Читать книгу: «Совершенный изъян», страница 2
3
В отделении стояла мёртвая тишина, как в морге. Свет в узком коридоре, напоминающем о построенных в прошлом веке коммуналках, был таким тусклым, что в местах стыка пола и стен пролегали длинные чёрные тени.
Пётр причесался пятернёй и толкнул приоткрытую дверь с содранной табличкой. Диспетчерская.
– О, приехали?
Алла отодвинулась от терминала и улыбнулась. Губы сегодня она накрасила так ярко, что лицо её казалось бледнее обычного.
– Приехали, – сказал Пётр. – Тяжеловатая была ночка.
– Холодно?
– Холодно, да. И три тела уже. А ведь ещё октябрь даже не начался. Бред какой-то.
Алла покачала головой.
– Хоть завтра отдохнёте.
Она пододвинула к Петру старое считывающее устройство – чёрную пластину с диодным глазком.
Устройство сердито пискнуло. Алла кивнула.
– Вот и всё. Что завтра…
Договорить она не успела. В комнату ввалился Вик – раскрасневшийся, как после пробежки – и выдал вместо приветствия:
– Три трупяка, прикинь? В сентябре, бля!
– Да, Пётр уже сказал.
Вик бросил на стол три чёрных жетона – один завертелся юлой, норовя спрыгнуть на пол, но Алла вовремя прихлопнула его ладонью, точно назойливое насекомое.
– Приз нам надо, – Вик икнул, – за трудовой, блядь, подвиг!
– Не ругайся, Виктор! – нахмурилась Алла, убирая жетоны в пластиковую коробку.
– Да я чё…
Алла спрятала коробку с жетонами под стол и постучала ногтем по считывателю.
– Ваш автограф, сэр!
– Автограф, бля…
Вик быстро провёл указательным пальцем по считывателю, и глазок нерасторопного устройства истерически замигал.
– Не спеши ты так. Давай ещё раз. И палец протри.
Вик плюнул на указательный палец и потёр его о куртку.
– Да что ж ты делаешь! Возьми! – Алла протянула ему бумажную салфетку. – Вы так весь считыватель залапываете, и он считывать перестаёт!
– Сидели б за столом, ручки были бы чистые! – огрызнулся Вик, но пальцы салфеткой протёр.
На второй раз считыватель, пару раз неохотно мигнув диодом, всё же принял его отпечаток.
– Вот и всё! – удовлетворённо гаркнул Вик. – Отстрелялись! Но три трупяка! Прикинь!
– Да, – Алла покосилась на терминал. – Молодцы. Хороший…
Петру показалось, что она хотела сказать «улов».
– Петя, кстати, интересовался, чё там в метках этих, – вспомнил Вик. – Проба крови или ещё чё?
– Кровь, да. – Алла откинулась в кресле и взглянула, сощурившись, сначала на Петра, пото́м на Вика; можно было подумать, что её заставляют разглашать секретную информацию. – А больше ничего и не надо. Конечно, чип там и другая хитрая технология.
– Хитрая технология. Понятненько! А то я шестой год трублю, и всё как-то по хер было, а Петю тут, понимаешь, любопытство разобрало.
– А что тебе не по хер, Виктор? – вздохнула Алла.
– Тоже верно! – хохотнул Вик. – Ладно, мне бы кофейку глотнуть.
– Да, да! – Алла показательно помахала перед лицом раскрытой ладонью. – Тебе не помешает.
Вик, хлопнув дверью, вылетел в коридор.
– Ладно. – Пётр посмотрел на Аллу, попробовал улыбнуться, но улыбнуться почему-то не вышло, как будто всё его лицо омертвело от холода. – Я, пожалуй, тоже пойду.
– И мне пора. Смена-то закрыта. Это Светка, – Алла покосилась на терминал, – курва такая, опять опаздывает!
– Хоть раньше не уходит.
– Ещё бы она раньше уходила! Долго бы её тут продержали! А щас поди найди работу! Но всё равно. Вот ведь вот зараза! Давно уже здесь должна быть.
Алла спрятала считыватель в ящик стола и поправила выбившийся из причёски локон.
– Ты что-то бледный сегодня. Нездоровится?
– Да так. Устал просто.
– Тяжёлая смена, да.
– Ладно! – Пётр всё-таки выжал из себя улыбку. – Пойду, пожалуй. Попробую отоспаться.
– До встречи.
Пётр остановился у двери.
– Слушай, – он обернулся, – вопрос есть один. Ты, может, знаешь?
– Что за вопрос?
– Не в курсе, что это за штука?
Пётр вернулся к столу и вытащил из куртки кристалл.
– Видала я такие! – закивала Алла. – Это вроде карты памяти, но не совсем. Очень дорогая, кстати, вещичка. Сейчас это вообще в моде. Можно?
Она осторожно взяла у Петра кристалл, покрутила в руках, присмотрелась к чему-то, нахмурилась и положила на стол, скривив губы.
– Поломан он, разбил его кто-то. У тебя он откуда вообще? Не купил, надеюсь?
– Нет, стал бы я покупать, не знаю что. Нашёл.
– Может, выбросил кто. Там видишь трещина-то какая. Молотком, что ли, по нему прошлись.
Пётр схватил со стола кристалл, испугавшись на секунду, что Алла сейчас смахнёт его, как мусор, в корзину для бумаг.
– А зачем вообще эта штука нужна? И почему так выглядит? Она как оплавленная.
– Я ж говорю, это мода такая. Уникальная вещь, щас это прям очень любят! – Алла изобразила одухотворённое лицо и посмотрела в потолок, на грязно-серые разводы. – Кристалла такой формы больше ни у кого нет, это тебе не дешёвка из принтера. И данные хранятся только на нём – и больше нигде. Только вот хрупкие они, кристальчики эти.
– Вообще нигде не хранятся? А в синьке?
– А вот и нет ничего в синьке! Кристалл ни с чем не синкуется. Уникальная форма, уникальные данные. Потерял – и пиши пропало.
– Глупость какая! И на хера… Зачем это нужно?
– Петя, я ж тебе говорю, модно это. У меня дочурка такой страшно хотела, но они дорогие безумно. На них обычно призрака своего записывают, и тот в синьку не загружается никогда. Призраку рассказывать можно о всяком, секретничать с ним. – Алла снова мечтательно посмотрела в потолок. – Получается что-то вроде дневника. Но не совсем дневник.
– Призрак – не призрак, дневник – не дневник.
– Молодёжь!
– И чего, считать из него теперь ничего нельзя?
– Да может, и можно. Я-то откуда знаю? Думаешь, если я за ящиком, – Алла шлёпнула ладонью по терминалу, – весь день сижу, значит должна во всей этой хитрой технологии разбираться? Да и зачем тебе оттуда что-то считывать? С такими девочки обычно ходят.
Алла издевательски улыбнулась. Пётр заметил у неё пятнышки помады на зубах.
– Интересно просто.
– Всё-то тебе интересно. Следователь, понимаю. Это у нас тут только ничем не интересуются. Откатал смену, выпил, проспался и снова на смену.
– Ладно, не бери в голову! Проехали! Пойду я. С ног валюсь уже.
– Ты зайди на досуге в магазинчик какой-нибудь, где технику продают. Там тебе всё и распишут. Так, глядишь, и узнаешь чьи-нибудь девичьи тайны.
Алла хихикнула.
– Хорошо, спасибо! – Пётр приоткрыл дверь.
– Это кого-нибудь из этих? – тихо спросила Алла. – Мерзлячек?
– До завтра! – сказал вместо ответа Пётр. – То есть…
– Я поняла.
Вик стоял, облокотившись на кофейный автомат, и сонно водил у себя под носом пластиковым стаканчиком, как ваткой с нашатырём. Пётр уселся напротив, под табличкой с надписью «Не курить!», и вытряс из пачки сигарету, которую доставал уже дюжину раз – захватанную и помятую, с пожёванным фильтром.
– Тебя хоть на доску почёта! – заявил Вик и прихлебнул кофе.
– Да пошёл ты.
– Чё домой не идёшь?
– Сейчас пойду. – Пётр прикусил фильтр. – Прийти в себя бы хоть немножко.
– Аллку ждёшь? – осклабился Вик.
Пётр прикрыл ладонью лицо.
– Никого я не жду. У меня в глазах до сих пор всё двоится. Хоть до дома бы дойти.
– Так и не отпустило?
– Немного отпустило, но всё же… – Пётр вытащил изо рта сигарету. – Давно такого не было.
– Если чё, в техничке аптечка висит.
– На стене которая? Она разве не пустая?
– Сходи да посмотри, чё! – Вик подул на кофе. – Капли вроде были какие-то ебучие.
– Именно таких мне сейчас и не хватает.
Вик хохотнул.
Помещение, которое он называл техничкой, больше напоминало заброшенный склад. К стене был придвинут массивный, в половину человеческого роста, принтер – отключённый и заросший пылью. Рядом валялись коробки с пастой для печати. Аптечка – металлический шкафчик с красным крестом, который какой-то шутник дорисовал по краям, превратив в свастику – криво висела над урной, заваленной пластиковыми стаканчиками.
Внутри оказались бактерицидный бинт с просроченным сроком годности и непонятные таблетки в банке без этикетки. Пётр чертыхнулся и захлопнул дверцу. В груди больше не кололо, но голова была тяжёлой, как после нескольких дней без сна. Хотелось свалиться в постель и проспать до начала следующей смены.
Кристалл.
Пётр достал его на свет, посмотрел на трещину, которая в бледном мерцании энергосберегающих ламп казалась длиннее и глубже, чем раньше, как будто кристалл разрушался у него на глазах. Пётр качнул головой, взвесил кристалл в руке и бросил в урну – к остальному мусору.
В коридоре Вик допивал кофе.
– И как? – спросил он Петра.
– Да никак! Кто там развлекался вообще? На аптечке свастика нарисована, внутри – таблетки без этикетки. Ещё бы мыло с верёвкой положили!
Вик загоготал.
– Это ты? – Пётр смерил его взглядом.
– Да ты чё? На кого я, по-твоему, похож? Хуй знает, чё там с аптечкой. Жалобу надо писать! Нам нормальную аптечку полагается иметь, а не это вот всё!
Пётр потёр грудь. Сердце вновь расходилось.
– Ну хорош! – Вик допил кофе и поставил стаканчик на автомат. – Я рву когти! Со мной?
– Задержусь немного.
– Значит, всё-таки Аллку ждёшь. Так и запишем.
– Вали давай! – Пётр махнул рукой.
– Я к нему, как к другу, а он… – с деланной обидой проговорил Вик.
Он сплюнул на пол, растёр ботинком плевок и зашагал к выходу, смешно распялив руки. У двери в приёмную остановился, шмыгнул носом и грузно толкнул дверь плечом. Из приёмной послышались голоса – грубоватый, Вика, и писклявый, женский. Светка, тощая, словно от булимии, влетела в коридор и, зыркнув вылупленными глазищами на Петра, застучала каблуками по направлению к диспетчерской.
Смена Аллы.
Пётр расхаживал взад и вперёд по коридору. Женщины в диспетчерской ссорились. Светка пищала так, будто надышалась гелием, и от её стервозных интонаций у Петра ещё сильнее разболелась голова. Он уже пошёл к выходу, как вдруг остановился.
– Да десять минут, чё ты ерепенишься! – визжала Светка.
– Какие на хрен десять минут! – возмущалась Алла.
Её голос по сравнению со Светкиным казался грудным басом.
Пётр, не до конца понимая, что делает, быстро зашёл в техничку и, усевшись перед урной на колени, принялся разгребать мусор.
Стаканчики, снова стаканчики. Что-то холодное и липкое пролилось ему на руку, и он брезгливо поморщился. Спустя несколько секунд он вытащил из урны кристалл и поднял над головой, как потерянную и вновь обретённую драгоценность. К камешку пристал обрывок этикетки – название лекарства, от которого осталось лишь невразумительное «прозин». По пальцам стекал чей-то недопитый кофе. Пётр спрятал кристалл в карман и вытер о штатину руку.
4
Единственная лампа на лифтовой площадке не светила, а лишь подсвечивала в воздухе пыль. Пётр зашёл в квартиру, и дверь тут же захлопнулась, заперев его в темноте. Он вслепую нашарил кнопку на стене, нажал, но свет так и не загорелся.
Квартира была мёртвой, оглушительно пустой, как будто он по ошибке забрёл в заброшенный дом за кольцом. За последним кольцом. Пётр смог рассмотреть только серые пятна поверх угольной черноты – исчезающую в сумраке мебель, широкий прямоугольник плотно зашторенного окна.
Если ты чего-то не видишь, значит этого нет.
Он полез в карман за пингбеном и выронил пакет с продуктами. Что-то вывалилось из пакета, покатилось по полу, затихло и сгинуло.
Пётр вздохнул.
Какого чёрта он зашторил окна?
Он несколько раз пощёлкал кнопкой включения света. Заедающий механизм наконец сработал, лампы на потолке мигнули и принялись медленно разгораться.
Пётр стал собирать с пола продукты.
Всё было на месте – два пищевых брикета со вкусом рыбного филе и два со вкусом говядины, пластиковый контейнер с водой, – и только яблоко, которое стоило втрое больше, чем всё остальное, укатилось куда-то впотьмах. Пётр не сразу нашёл пропажу. Яблоко застряло под диваном, и пришлось выуживать его, улегшись на полу, залезая в маслянистую пыль по локоть. Навалявшись в грязи, Пётр устало уселся на диване, разглядывая деликатесный фрукт – небольшой, размером с ладонь. Одна его сторона примялась и размякла – так, словно яблоко уже начинало подгнивать.
Пётр поплёлся на кухню.
Горячей воды не было. Он сполоснул яблоко под холодной, и у него заломило пальцы. Откусил – и скривился от кислоты.
Вернулся в гостиную. В трубе Пётр думал, что свалится в кровать, как только приедет, однако теперь ему не хотелось спать. Правда, заняться было нечем – разве что доесть кислое яблоко.
Пётр положил пакет с продуктами на стол – пищевые брикеты не портились, не было нужды хранить их в холодильнике.
Мебель, как и вся техника, перешла ему от предыдущих жильцов. Убранство гостиной составляли обеденный стол на несколько человек, четыре разномастных стула, просиженный диван и голые белые стены, в основаниях которых, по вечерам, скапливалась темнота.
Пётр не знал, кто здесь раньше жил. Вернее, кто умер. Поговаривали, что бюро так и выделяет сотрудникам квартиры – ждёт, пока кто-нибудь не околеет от холода и не освободит жилплощадь.
Жаль, что в центральных районах не торопились на тот свет.
От яблочной кислоты сводило рот. Пётр попробовал вспомнить, когда в последний раз ел яблоко – и не смог.
Он расшторил окно.
Светало. Облака над одинаковыми домами светились оранжевым и багровым, а над ними тянулся чёрный шлейф дыма от ТЭЦ. Снег перестал, но стёкла по краям покрылись инеем, а радиатор под окном не грел. Пётр так и не снял куртку.
Он догрыз яблоко. Нужно было поесть что-нибудь посерьёзнее, одного «хот-дога» ему не хватило. Пётр вслепую, точно лотерейный билетик, выудил из пакета пищевой брикет – попался говяжий, – и пошёл на кухню. Он положил брикет в микроволновку – разогревать было необязательно, но холодный едва получалось разжевать – и присел за узенький столик у окна.
На столике стояла початая бутылка.
Микроволновка звякнула. Пётр вытащил из неё брикет – коричневый, как тот самый «хот-дог» из ночного киоска. Благодаря цвету, брикет и правда походил на кусок запечённого мяса.
Пётр взял вилку и, немного подумав, стакан.
Жевал он машинально, не различая вкуса. Расправился с половиной брикета и плеснул водки в стакан. Осушил одним глотком. Налил ещё. В голове прояснилось. В груди чувствовалось приятное тепло. Теперь Пётр ел медленно, раскатывая каждый кусочек языком по нёбу. Брикет был сочным и сытным.
Стало жарко. Пётр скинул куртку на пол – вставать и идти куда-то уже не было сил. Закурил.
Полбутылки. Почти полная пачка сигарет.
Он вспомнил о чём-то, подцепил с пола куртку и нащупал в кармане кристалл.
Пётр совершенно не понимал, зачем его подобрал. Сломанная карта памяти, не соединённая с синькой, уникальный дизайн, из-за которого кристалл напоминал то ли кусок оплавленного стекла, то ли окаменелую личинку насекомого. Дорогая придурь для дурной молодёжи. Трещина внутри странно уменьшилась в размерах и казалась незначительным изъяном – вроде тех, из-за которых снижают цену драгоценным камням. Пётр несколько раз моргнул, ещё раз всмотрелся в кристалл и бросил его на стол. Тот покатился по клеёнчатой скатерти со стилизованными под иероглифы узорами и ударился о бутылку.
Пётр пыхнул сигаретой. Тяжёлый сизый дым обволок на мгновение треснувший камень. Сердце отпустило, прошла головная боль.
Пётр налил ещё водки.
И вспомнил о мёртвой девушке с шунтом.
Бездомная, у которой шунт в голове стоит больше, чем он зарабатывает за год. Её посмертная агония – словно она пыталась добраться куда-то, сделать что-то, несмотря на собственную смерть.
Пётр повёл плечами от внезапно вернувшегося холода.
Он вдруг подумал, что зря не настоял на вызове группы, пусть бы они и прождали их всю ночь. Вик с электрической палкой. Кровь, брызнувшая из глаз. Чёрная и густая, как патока.
Он допил залпом водку и снова наполнил стакан. Сигарета догорела. Он закурил вторую.
Утренний свет за окном раздражал. За неделю с небольшим в СК Пётр так и не привык спать среди дня. Он встал – покачнулся, но устоял, разведя руками, – включил потолочную лампу и зашторил окно. Можно было притвориться, что день, не успев начаться, промелькнул где-то между вторым и третьим стаканом, и уже наступила ночь.
Тихая мёртвая ночь.
Он поднялся из-за стола, только когда добил бутылку.
Его шатало, и он впечатался в стену плечом, выбираясь из кухни. Кое-как добрался до спальни и, не раздеваясь, свалился в кровать.
Проснулся Пётр, когда сквозь прогалины в шторах уже пробивался плотный полуденный свет. Он весь вспотел. Сердце бешено молотило. Он добрёл до ванной – пробираясь сквозь загустевший, пропитанный запахом говяжьего брикета воздух, – вытащил из аптечки пузырёк, вытряс несколько капель на язык и запил водой из-под крана.
От едкой горечи его чуть не вырвало. Он несколько раз глубоко и медленно вздохнул, чтобы успокоить желудок. Вернулся в кровать, но сна больше не было. Тогда Пётр вышел в гостиную, стараясь двигаться осторожно и медленно, как будто из-за любого резкого движения у него брызнула бы кровь из глаз. Капли должны были скоро подействовать. Он мог посмотреть какой-нибудь фильм или передачу – что угодно, лишь бы немного отвлечься.
Пётр стоял у голой шершавой стены и водил по ней ладонью, точно нащупывал тайную дверь, однако минбан, который обычно спешно отзывался на жесты, никак не включался. Стена оставалась белой и пустой. Сдавшись, Пётр свалился на диван.
Было тихо. Как и всегда.
Пётр прикрыл глаза, и в этот момент с потолка прогремел барабанный бой. Пётр вскочил на ноги, но тут же ослабленно осел на диван. Стена взорвалась красками, замелькали огромные, в человеческий рост, буквы – так быстро, что ничего невозможно было прочесть, – и пошёл обратный отсчёт. Под самым потолком, залезая на стыки стен, пульсировали яркие неровные цифры – резко высвечивались, увеличивались судорожным рывком, сжимались и тонули в цветовом месиве. Отсчёт ускорялся, как биение сердца. Цифры стремительно приближались к нулю. Начиналась какая-то передача или хамский рекламный ролик. Пётр взмахнул рукой, отбросив это раздражающее мелькание в сторону, прочь из комнаты. Звук под потолком оборвался. Изображение на стене на секунду застыло, как на стоп-кадре, а затем потускнело и сгинуло.
Виски́ вновь буравили раскалённые иглы.
Пётр поплёлся в ванную. Он был ещё в уличной одежде – лишь куртка валялась на кухне, брошенная, пока он допивал вчерашнюю бутылку. Рубашка под свитером пропотела насквозь и прилипла к телу. Пётр снял через голову свитер, надеясь, что холод протрезвит его, остудит кровь. Он открыл кран и подставил шею под струю ледяной воды. Затем взглянул на себя в зеркало.
Глаза покраснели и стали мутными, пустыми, как у незрячих, как у мёртвой девушки, которую воскресил свихнувшийся шунт.
Пётр доковылял до кухни. Холод раздирал кожу. Головная боль так и не отпустила. Водки не оставалось. Кристалл, о котором он уже и забыл думать, по-прежнему валялся на столе.
5
Пётр остановился у самодельной вывески. Кусок мятого гофра, пришпиленный над дверью. Криво намалёванное светящейся краской «ТехникА» – с прописным «А», как будто это имело особенное, понятное только избранным, значение.
Пётр зашёл и прищурился.
Внутри было темно, как в подвале, и лишь высоко, под потолком, мигало несколько цветных диодов, поддакивая неслышной мелодии – красный, синий, зелёный, снова красный, снова зелёный.
– Есть кто? – крикнул Пётр.
Впереди, у стены, послышались шелест и скрип, а через секунду над головой у Петра засветилась лампа.
«Подвал» был точным определением. Узкое, с низким потолком помещение завершалось длинным столом, за которым сидел тощий паренёк в огромной, с чужого плеча, искусственной дохе. За спиной у него висела табличка с красной надписью «Warning! This song has no words!» и вереницей мелких, уродцеватых иероглифов, означавших, по-видимому, то же самое. К стенам были приколочены полки с поломанной техникой – терминалы, считыватели, пыльные платы.
– Вы чё хотели-то? – Парень уставился на Петра осоловелыми глазами. – Вам на ремонт?
– Ремонт? Нет.
Пётр подошёл к столу и показал парню кристалл – он держал его двумя пальцами, как драгоценность для ломбарда, но в тусклом свете подвала тот напоминал, скорее, кубик мутного льда.
Парень моргнул несколько раз, словно в глазах у него спросони двоилось.
– И чё?
– Знаешь, чего это за штука?
– Ну ясное дело! Ток я тут ничё не покупаю. Я продаю! – и, выпростав тощую руку из необъятной дохи, парень показал на забитые хламом полки.
– А я и не продаю, – сказал Пётр. – Мне нужно считать с кристалла данные. Можешь сделать?
– А-а! – Парень оживился. – Ну так другой разговор! Так бы сразу, да. Послайсить бы кристальчик можно, да. Через чоппер его подрубить, скажем, но тут дело сложное.
– Чоппер? – нахмурился Пётр. – В смысле, дело сложное? Так можно или нет?
– Червячка-то нет? – спросил парень и тут же сам замотал головой. – Нет червячка, ясное дело! Был бы червячок, ты бы тут не слайсил, – парень хихикнул, – тебя бы тут ваще не было! А без червячка…
– Твою мать! – рявкнул Пётр. – Так есть у тебя чего-нибудь или нет?!
Парень облизал обветренные губы, выудил из дохи тонкую захватанную сигаретку и закурил.
– Ты, старик, не обижайся, но тут дело такое… – Он выдохнул дым в потолок. – Штучки эти – они для тех, кто с червячками. Считать кой-чё можно, конечно. Ну так, послайсить чуток. Чё найдём – обойдём. Если там локер обычный, понатянем сток, что тебе за полжизни не разгрести. Но если какой навороченный – то тут я без гарантий. Я пару таких камешков крякал, так чуть мозги не вытекли! Муторно это!
Парень скосил глаза на кристалл, но Пётр тут же убрал его в карман.
– Чуть не вытекли, да. А те чё нужно-то оттуда? Мне бы знать надо. Тэги какие-нить или буфены. Ну там био-мио, гео-шмео…
– Я ни хера не понимаю, о чём ты говоришь!
– Мужик! Ты хоть знаешь, чё это за штучка такая? Там – призрак! Дух, мать его так! – Парень ткнул пальцем Петру в грудь. – Причём онпрема! В синьке его нет.
– Знаю я всё.
– И чё те с него надо тогда?
– Надо всё. Всю программу призрака.
Парень приподнял брови.
– Все данные? Мужик, ты чё ваще? Ты чё, вконец обдолбался? Ты хоть представляешь, какой там объём в натуре? Куда мы сливать-то это будем? Другой кристальчик есть?
Пётр покачал головой.
– Тогда вариантов немного. Тогда… – Парень хитро сузил глаза.
– Чего тогда?
– В общем можно подрубиться типа. Ток без червячка – это дело такое…
– Сложное?
– Сложное, да. А чё ты думаешь? Но и нормально подрубиться не получится. Ток так, наполовину типа.
– В смысле наполовину?
Парень выпустил из ноздрей дым и глухо закашлялся, как туберкулёзник.
– Юкс порезанный будет. Ну а чё ты хошь-то? С червячком же там – все ощущения, все органы чувств. Осязание там, обоняние. – Он снова кашлянул. – Короче, можно получить ток визуал. Ну и это, аудио-монаудио.
– Этого хватит.
– Тогда…
Парень плевком затушил сигарету. Придерживая одной рукой доху, он наклонился и вытащил из-под стола пластиковую коробку. То, что в этой коробке лежало, напоминало детали от разобранного манекена – перчатка с металлическими фиксаторами для пальцев, которую кто-то сложил так, что из кулака торчал один средний палец, серебристые манжеты на запястья, стальные обручи, чтобы до боли стискивать виски́. Парень запустил в коробку руку, погремел и выудил самую нелепую штуковину из всех. Она была похожа на проволочную корону с батарейкой на затылке и мятым забралом, полностью закрывающем глаза. К забралу крепился пульт с круглыми разноцветными кнопками.
– Чего за хрень такая? – спросил Пётр.
– Хрень! – Парень обиженно поджал губы. – Это ж йен-дзынь, самый реальный! Червячок без червячка практически! К дыркам, правда, не подрубается, но духа увидишь тока так! И побазарить тоже без проблем – там и микрофон, и звук, и все дела.
– Значит, я смогу поговорить с призраком?
– Ну так! А о чём я тебе тут?
Пётр смерил шлем взглядом.
– Сам сделал?
– А то! Выглядит не ахти, конечно. – Парень любовно погладил забра́ло, смахивая с него пыль. – Но работает тока так. Картинка супер! Такой визуал – ты охренеешь, отец! Пространственный звук! Корпус я, правда, напечатать для него не успел. – Парень покачал пальцем моток проволоки на затылке. – Зато и отдам подешевле. Сговоримся кароч. Ну и так даже лучше! Настраиваемый размер получается!
Парень захихикал.
– Дзынь, значит?
– Йен-дзынь!
– Примерю?
– Валяй!
Вопреки опасениям Петра, шлем налез, однако батарея больно давила на затылок, а криво скрученная проволока впивалась в виски́. К тому же он ничего не видел. Тяжёлая давящая темнота.
Пётр бросил дзынь на стол.
– Дерьмо какое-то! Ты меня чего, разыгрываешь?
– Да ничё я не разыгрываю! Если чё не нравится, могу поправить. Всё равно такой дзынь больше ни у кого не найдешь!
– Да уж, разве что в такой же дыре на соседней улице!
– Так и шёл бы на соседнюю улицу! – Парень бережно поднял со стола шлем и положил его обратно в коробку. – Чё ты ко мне за слайсами припёрся? Или на соседней уже послали? Да, отец?
– Ты бы повежливей, – сказал Пётр. – И ещё раз назовёшь меня отцом, зубов не досчитаешься.
– Ладно-ладно! – развёл руками парень. – Извините, дядя, я – не я, и всё такое прочее. Но какие ко мне-то предъявы? Тебе духа открыть надо – вот варик. Чё не нравится, я не пойму?
Пётр упёрся руками в поясницу и ещё раз посмотрел на валяющийся в коробке дзынь.
– Он работает хоть?
– А то нет! Тут ваще всё работает! Всё сам, – парень ткнул себя в грудь, – сам проверял! Я хлама не толкаю!
Пётр потёр глаза. Голова болела, а после вчерашней водки мутило. В спёртом воздухе магазинчика пахло табаком. Он закурил.
– Проверим?
– Тут дело такое… – замялся парень.
– Сложное, да?
– Ну как сложное – батарейка разряжена. А мне тут быстро зарядить не получится, заряжаться долго будет. Ну а чё? Придёшь домой – зарядишь, проверишь. Если чё не так, ну мало ли, я ж всегда тут. Приходи, поменяю, деньги верну.
– Я вообще не тороплюсь. Ты заряжай пока, а я пойду, пивка попью.
– Ох, отец… – вздохнул парень, но тут же осёкся и быстро взглянул на Петра. – Ладно! От сердца отрываю!
Он снова порылся в коробке и вытащил тонкую прямоугольную батарею.
– Вот! – Он гордо продемонстрировал её Петру. На чёрном пластике был налеплен стикер с мелкими иероглифами. – Самая крутая! Полгода твой дух без подзарядки прокумекает, а то и год! У меня одна ваще такая!
– Хорошо. Подключай.
Парень схватил со стола отвёртку и стал выламывать старую батарею, которая была обмотана проволокой, как паутиной.
– Ток эт те дороже будет стоить. Сам понимаешь, такой продукт. Реальный, сам понимаешь.
Парень подсоединил новую батарею и кое-как оплёл её проволокой.
– На, – сказал он, – проверяй!
Пётр недоверчиво покосился на приделанный к забралу пульт.
– И как эта хреновина работает?
– Отлично работает! Синяя – включение и выключение. Вот эта вот – снимок. Эт ваще мой джуи! – Парень брызнул слюной.
– Чего твой? И какой ещё снимок?
– Ну снимок! – Парень попытался изобразить что-то руками, и доха едва не слетела у него с плеч. – Типа зафотать духа можно. Там картофан, кстати, встроенный, и фоту пото́м можно, как ты любишь, считать.
Паренёк осклабился, показав тонкие прокуренные зубы
– Картофан? Карта памяти? – догадался Пётр.
– А то!
– Ладно. А остальные кнопки чего делают?
– А остальные, – медленно проговорил парень, – не работают.
– Хоть бы что-то работало!
Пётр сплюнул сигарету на пол и раздавил её башмаком.
– Эй, тут тебе не сортир! – возмутился паренёк.
– Помолчи! Значит, надеваю, нажимаю синюю кнопку – и всё?
– Типа того.
– А кристалл в кармане?
– Не, надо посмотреть на него. Вытащи и позыркай! – Парень выпростал из дохи руку и сделал вид, что рассматривает воображаемый кристалл. – И подержи в руках немного, минутку-две в день хотя б – но ток без перчаток и прочего. Он заряжается так.
– Вот же хрень!
Пётр примерил дзынь. Аккумулятор больше не давил на затылок, но вся эта конструкция выглядела ещё более расхристанной, чем раньше – забра́ло покачивалось, когда он поворачивал голову, криво приделанная батарейка клацала и скрипела.
– Ну же! – подгонял его парень.
Нажимать на синюю кнопку Пётр не торопился. Сердце снова замолотило.
– Да не боись ты! Не взорвётся он! Сам же хотел проверить!
Пётр стянул с одной руки перчатку и медленно поднял над головой кристалл. Пальцы с перепоя дрожали. Пётр вздохнул и нажал на синюю кнопку. Что-то больно вдавилось в глаз, и шлём раздражённо загудел, как трансформатор.
– Не взорвётся, говоришь…
Парень молчал.
Появилось изображение. Всё вокруг казалось преувеличенно ярким и чётким, как при завышенной резкости, когда цвета выгорают, и сквозь монотонную серость прорезаются острые края предметов – стен, мебели, даже лиц.
– Херня! – заявил Пётр. – Не работает.
– Погоди чуток. Или попробуй поводить кристаллом туда-сюда.
Пётр поднёс кристалл к забралу. Фокусировка запаздывала, и бурую картинку в забрале временами застилал туман.
– Херня полная!
Пётр собирался уже снять дзынь, но тут всё вокруг затопила густая синева, в которой отчётливо просматривались горизонтальные полосы развёрстки, как при аналоговом сигнале.
– Чего за… – Пётр моргнул, но синева не исчезла. – Как это работает вообще? На транзисторах, что ли?
– Полоски-то? Всё путём, зафурычило значит. Это позиционка такая.
– Позиционка?
– Ну, – парень пощёлкал узловатыми пальцами, – координатная сетка. С огрешками маленькими, конечно, ну а чё ты хочешь? Не червячок же. Но лучше ни у кого…
– Да всё равно ни хрена не работает! Чего мне делать-то нужно?
– На кристалл посмотри.
Пётр посмотрел на кристалл. По-прежнему ничего. Уродливый шлем со смешным китайским названием уже бесил. Снова хотелось курить, но Пётр почему-то решил, что сигарета может помешать сеансу. Сеансу. Как будто он отправился к медиуму, чтобы вызвать призрака.
Пётр покрутил головой, присмотрелся к синюшному, точно у мертвеца, лицу парня. Детализация картинки серьёзно страдала. Если английская надпись на стене читалась без проблем, то мелкие иероглифы Пётр разглядеть уже не мог – они сливались друг с другом, напоминая больше арабскую вязь, чем китайскую грамоту. По краям забра́ла синий туман редел и сходил на нет – скосив глаза, можно было увидеть прежнюю, не испорченную цветовым фильтром картинку.
– Будет чего-нибудь ещё или уже можно снимать?
– Погоди! Первый контакт всегда медленный.
Контакт.
– Это как первый раз с тёлкой – не всё сразу получается! – Парень прыснул со смеху. – В следующий раз быстрее будет. Он щас пытается с кристаллом спариться. Спариться, хы! Но там хитро всё.
– Мне это уже надоело! За шута меня держишь?
– Ну погоди ты!
Наконец внутри камня, рядом с трещиной, запульсировал красный огонёк – сбивчиво и суматошно, словно никак не мог определиться с интервалами мерцания. Спустя ещё несколько секунд перед глазами Петра возникли рубиновые буквы – такие осязаемые и плотные, что, казалось, кто-то вырезал их из пластика и подвесил в воздухе.
