил полученный сигнал с каталогом действующих в космосе кораблей. Результата попытка не принесла.

Спустившись по лестнице в просторное прохладное помещение, он прошёл сквозь тень от мониторов персональных компьютеров и остановился на максимально близком к видеостене расстоянии, с которого изображение не рассыпалось на отдельные пиксели. Где-то наверху в полумраке кряхтел Киршнер.

Повторный импульс уже был на пути от загадочного нечто. Чудовищное с точки зрения человека расстояние он мог преодолеть за без малого шестьдесят семь минут. И это только в одну сторону. Однако излучаемая радиотелескопами серия импульсов легко обернула тишину во вполне приемлемый поток информации, пускай и более чем с двухчасовой задержкой относительно реальности.

Новая волна принесла оценку скорости неопознанного объекта – порядка шестидесяти одной с половиной тысяч километров в час.

Смартфон сам собою оказался в руках Динеша, а его пальцы забегали по клавиатуре калькулятора. Нехитрая школьная формула подсказала ему, что при условии сохранения скорости галактическая находка достигнет Земли чуть больше чем через два года.

Вместе с вернувшимися сигналами радиинтерферометра поступило и более чёткое послание от объекта. Динеш запустил крайний перед мультискрином компьютер и с минуту глядел на полученный набор двоичного кода. А затем без особой надежды отправил его преобразовываться в изображение. Монитор вывел фотографию небесного тела с плотной атмосферой. Судя по положению НЛО, запечатлевшего астрономический объект, и внешнему виду самого небесного тела, это вполне могли оказаться спутник Сатурна Титан или же какая-то карликовая планета.

Сомнений в том, что перед ним всё же земной аппарат, а не инопланетный, у Тхакура не осталось. А вот вопросы никуда не делись, и дать ответ на них мог только один его старый знакомый.

Поднявшись обратно на балкончик, более комфортный для разговора ввиду отсутствия эхо, астроном не обнаружил на нём Киршнера. Взмокший от пота техник, застыв в проходе открытой двери в конце ведущего на улицу коридорчика, похоже, наслаждался утренней прохладой.

Часы показывали 6:59. Несмотря на то, что там, куда он собирался звонить, было на час меньше, Динеш начал искать контакт в телефонной книге. Милош, его однокурсник из Калтеха¹⁰, по окончании учёбы остался работать в JPL¹¹. Тхакура же больше привлекал дальний космос, и потому он посвятил себя радиоастрономии, осел на VLA, хотя мечтал перебраться куда-нибудь, где оборудование почувствительнее – LOFAR¹² или всё та же «Решётка площадью в один квадратный километр» его бы устроили.

– Ай-йоу, старина пространный Ди! – отозвалась после четвёртого гудка трубка.

Приветствие прозвучало так громко, что Тхакуру даже пришлось отстраниться. Он и забыл уже, насколько шумным был его институтский приятель.

– Прости, что рано, надеюсь не разбудил, – начал Динеш. – У меня важное дело…

– Порешал?! – перебил его приятель.

Динеш пожевал губу. Его взгляд непроизвольно метнулся к раскисшим в коричневой кофейной жиже страницам своей характеристики. Милош всё грезил, как они будут работать вместе. Однако документы Тхакур собирал вовсе не для перехода в Лабораторию реактивного движения. Не понять Милошу, что сопровождение космических аппаратов интересно далеко не всем.

– Да тут всё не так просто… – попытался замять тему радиоастроном.

– Не гони давай, Решётка те не Пентагон, – вновь не дослушал собеседник. – С кем из наших пересекался?

Собравшись с силами, Динеш зажмурился и глубоко вдохнул.

– Можешь по записи сказать, с какого аппарата телеметрия? – выпалил он.

Его даже заколотило от усилия, которое пришлось вложить в эту фразу. Казалось, прозвучало излишне требовательно.

– Да без проблем, кидай, – просто ответил Милош.

Дрожащими пальцами Тхакур схватил мышь и прикрепил в мессенджер часть полученного сообщения. Однокурсник присвистнул в трубку, повторно заставив перепонку Динеша сжаться.

– Ископаемые какие, братан, – объяснил Милош своё удивление. – Древний формат, считай, почти реликтовое излучение¹³…

Учёные посмеялись шутке. Инженер JPL некоторое время продолжал вводить какие-то команды на клавиатуре, похмыкивая под нос на манер Киршнера.

– Да блин, чё ты там делаешь? – вдруг спросил он у Динеша. – На хрен тебе эти старые записи?

– Они не старые, – ответил Динеш. – Я получаю этот сигнал прямо сейчас, и его источник движется в нашу сторону со скоростью в шестьдесят одну с половиной тысячу…

– Ой, хорош, а… – цокнул языком одногруппник астронома.

– Милош, что это за аппарат? – повторил вопрос Тхакур.

– Да это с первого «Вояджера» телеметрия, – ответил тот. – Так чё у тебя там на самом деле?.. Малыш Ди?.. Эу?.. Ты до сих пор там коматозы ловишь?.. Приём, пространный Ди…

Но Динеш уже не слушал. Спускаясь в основной зал к продолжавшей отображать новые данные видеостене, он пытался осознать происходящее. Аппарат «Вояджер-1»¹⁴, корректная связь с которым внезапно прервалась в конце 2023 года и сменилась цифровой бессмыслицей из хаотичных данных, вдруг не просто возобновил передачу связной телеметрии. Он возвращался. И меньше чем за год почти проделал в обратном направлении тот же путь, на который у него ушло сорок шесть лет.

Входная дверь нижнего яруса центра управления с шумом распахнулась, и внутрь ввалился перепуганный доктор Гонсалес. По вспотевшему и раскрасневшемуся от напряжения лицу астрофизика, явившегося за пару часов до официального начала своего рабочего дня, Динеш понял, что не видать ему в ближайшее время никакого перевода, потому что возвращение «Вояджера» – далеко не единственная и, скорее всего, не самая пугающая своей таинственностью новость этого едва начавшегося утра. Утра, которое перевернуло всё.

Поток нейтрино

18 ноября 2024 года, 21:13

Токио, Япония

Из-за хитроумно выставленного света почти не было видно зала. Софиты били из-под потолка под таким углом, что для Зои пришедшие на презентацию выглядели полурастворившимися во мраке малоподвижными силуэтами. Только лишь красные индикаторы работы их параллельных аудиопереводчиков светились над креслами. Она поправила на правом запястье забарахливший, наверное, умный браслет, одновременно желая почувствовать снова его вибрацию и страшась её. Молчание уже начало затягиваться и дальше было бы неприличным.

Прокрутив в голове уже произнесённые тезисы о том, что у элементарных частиц нет ни формы, ни размеров, да и сами они – не объекты, а колебания в полях, девушка списала отвлекшие её ощущения на усталость от длительного перелёта и продолжила.

– Иными словами, Стандартную модель¹⁵ можно назвать ДНК нашей Вселенной, – заговорила она. – Всё, что нас окружает, включая нас самих, запахи, вкусы, свет, температуру и даже наши мысли, состоит из элементов этой модели, как спирали ДНК состоят из нуклеотидов.

Зои надавила на кликер, выводя новый слайд на экран за своей спиной. Обозначенный линиями на белом фоне квадрат разделился на шестнадцать равных ячеек по четыре в ряд. У правого верхнего угла квадрата возникла семнадцатая дополнительная одиноко стоящая клетка. Все образовавшиеся слоты поочерёдно заполнили обозначения элементарных частиц, для удобства восприятия окрашенные разными цветами.

– Фундаментальных, как видите, семнадцать, однако любая осязаемая нами материя состоит всего из трёх видов частиц – электрона и двух кварков¹⁶, верхнего и нижнего, которые составляют протоны и нейтроны. При этом у каждой из этих частиц есть ещё по два поколения¹⁷ – у электрона это более тяжёлые мюон и тау с равным зарядом. Им соответствуют нейтральные частицы – электронное, мюонное и тау-нейтрино¹⁸ соответственно.

Физик задумалась, стоило ли называть поколения кварков, но решила в этот раз не перегружать аудиторию, хотя ей всегда нравилась поэтичность наименований этих частиц. Пары кварков «очарованный – странный» и «истинный – прелестный» звучали скорее как что-то из мира магии, хотя таковым многим её коллегам и виделся квантовый мир. Да она и сама не была исключением.

– Верхний и нижний кварки, электрон и нейтрино мы встречаем постоянно, а их отличающихся по массе, заряду и спину¹⁹ собратьев можем наблюдать только в ускорителях частиц, – продолжала Зои. – Что касается оставшейся четвёрки частиц – глюона, фотона, z-бозона и w-бозона – то они курсируют между всеми остальными и сообщают им, как взаимодействовать. Варианта всего четыре – сильное, слабое и электромагнитное взаимодействия²⁰, а также гравитация. Всё это движение происходит в поле Хиггса²¹, переносчиком которого как раз и является оставшаяся частица в нашей Стандартной модели – тот самый бозон Хиггса²²…

На экране в одинокой семнадцатой ячейке появился кружок с буквой H внутри. Значения спина и заряда частицы на схеме обозначились нулями, а массы – вопросительным знаком.

Её парный браслет завибрировал повторно, и на этот раз обмануть себя, сославшись на слабость или рассеянность, уже не получилось. Устройство отчётливо воспроизвело прикосновения Луи – в той последовательности, которую они условились отправлять через гаджеты, если соскучились. Вибромоторчик внутри браслета отчётливо передал три касания – длинное и два коротких. Вместе они соответствовали её имени. Зои.

Механизм замер, а затем прожужжал заново: З – О – И. Звук стих в пурпурных всполохах света на крохотном дисплее. Этот цвет принадлежал Луи.

Она словно на самом деле чувствовала, как он где-то давил пальцем на свой браслет, напоминая ей о собственных мучениях в разлуке. И эта картина бросила её в дрожь. Зои тоже скучала по Луи, но он давно умер. И его не просто похоронили со вторым браслетом из набора – кремировали. Физически не существовало больше ни самого парня, ни устройства.

– Доктор Селис?.. – прорвалось обращение модератора встречи сквозь реактивный рокот мыслей Зои.

Она подняла взгляд и по сменившимся позам зрителей-силуэтов поняла, что они напряжены. Через сцену к ней спешил господин Танака. Селис остановила его рукой, давая понять, что всё в порядке. Собраться с силами для продолжения презентации при этом ей оказалось непросто.

– Как раз с этого… – она пыталась схватиться за давно ускользнувшую нить собственной мысли. – С массы бозона, которая так и не подсказала нам, что есть наш мир – Суперсимметрия²³ или Мультивселенная²⁴… С этой непостоянной массы… И начинается ход размышлений в моей работе «Мультисимметрия, или магия квантовой физики»… Извините, спасибо!

Она зачем-то похлопала сама себе и поспешила покинуть сцену под только начавшие зарождаться редкие аплодисменты. Миновав узкий коридор за кулисами, она вышла в более просторный технический и наткнулась на пост охранника. Мужчина средних лет с довольно глубокими для его возраста морщинами на лице оторвался от планшета, на котором вёл партию в сёги²⁵, и молча уставился на неё.

– Подскажите, где тут выход на улицу? – спросила Зои.

В ответ не последовало никакой реакции. Охранник будто глядел на неё исключительно для приличия, ожидая, когда она уйдёт.

– Балкон? – попытала удачу Селис.

Махнув рукой, она стыдливо помассировала лоб, а затем щёлкнула выключателем висящего над ухом параллельного аудиопереводчика. Красный индикатор погас. У мужчины, в отличие от гостей презентации её первой научно-популярной книги, таких устройств не было.

– Вы ведь меня не понимаете? – усмехнулась она своей оплошности, и сама перешла на другой язык. – Может, английский?

Однако охранник не ответил и на это. Непоколебимость мужчины заставляла Селис чувствовать себя идиоткой.

– Ну конечно… – выдохнула Зои. – Снова взялся за грабли²⁶.

Пришлось искать выход самой. Просвет вечернего города показался во вторых же стеклянных дверях. Они выводили на террасу, обустроенную над козырьком входа в зрительный зал. Тут были установлены скамейки и даже росли небольшие деревья.

Селис потянула ручку, нырнула в поток ледяного вечернего воздуха с запахом влажного асфальта. Мокрая местами тёмно-серая плитка подсказала, что во время её презентации успел пройти небольшой дождик.

Остановившись у стеклянного поручня, она задрала манжету пиджака и впервые за долгое время погладила дисплей браслета большим пальцем. Луи. Она сделала три коротких прикосновения: Л – У – И. Затем попыталась раздавить подступающий плач улыбкой, но у неё это не получилось. Ей было одновременно больно от того, что его больше нет рядом, и в то же время не по себе от случившегося на сцене. Конечно, в потустороннее она не верила, но поймала себя на мысли, что ей хотелось поверить именно в него, а не в сбой устройства, повторившего одно из последних прикосновений её жениха.

Зои извлекла смартфон и с удивлением обнаружила, что браслет даже не был сопряжён с ним, что делало его вибрации ещё более случайными. И всё же она открыла записную книжку и задержала палец над закреплённым вверху контактом. Имя Луи с двумя розовыми сердечками по бокам. Она не могла его удалить. Не сейчас. Может, и никогда, но пока точно было не время. Хотелось сохранить приятную иллюзию, что он не погиб, а по-прежнему ставил эксперименты в ЦЕРНе²⁷ или уехал куда-нибудь на научную конференцию.

С неба снова начало накрапывать. Капли стали липнуть к дисплею, увеличивая пиксели. А она так и стояла, глядя на свой подрагивающий над контактом максимально коротко подрезанный ноготь. Когда она уже было решилась надавить на экран, и будь что будет, у самого её уха хлопнул зонт.

– Боже, вы меня напугали! – выдохнула Зои. – Не заметила, как вы подошли…

Ей улыбался уже можно сказать пожилой мужчина, явно японец. Волосы его, несмотря на свою редкость, по-прежнему сохраняли присущую юношам глубокую черноту.

– Сегодня обещали ливни, – легко поклонился мужчина, говоря по-английски без акцента. – Я вам не помешал?

Селис поспешила убрать телефон и внимательнее вгляделась в лицо, показавшееся ей знакомым.

– Вы ведь…

– Доктор Яманаси Каору²⁸, «Супер-Камиоканде»²⁹, – представился он. – Рад личному знакомству.

– Господи, я… – не верила удаче Зои. – Вы… Я опиралась на ваши работы о стерильных нейтрино³⁰… Простите, надеюсь, презентация вас не разочаровала?

– Концовка вышла немного скомканной, – уклончиво ответил Каору и жестом пригласил её вернуться внутрь здания.

Не похвалил. Оно и понятно. Для квантовых физиков подобные мероприятия – что-то вроде развлечения, аттракционов, на которых можно убедиться, насколько плохо массы себе представляют мироустройство. А сами научно-популярные изыскания для учёных – лишь попытка расшифровать сложный, лишённый привычной логики микромир и переложить его на понятный обывателю язык. Конечно, это неплохой способ вербовки новых физиков, вот только распространять такую литературу следовало явно не среди взрослых.

Тем временем они спустились вниз, прошли сквозь вестибюль и оказались на улице перед ждущим их автомобилем тёмно-шоколадного оттенка. Водитель в классическом костюме и фуражке открыл пред Селис дверь, после чего забрал у своего босса зонт.

– Вы объясняете непостоянство массы³¹ бозона Хиггса через симметричные Вселенные в составе Мультивселенных? – уточнил Каору, пропуская вперёд Зои.

– В каком-то роде, – ответила Селис. – При этом я размышляю о поле Хиггса, как о флуктуациях³² в Тёмной материи³³, что пока, в отсутствие необходимых методик для экспериментов, больше звучит как фантазия… А куда это мы едем?

Селис вдруг осознала, насколько легко лишилась бдительности от громкого в научной среде имени. Так можно было бы легко вляпаться в какие-нибудь неприятности. Точно прочитав её мысли, Яманаси повернулся к ней и успокаивающе улыбнулся.

– Туда, где ваша теория если уж не подтверждается, то зарабатывает очки прямо в эту минуту, – ответил он, протягивая ей свой смартфон.

На дисплее она увидела счётчик, цифры в котором менялись настолько быстро, что уловить их оказалось почти невозможно.

– Что это? – спросила она.

– Нейтрино, которые в реальном времени регистрируют фотоумножители³⁴ «Супер-К», – пояснил Каору. – Причём сейчас отображаются данные только с одного.

Автомобиль замедлился и свернул к обочине. За окном Селис увидела вход на платформу «Синкансэна»³⁵. Суетливость ныряющих в двери людей подсказывала, что следовало поторопиться. Не дожидаясь приглашения Каору, она открыла дверь.

Ехать по новой железнодорожной ветке до города Хида, неподалёку от которого в шахте Камиока располагался «Супер-Камиоканде», предстояло чуть меньше часа. Зои сама поражалась собственной доверчивости, но всем своим естеством ощущала, что поступала правильно. Другая возможность экспериментально подтвердить, опровергнуть или же пересмотреть их общую с Луи теорию мироустройства могла подвернуться нескоро. Если это вообще не единственный шанс, учитывая аномальные условия для экспериментов.

Большая часть заслуг в теории, правда, принадлежала Луи, но и в одиночку Зои значительно продвинулась. А началось всё, как и в её научно-популярном произведении, действительно с серии экспериментов по измерению массы бозона Хиггса. С самого обнаружения «Частицы Бога» и до недавнего по меркам науки времени её масса считалась неизменной – 125 гигаэлектронвольт. Число само по себе поразительно и наделало немало шума в своё время.

Заяц был зарыт³⁶ в массе частицы. Всё указывало на то, что, измерив массу Хиггса, учёные выяснят, живём ли мы в Суперсимметрии или же в Мультивселенной. Первое подтвердилось бы, окажись масса равной 115 ГэВ. Второе – в случае массы частицы в 140 гигаэлектронвольт. Однако квантовый мир подкинул очередную головоломку и показал 125 ГэВ. Как говорится, никто не выходил из гостиницы³⁷.

Уже после модернизации коллайдера команда, в которой работал Луи, провела серию новых экспериментов на повышенных мощностях. Им удалось зафиксировать нечто ещё более странное. Бозон Хиггса не обладал стабильной массой. Вне зависимости от условий эксперимента, он мог показать и 115, и 125 и 140 ГэВ. Единственное, что отличало зафиксированную массу, как думали изначально, было типом детектора, но в какой-то момент и этот логичный порядок начал давать сбой, ведь устройства, которые ранее указывали на 125, стали показывать 140 гигаэлектронвольт. Начался хаос, объяснить который никто не мог. Никто, кроме Луи.

Вместо того, чтобы фокусироваться на настройках ускорителя с детекторами и искать источники возможного технического влияния на чистоту эксперимента, он взглянул на своих коллег. Его вывод оказался слишком безумным для бездоказательного обнародования, и по этой причине длительное время о нём никто не знал.

По наблюдениям Луи, масса бозона Хиггса зависела от того, какой теории мироустройства придерживалось большинство участвующих в эксперименте. Если в общей массе инженеров и физиков, непосредственно управлявших процессами и анализирующими результаты, было больше сторонников того, что мы живём в Суперсимметрии, то бозон весил 115 ГэВ. Когда состав экспериментаторов менялся, и в нём начинали преобладать сторонники Мультивселенной, частица внезапно набирала в весе до 140 гигаэлектронвольт. 125 же Хиггс демонстрировал в случае паритета мнений.

Что же это означало? То, что на бозон Хиггса, а следовательно, и на поле Хиггса, влиял наблюдатель. Мир мог быть одновременно как Суперсимметрмей, так и Мультивселенной словно по заказу. А это уже ставило под сомнение и ряд других устоявшихся выводов в квантовой физике. Да впрочем, и саму физику в привычном всем виде.

Сбросив скорость, состав замедлился и поскользил к платформе. Оторвавшись от воспоминаний, Зои прильнула к окну, увидев противоположную многолюдному Токио картину. Городишко был небольшой, ленивый, по сравнению с мегаполисом, и в свете вечерних фонарей какой-то ненастоящий, точно с открытки. Близилось уже к одиннадцати вечера, и людей на станции оказалось немного.

Селис жадно изучала непривычную её взгляду картину и неосознанно поглаживала тактильный браслет. В голове снова встрепенулись и начали акулами наматывать круги прежние мысли, жаждущие ответов. Главная из них, кажется, была обречена остаться ни с чем – никто не мог ответить, насколько независимы в своих существовании и знаниях были люди. Раз уж все человеческие чувства и мысли завязаны на плавающих в поле Хиггса бозонах и липтонах, а сам Хиггс обратно зависим от того, что мы чувствуем и думаем, то вывод становился очевиден: сознание и Вселенная едины. Вся соль была только в том, чьё именно это сознание?

– Не хочу отвлекать вас от размышлений, – наклонился к ней Каору, – но боюсь мы не можем себе позволить терять время.

По опустевшему вагону в их сторону уже двигался проводник. Яманаси заговорил с ним по-японски. Зои размяла затёкшую шею и двинулась к выходу. Навстречу ударил поток прохлады остывающего города.

Новая машина уже ждала возле станции. Селис могла бы поклясться, что перед ней всё тот же юный водитель и то же шоколадное авто, что были в Токио, но понимала: быстрее поезда добраться досюда невозможно.

– Как вы объясняете такой интенсивный поток нейтрино? – спросила она у Каору, когда он сел рядом.

– Мне нравится ваша гипотеза о влиянии наблюдателя, – опять уклонился от прямого ответа учёный. – Однако могу вам гарантировать, что подобную картину сейчас регистрируют и на нейтринных телескопах другого типа в других странах и с другими научными подходами.

– Что вы имеете в виду?

– Вы что-нибудь слышали о российском галлий-германиевом нейтринном телескопе? – спросил он. – «ГГНТ» входит в состав Баксанской нейтринной обсерватории внутри Кавказских гор.

– Они тоже фиксируют вспышки? – предположила Зои.

– На «ГГНТ» нет фотоумножителей, – пояснил Яманаси. – Если изъясняться простыми словами, наши коллеги из РАН в качестве детектора используют пятьдесят тонн жидкого галлия, который, улавливая солнечные нейтрино, преобразуется в ядра германия и электроны. Обычно в течение месяца нейтрино создают в этих пятидесяти тоннах галлия около тридцати атомов германия. Отыскать их там конечно непросто, но частота реакции вам, полагаю, ясна и не требует пояснений…

– Подождите, мне сейчас сорвёт пломбу³⁸, – остановила его Зои. – Только не говорите, что галлий…

– Весь стал германием, – кивнул Каору и даже щёлкнул пальцами. – Вот так. Пятьдесят тонн галлия мгновенно превратились в германий.

– То есть по-вашему, мы имеем дело с проявлением параллельной Вселенной? – уточнила Селис. – Почему же вы не думаете, что… А, я поняла, это стало происходить само по себе до начала наших наблюдений…

– Верно, – подтвердил Яманаси. – И у нас тут на Земле явно отсутствует наблюдатель необходимого для таких событий масштаба. Ну или, если хотите, нет достаточно количества наблюдателей с единым мироощущением. Как бы то ни было, вашей теории это противоречит только лишь в исключительности роли наблюдателя. По существу же мы стали свидетелями одномоментных проявлений и Суперсимметрии, и Гипервселенной³⁹.