Гром гремит дважды

Глава 3. Консерватория

– Не вынуждай меня. Я за тебя поручился, сказал, что ты способен шевелить мозгами.

Голос знакомый, но впервые он говорит с такими интонациями. Угроза и страх. Он боится. Но чего? Ведь это мне больно, это меня грызёт жёлтый дракон. Стремительная тварь скачет вокруг меня, словно бешеная собака. Кажется, что его зубы одновременно пронзают каждую клетку тела.

Шприц в слегка дрожащих руках. Тонкая струйка брызжет с кончика иглы.

– Эта штука вызывает привыкание сильнее, чем героин. Не заставляй сажать тебя на поводок, Лей.

Я смотрю на шприц, как зачарованный, не могу поднять взгляд. Я боюсь, мне страшно увидеть лицо человека, который держит его. Боюсь – и не хочу.

– Я убью тебя, – произносят мои губы. – Когда я отсюда выйду, мы с тобой встретимся, обещаю.

Шприц опускается, как будто поникли плечи человека, который его держит. Шелестит усталый вздох.

– Ты сделал неправильный выбор…

Игла входит в вену. Жёлтый дракон кусает мою левую руку. Я слышу свой крик, он всё дальше и дальше, как будто меня уносит от самого себя скорый поезд. Со мной остаётся только рычание дракона, который утоляет свой голод моей болью.

И ещё – кто-то плачет. Близко, достаточно руку протянуть. Плачет в темноте…

* * *

Я открыл глаза, но не почувствовал изменений. Как было темно – так и осталось. Либо я ослеп, либо нахожусь в наглухо закрытой комнате без окон. Лежу на холодном каменном полу, закоченевшее тело сдавлено обручами боли. Драконья пасть стиснула меня и не отпускает.

Не двигаясь, мысленно я ощупал всё своё тело, убедился, что боль – поверхностна. Она не проникает вглубь, у меня ничего не сломано, внутри всё работает как надо. Я знаю разницу между болью и болью. Различать оттенки боли – моё давнее хобби, если не профессия.

Я упёрся руками в пол, отжался. Левый локоть пробила игла боли. Я поморщился. Нащупал стену, подполз к ней и сел, прислонившись спиной. Перевёл дыхание.

Всхлипы затихли. Кажется, человек, который плакал, торопливо вытирал сопли рукавами. Я снова поморщился. Не люблю плачущих мужчин. Сам, кажется, не плакал ни разу в жизни, если не считать совсем уж раннего детства.

– Очнулся? – Голос, как и рыдания, послышался слева.

– Угу, – откликнулся я.

Говорить не хотелось. Вдобавок к старой подруге боли пришла тошнота. Голова кружилась, а я даже не мог зацепиться взглядом за какой-нибудь неподвижный предмет. Вокруг – чернота. Всё бы отдал за огонёк спички, хоть на мгновение. Правда, «всё» в моём положении – разве что ифу, которое на мне надето, да матерчатые тапки на резиновой подошве. Больше у меня, кажется, ничего нет. Хотя и ифу вряд ли моё. Наверняка казённое.

Школа Цюань.

Кулак.

Приют для беспризорников, имевших неосторожность попасться в беззубую пасть закона. А закон – продал их в рабство.

– Ты кто? – не отставал голос. – Я не успел разглядеть, когда тебя втащили. Ты из черепах, да?

– Что ещё за черепахи? – спросил я. Вспомнил, что Ниу их тоже упоминала.

Голос я уже узнал, да и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что это – Тао.

– Лей? – Тао, кажется, обрадовался. – Надо же, мы опять соседи. Может, нас неспроста свела судьба?

– Веришь в судьбу? – усмехнулся я.

– Конечно! А ты разве нет?

– Ну… Я верю во всесильного злобного старикашку, который сидит на небе, тычет каждого из нас раскалённой кочергой и смеётся. Если можно назвать его «судьбой» – пусть так. Повторяю вопрос. Что за «черепахи»?

– Ясно, – вздохнул Тао. – Память отбило после процедур?

– Похоже на то.

– Угу. Редко, но бывает… Чёрные Черепахи – это отделение, к которому тебя причислили. Мы с тобой – Чёрные Черепахи, носим ифу чёрного цвета. А есть ещё Белые Тигры, Лазоревые Драконы и Красные Птицы.

– И в чём разница?

– В цвете ифу, – сказал Тао таким тоном, будто я задал совершенно идиотский вопрос.

– А-а, – протянул я. – Понятно.

Поверил Тао сразу и безговорочно. Вполне в духе реальной жизни – навесить бессмысленный ярлык и заставить им гордиться.

– Говорят, это как-то связано с нашими преступлениями, – продолжал Тао. – У каждого отделения свой куратор.

Он странно говорил, как будто сквозь зубы. Когда-то в прошлой жизни я такое слышал.

– Ломает? – спросил я.

– Не то слово, – процедил Тао. – Таблетку не дали, гады. Ещё и отделали…

Я вспомнил, как его «отделали», и беззвучно усмехнулся. Мне досталось куда сильнее. Впрочем, хвастаться побоями не стану.

Мутило всё настойчивее. Я заставил себя подняться и, держась за стену, двинулся в обход. Каменная стена закончилась, когда я сделал первый шаг. После этого пошёл вдоль решётки, которая отделяла меня от Тао. Он тихонько подвывал. Я представил себе, как он сидит, обхватив колени руками, и покачивается взад-вперёд. Меня перекосило от отвращения.

Нет, неправильно. Тао не виноват, что его подсадили на таблетки. Что бы этот парень ни натворил до того, как попал в «школу», такого выбора он не делал, это сделали за него.

– Спасибо, что пытался заступиться, – сказал Тао; ему, похоже, надо было разговаривать, чтобы отвлечься.

– Не люблю, когда избивают беззащитных, – откликнулся я, продолжая свой путь.

Решётка, разделяющая две камеры, закончилась. Опять камень. Угол. И железная дверь в противоположной стене. Возле двери я задержался, глубоко дыша ртом. Нет… Если придётся глотать таблетки – я тут долго не протяну. Зря устроил это представление в столовой. Спрятать таблетку – пара пустяков. Я ведь уже так делал. Делал?..

– Я не беззащитный! – заорал Тао так, что я вздрогнул.

– Как скажешь, – пробормотал я, решив его не одёргивать. Последнее дело – пытаться говорить с наркоманом, как с нормальным человеком. Кто бы ни сделал за него этот выбор.

– Я много тренируюсь, – неизвестно кому с жаром доказывал Тао. – В следующий перепрофиль пройду испытание и стану борцом!

– Что за перепрофиль? – Мне тоже было легче говорить, это отвлекало от тошноты.

– Первый день месяца, когда можно сменить работу. Надо только пройти испытание.

– Ясно. А зачем тебе становиться борцом?

Я вспомнил отожранные туши борцов, сидящих в столовой, мысленно сопоставил с Тао и покачал головой. Впрочем, то, что я видел в зеркале, выглядело ещё смешнее. Как говорится, «соплёй перешибёшь».

– Как же! – воодушевился Тао, ухватившись за новую тему, которая, похоже, была его излюбленным коньком. – Борцы – свободные люди.

– Серьёзно? Чего же они тут сидят?

– Ты не понимаешь! – Тао, судя по звуку, вскочил и положил руки на решётку. – Они свободны от работы.

– И от уплаты налогов, – пробормотал я.

– Что?

– Ничего. Чем, говоришь, они занимаются?

– Тренируются с учителем Вейжем. Выступают на турнирах, защищают честь школы. Они первыми ходят в душ, и в столовой для них – самая лучшая еда.

Это я уже заметил. У борцов в мисках были куски мяса, а у меня – только рис и овощи. Которые, к тому же, упорно просятся наружу.

– Борцы сами выбирают себе соседей по комнате, – вдохновенно продолжал Тао. – И комнаты у них больше. А ещё есть общая комната, где они сидят и играют в маджонг после отбоя. Им можно пропустить молитву. Можно даже взять любую девушку!

– И кого ты себе наметил? – спросил я, двинувшись дальше. Решил обследовать помещение до конца.

Угол, ещё одна решётка – но соседняя камера, судя по всему, пуста. Сколько их тут, интересно?

– Н-никого, – смутился Тао. – Я просто так говорю.

– Ясно.

Почему-то вспомнилась Ниу. Пожалуй, из всех виденных здесь девчонок, она была самой красивой – по крайней мере, на мой вкус. И каково ей жить здесь – где любой борец может взять её, не спрашивая согласия? Впрочем, чёрт их, китаянок, разберёт. Может, для Ниу это обычное дело. Может, даже гордится, если выбирают её.

– А ещё борцов возят в город, – добавил Тао.

Он явно изливал мне душу, делился мечтой. А мне не нужна была его мечта, я хотел только информацию.

– А что бывает, когда у счастливицы округляется живот? – спросил я.

Тао, похоже, не сразу понял, что я имею в виду. Я уже испугался, не придётся ли читать ему лекцию о последствиях половых сношений, но тут до него дошло. Тао рассмеялся:

– Такого не бывает! Из-за наших таблеток.

Мог бы и сам догадаться.

В углу я наконец споткнулся об то, что искал. Металлическое ведро брякнуло. Я опустился на пол, поставил ведро между ног и, склонившись над ним, засунул два пальца в рот.

– Тебя тоже уже ломает? – удивился Тао, вежливо переждав, пока меня выворачивало. – Не успел принять таблетку? Кстати, за что тебя вообще?

– Не хотел принимать таблетку, – сиплым голосом ответил я.

Не сказать, чтобы резко полегчало, но, по крайней мере, теперь я чувствовал, что эта дрянь меня больше не отравляет. Осталось переждать симптомы.

– Они тебя заставили выпить, да? Воспитатели?

– Угу.

– А почему тебя выворачивает? Заболел?

– Я не переношу наркотики, – сказал я, сам с удивлением слушая свои слова. – Они на меня не действуют. Вернее, действуют, но – вот так. Боль. Тошнота. Жар, озноб – всё, что угодно, кроме того, что положено.

– Странно, – недоумевал Тао. – Обычно у всех так бывает, если пропустишь таблетку.

– Вот видишь. У всех сначала кайф, потом – ломка. А у меня – только ломка. – Помолчав над вонючим ведром, я добавил: – Поэтому я ненавижу дурь. И всех, кто на ней сидит. Всех, кто её толкает на улицах. В школах, универах, клубах и кабаках…

Каждая фраза была откровением. Я тоже изливал сейчас душу, только не Тао, а самому себе. Память всё ещё скрывалась за семью печатями, но то, что я говорил, было важнее памяти. Что-то из области любви или веры. Не поддающееся законам ума. Просто существующее.

– Всё равно таблетки глотать придётся, – сказал Тао.

– Посмотрим, – буркнул я и отодвинул ведро в сторону. – А что нужно, чтобы стать борцом?

С отравой разобрался, но теперь передо мной встала другая проблема: обезвоживание. Казалось, все кишки разом ссохлись и слиплись в ком. Горло горело.

– Продержаться три раунда против одного из борцов, – сказал Тао.

– Ну тогда у меня плохие новости, – сказал я, опять вспомнив здоровяков из столовой. – Месяца на подготовку тебе не хватит.

– Да пошёл ты! – Тао ударил по решётке. – Главное – сила духа. Я сказал, что пройду – значит, пройду. Понял меня?

– Понял, понял… А теперь – давай помолчим, хорошо?

Я закрыл глаза. Попытался уснуть – не вышло. Тао выдержал в тишине минуту. А потом он начал выть.

За эту бесконечно долгую ночь я оценил чувство юмора тех, кто назвал карцер «консерваторией».

Глава 4. Джиан

Когда ключи загремели в дверях, я уже хотел убить Тао голыми руками, чтобы он наконец-то заткнулся. Он выл, стонал, иногда плакал, но стоило мне задремать, как Тао будил меня громким воплем. Кидался на дверь, барабанил по ней кулаками и, кажется, головой, звал воспитателей, молился.

Не зря всё-таки проштрафившихся учеников держали в одиночных камерах. Наверняка два-три таких недоумка поубивали бы друг друга. А клану не нужны смерти, клану нужно вернуть деньги с процентами. Бизнес есть бизнес, и если с человека можно выдоить хоть что-нибудь, его смерть не выгодна.

Две двери, моя и Тао, открылись одновременно. Я прищурился. Тусклый свет снаружи ударил по глазам, как лезвие бритвы. Тао бросился к выходу, умоляя о таблетке, до размеров которой сжались все его надежды и мечты.

Я вышел спокойно, остановился в коридоре. Фигуру воспитателя видел смутно. Давящее ощущение собственной ничтожности меня бесило. Воспитатель казался большим и сильным, свободным. Я же – тщедушный подросток, терзаемый жаждой и измученный бессонной ночью, – был по сравнению с ним букашкой.

– Ты подумал над своим поведением? – спросил воспитатель. Кажется, тот урод, что любил тыкать шокером.

– Да, – сказал я, помня, что решил больше не лезть на рожон.

К тому же, я разглядел, что в левой руке воспитатель держит стаканчик с водой. Крохотный жалкий стаканчик – капля против того, что мне хотелось в себя залить. Я бы, наверное, выпил ведро воды.

– Ты будешь хорошим мальчиком, так ведь?

В трёх шагах слева Тао едва ли не слизал таблетку с руки другого воспитателя и уже хлюпал водой, проливая её на пол.

– Обещаю, – буркнул я.

– Будешь пить лекарство, когда скажут, так?

– Буду.

– Молодец. – Воспитатель явно глумился. – Давай начнём прямо сейчас?

Я кивнул. Говорить не хотелось, горло ссохлось. Каждое слово будто ворочало там горы песка.

Картонный стаканчик с таблеткой приблизился ко мне. Я взял его и опрокинул себе в рот. Содрогнулся, когда эта дрянь коснулась слизистой оболочки.

– Держи.

Наконец-то вода. Я взял стаканчик и заставил себя пить медленно, небольшими глоточками, чтобы желудок правильно принял живительную влагу и выжал из неё максимум пользы.

– Открой рот.

Я открыл. Воспитатель посветил внутрь фонариком, наклонился, морщась.

– Язык подними.

Я подчинился.

– Хороший мальчик. Сразу бы так.

Закрыв рот, я выдавил виноватую улыбку. Воспитатель улыбнулся ещё шире. Однажды я засуну шокер ему прямо в задницу и буду давить на кнопку до тех пор, пока заряд аккумулятора не закончится. Должна же быть у человека мечта. Тао мечтает стать борцом, а я – познакомить этого выродка с его оружием поближе. Ни та, ни другая мечта почти наверняка не исполнится, но на то ведь и мечты, не так ли?

* * *

Завтрак мы с Тао пропустили. Я попросил ещё воды, но получил только тычок в спину дубинкой.

– В цеху попьёшь, – тихо сказал стремительно приходивший в норму Тао. – Там есть раковина.

Я кивнул.

Нас вывели во двор, под рассветное небо. Ученики валили из столовой. Часть пошла в цех, часть – к воротам. Похоже, какие-то работы ведутся и снаружи. Ну, логично – берёзовые чурки ведь откуда-то берутся.

На середине двора мы влились в поток других Черепах – ребят в чёрных ифу.

– Как консерватория? – спросил парень с уже изрядно отросшими волосами, которые можно было расчёсывать. – Выучил новые песни?

Он обращался к Тао. Я думал, Тао сейчас бросится на него, не потерпев насмешки над пережитыми мучениями, но он беззаботно рассмеялся:

– Парочку да. На прогулке напою.

– Ой, не надо! У тебя совершенно нет слуха.

Они смеялись, идя рядом. Я тащился следом и смотрел на них. «Быстро привыкнешь, – вспомнились слова Ниу. – На самом деле тут неплохо». Наверное, даже в аду грешники говорят друг другу, что, в общем-то, тут неплохо. Уж лучше, чем в раю, где одни неженки, с которыми и поговорить-то не о чем.

Ниу оказалась легка на помине. Когда я уже подошёл к двери цеха, она появилась откуда ни возьмись, сунула мне в руку свёрток вощёной бумаги, шепнула: «Спрячь пока!» – и унеслась прочь.

Я проводил её взглядом. Она бежала, как ребёнок, песок летел у неё из-под ног. Интересно, сколько ей лет? Кажется, не моложе меня. Впрочем, сколько лет мне, я тоже толком сказать не могу.

Свёрток я сунул под куртку и вошёл в цех.

– Лей – герой! – насмешливо встретил меня Тао. – Говорил, не будет пить лекарство, а сам съел таблетку, слова не сказав.

Друг Тао смерил меня взглядом.

– Видел бы ты, что он вчера в столовой устроил. Но он хотя бы до конца ужина потерпел. А ты – бестолочь.

– Я зато половину работы пропустил, – оскалился Тао довольной улыбкой.

– Ты говорил, где-то тут можно попить, – напомнил я.

Тао указал в дальний край цеха. Я пошёл туда. Звонка ещё не было, начинать работу никто не торопился. Я прошёл мимо бассейна, рядом с которым лежали напиленные с вечера чурки. Дно бассейна было застелено металлической сеткой, бетонные стенки покрывал коричневый налет. Для чего нужен этот бассейн – я не понял. Сейчас он был пуст, иначе я бы не стал разбираться и выпил его до дна.

Раковина оказалась в углу. Я открыл ржавый кран, наклонился и первым делом умыл лицо. Как всегда после бессонной ночи кажется, что лицо – чужое. В этот раз, впрочем, ощущение соответствовало действительности. Соотнести себя с тем, что показывало мне мутное треснувшее зеркало над умывальником – не получалось, хоть убейся.

Я закатал длинноватые рукава ифу и осмотрел руки. Никаких следов от инъекций. Чистые вены. Что же я тогда вспоминал? Или это – просто бред, вызванный вчерашней таблеткой?

Я незаметно огляделся – никто на меня не смотрел – достал зажатую между губой и десной таблетку и спрятал её в подвёрнутый рукав. Только после этого, нагнувшись, поймал губами тепловатую струйку воды.

* * *

– Что мы вообще делаем? – спросил я.

Мы терзали берёзу уже не меньше часа. Я едва на ногах держался, есть хотелось так, что в глазах темнело, но толстый Шен вечно крутился поблизости, и я не хотел доставать свёрток при нём. Привяжется опять со своими «предупреждениями», а я, может, ещё и Ниу подставлю. Не зря же она велела свёрток припрятать. Пока не разберусь с местными порядками, лучше не высовываться.

– В смысле? – Тао опять, как вчера, замер, положив лопату на чурку.

Он снова работал без перчаток и то и дело перехватывал черенок поудобнее, чтобы не тревожить кровавые мозоли, что, конечно, было невозможно.

– Вот это всё, – мотнул я головой, имея в виду цех. – Зачем? Что на выходе?

– Палочки.

– Чего?

– Мы производим палочки для еды.

Тут даже я замер и уставился на Тао. Нет, он говорил серьёзно.

– Те, которыми едим в столовой? – уточнил я.

– Ну… и их тоже, наверное. Но большую часть – на продажу.

– Куда?

– Ну куда… В магазины, кафе, фастфуды. Людям.

Я заставил себя опустить взгляд и вернуться к работе. Потрясающе. Стоять весь день, не разгибаясь, чтобы сделать какие-то грошовые палочки. В прежней жизни знать не знал, насколько это сложный и трудоёмкий процесс.

Тао опять прощёлкал приближение Шена, и тот на него наорал, вынес предупреждение. Я вздохнул. Надо отсюда выбираться. Никакого желания «привыкать» не было. Лучше уж сдохнуть на улице от голода, чем положить жизнь на выплату какого-то долга, о котором я даже не помню.

К тому же надо разобраться со своим прошлым. Все эти воспоминания – о чём они? Что со мной сделали? А главное – кто? Одно очевидно: всё, что я вспомнил, происходило не в этих стенах. Здесь я недавно. Значит, искать виновника – если он, конечно, существует, – тоже надо снаружи.

Тао шёпотом выругался, когда рука скользнула по черенку, опять остановился, затряс ладонью. На лице его было написано страдание.

– Почему тебе не выдают перчатки? – спросил я.

Тао угрюмо промолчал, глядя в сторону. Я, посматривая на него, не забывал обрабатывать чурку.

– У него забрали перчатки, – со смешком сказал тот парень, с которым Тао разговаривал утром. – Джиан. Тао ему проиграл в карты, а отдать не может – сам всё жрёт.

– Пенг, заткнись! – закричал Тао. – Не суй нос не в своё дело!

Всё-таки он, даже когда его не ломает, сдерживаться не способен. А ещё что-то там про «дух» заливает. С таким «духом» бойцами не становятся. Разве что в уличных бандах отморозков.

Пенг, смеясь, прошёл мимо. Он ходил в туалет, теперь возвращался к станку.

– Это правда? – спросил я.

Тао сопел, всем своим видом показывая, что разговаривать не хочет.

– Чего ты жмёшься, как девочка? – начал злиться я. – Не моё дело – так и скажи, я отстану.

– Правда, – буркнул Тао.

– Что ты должен? – продолжил наседать я. – Деньги?

– Какие тут деньги? – проворчал Тао, покачивая рукой черенок лопаты. – Лекарство. Здесь всё завязано на лекарство.

– Много должен? – спросил я, впитав новую информацию.

Любопытно. Если таблетки здесь выполняют роль денег, значит, кто-то глотает их сверх меры. Кто – это даже не вопрос. Во главе пищевой цепочки стоят борцы, больше некому. Вопрос – зачем. Никакого «кайфа», насколько я понял, с таблеток не бывает. Они всего лишь обезболивающие, а по совместительству ещё успокоительные и противозачаточные. Странно.

– Вчера надо было одну таблетку отдать, – как-то скользко ответил Тао. – Я пропустил. В консерватории был.

– Что-то не складывается, уж прости. – Я убрал оголённую чурку и положил на её место другую. – Вчера ты был уже без перчаток.

Тао промолчал. Я хотел было опять на него прикрикнуть, но, посмотрев на лицо, осекся. Тао, как кролик на удава, уставился на кого-то за моей спиной.

Шен? Я, не оборачиваясь, заскоблил лопатой по дереву, сдирая мягкую кору. Но крика слышно не было, и Тао не спешил делать вид, будто трудится изо всех сил. Так и стоял, застыв.

Только когда мимо меня прошёл один из борцов в роскошном шёлковом ифу красного цвета, я отложил лопату и выпрямился.

У борца были длинные волосы, которые он заплёл в косички. Кончики их касались плеч. Борец остановился напротив Тао, который безмолвно повернулся к нему, наклонив голову.

– Здравствуй, Тао, – сказал борец. – Рад меня видеть?

– Здравствуй, Джиан, – пробормотал Тао. – Конечно, рад. Очень рад!

Я стоял молча, переводя взгляд с одного на другого. Джиан вошёл сюда, как к себе домой. И где, спрашивается, Шен, с его трогательной заботой о том, чтобы каждый человек в Китае был счастливым обладателем собственного склада деревянных палочек?

Шена не было даже близко, и я заметил, что все ребята оставили работу и тоже молча смотрят на эту пару. Вряд ли сопереживают, конечно. Скорее пользуются случаем передохнуть. Кстати, а это – хорошая мысль.

Я тихонько положил лопату и достал из-за пазухи свёрток, который вручила мне Ниу. Бумага громко зашелестела в наступившей тишине, и Джиан повернул голову ко мне. Я не обратил на него внимания. Заглянул в свёрток. Там лежали лепёшки. Румяные, аппетитные. Слюна заполнила рот. Я поспешил откусить кусок побольше, от всех лепёшек разом.

Рисовые. Кажется, никогда ничего вкуснее не ел. Спасибо тебе, господи, за маленькие радости.

Джиан медленно отвёл от меня взгляд и снова посмотрел на Тао.

– Я думал, ты вчера зайдёшь, – сказал он. – Ждал, ждал…

– Я в консерватории был, – промямлил Тао.

– Да, я догадался, – вздохнул Джиан. – Какая печаль. Но ты ведь припас для меня гостинец, правда? После консерватории всем дают маленький гостинчик. Отдай его Джиану.

Он протянул ладонь, на которую Тао нечего было положить. Джиан ждал. Тао, казалось, уменьшался в размерах, съёживался перед борцом.

Пауза затягивалась. Я не заметил, как проглотил все лепёшки. Смял бумагу, бросил её под ноги, в кучу ободранной коры. В этот момент ладонь Джиана начала медленно сжиматься в кулак.

Я наклонился, поднял лопату.

– Джиан, да? – окликнул я борца, а когда он повернулся ко мне, спросил: – Это ты у Тао перчатки забрал?