Читать книгу: «Наедине с Драконом Лао. Стихи»

Шрифт:

Посвящается моему Мастеру И. Н.К

ISBN 978-5-4493-9568-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Дорогой читатель!

Предлагаемая вашему вниманию книга отнюдь не является попыткой поэтического перевода известного философско-эзотерического трактата основателя даосизма Лао-Цзы.

Это особая история.

До того, когда примерно два года назад я погрузился в чтение полного текста «Дао Дэ Цзин», мне были знакомы лишь наиболее популярные фразы из этого трактата, типа: «великий квадрат не имеет углов»; «как наверху, так и внизу»; «истина часто похожа на свою противоположность» и т. п. Даже они будоражили сознание своей глубиной и парадоксальностью. Прочитав же все восемьдесят один стих книги, я был шокирован, но и одновременно заинтересован: хотелось глубже разобраться и понять сокровенный смысл учения великого философа и духовного учителя. А это оказалось не просто.

Прежде всего, я столкнулся с многочисленностью переводов книги с древнекитайского языка, которого я не знаю, на русский язык. При том, что все переводчики имели перед собой один и тот же текст, и хоть смысл его от перевода к переводу, в сущности, не менялся, однако, форма изложения и даже фразы из текста сильно отличались друг от друга. Могу предположить, что в этом состоит особенность работы с иероглифическими текстами, где нет жёстко детерминированной азбуки букв, но есть толкование некоего образа, который и представляет собой каждый иероглиф или их определенное сочетание. В конечном счете, как известно, народы Востока отличаются от европейских народов, в частности, тем, что доминирующим полушарием головного мозга у них является правое, отвечающее за образное мышление, а у нас – левое, отвечающее за дискретную логику слов и знаков. И потому образ для человека Востока значит гораздо больше, чем для нас с вами, привыкших доверять более слову, а уж затем образу. К тому же речь идёт о древнекитайской философской традиции, образная система которой известна, в основном, только специалистам, к которым я себя отнести не могу.

Да, что говорить о нас с вами! Даже Конфуций, будучи современником и соплеменником Лао-Цзы, был поражён глубиной и парадоксальностью мышления мудрого старца. После встречи с ним Конфуций сказал своим ученикам, что Лао-Цзы – Дракон, потому что, как нельзя объяснить природными законами способность драконов летать, так нельзя объяснить законами логики, как Лао-Цзы силой мысли постигает самую суть вещей.

Как ученый, более десяти лет проработавший в различных научных учреждениях, я мог, разумеется, пойти классическим путем научного исследования. То есть погрузиться в исследование древнекитайской философии, картины мира даосизма и т. п. Но не этого мне хотелось.

Мне хотелось понять, что может сообщить Лао-Цзы спустя более, чем 2500 лет, прошедших с момента написания «Книги о Дао и Дэ» (так переводится «Дао Дэ Цзин»), нам, людям двадцать первого века. Ибо любая из мировых религий или философских доктрин, в своей сущности, несет послание человечеству, не ограниченное какими-либо временными рамками. Остальное – мифологема, внешняя форма, максимально доступная для современников в эпоху написания текста. Сегодня её можно отвергать или принимать, но суть от этого не меняется. И не важно, на скольких скрижалях (и на скрижалях ли?) были начертаны божественные законы – важнее соблюдать эти законы, независимо от формы их передачи.

Итак, мне очень хотелось познакомиться с Лао-Цзы и его посланием, по возможности, напрямую, без посредников.

Избрав в качестве первоисточника перевод «Дао Дэ Цзин», выполненный Ян Хин-шуном, я стал вчитываться в текст каждого стиха и размышлять над ним. Сперва это мало помогало. Тем более, что размышления мудреца порой написаны, так сказать, с «обратной перспективой». Иными словами, пройдя свой путь к Дао, мудрец размышляет над ним, как бы оглядываясь назад. И с этой позиции «совершенномудрого» многое выглядит, в самом деле, иначе. Однако, постепенно, чем больше я размышлял, тем глубже раскрывался передо мной смысл сказанного. Мое понимание стало оформляться в стихотворную форму, которая сначала, действительно, напоминала некоторый вариант стихотворного перевода, но в дальнейшем стала приобретать некоторое самостоятельное звучание, связанное по смыслу с первоисточником, но не более. Иногда эти стихи появлялись на фоне какой-то немудреной мелодии, иногда – нет. При этом образный ряд моих стихов вполне соответствовал моей картине мира, моему собственному духовному опыту, моей эмоциональной реакции. Да, наверное, иначе и быть не могло. Я думаю, читатель сам увидит этапы этого «погружения», прочитав книгу.

Мне видится, что своей цели мне удалось достичь, и сейчас, читая «Дао Дэ Цзин», я улыбаюсь: «Как можно было сразу не понять такой простой текст?!»

Возможно, вам, дорогой читатель, откроется некоторый особый вариант понимания этого бессмертного текста. И это прекрасно, ибо путей к Духу не счесть! Главное идти хотя бы каким-то из них вместо досужих споров о том, какой путь лучше!

Любящий вас Автор

СТИХ 1

Дао, которое может быть выражено словами,
Не есть постоянное Дао.
Имя, которое может быть названо,
Не есть постоянное имя.
Безымянное есть начало неба и земли,
Обладающее именем – мать всех вещей.
Поэтому тот, кто свободен от страстей,
Видит чудесную тайну Дао,
А кто имеет страсти,
Видит его только в конечной форме.
Безымянное и обладающее именем
Одного и того же происхождения,
Но с разными названиями.
Вместе они называются глубочайшими.
Переход от одного глубочайшего к другому —
Дверь ко всему чудесному.

Не изъяснить словами мира суть.
Название, определенье, имя —
Лишь мир вещей. Но тайна скрыта ими.
А тайна – дверь. Открыть и заглянуть
За эту дверь не каждому дано.
Стремленье, страсть – не помощь, а помеха.
Борьба пуста, и не ведет к успеху —
Закрыта дверь, зашторено окно.
Спрячь пылкий взор за занавесь ресниц.
Страсть временна, и вещи – сплошь конечны.
А истина, тиха и безупречна,
Пребудет вечно
Там, где нет границ.

Ты скажешь «Дао» – Дао в этом нет.
Тьма бренных слов скрывает вечный свет.

Чтоб наслаждаться красотой рассвета,
Нет нужды без конца твердить об этом.

СТИХ 2

Когда все в Поднебесной узнают,
Что прекрасное является прекрасным,
Появляется и безобразное.
Когда все узнают, что доброе является добром,
Возникает и зло.
Потому, что бытие и небытие порождают друг друга,
Трудное и легкое создают друг друга,
Длинное и короткое взаимно соотносятся,
Высокое и низкое взаимно определяются,
Звуки, сливаясь, приходят в гармонию,
Предыдущее и последующее следуют друг за другом.
Поэтому совершенномудрый, совершая дела, предпочитает недеяние;
Осуществляя учение, не прибегает к словам;
Вызывая изменения вещей, он не осуществляет их сам;
Создавая, не обладает тем, что создано;
Приводя в движение, не прилагает к этому усилий;
Успешно завершая что-либо, не гордится.
Поскольку он не гордится, его заслуги бессмертны.

В мире вещей ночь сменяется днем;
День, угасая, сменяется ночью.
Всякий живущий умрет – это точно, —
И возродится, но в теле ином.
Без безобразия нет красоты,
Без высоты и низов не бывает,
Кто не болел, тот здоровья не знает,
Сложность рождается из простоты…
Знай же, что двойственность – свойство ума.
Мир не хорош, и не плох изначально:
В нем перемешаны радость с печалью,
Полный карман и пустая сума…

Да, жизнь и смерть, начало и конец —
Лишь стороны единого явленья,
Лишь качества пространства воплощенья.
Кто это видит – истинный мудрец.
Он тих и нем: все знает, но молчит.
Велеречивый истины не знает.
Мудрец творит, но славы избегает,
А мир ему награды не сулит.
Мудрец ее не ждет. Идут года
С единством и полярностью в согласье…
Что сделано – забыто в одночасье,
А потому – бессмертно навсегда!

М. К. Чюрленис. Кладбищенский мотив.

СТИХ 3

Если не почитать мудрецов, то в народе не будет ссор.
Если не ценить редких предметов, то не будет воров среди народа.
Если не показывать того, что может вызвать зависть,
То не будут волноваться сердца народа.
Поэтому, управляя страной, совершенномудрый
Делает сердца подданных пустыми, а желудки – полными.
Его управление ослабляет их волю и укрепляет кости.
Оно постоянно стремится к тому,
Чтобы у народа не было знаний и страстей,
А имеющие знание не смели бы действовать.
Осуществление недеяния всегда приносит спокойствие.

Десять тысяч вещей, и Праматерь их – слово.
Лишь Источник всего не подвластен уму.
Но пытливый наш ум ищет снова, и снова
Недоступный ответ на вопрос «почему?»
Тот, кто знает ответ, пребывает в молчанье.
В говорящем же видит народ мудреца.
Поклоненье таким умножает незнанье
И бессмысленный спор обо всем, без конца.
А стяжатель и тем «мудрецам» не внимает:
Обладать и достичь – символ веры таков.
Но, кто жаждет вещей, вещи часто теряет:
Поклоненье вещам умножает воров.
Будь бесстрастен, а также к вещам равнодушен —
Так достоин прожить на земле человек!
Зависть мимо пройдет, твой покой не нарушив;
Счастье в сердце твоем воцарится навек.
Но если по судьбе людьми случиться править,
Не зарождай вражды ни в душах, ни в умах.
Доступен будь и прост – не надобно лукавить;
Пусть стороной пройдут и ненависть, и страх.
Не думай о себе, но думай о народе;
Ни в чем не ущемляй людских телесных нужд.
Бунтарский вольный дух, увы, в людской природе,
Но сытый человек бунтарству, право, чужд.
Ждать плод, чтобы упал, и НИЧЕГО НЕ ДЕЛАТЬ
Довольно хитрецов, и каждый будет рад.
Но ДЕЛАТЬ НИЧЕГО – скажу об этом смело, —
Ценнее, хоть, притом, труднее во сто крат.
Жизнь внешняя проста и смысл не открывает;
Вся истина – внутри, где с Духом связь крепка.
Доверься же ему – пусть Дух и управляет:
Ты – только инструмент в божественных руках.
Все тяготы твои – не горе, а ученье;
И кем бы ни был ты, о Духе не забудь.
Ты в единеньи с ним черпаешь вдохновенье.
Дороги к счастью нет, но счастье есть сам путь!

СТИХ 4

Дао пусто, но в применении неисчерпаемо.
О, глубочайшее! Оно кажется праотцом всех вещей.
Если притупить его проницательность,
Освободить его от беспорядка,
Умерить его блеск,
Уподобить его пылинке,
То оно будет казаться ясно существующим.
Я не знаю, чье оно порождение, я лишь знаю,
Что оно предшествует небесному владыке.

Когда в Источник погрузишься ты,
Увидишь, обомлев от изумленья —
Мир видимый рожден из пустоты,
Той пустоты являясь отраженьем.
И потому в пустом пустого нет —
Там полнота во всем многообразье:
От атома, до Солнца и планет
Все пустотой тебя влечет и дразнит.
Для полноты довольно пустоты!
Той пустоты никто не исчерпает:
Энергии небесной чистоты
Наш мир и космос жизнью наполняют.
И человек, конечно же, таков —
Комок энергий, лучик воплощенья.
Блеснет кометой средь других миров,
И канет в бездну миросотворенья,
Чтобы опять судьбой своей рискнуть,
Мир Духа воплощая в тесной форме;
Чтобы любовью истинной сверкнуть,
Не зная норм, и отвергая нормы.
Смотри же: в первозданной пустоте
Углы теряют острые предметы;
Здесь нет проблем… В душевной наготе
Ты здесь на все, всегда найдешь ответы.

Храня в душе частицу пустоты
(Никто не в силах полное дополнить),
Ты, избежав потерь и суеты,
Успеешь все желания исполнить.

СТИХ 5

Небо и Земля не обладают человеколюбием (*)
И предоставляют всем существам
Возможность жить собственной жизнью (**).
Совершенномудрый не обладает человеколюбием
И предоставляет народу
Возможность жить собственной жизнью.
Разве пространство между Небом и Землей
Не похоже на кузнечный мех?
Чем больше в нем пустоты,
Тем дольше он действует,
Чем сильнее в нем движение,
тем больше из него выходит ветер.
Тот, кто много говорит, часто терпит неудачу,
Поэтому лучше соблюдать меру.

– — – — – — —
(*) Согласно Лао-Цзы, все социальные явления, поступки людей должны
быть подчинены естественной необходимости. Поэтому он отвергал
конфуцианское понятие жень – «человеколюбие», считая его чуждым
сущностной природе человека, а требование его соблюдения
неоправданным вмешательством в жизнь общества.
(**) В оригинале содержатся два иероглифа «чу гоу», которые в одних
комментариях трактуются как «трава» и «собака», а в других —
«соломенная собака», которая по древнекитайскому обычаю
используется при похоронах, после чего выбрасывается. В том и в
другом случае «чу гоу» в данном контексте означает существа, в
жизнь которых не вмешиваются ни небо, ни земля, ни совершенномудрый

У неба нет приоритетов,
И предпочтений тоже нет:
И снег, и дождь, и тьма, и свет —
Для всех, живущих на планете.
И твердь земная беспристрастна:
Леса, и горы, и поля
Предоставляет всем земля —
И плодородна, и прекрасна.
Так, разумом взлетая к тучам,
Но стоя твердо на земле,
Указывая путь во мгле,
Мудрец всех равноценно учит.
Он мир иллюзий принимает
Во всей полярности его:
Не осуждая никого,
Сам от суда себя спасает.
Жизнь мудреца тебе примером,
Конечно, может послужить:
Кто ты, чтобы других судить,
И мир своею мерой мерить?!

Пространство мира – мех кузнечный,
Пустой и полный бесконечно.
Его даров не сосчитать.
Их не копи – то труд напрасный;
И не оценивай пристрастно:
Твое лишь то, что смог отдать.

СТИХ 6

Бессмертный дух,
Есть таинственное женское начало.
Оно становится вселенной,
Но не теряет безукоризненной чистоты.
Оно приобретает бесчисленные формы,
Но его истина остается нетронутой.
Врата в женское начало
Есть корень неба и земли.
Слушайте его голос,
И услышите его эхо через мироздание.
Оно всегда существует.
Оно всегда являет нам наше совершенство.
Оно незримо, оно неисчерпаемо
И никогда не закончится.

Бессмертный дух, основа бытия —
Таинственное женское начало,
Мне песня очень нравится твоя,
Она всегда в душе моей звучала.
В калейдоскопе красок, форм и лиц
Божественный исток не помутнеет.
Пред чистотой твоей склоняюсь ниц,
От счастья сладких слез сдержать не смея.
Ты – вечный корень неба и земли,
Источник и любви, и вдохновенья.
Твой зов, звучащий в сумрачной дали,
В душе мятежной заглушит сомненья.
И я, очнувшись от мирского сна,
Увижу вдруг свое предназначенье.
Все лучшее, что мне дано, сполна
Воскреснет, получив благословенье.
К чему завет родительский искать
В тревожной суете сердечной муки?!
У всех у нас Божественная Мать.
И ей с восторгом я целую руки.

М. К. Чюрленис. Волшебная сказка. Картина 3 из триптиха

СТИХ 7

Небо и Земля – вечны.
Небо и Земля вечны потому,
Что существуют не для себя.
Вот почему они могут быть вечными.
Поэтому совершенномудрый
Ставит себя позади других,
Благодаря чему он оказывается впереди.
Он пренебрегает своей жизнью,
И тем самым его жизнь сохраняется.
Не происходит ли это оттого,
что он пренебрегает личными интересами?
Напротив, он действует
Согласно своим личным интересам.

Пожухнув, облетят листы календаря,
И тихо я уйду неведомой тропою…
Но прикоснусь к земле, ее благодаря,
И в небо посмотрю с любовью и тоскою:
Ведь не коснется тлен ни неба, ни земли.
Меняются они, но существуют вечно.
А мы истлеем в прах, поскольку не смогли
Бессмертье обрести при жизни человечьей.
Однажды я спросил: «Ответь, земная твердь,
Скажите, небеса: я – воплощенье Духа?
Тогда зачем всегда моя подруга – смерть?»
И небо, и земля мне отвечали глухо:
«Что ропщешь, человек? Мы тоже Духа плод;
Мы стали навсегда ареной воплощенья,
И терпим всякий час цивилизаций гнет,
Без права возразить и выпросить прощенья».
Седой, как лунь, мудрец в наш разговор вступил:
«Не сравнивай себя ни с небом, ни с землею.
О, если б, как они, ты миру послужил!
И, все ж, бессмертен ты – не телом, но душою.
Без смерти жизни нет под стылою Луной:
Порвался старый «плащ» – его менять придется.
Душа уносит ввысь весь опыт свой земной,
А тело навсегда с землею остается.
Но тем живей душа, чем больше сделал ты —
Не столько для себя, как для людей и Духа.
Все то, что ты имел, пришло из Пустоты!
Ужели для того, чтоб ты наполнил брюхо!?
Бери и отдавай – не пробуй удержать:
В божественной игре ты – почтальон у Бога.
Все, нужное тебе, к тебе придет опять;
Душа отринет прочь страх смертного порога».