Земля живых (сборник)

Бывший диверсант от удара отлетел на несколько метров, покатился по асфальту. И замер. Неужели все?

Молдаванин встал. Затем посмотрел на меня, отвернулся и, прихрамывая, пошел к телу Бори. Он опирался на «калаш», как на костыль.

Боря начал вставать. Удар «бумера», видимо, сломал ему позвоночник. Боря поднялся на руках и пополз к Юре. Невероятная машина для убийства.

Юра поднял «калаш» и выстрелил.

Долгое мгновение я думал, что Боря бессмертен и неубиваем. И сейчас он разорвет Юру на части, а затем доберется до нас с Батыем… Юра выстрелил еще несколько раз. Затем бросил автомат на землю.

Боря был мертв. Окончательно.

Прощай, бригада.

* * *

Батый сел на водительское сиденье. Крепкий все-таки у борцов череп, это да. Я сидел рядом. Где Молдаванин? Ехать пора. Может, он умеет водить машину? Наверняка ведь умеет.

– Юра живой? – спросил я. Молдаванин стоял ко мне спиной и смотрел на огонь.

– Живой, – ответил он.

Молдаванин повернулся. Пламя пожара освещало его лицо. Курносый, совсем не опасный с виду. Простой рязанский парень.

– Юра, – сказал я. – Валим отсюда! Ты машину умеешь водить?

– Я остаюсь.

– Юра, блин, что за херня?! Быстрее в машину!

Молдаванин улыбнулся. И тут я все понял.

– Юра, тебя укусили?

– Вечно ты, Серый, какую-то фигню придумаешь.

Я сжал зубы. Эх, Юра, Юра. Теперь я видел, что плечо у Молдаванина разорвано, левая рука висит, как плеть. Значит, Боря все-таки дотянулся зубами… и заражение неизбежно…

– Что передать твоим?

На мгновение лицо Молдаванина дрогнуло. Затем опять стало невозмутимым.

– Поезжай к своей жене, Серый. Выживи и будь рядом. Просто так это не закончится.

Когда мы уезжали, пылали уже верхние пять этажей гостиницы. Из вестибюля брели унылые мертвецы, а Молдаванин аккуратно отстреливал их из «бенелли». Думаю, он оставил для себя последний патрон. Юра умеет считать выстрелы.

– Батый, выжми сцепление, – скомандовал я. Придется еще поработать инструктором. – Теперь чуть добавь газу и плавно отпускай. Поехали. Руль держи мягче…

«Бумер» развернулся и с грохотом съехал по пандусу, вильнул. Я закусил губу. Больно звездец как. Словно концы костей трутся друг об друга. Но ничего. Дома меня соберут по частям и склеят, как было.

Я знаю.

Когда выезжали на шоссе, мимо нас с воем промчались две пожарные машины. Надеюсь, у ребят под рукой топоры…

Батый включил вторую скорость, затем третью. Почти без хруста коробки. Ладно, может, и выйдет из него водила. Я нажал кнопку на магнитоле.

– Голуби летят над нашей зоной… Голубям нигде преграды нет… – надрывно запел кассетник.

Да уж, без блатной песни никуда. Мы ж все-таки в бригаде. Хотя мысль правильная. Мне надо домой, в Севастополь. К Ленке. К морю. Тогда и с ногами все будет в порядке. И с мудачками справимся – рано или поздно.

– Куда сейчас? – спросил Батый.

– В аэропорт. Шереметьево. Может, самолеты еще летают. Поможешь мне добраться до самолета? А там поезжай куда хочешь, машина теперь твоя. Домой поедешь?

Батый кивнул.

– Слушай, Батый, – спросил я. – А почему ты русских не любишь?

– Кто тебе сказал? – удивился борец. «Бумер» вильнул на дороге, выровнялся. Хорошая точила, пятерка, по ровной дороге как линкор прет.

– Держи ровнее, – посоветовал я. – А все-таки?

Мы мчались по шоссе, мимо сталинских домов. Слева пролетела в черном небе подсвеченная огнями Останкинская башня.

– Просто я их не понимаю, – ответил Батый.

– Почему их? Я же тоже русский.

– Да? – искренне удивился Батый. – А я думал, ты цыган.

Тьфу, черт. Поговорили.

– Правда, цыган я тоже не особо люблю…

– Следи за дорогой, болтун.

«Бумер» летел, освещая асфальт мощными фарами. Люблю ездить ночью. Печка гудит. Тепло и тихо. Я откинулся на сиденье. Все будет хорошо. Я знаю. Дорога мерно гудела под днищем машины.

– Голуби летят над нашей зоной… – пело радио. – Голубям нигде преграды нет… Ах, как мне хотелось с голубями… На родную землю улететь…

И это правда.

Алексей Штейн
Жизнь в наследство

Дежурить на Южном КПП было скучно. Поневоле с теплом вспоминалась разухабистая атмосфера на Седьмом форту. Оно понятно, что в государственные интересы наша вольница никак не вписывалась, да я и сам первый был за этот разгон… Но все же там было как-то… атмосферно. Собирались там самые настоящие «лихие люди» – и вовсе не разбойники… не только разбойники. Не совсем только разбойники. Да и то сказать – ну зачем сейчас душегубствовать и грех на душу брать, и проблемы на хвост вешать? А что проблемы будут нешуточные и нынешнее безлюдье не спасет, – Горсовет уже доказал. Дураков не осталось… почти. А хочешь лихость проявить – иди, тебя ждут голодные толпы бывших сограждан. Разной степени разложения или морфированности. Питер под боком, четыре миллиона зомбаков ждут своей пули в голову. Ну, впрочем, уже не четыре, а меньше. Нашими стараниями в том числе.

Однако теперь эти лихие, кому спокойно жить и работать скучно, таскаются по городу, вызывая нездоровый интерес патрулей… Даже нас дергали пару раз на разборки – и один раз получилось совсем нехорошо: решив, что «по старой дружбе» мы ничего не сделаем, ребятки продолжили быковать, а когда поняли, что мы не на их стороне – схватились за пушки. Ну, и пришлось недолго думая пристрелить. Витек по сих пор вспоминает, как своему корешу полмагазина в грудь засадил… Говорят, Горсовет подумывает организовать им новую «территорию вне закона», Дикий Запад и все такое. Петропавловка от такого счастья отказалась и даже пригрозила ликвидировать гнездо разврата, буде такое рядом возникнет. Вроде как говорили про Крестовский остров, да и то больше слухи. По мне лично, так лучше бы попросту пристроить к делу кого можно, а остальных утилизовать. Впрочем, Горсовету виднее. Потому они там и наверху, что умные. Ни за что не полез бы я командовать и руководить, ну его на хер. Отвечать за все, прежде всего перед собой. Мне после командования группой погибшие ребята до сих пор снятся. Осенью, еще когда не перетащили нас с форта, сразу после разгона «Легиона», когда из лояльных формировали милицейские дружины, мне Борисыч предлагал на командира отделения сразу, «а там посмотрим, подучишься – и командиром взвода». Отказался я сразу, резко и решительно. Ну уж нет, сами командуйте и все решайте. И отвечайте за это. А я не хочу. Мне своего хватает. У меня дом, семья, хозяйство… потомство намечается. Да еще Дарья после бандитов совсем сдвинулась на безопасности. И ее эта идея с фортом… Одно меня пока спасает от необходимости реально начинать реализацию безумного замысла – лед все не встанет крепкий, декабрь не пойми какой в этом году…

Перескочил мыслями на дом, и настроение совсем как-то упало. Вспомнил, как прощались. Что на нее нашло-то? В первый раз, что ли, на дежурство? Ну, обещал уволиться, благо дело добровольное, да и все меньше нужна милиция – полицейские порядок держат, армейцы давно зачистили всех бандитов и тоже сократились, и с радостью полиции помогают, «чтобы форму не терять». Грандиозные планы по зачистке зимой города урезали по причине обыденной нехватки транспорта, да и не нужны там особо стрелки, там все проще и скучнее оказалось. Ну договорились же, после Нового года подам рапорт… Нет, вот эти слезы, обнимания… Я слышал, что на баб беременность воздействует, но все равно как-то… И вслед смотрела, на крыльце стоя, до самого поворота ее видел… Опоздал, конечно, ничего страшного, кому мы тут нужны теперь, но все равно. Не люблю опаздывать.

Хотя, конечно, и сам виноват – не привык еще, что на Южный ехать. Это кронштадтским хорошо – особенно кто электромобильками обзавелся. Да тем, кто в Лисьем, – троллейбус вот-вот протянут, вообще халява будет. А у меня и горючка за свой счет, и пробег… Зато, конечно, и дом свой, и какой – хоромы! Были. Теперь все или на капремонт, или все же как Дарья придумала, с ее паранойей вовсе сменить место жительства… Ладно, хорошо хоть, не сожгли дом, как баню. Даром что кирпичный. А что пулями все побитое – ну так утеплились мы все одно хорошо, и, может, еще и лучше, чем было, а так… только что напоминает. По мне, так отремонтировали бы летом, да и жить дальше, но если ей в башку что втемяшится… Если не врут, то электроснабжение и к нам протянуть могут, даром что всего-то чуть и надо, на птицефабрику-то когда еще подали. Впрочем, там-то понятно: морфокуры – довольно неприятные соседи, да и даже урезанное производство – это жизненно значимый объект. То-то кронштадтские сразу пригребли… Даже как-то в глубине души радостно, что ломоносовскую фабрику не спасли, а то, глядишь, там бы сосновоборцы обосновались. Хотя нет. Эти куркули ленивые. Обрадовались своему счастью, сели на ЛАЭС и торгуются. Торговались. Пока зима не подошла. А после «навала», когда зомбаки по первому холоду ломанулись, то и вовсе сникли. Еще немного пыжатся, да недолго осталось, по всему. Сожрет их Крон, к бабке не ходи. Да и люди там все больше и больше ворчат – в Кроне жизнь налаживают, а там все еще «выживают», с питанием по карточкам и сплошным беспросветным тунеядством… Даром что выжило много, в разы больше, чем в других местах, ибо специфика города такая, а едут оттуда в Крон по первой возможности. Недолго осталось «атомной республике», недолго…

* * *

В караулке послышался шум – по привычке протянул руку за автоматом. Хотя здесь никаких бандитских налетов уже не бывает, но все же – служба. Как тоннель открыли, так мы, можно сказать, тут на переднем крае. И поток в Крон временами огромный – с перешейка по дамбе много кто ехал, и в порт – морем, через Кольцевую в объезд города добираться тоже мало желающих было. А тут весь юг области получил возможность доехать относительно быстро. Потому скапливалось прилично машин по выходным, да после первых холодов наплыв «беженцев» был. По зиме, конечно, меньше, но все же бдим. И контроль серьезный, все-таки тоннель – сооружение такое… мало ли что и как. На том берегу уже и отстойник, и фильтраж… Все собираются сюда вынести, но, как всегда, нет времени и ресурсов. Как Рамбов осенью эвакуировали, так с тех пор и остаются только обещания – некому работать.

Сирена боевой тревоги мигом выбросила лишние мысли. Схватив автомат и проверяя на бегу амуницию, следом за парнями выбегаю на двор. Тормозя с разбегу о траверс у выхода из бункера, мы поочередно отскакиваем в обе стороны, рассыпаясь по позициям. Примостив в бойнице уже снятый с предохранителя автомат, наблюдаю недоумевающих проверяемых – семейная пара у грузовика в шлюзе грамотно подняла руки и не двигается, изумленно таращится стоящий в очереди на шлюз фермер на «дутике» – четырехколесном пердикакере на пневматиках низкого давления, на Ржевке такие уже промышленно клепать начали, по зиме самое то – а летом разве по болоту хорошо, но защиты-то никакой, и так едва двух человек с полуцентнером груза тянет… Беру сразу на прицел какую-то навороченную тачилу, последнюю в очереди. Сегодня немного въезжающих, до темноты пару часов, все, кто хотел, с утра приехали. В тачиле какие-то укурки, судя по мельтешению, хотят сдернуть подальше от непоняток. Музыка из их колымаги аж сюда слышна, и наверняка кумар там стоит – мама не горюй. В Горсовете битвы насчет необходимости запретить всякую дурь давно идут, но пока на такие мелочи просто сил не хватает. В общем, раз тревога – если эти ребята попробуют сдернуть, то полмагазина только от меня им обеспечено. Ибо не хрен. Не знаю, что случилось, но любой, кто дернется, огребет. Укурки, похоже, сообразили, и суета в тачке прекратилась, водила даже через стекло руки показывает – мол, стоим, боимся. Вот это правильно. Долго жить будешь…

Секунды тянутся, слышно, как скрипит на крыше в своем гнезде турель, с которой наконец скинули брезент. Ох, въе…ть бы Кастро, нашему пулеметчику, это его забота, чтобы все было смазано и не скрипело… Еще десять секунд тишина, ничего вообще, и это напрягает все сильнее. Вот сейчас точно лучше никому не дергаться и даже не дышать… Ну что за черт?!

Сзади слышен топот – но не оборачиваюсь, по расписанию есть кому контролировать и выход во двор. Тут же слышу мат Борисыча, который, не стесняясь, орет на старшего дежурного звена. И только потом объявляет отбой. Кажется, сейчас кого-то будут бить…

* * *

Бить никого не стали. Борисыч, в компании какого-то мента, сухо приказал завершить проверку, зажечь красный сигнал на мачте (издалека видно, что въезд закрыт и соваться следует только в целях самоубийства, ибо стреляют не глядя) и собраться всем составом в зоне проверки. Исключение – пулеметчики и снайпер, они остаются на местах и слушают оттуда. Что-то они нам рассказать хотят? Быстро проверяем грузовик, потом фермера – там и проверять нечего, закупаться приехал, растаманов Борисыч завернул сразу, сказав, что не пропустит, и вообще советовал несколько дней в Крон носу не казать. А то и пропасть можно. Растаманы вняли и унеслись на всей возможной скорости, виляя лысыми покрышками по нечищеному накату. Все, готово… А на хрена Борисыч приказывает поставить «боевой» шлагбаум? Из той серии, что и танком не пробить (а скорее учитывая укрепленные на нем заряды, наоборот даже)? Интересные дела – переглянулся с Витьком, – тот нервно теребит свою бывалую финку. Опустил глаза – я тоже непроизвольно мацаю через карман тэтэшник. Симптомчики нехорошие, жопа чует приключения. Не иначе стряслось что-то в городе серьезное, если КПП закрывают так… Но почему только Борисыч? Где усиление от армейцев? Или все совсем плохо? Строимся неровно – в конце концов, строевщины в милиции нет, что бесит и армейцев, и ментов… но пока нас не расформировали, эту вольность мы себе выторговали. И даже такую немыслимую у армейских наглость, как нестройно вопрошать: «Ну что там? Борисыч, не тяни, не на плацу!» – и прочую ерунду. Оглядев нас, Борисыч поднимает чуть ладонь, чтобы, мол, заткнулись, и выдыхает одно только слово:

– Война.

* * *

– Ситуация в целом проста и понятна, – ментовский капитан вызывал какую-то неприязнь прежде всего своим ухоженным видом. Особенно когда, скинув ушанку, поправил прическу – довольно длинную, а не под ноль, как у большинства сейчас – даже бабы стригутся коротко, кто живет на выселках. Ибо гигиена и тому подобное. А у этого еще и шевелюра не выглядит растрепанной или немытой… городской! И форма ладно сидит, и вообще… Но, с другой стороны, нас тут построили не мнение о нем составлять. Наши западные «друзья» после истории с Нарвской электростанцией остались без энергии. А в Кохтла-Ярве у них немалый анклав… Ну, по их меркам – немалый. Замерзнуть им, конечно, не дали… Но соседушки оборзели… Точнее, сначала оборзело наше «Энергетическое Сверхдержало», а уж потом…

– Александр, давай покороче, некогда, – прерывает его Борисыч.

– Да, в общем, сейчас неважно… Дело такое… братцы. – Мы с Витьком кисло переглянулись – если такой пижон к нам в родственники набивается – дело швах… – Под Нарвой стоит лагерем их колонна. Типа, пришла ГЭС отбивать… После их про…ба никуда техника не ушла. А не так давно пришла еще техника. РСЗО, самоходные минометы и даже ЗРК. БМП и БТР и так там до черта по нынешним меркам… хорошо хоть, танков у них никогда и не было. Кто еще не понял: оттуда несколько часов рывком через мертвый Кингисепп, и они выходят на ЛАЭС.

– Там же у них охрана! – не выдерживает кто-то из наших, кажется, старший смены. Капитан морщится, но отвечает:

– Там действительно есть и охрана и техники… чуть. Против такой колонны не сдюжат. Сосновоборские сами так довели, чтоб наших там не стояло. Все «аннексии» опасались. Так что про них речи нет, да и вообще… если техника прорвется до АЭС… В общем, не должна она туда прорваться. Это и обсуждать глупо. Тем более есть мнение, что если техника захватит станцию, то и подкрепления пойдут к ним. В общем, техника не должна дойти до ЛАЭС.

– Так и че? – влез Витек. – С нас-то че?

– С вас… – Борисыч вздохнул. – В городе жопа с войсками. Как всегда. Если коротко – то не успеть собрать что-то серьезное. По… данным, к утру их колонна будет в Сосняке. Ночью выдвинутся – и утром там. У нас есть ночь, но за ночь едва успеют собрать бронегруппу. Вся же техника на консерве, большинство в Каменке. Подушечник после аварии под Выборгом все еще чинят. Вертолетчики свои машины тоже не расконсервируют так быстро. Короче, не успеваем. Есть один вертолет да обычный транспорт. Штук пять по городу соберем бэтээров, которым на глаза эстонским бээмпэшкам лучше не показываться. Ну по частникам по мобилизации что-то соберем… В общем, формируется передовая группа. Надо соседушек подтормозить. Сколько выйдет?

– Сразу скажу – шансов выжить мало, – вмешивается мент. – Потому только добровольцы. Остальные как по контракту, остаются прикрывать блокпосты, и в бой, только если сюда дойдут соседи. А в группу только добровольцы. Агитировать времени нет. Кто согласен – шаг вперед. Остальные – оборонять КПП по красному режиму, усиление из милиции будет через три часа, как соберут.

– Итак, кто желает стать добровольцем – шаг вперед! – подвел итог Борисыч.

* * *

– Какого дьявола ты-то полез? – чуть не орал на меня Борисыч. – Тебе, что ли, больше всех надо?!

– А че такое-то, Борисыч? Вон на Витька ори, он тоже вызвался, и этот, Гринпис…

– Почему «гринпис»? – запнулся Борисыч.

– Зеленый потому что, жрать нельзя, пока не созреет. Че ты на меня вызверился?

– А в самом деле, что не так? – подошел какой-то немолодой армеец, майор по погонам. – Что с парнем не так? Или шибко семейный?

– А что, семейных не берут? – Витек фиксой скалится. – Все, Саня! Нивазмут! Останешься на капэпэ штаны проперживать!

– А вы, уважаемый, так уж рветесь? – не обращая внимания на хамство Витька, спрашивает военный. – Там, вообще-то, не курорт…

– Та не пугай, дядя! – откровенно уже хамит Витек. – Чай, не первый раз, поди в Ропше поинтереснее было!

– Были в Ропше? – заинтересованно смотрит на хамло майор. – А, пожалуй что, я вас припоминаю. Вы, если не путаю, с котом приехали?

Витек мнется, отводя глаза. Была у него привычка на зачистке котейку кидать в опасные места – зомбаки на кошек хорошо реагируют, да и кошки на них тоже. У Витька даже погоняло новое появилось в «Легионе» – Кацап. Точнее, Cat’s Up. Правда, как «Легион» разогнали и кликуха его пропала, тем более что практически в то же время ввели закон о защите полезных животных – то есть тех, что не зомбируются. Котов в том числе. И потому Витьковы фокусы с котейками сразу стали чреваты. А майор продолжает:

– Там еще был какой-то товарищ больной, он, как я помню, самоподорвался с вражеским броневиком. И еще один был…

– Так это я и был! – влезаю в разговор. Отчего-то то, что Борисыч меня решил отсеять или как-то иначе отговорить, действует как красная тряпка на тореадора. Наверное, это и есть те самые приступы неадекватности, про которые Дашка все твердит… вот же, гады, со своим интернетом – что бы понужнее восстановить, так они это! Нет, я понимаю, что полезно и даже самолечение иногда очень нужно – чтоб врачей не дергать на мелочи, но иногда бесит… – Я там тоже был, между прочим, старшим группы. Так что не вижу, отчего бы и сейчас нам вместе не прогуляться.

– Ага! Точно! – тут же принимает мою сторону Витек. – Как в Ропше, дайооошь минаметы! Гыгы!

– Миномет я вам не дам, – совершенно спокойно прерывает ржач Витька майор. – И вовсе не разделяю оптимизма. Я руковожу операцией и не буду скрывать – для многих это билет в один конец. А для передовой группы почти наверняка.

* * *

В помещении повисла тишина. Три десятка с бору по ниточке – военные, милиция, полиция, несколько охотников да гражданских двое, видать, из резерва. Оно и понятно: как-то вот сейчас жить все хотят – это раз. И второе – на самом деле нету лишних людей. Как только выяснили, что при минусовой температуре зомбаки замерзают и абсолютно беспомощны, а потому безопасны, начался просто бум работ во всех областях. В Питере на работах постоянно сейчас едва не треть всего трудового потенциала Кронштадта – и в Петропавловке и Лавре, и на Ржевке народ из Крона вахтует, и еще возникают стихийные временные лагеря – опасаются теперь разве что оттепели, а пока мороз, всем лафа. В подвалы и метро только лучше не соваться, а все остальное, промерзшее, безопасно полностью. Вот и идет демонтаж или консервация того, что может пригодиться или нужно сохранить, а что-то и вовсе чинят – прежде всего электрики сеть восстанавливают да дороги все расчищают. Поначалу бросились зомбаков мерзлых зачищать, да потом опамятовались – искать их долго и сложно, да и немного таких неудачников, – основная масса в метро и подвалы забилась. Плюнули на это дело и, пока холода, ринулись все на восстановление народного хозяйства. И то рук не хватает, постоянно всячески завлекают и агитируют, по области ездят, набирают народ. И какая уж тут армия… Вот и прокололись, похоже.

– А что, тарьщмайор, – спросил я военного, чтобы хоть как-то разрядить обстановку, больно уж тоскливое молчание вышло. – Вы думаете, мы вот этим количеством в принципе остановим гадов? Жидковато как-то…

– Мне приказано не остановить, а лишь задержать их колонну, – холодно бросает майор – Задержать любой ценой. Потому здесь только добровольцы. Остальные будут сражаться тоже, но тут по сути смертники. Кого ситуация не устраивает – выход вон там. И никто никогда не посмеет по этому поводу что-то сказать – и я тоже, так как я в бой тоже не иду. Идете вы. Кто передумал – не поздно отказаться.

Отказавшихся не было. Все, по-моему, смотрели себе под ноги, а я вот еще думал: а мне оно на кой хрен надо? Да и… если в самом деле край (что оно край – я не верю все одно… выкручусь, конечно), как-то неудобно получится. Что я Дашке скажу? Ну, то есть не я, но что ей… То есть что скажут – понятно, а вот… Ну, в общем, она же расстроится. Точнее, наверное даже сильно расстроится. Нехорошо как-то. Я же ей обещал. А если на самом деле край? И больше не увижу ее? Грустно как-то, вообще-то… Не, стремно, но все равно не верю я, что пропаду. Поднял голову и посмотрел на майора:

– Так я не понял, чем я-то не устраиваю передовую группу? Что семейный? А почему?

– Компенсацию, поди, платить не хотят, – усмехнулся желчного вида старикашка, один из гражданских. – Ведь положено, а если некому передать, то весь прибыток государству!

– Вы не совсем правы, – отвечает ему майор. – Хотя и не без этого. Но в принципе семейного дома ждут, он должен семью поднимать, а кто один…

– Как перст! – выпятил грудь Витек. – Нет, баб-то много…

– А что за компенсация? – перебил я его. – Много отвалят семье, если что?

– Немного! – сердито ответил Борисыч. – Подкинем что-то по малости. Нету у нас лишнего много. Транспорт, оружие… Жилье… не знаю! Может быть. Если в городе. В Лисьем почти наверняка.

– И пожизненная пенсия семейным, – твердо говорит майор. Пожизненная пенсия – это хорошо. Это есть гут. Это сейчас редко и просто так не дают. Это не деньги или ништяки, это всего лишь означает, что тебе государство не даст сдохнуть с голоду и холоду. Всегда найдет тебе место и миску похлебки. Всегда. Без ограничений. По нынешним временам это ой как немало… А компенсации, конечно, жиденькие стали – это не золотое времечко работы на «Легион»… Ну, хорошо хоть, тогда успел что-то притащить… Жаль, во время налета нам машину сожгли, гады. Но пенсия семье – это ништяк…

– Годидзе! Очень даже. Пишите меня в передовую группу, товарищ майор. Сапер из меня неважный, но с гранатомета стрелять умею, вы сказали – это нужно.

– И меня! – шагает вперед Витек. – Бля буду, за энтим же присмотреть надо, молодой, горячий – а я человек в годах, жизнью битый, – он ненароком словно демонстрирует всем расписанные синевой кисти. – Мы с ним на пару эту чухну знатно попишем…

– Так… Двое есть… еще четверо в передовую – есть желающие? Гранатометчики, сапер хотя бы один нужен…

* * *

Вышли трое, потом еще один. Желчный старикан, заявив, что он сапер, наш Гринпис вылез… по ухам ему, что ли, дать? Еще двое военных. Осмотрев нас, майор кивнул и велел остальным идти на двор принимать вооружение. А мы остались.

– Итак, бойцы. Расклад прост и незамысловат, как секс в деревне. – Майор раскинул на столе карту. – За Нарвой их лагерь, и там началось шевеление. Причем, гады, даже самолет наш едва не сбили – как в Империалистическую, перестреливались с их самолетиком из пистолетов, пилоты… Хорошо хоть, авиации у них, по ходу, другой нет. В общем, скрыть им не удалось подготовку – и то хлеб. Но и медлить они не станут. О ситуации у нас они хорошо осведомлены, у нас же «свободный въезд», развели либерастию, понимаешь… Ну да не о том сейчас. Вот Нарва. После наших морфов мертвее некуда. Но соваться туда смысла нет: почти наверняка в Ивангороде их секреты есть. Да и им там близко совсем. Потому план такой: тормознуть их в Кингисеппе. До Кинга им одна дорога, по Луге севернее мостов уже нет, им не пройти – техника, конечно, вездеходная, но вероятность всяких эксцессов велика. Да и техника у них так себе в плане проходимости. Финские сараи еще ничего, а шведские БМП не шедевр. Особенно если они обратно броню прицепят – так-то ее на склады снимали, дополнительные панели. Правда, с этими панелями и пушкой нашей БМП не возьмешь их. На то рассчитаны. И гранатомет не всякий. Но если с такой броней – точно без дорог не пройдут. Короче, вас бросаем вертухой с кучей мотлаха в Кинг. Там вы сделаете все, чтобы эти уроды потеряли как можно больше времени. Стоять насмерть не приказываю. Город мертвый насквозь, уйти теоретически можно. Практически же… Вы, большинство, не очень представляете себе, что такое рота бронетехники и пехота в атаке. Там пусть и эстонские, но армейцы. А еще у них РСЗО и минометы есть. И зенитка. ЗРК их хорошо бы приголубить… Но задачу такую не ставлю – малореально. В общем, разобьетесь на двойки – одна двойка вперед, с «Агленями», сколько сможете утащить. Занимает позицию в застройке в Новопятницкой – и молотит по колонне, едва достать можно. Не старайтесь попасть, лишь бы эти гады стали разворачиваться для боя. Пуганете, сколько сможете, и отходите. Если получится…

– Ну, это мы с Саней мигом, – толкнул меня в бок Витек. – Точно?

– А то, – буркнул я.

– Хорошо. Далее. Вторая двойка минирует мост. Там три моста, считая железку, но в городе мосты забиты – танк не пройдет. Точнее, танк пройдет и даже БМП, но долго. А им главное – время. Потому пять против одного – они рванут в обход города на трассу. Благо там свободно. Сложность в том, что мост рвать нельзя. Все же… такой теперь не построишь. Да и не надо этого, а то развернутся и в обход как-то рванут. Василий Григорьевич, ты уж постарайся, Тэ-Эм восемьдесят третьих тебе наскребли, сколько нашлось – оприходуй сколько сможешь гадов. Если выйдет на мосту, так чтобы затор создать…

– Не выйдет! – рубанул старикан, – Если там хоть немного не деревянные болваны – не выйдет! Негде на мосту маскировать мину или фугас! А там народу по всяким Иракам помотавшихся хватает, влет срисуют! Там лучше вон тех, что ты выгнал, – с «сапогом» и ракетами!

– Не выйдет ничего, Василий Григорьевич. Снесут тот сапог с первого выстрела, а от ПТУРов у них защита может быть, да и птурщиков у нас нет толковых, меня не пускают… Приедут, но не успеть уже толком, счет на часы пошел. Думали, что двинут они поутру, а похоже, в ночь. Так что постарайся. Не на мосту, так около. Лишь бы подтормозить. Пока вы там их тормозите – автомашинами кинем еще ребят в засады по дороге. Жаль, в темноте вертушкой рискованно, вас бы успеть добросить. А дальше к Воронке уже заслоны с Каменки подойдут. Ну и если зенитки не будет – вертушка наша, и еще одна с Высоцка. Да ополчение в Сосняк попрет прямо сейчас, только у них противотанкового почти ничего, с «коктейлями» разве. А это несерьезно. Только если вовсе край. Так что постарайся.

– Да понял я! – махнул рукой старикан.

– Так, третья двойка – ты и ты! – прямо ткнул в Гринписа и военного помоложе майор. – Берете шестнадцатый РПГ и гранат до дури. И у перекрестка, где к городу и в обход дорога, займите позицию подальше за домами и лупите в белый свет, как колонна покажется. Чтобы в город соваться и не думали. Если сунутся – отходите, толку от шестнашки мало по их броне, если только БТР зацепить сможете. Всем все ясно? Тогда выходите к машине. Через четверть часа обещали вертушку приготовить, а арсенал вам уже туда подвезем. Мать бы его так, говорил же я им, чтобы ми-восьмой оставили, так нет же – этот, мол, экономичнее и ресурс больше… А так едва тонну тянет…

* * *

– Значит, так, пехота, – летун в этом гражданского вида вертолете был один, усатый дядька в кожанке совершенно затертого вида, со здоровенной деревянной кобурой на боку – ни дать ни взять революционный комиссар. – Не бзди, долетим нормально! В полете сидеть тихо, если будем падать – не дергаться! Помочь не поможете и сами не спасетесь – а мне помешать сможете. Потому сидеть и сраться, а помирать молча! Высажу вас на перекрестке, вытряхайтесь быстро. Никакого облета делать не стану, до Нарвы там больше пятнадцати камэ, заметить не должны. А если они уже вышли и нас заметят – то их ЗРК нас завалит на раз. Вертолет-то и я – хрен с нами. Но вас приказано на геройскую гибель довезти любой ценой. Потому на бреющем пройдем прямо на место и там плюхнемся – хоть под огнем выгружайтесь. Всем все ясно? Тогда держитесь!

* * *

Может, этот майор специально так все придумал? После полета в сумерках на вертолете с сумасшедшим Мак-Кряком за штурвалом об опасности, исходящей от эстонских броневиков, как-то уже почти не думалось. Из этой проклятой стрекозы мы в прямом смысле вытряхнулись как мусор из мешка – с одним желанием поскорее уже встать на твердую землю и никогда больше не летать. Вертушка еще не успела толком взлететь, а Гринпис уже сблеванул на снег. Мерзейший свистящий рокот быстро удалился, и мы остались наконец в полной тишине. Тишина была мертвейшая, в полном смысле слова. Живых на километры вокруг нет, а мертвые все замерзли. От этой тишины морозец в каких-то пять градусов словно стал сильнее. Жутковато, уж на что мы у себя в лесу привыкли, а и там Первомай слышно из-за горизонта…

– Ну че, начальничек, – оскалился Витек Василию Григорьевичу, назначенному формально старшим группы (на случай непредвиденного только, так-то у каждого своя задача). – Командуй, штоле, фельдмаршал! А то вон молодежь от страха харч метать вздумала!

– Я не… Меня с детства укачивало! – возмутился Гринпис. – Я в норме!

– Да я вижу, зеленый и снаружи стал! Ты присмотри за ним, ваеный, а то в детсаду его заругают!