Читать книгу: «Троя. Книга вторая», страница 2

3. Герофила

Возле алтаря было все готово. Калхас промывал только что извлеченные внутренности, выкладывая их на широкой жертвенной чаше в каком-то замысловатом порядке. Помогавшая ему жрица собирала жертвенную кровь в золотой кувшин. Весь заляпанный кровью пеплос и выпачканные по локоть руки придавали девушке зловещий вид. Приам поймал себя на мысли, что, пожалуй, если отмыть ее как следует, и сменить длинный жреческий балахон на что-нибудь легкое, то, пожалуй, она станет выглядеть много симпатичнее теперешнего своего вида, и вообще такое дело, как разделка туши – не для молоденьких девиц – пускай и жриц. Однако то обстоятельство, что она посвящена в таинство сложного обряда, говорило само за себя. Действительно, Герофила – именно так звали юную жрицу, занимала отнюдь не последнее место в сложной храмовой иерархии главным образом потому, что имела дар ясновидения. Во всяком случае, так считалось – потому Герофила была на особом счету и допускалась к таким обрядам – в надежде – быть может, ее в нужный момент осенит и она дополнит оракул.

Панфой принял из рук Калхаса чашу, расположил ее на алтаре и простер руки к небу, воззвав к Аполлону:

– Великого бога молю ниспослать нам ответ благодатный, ждать ли нам радости иль быть готовым к иным испытаньям?

– Милости ждем от богов, пусть просящему правду откроют.

С этими словам жрица передала кувшин Панфою, церемонно поклонилась, и отошла в сторонку. На сем ее участие в обряде закончилось – Герофила стушевалась, едва увидела Приама, и сама сочла себя недостойной пророчествовать самому царю. Жрица выполнила лишь требовавшийся от нее минимум и скромно отступила. Возле алтаря остались одни мужчины. Приам молча наблюдал, как тонкая струйка крови постепенно заполняет чашу – наконец дно скрылось, и в этой кровавой луже одна за другой затрепетали, меняя цвет, внутренности черной овцы.

– Аполлон слышит нас – прошептал верховный жрец.

Лицо Панфоя сделалось бледно, он отставил кувшин и в ужасе склонился над чашей.

– Сейчас посмотрим, владыка, сейчас – твердил Панфой, не представляя себе, как сказать Приаму правду.

Ничего хорошего между тем в жертвенной чаше не происходило. Напротив – все было плохо, очень плохо – хуже и придумать нельзя. Недавнее гадание лишь получало подтверждение прямо на глазах расстроенного Панфоя. Он молчал, понимая – от него ждут ясных толкований, взволнованно дышат в спину, надеясь на счастливое пророчество, и, чем дольше он будет молчать, тем сделает только хуже – и, тем не менее, Панфой хранил молчание, не в силах озвучить те грозные знаки, что так недвусмысленно и четко посылали боги. На все их воля, но где найти силы, произнести это вслух, лишив тем самым троянского царя надежды? Так думал Панфой, стоя у алтаря, а, между тем, время шло, оно неумолимо бежало, напряжение лишь росло от такого его, Панфоя, молчания. Как долго это продолжалось бы – неизвестно, но жрица, до сих пор стоявшая в сторонке, обратила внимание на заминку в совершении обряда. Женское любопытство, как водится, взяло верх. А может, ее направил сам Аполлон?

Столпившиеся вокруг чаши мужчины не заметили, как подошла Герофила. Не видели, как побагровело ее лицо, и вздыбилась вена на шее. Между тем широко раскрытые глаза жрицы с ужасом смотрели, как по жертвенной чаше растекается кровь, как чернеют и трескаются друг за другом печень, почки, сердце.

– Смотрите, смотрите, все гибнет, все уходит в небытие – воскликнула она.

Мужчины расступились, руки жрицы легли на края священной чаши. Пальцы сразу задрожали, ее саму затрясло, с губ сорвались жуткие слова пророчества:

– Ребенок, что родит сегодня царственная троянка, должен быть убит вместе с ней. Иначе боги ополчатся на Трою. Тогда разверзнется твердь земная, и все обратится в прах, и небо рухнет на землю, и выйдут порождения ехидны, и будет великий плач, и огненный дождь поглотит все и вся. Избавься от них, мой господин, молю, заклинаю тебя. Хотя бы этого ребенка не оставляй в живых. Иначе ты обречешь всех на погибель.

Ее голос звучал надрывно и жутко. Жрица рухнула наземь, прямо у ног Приама, страшно забилась, на ее губах выступила пена, тело сотрясали конвульсии, взор помутился, но, теряя остатки сознания, она продолжала невнятно твердить:

– Заклинаю…, убей, убей…

Потрясенный Приам сам едва устоял на ногах.

– Что это значит, Панфой? – вопрос прозвучал резко.

– Это правда, владыка – упавшим голосом молвил Панфой. – Все так и есть…

Приам взглянул на жрицу, затихшую в пыли, затем на Панфоя – отчего тот сразу опустил глаза; метнул с алтаря жертвенную чашу так, что ее содержимое разлетелось по всему внутреннему дворику, и зашагал прочь отсюда. На ступенях храма какой-то нищий оборванец вцепился в него мертвой хваткой, загоготал, чудно вращая глазами, прошамкал беззубым ртом:

– Убей их, ты должен сделать это…

– Прочь – Приам насилу стряхнул с себя безумца.

Ничего и никому я не должен. Они все сумасшедшие – все.

Удивительно и совершенно не понятно, почему глупость, сказанная ребенком, выглядит и воспринимается именно как глупость – и никак иначе. Но эту самую глупость, только в жреческом антураже, с пеной у рта – должно и нужно воспринимать, как пророчество и серьезно к ней относиться? Это бред – полный бред. Гляди ж ты – разверзнется твердь… Где она слов таких нахваталась? Девочка явно больна, вот и твердит в припадке всякий вздор. Как можно серьезно к этому относиться? Что вообще может знать столь юная жрица? Разве она когда-нибудь ждала малыша? Разве любила кого-нибудь так, как он любит свою жену? Ей все это только предстоит. Потому она легко и не задумываясь выдала чудовищную фразу – убей их. Убей тех, кого любишь. А Панфой просто не знал, что сказать, вот и подтвердил эту чушь. Все-то они знают – сегодня она родит, не сегодня – мудрые нашлись. Этого никто не знает. Разве мало он отпускает на этот храм, будь он проклят, чтобы сейчас выслушивать такие бредни? Неблагодарные. Ничего они не получат. Пусть впредь просят у богов, раз такое дело.

Примерно так думал царь Приам всю дорогу до дворца. И едва не зашиб Эсака, что подвернулся не вовремя.

– Отец, жрецы подтвердили мои слова? – открыл рот Эсак и сразу пожалел об этом.

4. Антенор

В покоях царицы было тихо. Приам спустился вниз, отдал распоряжения относительно старшего сына, и принялся мерить шагами внушительное пространство парадного зала. Полуденное солнце пробивалось сквозь занавески, рассыпая по мраморным плитам пола светлые блики. Сейчас середина дня – отметил про себя Приам. – Быть может, все случится не сегодня? Тогда он точно пошлет всех провидцев и предсказателей куда подальше и больше никогда не обратится к ним за советом.

– Ребенок, что родит сегодня…

Эта фраза никак не желала выходить из головы. Осталось продержаться каких-то полдня. Это одновременно и много, и ничтожно мало – всего-то дождаться полуночи и тогда появиться на свет, оставив не у дел всех этих пророков, что злобствуют с пеной у рта – вот что нужно сделать его малышу. Обмануть их всех, оставить с носом. И тогда – тогда его ждет долгая, счастливая жизнь, и не надо никого убивать, и никакие порождения ехидны, никакие огненные дожди не омрачат больше их жизни – в тревоге не находил себе места Приам, а потому так дико смешались слова пророчества в его голове.

Вот задали задачку. Как водой ледяной окатили. Гром среди ясного неба – и тот смотрелся бы менее грозно. Нет, до сего момента ему грех было обижаться на богов. За свои тридцать пять лет он успел сделать столько – не каждому такое дано. Его край процветает, богатство и пышность Трои стали почти легендой, сам он – полный сил мужчина – отец мог бы гордиться им, будь он жив. У него растут два сына, опять в семействе ожидается прибавление. Это знаки благоволения свыше. Что богов не устроило на сей раз?

Пока Приам, полный тревоги, не находит себе места, мечется по залу, то и дело прислушиваясь к звукам сверху, где расположены покои Гекабы, время идет, пусть неспешно, но проходит полчаса, час… Во дворце тишина оживилась лишь криком Эсака. Тот упирался, пока его слуги тащили, и плакал.

– Отец… я сказал тебе правду, отец – донеслось до Приама.

Но Приам не пожелал даже взглянуть на строптивого мальчишку. Пусть ему будет наукой – впредь он подумает прежде, чем гадость какую-нибудь ляпнуть. Пора детский лепет сменить на разумные речи.

Зато к доброму другу его, Антенору, Приам сам поспешил навстречу, едва тот показался в широком дверном проеме огромного зала. Одних с ним лет Антенор одновременно был и друг, и советник, и преданный Приаму слуга.

– Антенор, чтобы ты сделал, если бы тебе сказали – убей свою жену и сына?

– Что? – взревел Антенор – Шею свернул тому идиоту. Задушил бы собственными руками.

Теано – молодая жена Антенора не так давно стала матерью двух очаровательных малюток. Так что пыл Антенора был вполне понятен и полностью соответствовал его облику – бравый, решительный Антенор поступил бы именно так, и никак иначе.

– А если бы тем идиотом оказался жрец – ясновидящий?

Такой вопрос поверг честного Антенора в ступор.

– Не понял… почему? – он замешкался, но тотчас спохватился – Что у тебя происходит, Приам?

– Только что все это – практически слово в слово мне выдал Панфой.

– Он что, совсем рехнулся среди своих алтарей? С ними, прорицателями этими, вообще надо быть аккуратней, Приам. На мой взгляд, они все малость не в себе.

– Пусть так. Но мне-то теперь что делать?

– А вот что – обратись к другому. – на этот раз не растерялся Антенор – Если нужно – только скажи – я соберу всех ясновидящих Троады.

Приам смотрел на открытое, честное лицо друга и понимал – тот землю будет рыть, разобьется ради него в лепешку – только поможет ли это.

– Да, собери… собери, кого сможешь… к вечеру, Антенор – устало произнес Приам. – Быть может, оракул был неверным…

– Конечно, Приам. – поддержал его друг. – Где это видано – убивать жен и детей.

Едва Антенор покинул дворец, как прибежала взволнованная служанка.

– Началось, господин. – она говорила что-то, а Приам смотрел на нее, но вместо звонкого голосочка девушки, слышал жуткие утренние слова:

Ребенок, что родит сегодня царственная троянка, должен быть убит, убит, убит… – будто эхо отражало отголосок пророчества.

Он не успел дойти до собственной спальни – ему навстречу бежали с радостными возгласами:

– Мальчик, мальчик, господин, мальчик…

Утонувшее в подушках лицо Гекабы светилось счастьем.

– Убей – звенело в ушах Приама.

Его крохотный сын заплакал, едва оказался на отцовских руках.

– Почему сегодня? – вырвалось у Приама.

– Ты что, Приам? – изумилась Гекаба

Кольцо зловещего предсказанья начало сжиматься – неотвратимо и властно – Приам ясно почувствовал это.

5. Сеанс ясновидения

Антенору под вечер удалось собрать человек шестьдесят разношерстного люду. Понятно – их дальше решетки дворцового сада не пустили. Приам так и устроил им смотр – прямо на открытом воздухе.

– Все как один божатся, все – ясновидцы, Приам. – докладывал Антенор – Я сам был удивлен, как много их нынче развелось.

– Быть может, половина шарлатаны? – предположил Приам. – Обычно искусству предсказанья иль обучаются всю жизнь, или перед глазами у такого человека сами собой картины возникают, богами посланные.

– Их надо испытать, Приам.

– Боюсь, что поздно. Все площади и улицы Трои, наверное, гудят – полны последних слухов.

Такое предположение вполне могло оказаться верным. Что знает горстка жрецов, то вскоре может стать известно всем.

– Нет, тихо было. – ответил Антенор – Никаких столпотворений я не видел. Граждане своими заняты делами. Ни сборов никаких, ни пламенных речей.

Похоже, Панфой на этот раз оказался на высоте – про себя отметил Приам. – Профессионал – по- другому не скажешь. Сумел, не смотря на искушение, соблюсти этику. Не даром его вышколили в Дельфах.

Это было правдой. Верховный жрец не только не собирался разглашать тайну последнего пророчества, но и помощникам своим строго-настрого велел держать язык за зубами. Иначе сейчас все, кто жался к кованной дворцовой решетке, кричали бы в один голос – убей, убей… Но люди стояли молча. Это обстоятельство придало Приаму уверенности – значит, он на правильном пути. Нужно поближе взглянуть на них на всех – вот этим и занялся Приам. Увы, беглый смотр собравшихся ясновидцев положительного результата не дал – напротив, повергал в уныние и отбивал охоту о чем-либо с ними говорить – тем более просить совета.

Кого только в той толпе не было – дряхлые старухи и припадочные девицы, бледные болезненные юнцы и седовласые старцы, слепцы, калеки…

– Ты где их собрал? – удивлялся Приам – Я не думал, что нищих так у нас полно. Приличней разве не нашлось?

– Ты сам велел. Приличнее – где взять? Кто поприличней – тот купец иль воин. Им некогда всем этим заниматься. Удел то немощных.

– Да уж – вздохнул Приам.

Жалкий вид представших перед ним ясновидцев говорил сам за себя. Немного, видно, им удается заработать своим искусством. А может, нечасто оно востребовано, искусство это?

– Пожалуй, богадельню неплохо бы построить для них для всех. Чтобы улиц Трои не портили своим поганым видом.

– Согласен. – ответил Антенор. – Это нужно сделать. Хотя бы сыты будут эти люди.

– Вот именно. – подчеркнул Приам. – И, думаю, тогда они не станут за жалкий кусок хлеба морочить голову другим. Теперь пора спросить – что им известно?

– Эй, люди – обратился к ним Антенор – Те из вас, кто может сказать, зачем вы понадобились нашему царю – становись по правую руку.

Еще немного, и бравый Антенор начнет их строить в боевом порядке – усмехнулся Приам. Они ж не воины – простые люди.

– Погоди, Антенор, ты не на плацу. Пусть каждый, кто желает, подойдет, и скажет, если ему есть, что сказать. Это дело добровольное. Смелее, что стоите? – подбодрил царь ожидавших прорицателей.

Но весь собранный Антенором народ, если знал что-то, совсем не спешил своими знаниями делиться – только отводил глаза и переминался с ноги на ногу. Какая-то экзальтированная девица вдруг брякнулась на колени, захохотала, как гиена – что неприятно Приама поразило. Толпа шарахнулась, плотнее сбилась в кучку, вокруг девицы сразу образовалось свободное пространство. Замешкался лишь безусый юнец – он с безучастным видом взирал на небо, шептал себе под нос какие-то слова и жмурился на заходящее солнце.

– Полет орла, наверно, наблюдает? – предположил Антенор.

Однако небо было чисто – ни то чтобы орла, но даже воробья не видно было – друзья убедились в этом сразу, стоило только в это самое небо взглянуть.

– Зачем орлу летать над городом? Ты тоже скажешь, Антенор. Орлу свободное пространство нужно. А это – указал Приам на ясновидцев – Сборище каких-то полоумных. Мы сами скоро свихнемся среди них. Так хочет кто сказать? – раздраженно крикнул царь. – Что вы молчите?

Все разом вздрогнули, затихли, боязливо поглядывая на Приама.

– Никому ничего за это не будет – понял, наконец, Приам. – Напротив, тот, кто сообщит мне важную весть, получит награду.

– Вы слышите – следом за ним прогремел Антенор. – Вам нечего бояться. За важное известие будет заплачено.

На сей раз в толпе мелькнули заинтересованные лица. Люди перестали шарахаться и прятать глаза – напротив, зашевелились, взволнованно загудели – первой от толпы отделилась старуха – тощая, изможденная, в длинном грязном балахоне, сквозь прорехи которого виднелось ее высохшее тело.

– Долгие лета пророчат, господин, тебе все боги наши… – вывела она жалобным голоском.

– Так… кто еще? – прервал ее Приам.

– Троады все богатства соберешь, и внукам передашь край благодатный… – задребезжал здравицу одноногий нищий.

Его чуть не сбили с единственной ноги – осмелевшие пророки теперь рвались один быстрей другого протиснуться к царю.

Припадочный юноша взвыл диким голосом:

– Ничем не омрачен твой путь, великий царь…

Антенор не успевал пихать в протянутые руки монеты. Один Приам был недоволен – все это пустые слова. Для этого не нужно называть себя пророком. Любой так может льстить.

– Хвалы поют, а толку никакого. – шепнул он Антенору.

– Заслуженно поют. – поддакнул друг.

– И ты туда же, Антенор? – усмехнулся царь.

Однако толк от этого многоголосья все-таки был. Пусть не все они ясновидцы. Пусть половина из них только прикидываются пророками. Пусть настоящий предсказатель здесь лишь один на десятерых – но, если его голос уже смешался с общим хором – это значит, что ничего плохого не случится с рождением ребенка, и никого не надо убивать, а значит, Панфой ошибся, неправильно истолковал знаменья, а жрица эта…

– Будут и другие дети, мой господин…

Приам вздрогнул. До невозможности светлые глаза не опустились под суровым царским взглядом – они смотрели ясно и печально, а обладатель их – седой старик стоял спокойно, ждал, что скажет царь.

– Постой, отец. – едва смог вымолвить Приам.

И сделал Антенору знак:

– Пусть остальные разойдутся.

Тот сразу понял по лицу Приама – случилось нечто важное.

– Все на выход. – скомандовал Антенор, собственноручно начал подталкивать пророков к открытой решетке. – И побыстрее.

Не прошло пяти минут, как за решеткой дворцового сада все стихло. Антенор зажег факелы – чтобы в сгустившихся сумерках Приам мог видеть лицо собеседника. Оно было в глубоких морщинах, это лицо, с окладистой седой бородой, но глаза не слезились, а взгляд хранил ясность.

– Что знаешь ты? – Приам буквально вцепился в старца.

Тот отвечал спокойно – слова звучали веско и печально, не вызывая сомнений в их правдивости.

– Я знаю, что рожденный сегодня мальчик погубит все, что дорого тебе. Весь край – любимую тобой Троаду, погубит твой народ, и всю твою семью. Тебе, как ни больно это слышать, но придется сделать выбор. И чем быстрей, тем лучше для тебя.

– О каком выборе ты толкуешь, отец? – содрогнулся Приам – потому как понимал, что услышит в ответ.

– Представь себе весы. На них – две чаши. В одной – твой сын, а на другой – твой город, твой народ – какая чаша лучше?

– Это нечестно – возмутился Приам. – Мне одинаково дороги и мой сын, и мой город. Как можно ставить такие условия?

За что и почему это на него свалилось?

– Ты зря так гневно смотришь и кричишь. Не я придумал это испытанье – боги. Ты царь, а значит, твоя ноша больше, чем у простого человека. Простой – он что? Он только личный знает интерес. А вот общественное благо – твоя ответственность. Ты властью наделен.

– Они же, боги, меня и наделили – усмехнулся Приам. – Они и режут без ножа.

– Не все так плохо. Боги сулят тебе много детей. Твоих палат не хватит, чтобы их разместить. Но этого ребенка…

– Молчи, отец. Кто может поручиться, что это правда – все, что ты сказал?

– Ты знаешь сам. К тому же я не первый, кто это тебе сегодня говорит. И сговора тут нет – ты это знаешь тоже.

Действительно – где могли пересечься жрица из храма, его сын Эсак и этот старец? Простым совпадением это назвать нельзя. А значит…

– Что мне делать?

Старец впился взглядом в лицо Приама так, что тот почувствовал легкое головокружение и слабость – спустя минуту царь не мог сделать ни единого движения – его речь замедлилась, однако говорить Приам мог и видел происходящее вокруг.

– Распорядись – пусть принесут ребенка.

Приам повиновался. Он видел, как во сне – и прибежавшую с ребенком няньку, и собственного сына – мальчик спал, сжимая крошечными пальчиками погремушку. Старец взял из рук няни младенца, коснулся своей ладонью лица девушки:

– Ступай. И память пусть твоя опустит этот эпизод – в сад ты из покоев не спускалась и малыша с собою не брала.

Прислужница послушно повернулась, сделала пару нетвердых шагов, а затем, как будто очнувшись, прибавила ходу.

– Теперь зови мужчин выносливых и крепких. – продолжал глухим, размеренным тоном провидец -Ты им отдашь приказ – пусть отнесут его как можно дальше – в глухомань, в лес, где никто не ходит. Там его оставят.

Приам послушно повторил все сказанное старцем, едва явились слуги.

– Как только вы вернетесь в Трою, никто из вас не сможет рассказать, где были вы, и что за порученье выполняли. – напутствовал их старец.

– Теперь вы оба – царь Приам и благородный друг его – как только я уйду – забудете, что здесь происходило. И ничего не сможете сказать по существу. Вы ничего не знаете. Прощайте.

Спустя несколько минут Приам и Антенор с недоумением смотрели друг на друга – как получилось, что время – ночь, и почему они в саду здесь кормят комаров, когда их жены верно, головы сломали – где припозднились их мужья.