Читать книгу: «Саур-Могила. Повесть»
«Блажен, кто мир сей посетил,
В его минуты роковые…»
Ф. Тютчев
Предисловие
Солнце ещё не взошло, но уже были различимы все курганы и далекая, похожая на облако, Саур-Могила с покрытой легким туманом вершиной.
Если подняться на нее, то оттуда видна равнина, такая же волнующая и безграничная, как небо, посматриваются далекие города, поселки и хутора, а за ними, синеющее у кромки горизонта море.
Только здесь понятно, как много видела и знала древняя Могила на своем веку, осязая собою время и пространство.
Она зрила племена скифов и сармат, сходившихся в ковыльных степях в жарких, братоубийственных сечах, греческие когорты и железные римские легионы, пытавшиеся объять необъятное, тьмы и тумены так и не дошедших до «последнего моря» грозных монголов.
Слышала она пальбу запорожских мушкетов и вой ядер турецких пушек, звон шашек красной и белой конницы, рев танковых моторов группы армий «Центр» и праздничный салют Великой Победы, а потом все надолго стихло.
Каждую весну зеленый простор у подножия Могилы алел россыпями полевых маков, летом по нему гуляли серебряные волны ковыля, а осенью и зимой пел песни летящий вдаль ветер.
И над всем этим, в мирном небе, величаво парил беркут.
Сильная и гордая степная птица. Превыше всего ценящая свободу.
Часть 1. На рубеже веков
Глава 1. Дорога к дому
«Прощай, не горюй,
Напрасно слез не лей,
Лишь крепче поцелуй!
Когда сойдем мы с кораблей!..»
бодро орали магнитофоны в разных местах перрона, где шла посадка на скорый Мурманск – Москва, в омытые майским дождем, блестящие вагоны.
На Кольском шла демобилизация военных, отслуживших свой срок, и в их числе моряков Северного флота.
Их черные группы в бескозырках с муаровыми лентами, щегольских бушлатах и широченных клешах виднелись тут и там, солидно ступая на подножки тамбуров.
В одной из таких, с золотистыми якорьками «штатов»* на рукавах, радостно скалил белые зубы и юморил с проверявшей билеты молодой проводницей, смуглый сержант, с гитарой на плече и небольшим чемоданом.
– Приходи к нам в гости, – подмигивал карим глазом. – Спою тебе песню про любовь.
– Да поднимайся уже, черт! – шутливо огрызалась та. – Обязательно приду, с веником, если начнете куролесить.
– Все будет тип-топ! – рассмеялся кто-то из моряков, и вся компания, исчезнув в проеме двери, бодро зацокала подковками по крашеному металлу пола.
Сержанта звали Сашка Шубин, родом он был из Донбасса и имел сербские корни.
Остальные пять сослуживцев были кто – откуда, необъятных просторов Советского Союза.
Все отлично владели стрелковым и прочими видами оружия, знали вождение, топографию и рукопашный бой, могли десантироваться с воздуха и воды в любую точку мира.
В прохладных, пахнущих дальней дорогой купе плацкартного вагона, уже шумно располагались другие группы демобилизованных.
Каких тут родов войск, кроме моряков не было!
Ракетчики с аксельбантами на груди, пограничники в зеленых фуражках (один с собакой), танкисты, авиаторы, мотопехотинцы и стройбатовцы.
Морпехи расположились в своем купе, сняв бушлаты, поместили всю хурду* на багажные полки и огляделись.
– М-да, – сказал рыжий старший матрос с жетоном «За дальний поход» на форменке. – Не вагон, а Ноев ковчег. На что многие рассмеялись.
Соседями впереди была десантура, а сзади пограничники со своим «мухтаром», у которого на шее висела медаль, не иначе за службу.
Перед самим отправлением по вагону прошел патруль, старший которого – майор, громко объявил, в Петрозаводске будет второй, для профилактики пьянства и мордобоя
– Кто подорвет престиж Вооруженных Сил, – сказал он, обозрев «дембельский» вагон, – тот будет снят с поезда и помещен на гарнизонную гауптвахту!
– Гафф! – басовито поддержал его, завиляв хвостом, серый друг пограничников.
Ну, тогда счастливого вам пути, – качнул фуражкой начальник патруля, и он последовал дальше.
Спустя короткое время, от головы состава донесся протяжный гудок, по нему пронесся лязг сцепок, и перрон плавно покатил назад.
– Наконец-то, – оживились дембеля.– Давай, машинист, наяривай!
Потом за окнами поплыли окраины столицы Заполярья, поезд сделал объемную дугу, открылась ширь Кольского залива.
Во многих купе моряки с солдатами опустили окна и, высунувшись наружу, замахали бескозырками, беретами и фуражками.
– Прощай Флот! Прощай Армия!
В лица бил ветер. Соленый, морской. И почему-то влажный.
– Ну что, братишки? – вернул окно в исходное коренастый морпех. – Надо отметить такое дело!
– А то! – ответили сразу несколько голосов, и стал накрываться «военно-морской стол». В других купе происходило то же самое.
Многие ребята прибыли на вокзал из дальних гарнизонов полуострова и, как говорят, были с утра « не жрамши».
Вскоре в вагоне запахло армейской тушенкой, копченой рыбой и колбасой, выданными на дорогу.
Имелось в каждом группе и горячительное. Прихваченный с собой в плоских фляжках спирт – ректификат, а еще купленная во время ожидания в городе, продукция ликеро – водочных заводов.
Спустя час, под веселый стук колес, настроение поднялось еще выше, в разных концах вагона грохал веселый смех – началось единение родов войск и многие группы перемешались.
Двое морпехов оказались у соседей – десантников, с теми их единило небо, а два пограничника с братом меньшим (того звали Джек и был он с теленка), прихватив с собой бутылку «Агдама», переместились на их место.
– Тебя че, наградили им? – угостив овчарку бутербродом с паштетом, спросил Сашка у рябого ефрейтора.
– Не, – принял тот наполненный стакан. – Мы вместе призывались. Это мой напарник.
– Значит он, как и мы «дембель»?! – восхитились моряки.
– Р-р-р, – наморщил нос Джек, а ефрейтор рявкнул «за боевое содружество!», после чего все сдвинули стаканы.
К этому времени Марина – так звали проводницу, шустро разносила чай. Ей помогали два военных доброхота – авиатор с танкистом.
Девушку наперебой просили «на минутку присесть» во всех без исключения купе, подводники угощали шоколадом, но та отказывалась, говоря «потом-потом, мальчики».
Получили от ворот поворот и морпехи.
Когда Марина и один из ее подсобных брякнули на их столик шесть подстаканников с горячим чаем, Сашка, как и обещал, пригласил девушку на песню.
– Соглашайся, сестренка! – поддержали его друзья. – Он, черт, хорошо поет, даже африканкам нравилось!
– Приходи вечером в служебное купе,– улыбнулась девушка. – Споешь, а заодно расскажешь про африканок.
– Да, повезло тебе брат, – пялясь вместе с другими на удаляющиеся стройные ножки, шмыгнул носом старший брат Джека.
– Ну, дак! – тряхнул вороным чубом Сашка, потянув сверху гитару
«Кольский полуостров, торчит из-под воды,
Корявые березки цепляются за сопки!
Гитара надрывается, звеня на все лады,
Что Кольский полуостров не для робких..!*
полетела по вагону лихая песня.
Она будоражила, брала за душу и выжимала слезы гордости.
Домой, на родину, возвращались не вчерашние пацаны, а отслужившие по два три года, крепкие и уверенные в себя мужчины.
Во втором часу ночи, когда сморенные первыми впечатлениями от «гражданки», уснули самые стойкие, Сашка прихватил гитару, сунул в рукав форменки бутылку портвейну и тенью заскользил к служебному купе.
– Тук-тук-тук – постучал костяшками пальцев в наглухо задвинутую дверь с табличкой. – Мариша?
– Открыто, – глухо ответили изнутри, – после чего он откатил ее в сторону.
В приглушенном свете, на диване сидела бабуля типа «божий одуванчик» и чего-то вязала, приспустив на нос очки.
– А где Маринка? – выпучил глаза Сашка.
– Я за нее. Чего, сынок, надо?
– Да так, ничего, – вздохнул гость, накатил дверь обратно и почапал назад не солоно хлебавши.
На вторые сутки вагоны с военными стали редеть, а на их места садились гражданские.
В Москве, на Ленинградском вокзале, Сашка распрощался с последними из своей «шестерки», после чего направился к метро, рядом с которым прохаживался наряд милиции
У старшего поинтересовался, как добраться до аэровокзала, вслед за чем спустился эскалатором под землю.
Метро впечатляло красотой, массами народа и небывалым ритмом жизни.
Стиснутый со всех сторон, чуть обалдевший Сашка, вышел на станции «Аэропорт», откуда троллейбусом добрался до аэровокзала.
Там взял билет на ближайший рейс Москва – Луганск и перекусил в кафе бутербродом с колбасой, запивая кофе.
А поскольку времени до отлета у него было «воз и маленькая тележка», решил прошвырнуться по столице.
В ней он никогда не был, хотелось взглянуть на Кремль с Красной площадью, а если повезет, то и побывать в мавзолее.
Сдав чемодан с гитарой и бушлат в камеру хранения, морпех вскоре покинул аэровокзал и снова воспользовался услугами метро, домчавшего его до станции «Площадь революции».
Там, восхищенно обозрев шедевр инженерии и искусства, Сашка обнаружил у одного из пилонов, увековеченного в бронзе матроса, чему весьма обрадовался.
– Здорово, браток! – остановился рядом. А затем пощупал отполированный многими руками ствол его нагана.
Далее, определившись с выходом, гость столицы вознесся наверх и через десять минут, с трепетным чувством (сказались политзанятия), ступил на гранит брусчатки Главной площади Страны Советов.
Она оказалась меньше чем в документальных лентах, которые видел, но все остальное впечатляло.
Зубчатые стены древнего Кремля, мавзолей с застывшими у входа часовыми и уходящие в небо, увенчанные рубиновыми звездами, Спасская и Никольская башни.
Народу на площади было немного – школьники да несколько групп туристов, а вот к мавзолею тянулась очередь.
– М-да, – подойдя ближе, – нахмурился Сашка. – Хрен попадешь к «дедушке». Тут рыл двести будет.
В это время его кто-то тронул сзади за локоть.
Обернувшись, увидел стоящего рядом мужчину средних лет, в сером костюме с галстуком, который с интересом его оглядел и довольно хмыкнул.
– Понравился? – спросил Сашка с иронией.
– Еще бы. Я когда-то служил в ВДВ, богато у тебя прыжков сержант, – кивнул тот на форменку где в числе других, красовался жетон «Парашютист» с цифрой «15» на подвеске.
– Ясно, – понял его интерес морпех – У нас в десантно-штурмовом, у ребят было и побольше.
– В отпуск или запас?
– На дембель. Еду через Москву, хотел посетить мавзолей, да видно не судьба. Народу много.
– Это не беда, – чуть улыбнулся незнакомец. – Щас решим. И сделал знак прохаживающемуся вдоль очереди милицейскому капитану.
– Слушаю, товарищ майор, – подойдя, тихо сказал тот. И покосился на Шубина, – нарушает?
– Наоборот, отдав стране воинский долг, возвращается домой и желает видеть Ильича. Проводи в начало очереди.
– Есть, – ответил капитан. И Сашке – «пройдемте».
– Спасибо, товарищ майор, – поблагодарил тот незнакомца, после чего оба пошагали вперед. К революционной святыне.
«Интересный дядька» – промелькнуло в голове Шубина.
Между тем они подошли к началу очереди.
Прошу задержаться, – протянул руку капитан перед третьей от входа тройкой. А потом Шубину, «пожалуйста».
Сашка монолитно стал впереди, – подумав про себя «вот это тпруха»* и сделал приличествующее месту лицо, выражающее скорбь и отрешенность.
Через несколько минут, в числе других, он ступил под гранитный свод, где в небольшом фойе стояли еще два милицейских стража и один гражданский, шарящие по процессии глазами.
Лежащий в стеклянном, освещенном приглушенном светом гробу, вождь мирового пролетариата был похож на восковую куклу.
– В кино он совсем не такой, – мелькнула в голове мысль. Но Сашка ее тут же отогнал. Впечатляясь.
Миновав постамент с выставленным на обозрение телом, он вышел вслед за хлюпающей носом теткой на свежий воздух и проследовал вдоль кремлевской стены, с многочисленными на ней табличками.
Затем Сашка выяснил, где находится Старый Арбат, доехал туда и послушал песни бардов.
Когда же на столицу опустился вечер, автобус-экспресс помчал его по проспектам и площадям в аэропорт «Внуково».
Там, морпех прогулялся по громадным залам, в бодром шуме прибывающих и улетавших граждан, полюбовался электронной россыпью многочисленных рейсов на громадном табло, а также многочисленными красивыми девицами.
В связи с задержкой рейса, посадку объявили в три ночи, сонные пассажиры погрузились в «Лиаз» и стоя доехали до трапа самолета.
Спустя минут пятнадцать, вырулив на бетонку, «Ту -154» взлетел, размеренно загудели турбины.
– Так – то лучше, – бормотнул сержант, посасывая взлетную карамельку.
Проснулся он от похлопывания по плечу и нежного девичьего, «морячек, просыпайся».
Салон был пуст, в него вливалась утренняя прохлада, рядом стояла бортпроводница.
– Подъем! – открыл глаза Сашка, после чего вскочил, чмокнул девушку в щечку (та рассмеялась) и, шмякнув на голову бескозырку, направился по ковру в сторону открытого люка.
Спустившись вниз по трапу, моряк ступил на землю и, разведя руки в стороны заорал, «Здравствуй Донбасс! Я вернулся!».
Глава 2. Это было под Ровно
– Вставай хлопче, – послышалось сквозь сон, и Васыль перевернулся набок.
Рядом стоял дед Андрий, и, поглаживая вислые усы, смотрел на внука выцветшими глазами.
– Сниданок на столи. Одягайся.
Васыль Деркач – студент исторического факультета Львовского университета, приехал к деду в Ровно на каникулы, и они собирались съездить в лес за грибами.
Чуть позже со двора крытой железом добротной хаты с яблоневым садом вокруг и обширным, в пятнадцать соток огородом, тихо поуркивая мотором выкатился «Днепр» и порулил вдоль улицы.
За рулем, в брезентовом плаще сидел дед, а в люльке Васыль в свитере, сонно зевая.
Старшему Деркачу было за шестьдесят, но он был еще крепок и ворочал за двоих, внуку в три раза меньше.
Родители Васыля давно жили в старом добром Львове, относя себя к местной интеллигенции (отец имел зубоврачебную практику, а мать работала в торговле). Дед же, схоронив бабку, к ним переезжать отказывался и жил сам, там, где родился.
Через год после присоединения Западной Украины к СССР, тогда еще молодой парубок, он был призван в армию, однако с началом войны дезертировал, вернулся в родные края и, вступив в УПА*, предложил немцам свои услуги.
До 44-го, в ее составе грабил и угонял в Германию местное население, принимал участие в карательных операциях.
Когда же его хозяев погнали до Берлина, ушел с недобитыми бандеровцами в лес, откуда делал налеты на «комуняк», и при одном таком попал в засаду НКВД.
Почти всю банду чекисты пошинковали на капусту, а оставшиеся в живых Андрий и еще несколько, получили по двадцать лет колымских лагерей, откуда вышли в 1953-м по амнистии.
Устроившись грузчиком на мукомольный завод, Деркач впрягся в хозяйство.
Для начала чуть подправил старую батькову (та почти завалилась), а потом стал выращивать на продажу кабанов, откармливая их высевками*, которые по ночам таскал с работы.
Вскоре Андрий женился на разбитной вдове с села Грушки, и та стала «курить» самогон, обзаведясь многочисленной клиентурой.
Через два года на месте убогой мазанки супруги возвели каменный дом с мурованным подвалом, заложили сад и расширили огород, дающий для базара всяческий овощ.
Когда же в колыске* запищал наследник, Андрий окрестил его в костеле и дал там слово вывести в люди, что с успехом и проделал.
Вслед за получением хлопцем аттестата, за «хабаря»* пристроил его в медицинский институт, окончив который, молодой Деркач стал врачом – стоматологом. Гроши получал не абы какие, но имел солидный приработок, ставя нужным людям коронки и мосты из драгметалла. Два золотых дуката* для почину, подарил ему батько. Он же помог с деньгами на кооперативную квартиру в областном центре, где наследник нашел достойную подругу жизни.
Теперь вот вырос внук, который трепетно любил дедуся.
После его рождения, устраивая свою городскую жизнь, сын с невесткой часто определяли Васылька до батькив у Ровно, где бабка Мирослава рассказывала хлопчику сказки про ведьм и вурдалаков, а дед о героях Украины – Мазепе, Кармелюке и Олексе Довбуше*.
От него маленький Васылько впервые услышал, слово «москали» с которыми и бились эти самые герои.
Затем внук подрос, стал ходить в школу и приезжать к старикам на каникулы где дед Андрий продолжил свое воспитание.
Как следствие, ко времени поступления в университет, Васыль люто ненавидел «москалей», знал, что они упекли деда в Сибирь как когда-то Кармелюка и считал его для себя примером.
В стенах же родной «альма – матер»*, посеянное в душе внука старым бандеровцем, получило благодатную почву.
Носящий имя Ивана Франко, старейший университет Украины, к тому времени имел ряд достойных выпускников.
В их числе были Андрей Бандера – ярый националист и отец идеолога украинского фашизма, Евген Коновалец – создатель ОУН-УПА* 1и много других, не столь известных, ставших впоследствии антисоветчиками, диссидентами или сбежавших на Запад.
Так что дедовские «лекции» подкрепились у Васыля научными, а еще участием в националистической организации «Рух», официально созданной к тому времени в республике.
Когда внук рассказал деду о своем членстве в организации и этой самой цели, Деркач перекрестился на икону и, сказав «прыйшов наш час!», пожелал научить его практике.
А для того поведал свое героическое прошлое, от которого у будущего журналиста захватило дух. Так было интересно.
Васыль узнал о боевых группах УПА, формах и методах их деятельности, способах тайной связи и работы с населением, а также ряде операций.
И вот теперь, на очередных каникулах, внук вместе с дедом ехал учиться владеть оружием, которое у «Сыча» было припрятано в старом схроне.
Оставив позади Ровно, мотоцикл выехал на дорогу к Дубровице и прибавил скорость.
На полпути он свернул в обширный, теряющийся за горизонтом лесной массив, на отдельных холмах которого виднелись руины старых, времен княжества Литовского* замков, съехал в долину, по дну которой прыгала по камням неширокая речка, и покатил вдоль берега.
– Ось тут и станэмо, – подрулили старый Деркач к группе раскидистых берез у глинистой осыпи, после чего заглушил двигатель.
В ушах возник шум воды и стук дятла в глубине леса.
– Красивые тут места! – сойдя на траву, оглядел ландшафт внук. – Былинные.
– Эгэ ж, – ответил дед, извлекая из багажника вещмешок. – Колысь усэ цэ (обвел вокруг рукою) налэжало пану Потоцькому.
– Великий был князь, – с чувством изрек Васыль. – Не раз дрался с московитами.
– А тэпэр наш черед, – передал внуку рюкзак дед. – Ходимо зи мною.
Спустя час, идя по известным лишь старшему Деркачу приметам, оба оказались на поросшей соснами возвышенности, с остатками крепостной стены и полуразрушенной башней.
Чуть пригнувшись, старик вошел в затянутый диким хмелем пролом, где включил фонарик.
Луч света выхватил из мрака груду битых камней, а за ней мрачный ход каземата.
Осторожно ступая, оба спустились по остаткам ступеней вниз, и Андрий ткнул пальцем в один из его углов, – копай Васылку.
– Понял, – извлек внук из рюкзака складную лопатку, прошел туда, присел и отгреб из-под ног слой песка, под которым оказалась потемневшая от времени дубовая ляда.
Схватившись за ржавое кольцо, он потянул вверх – открылся темный зев, откуда потянуло затхлостью. Оба поочередно исчезли в нем, а потом дед, пошарив у лестницы, зажег спичкой стоящую рядом плошку.
Тусклый огонек выхватил из тьмы подобие склада.
У одной из боковых стен зеленели несколько плоских ящиков, у другой стояли две железных бочки проштампованных имперскими орлами, рядом – почти сгнившие мешки с россыпью толовых шашек.
В торце высился деревянный стеллаж, с многочисленными жестяными коробками.
– Цэ у нас був пунк боепитания, – глухо сказал дед, распахивая крышку одного из ящиков.
Там, в ячейках, матово отсвечивали винтовки.
– Останний раз я тут був у прошлому годи, – взял одну в руки дед, ловко передернув затвор. – Уси готови до бою.
– И сколько тут? – опасливо приняв от него оружие внук.
– Сорок. – На стэлажи цинки з патронами.
– А в мешках что? Мыло? – положил Васыль на место винтовку.
– Кхе-кхе-кхе, – хрипло рассмеялся ветеран подполья. – То выбухивка*, хлопчэ. А у бочках, газолин, то-есть горючее.
Затем старый Деркач прошел к неприметной нише, достав оттуда промасленный сверток. Развернул – в нем лежал пистолет с двумя запасными обоймами.
Парабел,– продемонстрировал Васылю. – Гэрманськый. Спочатку навчу тэбэ стрилять з нього, а потим з гвынтивкы.
– А тут есть где?
– Нэ тут,– запихав в карман пистолет с обоймами дед. – Для цього у мэнэ е мисцэ.
После этого, закрыв ящик и погасив плошку, они поднялись наверх, опустив, замаскировали люк и вышли на дневной свет.
– А зараз пидэмо он туды, – указал дед рукою в сторону едва доносившегося шума.
Пройдя меж красноватых стволов сосен, пара направилась через кусты шиповника в сторону реки.
Там, за ближайшим поворотом, с высокого отрога, в нее скакал бурный поток, нарушая тишину и искрясь радугой.
– Ось тут! – прокричал на ухо внуку дед. – Давай отойдэмо у сторону!
Стороной оказался заросший ельником буерак, упирающийся в рыжую стену из глея*.
Деркач снял плащ, вынул из кармана пистолет и попросил Васыля установить под стеной куски раскрошившегося пласта, вместо целей.
– Готово! – рысцой вернулся через несколько минут студент. – До них метров двадцать.
– А тэпэр дывысь, – подобрался Андрий и вскинул руку.
Один за одним грохнули три выстрела, все куски разлетелись в пыль. Словно и не было.
– Вот это да! – восхитился Васыль. – Метко стреляешь!
– Практика була богата, – разгладил усы старик. – А зараз ты (передал внуку оружие).
Тот, дрожа стволом, выпалил по оставшимся целям пять раз – в результате промазал.
– Ну а тэпэр будэмо вчиться,– поморщился старик и, кряхтя, уселся на сложенный плащ. – Дай сюды зброю.
Для начала он поведал ученику боевые характеристики пистолета, показал, как его заряжать и целиться.
После снова перешли к практике и, расстреляв вторую обойму, молодой Деркач наконец-то попал в мишень, что вызвало его бурную радость.
Затем Андрий подошел к старой груше-дичке, росшей неподалеку и спрятал пистолет в дупло.
– Ну а зараз собэрэмо грыбив на юшку, а то сусиды спытають дэ булы (хитро прищурился дед), поснидаемо шо Исус послав, то поидымо до дому – до хаты.
По дороге обратно дед с внуком набрали рюкзак во множестве росших в этих местах пэчэрыць, масленков и опят, а когда солнце повисло в зените, вышли к мотоциклу.
На извлеченный из багажника брезент поместилась корзинка с провизией, где были паляница, брус копченного сала, молодые огирки с пучком цыбули и фляжка сливянки.
– Ну, будьмо! – подождав пока Васыль нарежет паляныцю с салом, поднял фляжку дед Андрий и забулькал горлом.
Прикончив все, они подремали на зеленой травке, а ближе к вечеру, «Урал» тронулся в обратный путь, до хаты.
Вопрос о вступлении дида Андрия в «ряды» был решен с выездом во Львов в течение недели, и в Ровно появилась очередная боевая ячейка бандеровцев, которую он возглавил.
Теперь в лес «за грибами» по субботам, прихватывая воскресенье, наведывалась целая группа.
Учеба велась в режиме строгой секретности. В укромном месте, на подходе к «тиру», выставлялась бдительная охрана с биноклем, которая постоянно менялась.
Кроме стрельбы провиднык* учил молодят изготавливать из подручных средств «коктейль Молотова», а также основам взрывного дела, а еще способам конспирации и тайной связи.
По вечерам же, когда на леса опускался вечер, компания «грибников» разжигала костер у машины, варила в казане галушки с салом и слушала рассказы Деркача про славные бандеровские походы.
Юные глаза светились отвагой, в них отражались будущие, которые были не за горами.
Глава 3. Солдаты удачи
– Хайя‘аля-ссалят! – пропел заоблачный голос муэдзина в старой части Кабула, после чего Джек Блад разлепил глаза и хрипло выругался.
После вчерашней попойки с приятелями ужасно болела голова, и хотелось пристрелить служителя культа.
Сглотнув клейкую слюну, Джек нашарил рукой стоящую на полу бутылку джина, сделал из нее пару глотков, поморщился и прислушался к организму.
Через несколько минут тот пришел в тонус, Блад громко рыгнув, встал с постели.
На трех других дрыхли его соседи.
Сунув ноги в тапки, он проследовал в ванную, где встал под колючий душ, а потом растерся полотенцем.
Затем сунул в розетку «Филипс», чисто выбрил лицо и освежил его лосьоном.
В прошлом выпускник академии Вест Пойнт * и лейтенант армии США, Джек Адамс Блад, работал в частной военной компании «Triple Canopy», охраняющей американское посольство в столице Афганистана, а также его очередного президента Раббани.
После окончания академии Блад успешно начал службу, приняв участие в войне в Панаме, а затем Персидском заливе, за что получил медаль от Конгресса. Но затем, находясь в отпуске в родном штате Канзас, изнасиловал в ночном клубе местную красотку, что поставило крест на его военной карьере.
За решетку, благодаря заслугам и заступничеству отца – мэра города, где он родился, Джек не попал, однако с армией пришлось расстаться. А поскольку кроме как стрелять и командовать взводом он больше ничего не умел, теперь уже бывший 1-й лейтенант* подался в «солдаты удачи».
И вот теперь Джек в числе еще трех десятков таких же отставных военных трудился на «Triple Canopy», о чем не жалел. Работа была «не пыльная» и хорошо оплачивалась.
В прошлом полевой командир моджахедов, владелец изрядного состояния и торговец опиумом, четвертый президент Афганистана весьма заботился о своей безопасности и, не доверяя соплеменникам, препоручил ее иностранным наемникам.
Этим утром, часть из них, в составе Блада и его соседей по номеру в гостинице при президентских апартаментах, должна сопровождать Раббани в неофициальной поездке на юг страны в провинцию Гильменд. Там у того была назначена встреча с одним из влиятельных полевых командиров, старым другом и соратником.
Точнее это была не поездка, а перелет. В стране продолжалась война, и по дорогам даже президентскому кортежу ездить было опасно.
– Эй вы, поднимайте свои толстые задницы! – вернувшись в номер, принялся одеваться Блад. – Нас ждут великие дела и свершения!
– В ответ послышались недовольная ругань с бурчанием, и наемники быстро воспряли от сна, занявшись своим туалетом.
Минут через десять, в пятнистой униформе без знаков различия и с шевронами компании на груди, все сидели за столом в смежном отсеке – кухне, подкрепляясь сэндвичами и горячим кофе.
Прошлое у них было примерно одинаковое.
Отставной лейтенант Пирсон, в прошлом десантник, был уволен из армии за гомосексуализм; сержант Родригес, в бытность «морской котик» – за торговлю марихуаной; а последний и самый старый – майор Залесски отличился больше всех. Он был садистом и истязал пленных в Пакистане, где раньше служил военным инструктором.
Позавтракав, «солдаты удачи» закурили, и, забросив ноги на стол, расслабились.
В это время запищала лежавшая на столе мобильная рация, Залесски приложил ее к уху.
– Слушаюсь, босс, – пробубнил в микрофон и бросил парням, – на выход!
Те отворили створки встроенного в стену шкафа, облачились в бронежилеты с касками и, прихватив с крючков висящие там карабины «М-4», пружиня берцами, вышли наружу.
Спустя короткое время, все четверо поднялись на крышу одного из дворцовых даний, оборудованного вертолетной площадкой.
Там стоял «Ирокез» американских ВВС, из кабины которого весело скалились пилоты.
– Хелло парни! – поприветствовали их «солдаты удачи».
– Хелло! – ответили те, чавкая жвачкой.
Далее появился Сам, в шелковом одеянии, сопровождаемый двумя личными охранниками, и наемники изобразили строевую стойку.
Величаво кивнув черным тюрбаном, президент первым шагнул в машину.
Затем погрузились остальные, и стальная птица понеслась над столицей, в сторону синеющих вдали гор, затянутых легкой дымкой.
Приземлился вертолет спустя час у большого кишлака близ реки, окруженного полями опийного мака, зеленеющего в долинах.
Навстречу уже пылил джип, в сопровождении бронетранспортера, на котором сидели несколько вооруженных моджахедов в пакулях*и длинных рубахах.
– Ассалам алейкум! – низко кланяясь, выскочил из автомобиля и засеменил к вертолету упитанный бородатый крепыш, в чалме и расшитой золотом безрукавке.
– Ва алейкум салам! – сделал ему шаг навстречу высокий гость, и хозяин облобызал ему руки.
Затем они заговорили о чем-то на фарси* – первый назидательно, а второй подобострастно, охрана же обменялась подозрительными взглядами. Правоверные не любили кафиров*.
Чуть позже, погрузившись в автотранспорт (президент был препровожден в джип, а охрана на броню), кавалькада тронулась обратно.
Миновав окраину кишлака с арыками и уходящими в небо тополями, она направилась к центру и въехала в широко открытые ворота обширной усадьбы. Та была обнесена дувалом, с вышкой в одном из углов, на которой расхаживал часовой, и имела по внутреннему периметру несколько строений.
Далее машины остановились, президент был приглашен хозяином в одно из них, возведенное из камня и с претензией на архитектуру, а «солдат удачи» похожий на муллу старик, расположил на открытой террасе второго.
– Располагайтесь, парни! – первым снял с головы каску Залесски и, положив рядом карабин, скрестив ноги, уселся на персидский ковер с несколькими, лежащими на нем подушками. Остальные проделали то же самое и с интересом стали оглядывать усадьбу.
По площади она составляла акр* и, судя по виду, была зажиточной.
Между тем, по знаку «муллы», на террасе появились два подростка в тюбетейках, расстелили перед гостями цветастый дастрахан* и быстро его накрыли.
Там появились горячая баранина «шиш-кебаб» на шампурах, исходящий паром душистый плов с фисташками, белые лепешки, дыни с виноградом, а также чай, в двух больших фаянсовых чайниках.
– Шам хорди? – певуче вопросил у наемников старик (те недоуменно переглянулись), а потом сказал – «лотфан» и сделал приглашающий жест рукою.
– Окей! – поняли американцы, разбирая шампуры, и заработали челюстями.
Когда изрядно подкрепившись, они тянули из пиал зеленый чай, лениво переговаривались, на пороге главного дома появились Раббани с телохранителями и хозяин, прокричавший что-то в сторону джипа.
Тот покатил к ним, наемники с готовностью встали, поправляя амуницию, но президент отрицательно покачал головой, приказывая им остаться.
– Нам же лучше, – ухмыльнулся Залесски, провожая взглядом отъезжающую машину. – Расслабьтесь парни.
После трапезы все четверо задымили сигаретами, предложив одну сидевшему напротив мулле, но тот вежливо отказался на английском, что вызвало естественное удивление.
– Ты знаешь наш язык, старик? – выпучил глаза Пирсон.
– Знаю, – последовал ответ.– А еще французский и русский.
– Откуда?
– В молодости много путешествовал и тянулся к знаниям.
