Дальше фронта

«В случае политического поражения России, потери ею своих стратегических позиций на Западе и Юге она может выбрать кажущийся ей адекватным ответ на вызов „европейского сообщества“, как она его воспринимает. Таким ответом скорее всего окажется выход из ТАОС или существенное ограничение участия в общих программах. Желая таким образом „наказать Европу“, Россия на самом деле развяжет руки самым разрушительным тенденциям современности. Разрыв или серьезное ослабление „Периметра безопасности“ автоматически резко усилит криминальные организации и террористические группы как нашего, так и остального мира. Они получат возможность действовать где им захочется – от Гамбурга до Тавриза и Кейптауна.

В противоположность этому мандат международного сообщества резко сократится. Он будет ограничен несколькими стратегическими точками, которые мы еще сможем контролировать – вроде Касабланки, Рабата или Стамбула. И что же остается? Обвальный крах мирового порядка. Повсеместная анархия. Как последняя надежда – отступление в укрепленные города. Все это – опыт «темных столетий», который миру, оставшемуся без стабилизатора, скоро придется испытать вновь. Проблема, однако, состоит в том, что новые темные столетия окажутся намного более опасными, чем те, что уже были пережиты человечеством в IХ – ХI веках. Мир населен почти в 20 раз плотнее, и потому конфликты между различными «племенами» неизбежно окажутся более частыми. Технологии преобразовали производство, и теперь человеческие сообщества зависят не только от наличия пресной воды и хорошего урожая, но и от снабжения углеводородным топливом, запасы которого, как известно, конечны.

Худшие последствия новых темных столетий проявятся на окраинах слабеющих великих держав. Богатейшие порты глобальной экономики – от Нью-Йорка до Роттердама и Сиднея – станут объектами нападений грабителей и пиратов. Одновременно локальные войны могут опустошить целые регионы, доселе входящие в орбиту притяжения свободного мира.

Нас ждет вселенская катастрофа и хаос – исключительно потому, что некоторые политики, громко декларирующие свою приверженность «демократическим ценностям», готовы принести их, вместе с собственными головами, в жертву амбициям горстки никому по большому счету не интересных и не нужных сепаратистов с задворков Европы. Всего сто лет назад лидеры по-настоящему великих держав знали, как следует поступать с теми, кто несет угрозу…». (Нейл Фергюссон, профессор, сопредседатель Гуверовского института войны, революции и мира. Из докладной записки Главе Совета безопасности ТАОС 5 октября 2005 года.)

Прочитав этот документ целиком, князь пришел в хорошее настроение. Встречаются и там умные люди, с которыми можно работать, пусть пока их и не столь много, как хотелось бы.

Следует инициировать публикацию в зарубежной прессе серии материалов, развивающих поднятую господином Фергюссоном тему. Особенно насчет грядущих «темных веков», последним гарантом от наступления которых является великая и неделимая Россия.

Так ведь, по гамбургскому счету, и есть. Если удастся довести эту истину до размякших от либерального пацифизма и политкорректности мозгов еврочиновников и левых интеллектуалов, глядишь, и испугаются они за свое сытое и безмятежное (на чужой крови) существование. Мы-то и без их помощи обойдемся, не привыкать, лишь бы не мешали, под ногами не путались.

И вот еще интересное сообщение оппозиционной к берлинскому кабинету мюнхенской «Байрише фолькишер беобахтер»^[25]. Явно здесь чекменевские ребята постарались.

«По информации из кругов, близких к БНД, отмечены неофициальные контакты между спецслужбами московского наместничества и личной референтурой рейхсканцлера Германии доктора Вирта. Как утверждается, рейхсканцлер в частном порядке был предупрежден о том, что, если вследствие ныне обозначенной германским правительством позиции „невмешательства“, которая на деле означает поощрение и поддержку сепаратистов, России не удастся сохранить „статус-кво“, возможно следующее развитие событий:

– Россия, согласившись на предоставление Польше какой-либо формы независимости, в категорической форме потребует от нового польского правительства заключения сепаратного договора о взаимопомощи (фактически – о протекторате) и защите интересов непольского населения освобождаемых территорий. Одновременно Россия пообещает содействие и поддержку в объединении «русской» Польши и Малопольской республики, признает законными (по прецеденту) претензии Польши к Чехословакии и Германии по поводу «западных и юго-западных земель». Из тех же источников сообщается, что в России уже ведется работа по формированию «теневого правительства» новосозданного государства из максимально пророссийских политиков, с одновременной нейтрализацией, вплоть до физического уничтожения, «непримиримых националистов». Косвенным подтверждением этого является загадочный взрыв в Бельведерском дворце, жертвами которого стало пока неустановленное, но значительное количество членов так называемого Комитета национального спасения. Такое развитие событий, если приведенные факты действительно имеют место, чревато для Германии потрясениями, гораздо более болезненными, чем те, что ныне переживает Россия».

Гениально придумано. С одной стороны, намек на нынешнюю слабость российских властей и царящие там пораженческие настроения, с другой – неприкрытая угроза немцам. Для них-то «спорные территории» – чуть не четверть всех нынешних коренных германских земель, и, если что начнется, никому мало не покажется.

И еще один крючочек на ту же тему и из тех же «источников» – неподтвержденная, но весьма правдоподобно выглядящая информация о том, что отмечены контакты между некими близкими к Великому князю частными лицами и находящимися на полуподпольном положении национал-социалистами и отставными офицерами из «мифической» организации «Стальной шлем».^[26]

Речь на этих переговорах якобы шла о совместных антиправительственных выступлениях в случае неудовлетворительного, с их точки зрения, решения польского вопроса. Предполагается, что, опираясь на сочувствующие воинские части рейхсвера и великокняжеской гвардии, крайние националисты обеих стран готовят одновременный военный переворот, после чего может быть создана своего рода российско-германская уния по типу бывшей Австро-Венгрии.

О чем-то подобном князь и сам в свое время подумывал всерьез. Совсем, кстати, неглупая мысль, которая очень многим может показаться привлекательной, а главное – реализуемой. И, естественно, – кошмар для Франции (прежде всего Франции), да и прочих участников европейского концерта.^[27]

Олег Константинович был согласен с Чекменевым – в ближайшее время следует ждать зондирующих звонков, писем, а то и предложений о личных встречах ну, может быть, и не от первых лиц мирового сообщества, но и не от последних тоже.

Потому он и тянул время, несколько заморозив реализацию детально согласованного с Каверзневым плана. Хотя все было готово, и собрать Правительство и Государственную думу можно хоть завтра.

Но предпочтительнее, само собой, сначала дождаться реальных результатов, всходов уже посеянных семян смуты в станах и врагов, и союзников, дезорганизовать и деморализовать их настолько, чтобы потом любой бескровный выход из ситуации показался им благом и крупным выигрышем.

А что же происходит на Западном фронте на самом деле?

Ничего особенно страшного. Россия и не такое видела и переживала. Конечно, очень неприятно читать в сводках, что ровно половина Привислянского края, западнее линии Данциг – Люблин, фактически не контролируется законной властью, губернские и уездные правительственные учреждения разгромлены. Держатся лишь батальонные и полковые военные городки за пределами крупных городов и, разумеется, пограничные заставы на германской и чешской границах. Уж те-то так просто не возьмешь!

Число вооруженных инсургентов колеблется от двухсот до трехсот тысяч, и отмечается процесс их консолидации, формирования почти регулярных полков и даже бригад. Причем разведка сообщает, что мятежники не испытывают недостатка в командном составе. Кроме волонтеров из Малопольши и населенных поляками германских земель, на сторону мятежников перешло несколько сот российских офицеров польского происхождения и еще большее число начальствующего состава иных военизированных структур.

Ну с этими-то в свое время разговор будет короткий – если не расстрел на месте, то военно-полевой суд, и все равно стенка. А может быть, лучше – виселица!

И будет это совершенно правильно, поскольку измена присяге не извиняется никакими соображениями, как бы возвышенно они ни были оформлены для собственного самооправдания.

Кроме того, как военный человек, Олег Константинович считал процесс формирования «Народовых сил збройных» для собственных планов более полезным, чем вредным. Чем более крупными, структурно организованными будут вражеские войска, тем проще и легче их будет в нужный момент уничтожить. Вместе с лагерями базирования, складами, транспортными средствами, прочей инфраструктурой, а также многочисленными пособниками и сочувствующими, которые гораздо виднее, когда оказывают содействие легализованным структурам, а не рассеянным по лесам бандам в десять-двадцать человек.

На занятой мятежниками территории вовсю идут этнополитические чистки. Русские, украинцы, белорусы, да и поляки, «запятнавшие» себя сотрудничеством с русскими властями, или просто чересчур обрусевшие, изгоняются, откуда только можно, в том числе и из занимаемых домов и квартир, если на них находятся претенденты из числа «национально мыслящих». В зависимости от преобладающих в каждом конкретном воеводстве и уезде настроений, с той или иной степенью жесткости осуществляется депортация или интернирование «нежелательных элементов».

В то же время, что особо отмечалось в информационных сообщениях, словно по команде прекратились кровавые бесчинства первых дней восстания. Или почти прекратились.

Больше не случалось массовых погромов, поджогов православных церквей, число убийств на улицах и в домах государственных служащих почти вернулось к «статистической норме», а если они и происходили, то в виде «эксцессов исполнителей», а не как планомерные мероприятия руководителей и идеологов восстания.

Более того, определенным образом проводится политика сохранения «единой государственной инфраструктуры». Продолжается бесперебойная работа транзитного железнодорожного транспорта, почти безопасен проезд по автомагистралям, так или иначе, но функционируют отделения банков, в том числе и общероссийских.

То есть очевидно, что новые власти, еще не сформировав управляющих структур общенационального масштаба, действуя подобно пресловутой «криптократии», одновременно пытаются обозначить себя в качестве вполне цивилизованной и вменяемой силы.

«Но это им никак не поможет, – с некоторой долей злорадства думал князь, – когда все же начнется полномасштабная операция по восстановлению законности и порядка. Абсолютно все, что уже произошло и происходит сейчас, укладывается в статьи Уголовного кодекса, трактующие понятия государственной измены, насильственного захвата власти, вооруженного мятежа, политического и экономического бандитизма.

Что за беда, если многие из этих статей не применялись по полвека и больше, чуть ли не со времен завершения Гражданской войны и Реконструктивного периода. Главное – их никто не удосужился отменить, а сроки по ним порядочные, от десяти лет до бессрочной каторги, кроме того, непосредственно в зоне действия военного, особого и осадного положений предусмотрена такая удобная мера, как расстрел на месте дезертиров, провокаторов, паникеров, поджигателей и мародеров».

Расхаживая вокруг планшета с рельефной электронной картой предполагаемого ТВД^[28], князь намечал на ней районы, где целесообразно нанести сокрушительные удары из «бокового времени». Интересно будет посмотреть, насколько его стратегическое видение совпадет с разработками штабистов.

Две гвардейские дивизии закончили сосредоточение в предписанных районах от Бреста до Ужгорода, отряд Легких сил Балтийского флота готов войти в устье Вислы и совместно с бригадой морской пехоты продвинуться до самой Варшавы. Морская авиация и часть ВВС Московского округа завершают разведку целей для нанесения ракетно-бомбовых ударов и высадки воздушных десантов.

На проведение военной фазы операции Олег Константинович отводил ровно пять дней. После чего предполагал собственными, московскими частями плотно прикрыть границу с Германией и Чехословакией, а с востока ввести в Польшу армейские и полицейские подразделения Российского правительства для окончательного умиротворения мятежной провинции.

Впрочем, к тому времени это разделение на российских и московских потеряет всякий смысл.

Пожалуй, лучше всего провести процедуру наделения его диктаторскими полномочиями в ночь со второго на третий день операции, когда все скрытые войска выйдут на исходные позиции, а действующие открыто ВВС и флот достигнут первых значимых успехов.

В этом случае массированный выброс фронтовых сводок и комментариев к ним по всем информационным каналам отодвинет в глубокую тень короткие и невнятные сообщения о внеочередной сессии Государственной думы, а факт провозглашения гражданина Романова О.К. (кстати – законного и несменяемого заместителя председателя Государственного Совета) легко впишется в концепцию «стратегической необходимости».

Тут комментаторы должны будут напустить еще больше тумана, публикации оппозиционного характера свести к минимуму «техническими причинами», но вовсе их ни в коем случае не пресекать. Свобода слова есть ценность безусловная и неотчуждаемая.

А заявление о фактической и юридической передаче всей полноты власти Великому князю должно совпасть с победоносным завершением кампании, взрывом народного ликования, триумфом Верховного правителя и Военного диктатора и внедриться в сознание подданных и «мировой общественности» всего лишь как некое ритуальное действо. Знак признания заслуг в сохранении целостности Державы и карт-бланш на силовое пресечение еще более опасных вызовов и потрясений, которые непременно грядут в самом ближайшем будущем.

Очень довольный тем, что наконец сумел свести воедино все концы столь долго мучившей его проблемы, князь прошел в угол кабинета, где у окна, выходящего в Александровский сад, стояла старинная, красного дерева с перламутровыми вставками, конторка. Он любил писать стоя и исключительно от руки. Механические и электронные посредники между мозгом и листом бумаги мешали течению его высоких дум.

Лощеная, с сиреневым оттенком линованная веленевая бумага, черные, как китайская тушь, чернила, золотое стилографическое перо – вот инструменты, достойные запечатлевать эманацию великокняжеского разума.

Все свои научные и политологические труды Олег Константинович написал собственноручно, причем окружающих неизменно поражала его способность писать прямо набело, без черновиков и почти без правки.

И сейчас легшие на бумагу, безукоризненные по каллиграфии строчки как бы подвели итог его интеллектуальным терзаниям. До сегодняшнего дня у него не все сходилось. Отдельные эпизоды плана выглядели вполне здравыми и логичными, но томило, как начинающаяся зубная боль, ощущение собственного интеллектуального и творческого бессилия.

Ну, словно бы бьешься, пытаясь собрать пистолет из кучи деталей от разных, пусть и похожих систем. Все вроде бы такое, как надо, а там выступ в паз не входит, там отверстия для винтов не стыкуются, курок по бойку не попадает. Злишься, потеешь, материшься сквозь зубы. И вдруг – раз, два, три – щелкнуло, звякнуло, лязгнуло, сошлось! И вместо груды никчемных железок в руке аккуратная, красивая, а главное – готовая к делу машинка.

В данном случае на свет родился удивительный документ, заслуживающий право сохраниться в анналах, подобно трудам Марка Аврелия или запискам Цезаря о Галльской войне. Изложенная на трех страницах предыстория вопроса, логически неуязвимое обоснование безальтернативности собственного решения и языком боевого приказа сформулированная последовательность действий каждого из своих доверенных лиц.

Ни убавить, ни прибавить!

Олег Константинович решил, что больше он себе голову ломать не будет. Передаст свой меморандум Чекменеву, и пусть верный паладин реализует. Истолковывает и доводит до исполнителей.

А Государю других забот достанет. Вот сейчас к патриарху нужно ехать, обсудить очередную насущную идею. Что, мол, Ваше Святейшество, неплохо бы на возвращаемых в лоно православия землях учредить нечто вроде нашего военно-монашеского ордена. Ну, как ливонский был, католический, или там меченосцев. Очень полезно будет, благо, по его сведениям, чересчур много офицеров, отставных, а то и кадровых, в монастыри повадились уходить. Душу, блин, спасать, как, например, давеча надумал капитан второго ранга Кедров, занимавший немалый пост у «печенегов».

Ну вот и пускай, по патриаршему благословению, в рясе и с автоматом Богу послужат. А для первого обзаведения можно передать церкви замок Мальборк в дельте Вислы, бывшее гнездо крестоносцев. С землями окрестными и соответствующими субсидиями. Красивые там места, и крепость выглядит внушительно. А под это дело, когда все сладится, заодно и ритуал коронации, помазания на престол с первосвященником можно будет обсудить.

Глава восьмая

«Ну, вот и вернулись», – подумал Ляхов, когда вновь распахнулись ворота в пустой параллельный мир, неотличимо схожий с окружающим. Тот же знобящий ветерок, то же низкое серое небо, под которым вторым эшелоном плыли лохматые, напитанные холодной октябрьской водой тучи. Только за спиной – мрачные кирпичные громады казарменных корпусов, а не коттеджи поселка, к которым всего несколько дней назад они вышли, в страстной надежде вернуться в мир людей. И без всякой уверенности, что им это удастся. Каждый в глубине души, не говоря этого вслух, волей-неволей прикидывал, что будет делать, как устраивать дальнейшую жизнь, если с возвращением ничего не выйдет.

А вот о том, чтобы по доброй воле вернуться сюда снова, тогда не думалось совсем. Где-то, конечно, таилась мысль, что (при благоприятном развитии событий) сходить сюда еще придется. Но мысль – из того же разряда, что у фронтовика, получившего отпуск и стоящего на вокзале с вещевым мешком на плече.

Далеко за спиной погромыхивает передовая, но к тебе это отношения уже не имеет. Сейчас все надежды и планы связаны с приближающимся к перрону поездом. Но пролетели дни, туго, как патроны в магазин, забитые самыми разнообразными, казалось бы, взаимоисключающими делами, и – вот он, тот самый фронт, с которого вот только что уезжал.

Честно сказать, Вадим надеялся, что вторая экспедиция состоится несколько позже и придется идти в Израиль для встречи со Шлиманом с научно-этнографическими, если так можно выразиться целями. Ну и дипломатическими тоже.

И видел себя Ляхов в качестве чрезвычайного и полномочного посла людей к некробионтам, поскольку Микаэль определенно заверил, что примет в этом качестве именно и только его. Несомненно, это было бы интересно, только отправляться следовало с многочисленной, хорошо подготовленной в теоретическом и научном плане экспедицией, насчитывающей, может быть, сотни человек. Как в достославном девятнадцатом веке это было принято у исследователей и завоевателей Экваториальной, к примеру, Африки.

В ближайшее же время Вадим собирался заняться работой по верископу и примыкающим темам. Да еще предполагал, что Чекменев, а то и сам князь поручат новоиспеченному флигель-адъютанту какое-нибудь дело по организации полноценного аппарата восстанавливаемой самодержавной власти. Как раз по его профилю занятие.

Но вышло все, как зачастую бывает, совершенно иначе.

Бубнов едва успел ознакомить Вадима со своими последними результатами, продемонстрировать налаженную работу целого отдела спецконтроля, которым он теперь руководил. При этом высказал предположение, что или теперь Ляхова назначат на этот пост, а ему самому дадут возможность обратиться исключительно к теоретическому обеспечению процесса, или же создадут под началом Вадима еще одну структуру, в которую отдел войдет одним из подразделений. Это, пожалуй, было бы разумно. Что-то вроде управления по вопросам кадровой революции, или, еще лучше – «Криптократическое управление»!

И тут последовал экстренный вызов к Тарханову.

Да-да, не приглашение на дружескую беседу или на деловой обед в узкой компании, как издавна повелось, а самый настоящий вызов телефонограммой с полным указанием нынешней должности Сергея, номера кабинета и времени прибытия.

Вадим прибыл в Кремль слегка удивленным. Пусть данная форма диктовалась спецификой службы, но все-таки предварительно старый товарищ мог бы и позвонить, объяснить, что и как. Ну а, с другой стороны, приняв как должное свой нынешний придворные статус и правила игры, стоит ли теперь удивляться, если требуется их исполнение и во всех остальных, пусть лично тебе неудобных, случаях.

В кремлевских апартаментах Тарханова он еще не бывал и впечатление получил сильное. Все же удивительная штука судьба. Захотела – и вознесла вчера еще скромного армейского капитана, недавно видевшего себя максимум командиром полка, да и то в далекой перспективе, до таких чиновных вершин.

В одном этом кабинете, не считая приемной, где восседали «собственный его высокоблагородия адъютант» (как мысленно сострил Ляхов) и девушка-секретарша, поместился бы весь штаб их ближневосточной бригады. Вокруг ковры, мебель, которой в случае необходимости можно целую неделю топить походную печку, кремлевская брусчатка и голубые сосны за окнами. Грандиозно!

Ради такого многие люди душу дьяволу продадут не задумываясь. За куда меньшие блага продавали.

Но, своими глазами увидев не только архитектурные излишества, но и творящуюся в занимаемом Управлением корпусе деловую суету, Вадим в очередной раз отметил, что это не для него.

Вид офицеров, быстро, чуть ли не рысью снующих между кабинетами с папками бумаг, доносящиеся из-за закрытых и полуоткрытых дверей телефонные трели, надсаженные, не всегда понимающие разницу между армейским плацем и присутственным местом голоса; то и дело подъезжающие и отъезжающие от подъездов автомобили – все это внушало Ляхову не почтение и зависть, а томительную, всегда охватывающую его в больших штабах скуку… И мысли о проданной за чечевичную похлебку свободе.

Его отец тоже, в расплату за серебряные эполеты и шинель с красными отворотами, отсутствовал дома сутками и неделями, уезжал на службу, не дождавшись позднего петроградского рассвета, и возвращался за полночь. По три года не ходил в отпуск.

Так что Вадим с Тархановым ни за что не стал бы меняться местами.

«А ведь придется, коли прикажут, – тут же подумалось ему. – Если только в отставку не подать сразу же».

Доложившись адъютанту, Вадим непроизвольно взглянул на напольные часы темного дерева в углу – нет, не опоздал, до назначенного времени еще четыре минуты.

Кроме него, в приемной переминались с ноги на ногу еще около десятка поручиков и штабс-капитанов. Большинство из них явно были знакомы друг с другом, но, по малости чинов и непривычке к столь серьезным кабинетам, свободно общаться они как-то стеснялись. Все больше обменивались отрывочными фразами шепотом, с некоторой опаской оглядываясь на каждого вновь входящего и на преувеличенно усердно перебирающего бумаги порученца.

Все они были в караульной форме, то есть в повседневных мундирах, без наград и шпор, но при ремнях и оружии. Никого из них Ляхов не знал даже в лицо.

С появлением полковника, китель которого украшали планки высших орденов, погоны и аксельбанты флигель-адъютанта, все присутствующие вытянулись и дружно прищелкнули каблуками.

Вадим жестом указал, что «вольно», и начал присматриваться к людям, явно приглашенным сюда по одному с ним делу, но тут порученец Тарханова пригласил собравшихся в кабинет, на обитой шоколадной кожей двери которого значилось коротко: «Начальник управления».

Без всяких преамбул, лишь коротко поздоровавшись, Сергей указал Вадиму место за приставным столиком, остальным предложил занимать стулья вдоль противоположной стены.

– Господа офицеры! В соответствии с приказом № 1156 по штабу Гвардии все вы откомандировываетесь для выполнения специального задания в составе особой группы Главного разведуправления. Общее руководство возложено на меня. Командиром группы назначен присутствующий здесь полковник Половцев, Вадим Петрович, к вашему сведению – Герой России. Прошу…

Ляхов привстал и поклонился, чувствуя, что сбываются самые пессимистические его предположения.

– Суть задания и сроки его выполнения командир доведет до вас в положенное время. Не позднее, чем сегодня к вечеру. Равно как и распределение функций внутри группы. Заместителем командира группы назначается штабс-капитан Уваров…

Теперь с места пружинисто поднялся высокий, загорелый офицер, с резкими чертами лица и не совсем уместной в этой обстановке, слегка иронической улыбочкой:

– Есть, господин полковник!

– Вольно. Вы, капитан, сейчас примете командование группой, направитесь в Литовские казармы, где немедленно начнете получать вооружение и амуницию вот по этому списку, – и протянул Уварову толстый запечатанный конверт. – Здесь же краткие характеристики личного состава и рекомендательный вариант штатного расписания. Помещение для вас подготовлено, дежурный офицер в курсе. Вопросы есть?

– Так точно, господин полковник. Будет исполнено. Только вот: разрешите личному составу до начала выполнения три часа времени для устройства неотложных личных дел?

Остальные офицеры, тоже до последнего момента не имевшие понятия о предстоящем назначении, согласно закивали. Действительно, хоть какие-то личные дела найдутся у каждого, особенно если не знаешь, куда и на какой срок убываешь. А то и навсегда…

– Не возражаю. Под вашу ответственность. Автобус с эмблемой управления будет вас ждать на Ивановском спуске. Других вопросов, просьб, пожеланий нет? Все свободны. Вас, Вадим Петрович, я попрошу остаться.

– И что весь этот цирк должен означать? – стараясь, чтобы голос его звучал как можно более небрежно, осведомился Ляхов, без предложения взяв из коробки на столе друга папиросу и глубоко, может быть, чересчур нервно, затянувшись.

– А ты привыкай, – с такой же небрежностью, которая в Гвардии считалась хорошим тоном, ответил Сергей. – Я же тебя предупреждал – времена наступают суровые. Помнишь, как говорил герой одного романа: «За каждую скормленную вам калорию я потребую множества мелких услуг»? Так там разговор вели штатские, а мы вдобавок люди военные. Начальство решило, значит, так тому и быть!

– Но ведь… – попытался возразить Ляхов, но Тарханов не дал продолжить.

– Ничего не ведь. Если ты хочешь сказать, что я должен был заранее поставить тебя в известность, все обсудить, поторговаться, если угодно, упирая на связывающие нас отношения, то это тоже из другого времени. Чтобы тебе было легче, докладываю: я сам получил соответствующий приказ лишь сегодня утром, приказ, подчеркиваю, а не предложение поразмышлять на служебные темы. И, чтобы выполнить его в срок, вынужден был заниматься конкретными делами в режиме «хватай мешки, вокзал отходит»!

– Ладно, ладно, не будем больше об этом. Это, как я понимаю, строго в развитие давешнего нашего разговора насчет отношений с Игорем Викторовичем…

– Совершенно верно. Не буди лихо, пока оно тихо. Когда, к слову, мне было рекомендовано счесть себя похороненным на уютном кладбище, а самому под чужой фамилией отбыть аж в Нью-Йорк, я что, сопротивлялся, махал руками и орал, что у меня совершенно другие планы? Взял паспорт, билет и поехал… И ребята, которых ты только что видел, тоже возражать и задавать вопросов не стали. А ты что, намного лучше их?

– Не лучше, не лучше! Только объясни ты мне, ради бога, о чем все-таки речь идет. И немедленно начнем исполнять, как в Уставе сказано, нимало не жалуясь на лишения и тяготы…

Очередного выпада Ляхова Сергей предпочел не заметить, чтобы не терять даром драгоценного времени. И тут же сообщил, что задача более чем проста.

Во главе сформированной группы, которой вдобавок будет придано необходимое количество бойцов обычных строевых частей, ему предстоит через вновь сооруженный, абсолютно надежный стационарный портал переправиться на ту сторону, там и только там ознакомить личный состав с боевым приказом. Который и исполнить со всей возможной быстротой и тщанием…

Маршрут движения указан на прилагаемой карте, но допускаются, с учетом реальной обстановки, разумные отклонения. По мере продвижения обеспечивать за счет приданных сил охрану и оборону в указанных пунктах. Попутно разрешается и даже поощряется проведение необходимых исследований, в той мере, в какой это не будет мешать выполнению основной задачи. Во время рейда полковник Ляхов будет пользоваться правами командира отдельной части. Снабжение группы и выделение необходимого количества личного состава и техники возлагаются на начальника Московского гарнизона.

– Все понятно?

– И даже многое сверх того. В пределах возложенной на тебя функции ты все отбарабанил наилучшим образом. Моему заместителю хватило бы. Непонятно одно – при чем тут именно я? Подобную задачу вполне способен выполнить любой толковый офицер, тот же штабс-капитан, которого ты ко мне приставил.

Тарханов усмехнулся.

– А он и будет выполнять девяносто процентов задания, и даже больше, если ты прикажешь. Приличный, между прочим, офицер. С большим боевым опытом и не меньшим самомнением. В «печенегах» всего месяц, а уже успел удостоиться представления к двум орденам и повышения в чине. Вдобавок за проявленные героизм и излишнюю инициативу, кое-кому сильно подпортившую настроение, сплавлен из действующей армии в наше распоряжение, от греха подальше.

Вы с ним сработаетесь, если не позволишь себе на шею сесть. А твоя функция, как единственного, кроме меня, офицера, досконально изучившего тот свет, – осуществлять общее руководство с учетом знания местных условий и на месте принимать решения, которых никто другой, кроме нас с тобой, принять не в состоянии. Мне твердо обещано, что проводная, и радиосвязь, и транспорт будут работать беспрепятственно, так что не должность у тебя, а чистая синекура.

– Что теперь спрашивать? Будем работать. Однако все же удели мне еще десять минут твоего драгоценного времени. Я ж понимаю, служба, режим секретности, «никто не должен знать больше, чем необходимо для выполнения…» и так далее. Но между нами, без протокола? Я тебя Чекменеву не выдам. Ну?