10 дней

Шестой день.

Вскакиваю резко, чуть не падая с кровати. Хватаю телефон и, щурясь, долго пялюсь в экран.

4:44 утра.

Будильник не поставил, потому что не заметил, как уснул. Смеюсь вслух, вспоминая сон.

Незнакомка стояла напротив и улыбалась. Она хлопала длинными ресницами, а глаза её светились нежно-голубым сиянием. В руках она держала свой голубой блокнот и поглаживала корешок своими хрупкими пальцами. Она шептала, но сначала я не мог разобрать, а потом услышал «проснись», и тут же вскочил.

Собираюсь наспех, спускаюсь и бужу спящую девушку на ресепшене. Отдаю ключ, хотя у меня проплачены две ночи. Я смогу переночевать в спокойствии, но от семи тысяч осталось уже пять.

Иду в предрассветных сумерках, глубоко втягивая в себя утренний прохладный воздух. Рюкзак свисает с одного плеча, очки крепко держатся на носу, не сползая с сухой кожи. Ещё вчера твёрдо решил не ходить в школу, хотя сегодня уже сомневаюсь, и только воспоминание о моих врагах убеждает, что лучше там больше никогда не появляться. Сделал бы что угодно, лишь бы никогда не переступать порог ненавистного мне заведения. Пока иду, думаю, пойдёт ли мать на работу сегодня, а потом отгоняю мысли, потому что не знаю, что делать дальше.

Небо медленно светлеет, и я прибавляю шаг. Озираюсь по сторонам в поисках открытого подъезда. Когда нахожу, то ныряю в темноту и поднимаюсь на лифте на верхний этаж, но вход на крышу оказывается закрытым. Спускаюсь, бегом пересекаю несколько улиц и залетаю в ещё один открытый подъезд, но и там вход на крышу закрыт. К горлу подступает тревога, что не успею, но внезапно понимаю, что оказался прямо перед своим подъездом. Так бежал, что не заметил, по какому пути следовал.

Сначала замираю, и первое желание – развернуться и бежать прочь. Справляюсь с порывом и достаю ключ из кармана. Рука трясётся, и я никак не могу унять эту дрожь. Сглатываю слюну и ныряю в подъезд, медленно дохожу до лифта, а когда оказываюсь на верхнем этаже, с облегчением выдыхаю, хотя напряжение остаётся. Преодолеваю последний пролёт, разглядывая граффити на стене: ярко-красная роза на голубом фоне. Сначала думаю, что это забавное совпадение, блокнот голубой, а на пакете роза, потом вспоминаю Незнакомку, она писала про матрицу.

А может, она и права, весь мир нереален, всего лишь иллюзия?

Легонько толкаю деревянную, исписанную белой краской дверь, ведущую на крышу, и она без труда поддаётся. Яростный холодный ветер врывается внутрь и обдувает меня до дрожи. Всё равно выхожу, немного жмурюсь и кашляю. Ступаю по крыше осторожно, небо уже окрасилось фиолетовым, а на востоке появилась тонкая жёлтая полоса. Сажусь у края, но ноги не свешиваю, потому что побаиваюсь высоты. Рюкзак рядом. Достаю блокнот и непроизвольно сравниваю его цвет с появившимся оттенком на небе вблизи горизонта. Но дневник Незнакомки светлее, скорее, как её глаза, а рассветные краски пока что слишком тёмные.

Открываю на шестом дне и читаю медленно, постоянно кидая взгляд на плавно поднимающееся над горизонтом солнце, которое выполняет рутинную ежедневную работу, однако каждый раз делает это по-особенному.

Доброе утро, мой милый странник. Почувствуй меня, я тут, рядышком. Ты, наверное, сидишь где-нибудь на крыше? Я тоже.

Резко оглядываюсь, но рядом никого.

Небо уже окрасилось голубым, а на горизонте жёлтые и красные лучи. Они выбиваются будто из-под земли. Смотри скорее! Ты видишь? Слева цвет отливает нежно-розовым…

Я приглядываюсь, и действительно, как пишет Незнакомка, красный превращается в розовый. Невольно на секунду убеждаюсь, что она рядом. Я словно ощущаю её присутствие. Потом решаю, что это матрица, которая просто повторилась, и удивляюсь, как Незнакомка смогла так точно рассчитать, что именно сегодня это произойдёт.

Ты увидел, мой странник, и убедился, что время не имеет значения. И вообще ничего не имеет значения. Мы с тобой только что соприкоснулись в одной точке пространства, немного разорвали реальность, и ломаем чёртову матрицу прямо сейчас.

Я много уже прочитала, узнала интересные вещи, которые ты видишь каждый день, но не задумываешься о них. Реакции людей на ситуации в основном одинаковые, если ты кричишь, то и они кричат.

Думаешь, я не права? Но ведь тот, кто молчит, просто кричит внутри, а не снаружи.

Солнце уже выглянуло наполовину, оно такое оранжевое, как апельсин. Или как мяч, который был у меня в детстве. Вместе с этим шариком мир оживает, словно кто-то переводит выключатель в режим «on».

Как нас учили в школе? Солнце – это звезда, огромный газообразный шар в миллионах километров от Земли. Но я прочитала, и это гораздо логичнее, что солнце – это просто большой светильник, отопительный прибор, который летает прямо над Землёй. В это сложно поверить, но если почитать доводы альтернативных учёных, то ты во всём убедишься сам или сама.

Давай теперь посидим вместе в тишине, посмотрим на солнце, а вдруг это последний закат в нашей жизни? И дело не в том, что смерть поджидает нас на каждом углу, а в том, что, возможно, мы закрутимся в повседневных делах и больше никогда не выберемся на крышу и не увидим розовые, красные и жёлтые лучи, не насладимся этим сиренево-голубым небом, таким невероятно прекрасным и невозможно настоящим.

Когда насладишься играми солнца вдоволь, переверни страницу, там продолжение.

Смотрю на горизонт. Всё так, как описывает Незнакомка, и становится немного жутковато, откуда она могла знать?

Всматриваюсь в солнечные лучи, к счастью, небо сегодня безоблачное, и я могу отчётливо рассмотреть каждый цвет. Сижу в тишине, только порывы ветра подвывают и посвистывают, где-то вдалеке шумят проезжающие машины. Руки подмерзают, и я прячу их в карманы, а блокнот остаётся лежать на коленях.

Закрываю глаза и представляю её рядом. Чётко не вижу, лишь голубые глаза, чуть приоткрытые губы и хрупкие длинные пальцы, которыми она неторопливо ведёт по предплечью. Вытаскиваю руку и закатываю рукав, глаза закрыты. Чувствую, как ветер касается раны и представляю, что это не ветер, а незнакомка проводит по ней языком, от запястья вверх к локтю. Резко выдыхаю, сглатываю, но напряжение не проходит. Уже сам глажу загрубевшую коркой рану, дрожу, но не от холода, а от трепета внутри, который разрывает грудь, выкручивает живот, щекочет сердце и ударяет в голову.

Стискиваю челюсть и стучу зубами, а потом кричу, громко, хочу вместе с криком отдать этому рассвету всю боль, что скопилась внутри, ору, оглушая сам себя, молю солнце забрать моё горе, отчаяние, развеять по осеннему ветру тоску и печаль. Горло срывается, издавая хрип и кашель. Бросаю взгляд на руку и с ужасом замечаю, что содрал всю корку, и кровь сочится по руке.

Вспоминаю Светку, и медленно, нерешительно, но всё же веду языком по коже, слизывая кровь, удерживая в мыслях образ Незнакомки.

Потом спустя какое-то время вновь открываю дневник и переворачиваю на вторую часть шестого дня. Дрожь ещё бьёт тело, но голова прояснилась, а дыхание не такое сбивчивое.

Надеюсь, тебе понравилась наша встреча. У меня уже вечер, я только вернулась домой, положила Митьке покушать, и сейчас сижу за столом под светом лампы. Когда я пришла, маман снова отчитала меня. Я даже не слушала её. Смотрела и улыбалась, моя голова разболелась, но я выдержала и промолчала. Надо было видеть, как она бесилась, задавала всякие вопросы, но я лишь кивала, чем вызывала у неё ещё больший гнев. Под конец я даже рассмеялась, а она сорвала голос от ора.

До сих пор смешно.

Какие они жалкие, и мать, и отец, мнят из себя чёрт знает что, думают, что самые умные, что всё знают, уверены, что раз выродили меня, значит, я им что-то должна. Пусть горят в аду, я им ничего не должна, и они не получат мою жизнь.

Знаешь, я прочитала сегодня размышление одного философа о свободе. Ведь у нас нет ничего, кроме неё. А окружающие упорно пытаются забрать последнее.

Ты скажешь, а как же надежда? Она всегда остаётся. Но я тебе отвечу. Надежда – это иллюзия, которая связывает нас, забирает и сковывает нашу жизнь. И я решила. Да, сейчас твердо решила, что верну свою свободу, освобожусь от оков, разобью иллюзию вдребезги и вырвусь из плена матрицы. Мне осталось всё хорошенько продумать, чем завтра и займусь. Я теперь не боюсь теней, мне не страшно слышать постоянный шёпот над ухом, они не враги, они лишь хотят помочь, а настоящие враги вокруг нас.

Мой милый странник, неужели вокруг тебя нет тех, кто всеми силами давит на тебя, забирает энергию, уничтожает жизнь, отбирает глоток свободы?

Скажешь «нет», и я не поверю. Представь, что всё исчезает, только представь, как вдохнёшь глубоко и свободно, как твоя душа полетит, куда захочет, без чужих указов и мнений.

Я сделаю всё, чтобы освободиться, завтра продумаю каждую мелочь, но это завтра. А сегодня я ложусь спать в полной темноте, не страшась и не переживая, они укроют меня и сберегут. Хорошего дня тебе или вечера, пусть твой путь озаряется рассветными лучами любящего солнца, и пусть твой путь будет не напрасным.

Перечитываю и никак не могу понять, к чему ведёт Незнакомка. Я почти физически чувствую её страдание, а потом оно будто сменяется на эйфорию.

С одной стороны, каждое её слово попадает в яблочко, но с другой, как будто что-то я упускаю, какое-то звено, которое не даёт увидеть полную картину.

После нескольких прочтений решаю, что она собралась сбежать в другой город, а потом, возможно, и в другую страну. Наверное, она оставила пакет и сбежала, а, значит, я смогу её найти. В любом случае я попытаюсь это сделать.

Солнце уже поднялось над горизонтом, однако теплее не стало, октябрь холодный месяц, скоро зима, все укроется белым. Я люблю зиму, нравится смотреть на морозные узоры на окнах, слышать хруст снега под ногами и вдыхать ледяной воздух. Но самое прекрасное – это холодные звёзды зимней ночью, они сияют ярче, чем летом, словно хотят сами согреть землю, раз солнце не справляется.

Встаю нехотя, но руки и ноги окоченели, нужно поскорее попасть в тепло. Выхожу на моём этаже, и вот я уже стою перед дверью своей квартиры. Мнусь, держу ручку, но войти никак не решаюсь. Вдруг слышу голос мамы, хриплый, окончания слов проглатывает, растягивает буквы. Она пьяна, а ведь сегодня понедельник, значит, на работу не пойдёт, её уволят и всё, жить будет не на что.

Подскакиваю и убегаю на улицу. Там замираю, озираюсь в панике и решаю бежать дальше, в центр, в лабиринт. Отчаяние накрывает с новой силой, не сбавляю скорость, пока не начинаю чувствовать металлический привкус во рту. До лабиринта уже дохожу быстрым шагом, останавливаясь перед входом.

– Андрюх, у тебя все нормально? Привет, – знакомый голос заставляет вздрогнуть и резко обернуться.

Санёк стоит совсем рядом и широко улыбается, напрягая пухлые щеки.

– Ты чего не в школе? – почему-то спрашиваю я.

– У нас была пожарная тревога, прям на первом уроке, ну вот мы и решили после эвакуации больше не возвращаться, – беспечно отвечает он и оглядывается.

Я слежу за его взглядом, и вдалеке вижу размытые силуэты. Лица не различимы, но я точно узнаю длинные волосы Машки и чёрные прядки Светки.

– Ты чего так смотришь? – Санек подозрительно заглядывает в мои глаза, наверное, мой вид то ли ошарашенный, то ли испуганный.

– Я пойду.

– Давай погуляем вместе. Ты, кстати, на звонки специально не отвечал? Что у вас со Светкой произошло?

Я оглядываюсь, решая вновь убежать.

– Все нормально, – вру, и даже не стараюсь звучать убедительно.

Санёк ещё что-то говорит, но я не слушаю и ухожу в лабиринт, иду, не задумываясь, поворачиваю на автомате, смотрю вперёд и несколько раз спотыкаюсь о камни на дороге. Ругаюсь про себя, почему не позаботились о нормальных тропинках, продолжаю идти дальше. Не замечаю, как оказываюсь в том самом укромном уголке, сажусь на землю и прислоняюсь к кустарнику, который чуть продавливается под моей спиной, однако не позволяет мне упасть.

Спустя минут пятнадцать вижу Светку, которая молча протискивается ко мне и садится напротив, не утруждаясь подстелить что-нибудь на землю. Мы смотрим друг на друга, в этот раз я не отвожу взгляда и почему-то даже не смущаюсь. Наверное, если бы это были голубые глаза Незнакомки, я тут же залился бы краской, но её тёмные глаза меня не беспокоят.

– Почему ты убежал? Испугался? – она говорит тихо и вкрадчиво, но я не слышу обиду в её голосе.

– Честно, да, – отвечаю ровно и поправляю съехавшие на кончик носа очки.

Светка чуть усмехается и прикрывает рот рукой, опускает глаза, а потом смотрит снова.

– Но ты пришёл сюда снова. И знал, что я тебя видела.

– Верно.

Она смеётся и берет мою руку. Я не мешаю, позволяю её пальцам скользить по коже, разрешаю закатать рукава, но только лишь она прикасается к ране, резко её останавливаю.

– Не эту, – говорю с напором, но губы тянутся в странной улыбке.

Она кивает и достаёт из кармана маленький ножик. Теперь могу его разглядеть: рукоять песочного цвета с узорами по типу мрамора, лезвие короткое, чуть изогнутое. Сам протягиваю другую руку и чуть морщусь, чувствуя укол около запястья. Встречаюсь с глазами Светки, она прищуривается и улыбается с хитринкой, я усмехаюсь одними уголками губ в ответ, она продолжает вести лезвие вверх медленно и неглубоко, но тонкие струйки крови уже текут по моим пальцам и капают на землю. Резкая боль мгновенно перерастает в сладкое тянущее чувство под рёбрами и в животе.

Закрываю глаза и отчётливо вижу Незнакомку, тут же из губ с выдохом вырывается стон, до ушей доносится звонкий смех, и я вижу, как смеётся образ голубоглазой девушки в моей голове. Чувствую, как боль прекращается, приоткрываю глаза и сквозь ресницы вижу, что Светка медленно слизывает кровь с моей руки. Она постанывает и вздыхает, а потом поднимает голову и приближается ко мне вплотную. На губах и подбородке я вижу алые пятна, но не чувствую ничего, кроме желания податься вперёд.

Наши губы соприкасаются, облизываю её кожу, металлический вкус крови не кажется мне новым, глаза закрыты. Я целую мою Незнакомку, вжимаюсь в неё сильнее, прикусываю нижнюю губу до крови, рукой хватаю за талию и тяну к себе. Она хватает меня за горло и сдавливает так, что дыхание застревает, разум мутится, но из-за этого голубоглазый образ только отчётливее. Не желаю останавливаться ни на секунду, но Светка вдруг отстраняется, а я непроизвольно делаю глубокий судорожный вдох.

– Это, – она мнётся и почему-то прячет взгляд, – это… очень круто.

– Мы повторим? – стараюсь спросить равнодушно, но иллюзорная надежда проступает в голосе, хотя, возможно, Светка и не заметит.

Теперь уже она улыбается широко и смотрит мне в глаза. Затем ногтями впивается в щеку до боли, но я сам хочу этого, а потому не шевелюсь, позволяя ей оцарапать кожу.

– Повторим. Но завтра, – властным голосом отвечает Светка и резко поднимается на ноги.

Она уходит, а я ещё долго сижу на земле, то закрываю глаза, то рассматриваю свои раны. Кривые, рваные, местами кровь уже запеклась, капли подсохли и почернели. Касаюсь пальцами обветренных губ. Я бы мог поцеловать её. Мою Незнакомку.

Я поцелую её. Как только дочитаю дневник, сразу же отыщу и подарю ей весь мир. Сделаю её самой счастливой, уверен, она этого заслуживает.

О Светке думаю вскользь. Проскакивает мысль, что я мог бы попробовать встречаться со Светкой, но отгоняю эти думы прочь. Зачем мне черноволосая девчонка, такая же как все, если через несколько дней я увижусь с самой прекрасной девушкой на планете? А может, она вовсе не человек? Ангел.

Вожу пальцами по земле перед собой, рисую бездумные узоры, выписываю кривыми буквами «Незнакомка». Она завладела моими мыслями, и я рад этому.

Сидя на одном месте, замерзаю и наконец выбираюсь из лабиринта, временами сворачивая не туда и упираясь в тупик. Я бреду в хостел. На входе игнорирую ошеломлённый взгляд девушки-администратора.

Наверное, я весь в крови.

Забираю ключ и прячусь от мира в номере. Наконец расслабляюсь, принимаю ванну, лежу долго, а пар от горячей воды клубится по комнате. Сначала раны щиплет, но я привыкаю, а затем и вовсе перестаю чувствовать боль. Подходя к кровати, кидаю мимолётный взгляд на зонт в углу. Отец любил его, часто носил с собой как аксессуар, даже если не было дождя. Подхожу к окну и долго смотрю на крыши домом. Они серые и невзрачные, зато выше простирается бескрайнее небо, поражающее своим простором и величием.

Около девяти вечера падаю на кровать и успеваю кое-как укрыться одеялом, прежде чем моё сознание проваливается в сон.

Я устал. От всего – жизни, мира, сухого песка и грязных луж, от лжи, лицемерия и зла. Я так сильно устал, но девушка, которую я никогда не видел, вернула мне свет. То самое пресловутое тепло, от которого моё сердце расцвело подобно черёмухе по весне. Пусть это лишь сон, но я вижу тебя, моя Незнакомка. Здесь никто не помешает нам быть рядом, здесь никто не запретит мне касаться тебя, гладить по волосам, вглядываться в твои глаза, которые так сильно похожи на карельские озёра.

Седьмой день.

Просыпаюсь рано утром выспавшийся, но дико голодный. Вспоминаю, что вчера ничего не ел, только пил воду весь день. Предплечья тянет, подхожу к зеркалу в ванной и вижу отметины ногтей на щеке, оставленных Светкой.

Касаюсь их, отчего кожа чуть ноет, давлю сильнее, достигая жжения, прикрываю глаза и улыбаюсь. Стараюсь не думать, что это, по меньшей мере, странно.

Смотрю на экран телефона.

Десять часов утра.

Быстро принимаю душ, одеваюсь и покидаю хостел. На улице ярко светит солнце, отражаясь от мокрого асфальта. По небу неспешно плавают толстые пушистые облака, под ногами блестят свежие лужи, и я понимаю, что до моего пробуждения шёл дождь.

Рассматриваю тротуарную плитку и стараюсь не наступать на стыки, потом бросаю это дело и иду дальше. Никак не выходит отделаться от странной привычки. Не наступай на стыки или разметки на дороге, отдувайся, если сказал что-то не то, мой руки только нечётное количество раз, перед выходом из дома три раза оботри руки о штаны.

Боже, так много всего!

Никогда не замечал этих мелочей, но сейчас почему-то обращаю на них внимание. Какая глупость.

Захожу в уютную кафешку, нахожу свободное местечко, усаживаюсь. Солнечные лучи ослепляют. Они заливают весь стол, греют и навевают ощущение весны.

Подходит молодая официантка. Возможно, и я однажды устроюсь работать в кафе. Тогда я стану независим. Тогда смогу обеспечить мою милую Незнакомку, чтобы и она была независима, чтобы жила со мной и больше никогда не страдала от гнева её родителей.

Возвращаюсь в реальность, на время оставляя приятные мысли. Девушка-официантка ждёт меня уже долго. Нервничает, поправляя белоснежный фартук. Заказываю пасту с морепродуктами, хотя терпеть их не могу, и большую кружку кофе. Рюкзак стоит рядом, я вожу пальцем по стеклянному столу, оставляя жирные разводы. Рисую сердечко, потом стираю и выше пишу «Незнакомка». Зонт лежит на стульчике рядом. Он выглядит серым из солнца, почему-то не хочется видеть его. Подумываю выбросить отцовский аксессуар. Матери он не нужен, а мне…

Раньше я дорожил им. Он связывал меня с отцом, как будто папа был рядом, жил в нашей квартире. Не лежал в деревянном гробу под слоем земли. Но это тоже иллюзия, как и всё вокруг.

Щурюсь, когда смотрю сквозь окно на прохожих, которые спешат по своим делам. Интересно, о чём они думают? Хотят ли они свободы? Знают ли про матрицу? А может, кто-то прямо сейчас испытывает дежавю?

Ем с жадностью, почти не жую, вкус у кальмаров не такой уж и противный, а вот креветки мерзкие, пресные. Выплёвываю одну и вместе с остальными отодвигаю на край широкой тарелки. Потом цежу кофе, он обжигает язык и десну, но оставляет приятное горькое послевкусие. Почему отец его не любил? Я ведь никогда и не спрашивал.

Наблюдаю за посетителями и параллельно думаю, что делать дальше. Могу вернуться домой и жить с пьющей матерью. К тому же, Олег, скорее всего, тоже будет приходить часто, а может, и вовсе поселится с ней.

Можно попробовать уехать в другой город, например, к тётке. Она живёт одна с кучей кошек. Отбрасываю эту мысль, ведь я видел её целых лет десять назад, не факт, что она примет меня. Скорее не примет.

Решаю, что вопреки всему вернусь домой. Для начала заряжу телефон, а то остаётся меньше десяти процентов, разведаю обстановку, а там уже разберусь на месте. Оплачиваю счёт и неспешно выхожу из кафе, но тут же торможу и замираю на месте.

Мне навстречу идут Виктор и Белый. Они точно меня видят, Виктор машет рукой. Понимаю, что бежать некуда, враги слишком близко, решаю вернуться в кафе, но слишком поздно. Белый двумя шагами достигает меня и хватает за край куртки. Тащит в сторону, за кафе. Я иду сам и готовлюсь драться. Не собираюсь больше подставлять щёки или как там в Библии предлагают.

Мы идём дальше, проходим несколько дворов. Всё это время никто не произносит ни слова. Вижу впереди гаражи и понимаю, что они ведут меня туда.

– Что вы от меня хотите? – спрашиваю громко, к удивлению, голос не дрожит, хотя страх продолжает клубиться где-то внутри.

Белый толкает меня вперёд, когда оказываемся спрятанными от чужих глаз.

– Да ничего не хотим, – тянет Виктор и усмехается.

Я выпрямляюсь, поправляю волосы, но они вновь падают на лоб.

– Ты мусор, – Белый плюёт мне под ноги и глупо ржёт.

Я не выдерживаю и прыскаю со смеху. Незнакомка писала, как смеялась, а мать злилась ещё больше. Что ж, пора меняться. Не могу стать лучше, значит, стану намного хуже.

– Страх потерял? – продолжает наступать бугай.

– И не находил, – отвечаю дерзко и снова смеюсь.

Внезапно понимаю, что не боюсь ударов, не страшусь боли, ведь она приносит мне удовольствие.

Белый бросается ко мне и замахивается, чтобы ударить, но я отскакиваю в сторону, и он промахивается. Параллельно выставляю вперёд отцовский зонт.

– Ванёк, остынь пока, – говорить Виктор, – давно тебя не видно, Андрюх.

– Соскучился? – я натягиваю рюкзак на одно плечо и разминаю шею.

– Ты изменился, – он снова улыбается, – но всё ещё такой же прыщавый сопляк.

Я смотрю ему в глаза, не отрываясь, и не обращаю внимание на Белого. Хотя краем глаза стараюсь следить за его движениями, чтобы успеть снова отскочить. Или с размаху залепить зонтом по его физиономии.

– А ты своему отцу сможешь такое сказать? – задаю вопрос, который готовил для него уже несколько дней.

Улыбка тут же спадает с лица Виктора, он вытягивается и резко напрягается.

– Чего несёшь? – его голос предательски срывается, а я ликую внутри.

– Тебе к психологу нужно походить, полечиться, бери пример с Белого, – продолжаю уже смелее, – мой-то отец хоть просто умер, а твой тебя бьёт, кстати…

Приглядываюсь и замечаю, что у него из-под шарфа выглядывает синяк, тут же продолжаю, пользуясь их замешательством.

– Кстати, а вон и синяк на шее, неужели он не смог тебя придушить? Или решил просто припугнуть? Наверное, второе, – я делаю шаг в сторону и опираюсь о холодную стенку гаража.

– Я тебя убью, – шипит Виктор, – нет, я испорчу твою жизнь. Ты будешь молить о смерти.

Я сглатываю от подкатившего страха, но стискиваю зубы, не давая волю эмоциям.

– Всё же остаётся неясно, почему вы до меня домахались? – мне действительно это интересно, и я в очередной раз пытаюсь добиться ответа.

– Ты – мусорский ублюдок, – пыхтит Белый.

Я прокручиваю его ответ в голове и не сразу, но начинаю соображать.

– Твой отец – мент, – говорит Виктор, поправляя свой шарф, подтягивая его выше к подбородку, – он засадил моего в тюрьму за кражу. А когда батя вышел, то начал пить. Поэтому, раз я не могу отомстить твоему отцу, значит, отомщу тебе.

– Странная логика, – тяну я, осмысливая сказанное.

Поворачиваюсь на Белого, но даже не спрашиваю о его мотивации, по глазам видно, что причины нет, он просто тупой.

Ненадолго отвлекаюсь, и массивный кулак приземляется мне в челюсть. Резкая боль пронзает, и я с грохотом врезаюсь в железную стену. Зонт отлетает в сторону, не успеваю ухватить его. он приземляется прямо в лужу, заливается грязью, и я чувствую какую-то странную, ненормальную радость.

Сползаю на землю, руками цепляю ручку гаража, зелёная краска обсыпается, приклеиваясь к коже. Начинаю смеяться, тру челюсть и поднимаю взгляд на моих врагов.

Белый покраснел и часто дышит, а Виктор кривит губы в злобе. Он подходит ко мне и с размаху ударяет ногой в живот, отчего дыхание прерывается, и я не могу вдохнуть. Скручиваюсь, прижимая колени к груди. Он замахивается снова, а я всаживаю ему в голень вилку, которую держал в руке, когда вышел из кафе. Задумался и не заметил, что сжимал её. Когда понял, то уже увидел врагов на подходе, поэтому спрятал в рукаве.

Виктор воет и отскакивает назад, Белый мечется из стороны в сторону, не понимая, то ли бить меня, то ли помогать другу.

Я поднимаюсь на ноги, опираясь о стену, чувствую слабость, колени потряхивает, но стою почти прямо. Собираюсь уходить, но наперерез кидается бугай, и я торможу в паре шагов от него.

– Я всажу эту вилку тебе в глаз, – рычит второй, медленно вытаскивая столовый прибор из ноги.

– Лучше не надо, – говорю чуть хрипло, наконец осознавая, что вляпался по уши, – вдруг я артерию какую-нибудь задел, кровью истечёшь.

Он останавливается, а потом делает резкий выпад ко мне, извергая ругательства.

– Ну-ка пошли на хрен отсюда! – за их спинами мельком вижу чёрные прядки.

Светка.

Она напряжена, ноги расставлены широко, а в руках держит пистолет. Часто моргаю, решая, что мне показалось, но ствол не исчезает. Она направляет дуло то на одного врага, то на другого.

– Светка, с ума сошла? Откуда он у тебя? – Виктор прижимает руку к вилке, воткнутой в его голень. Он весь покраснел, дышит тяжело, на лбу выступил пот. Чтобы достать до вилки он согнулся в три погибели, замечаю, как подрагивают его пальцы.

– Откуда надо, – мрачно отвечает Светка и тянет жуткую улыбку, – пошли вон, а то прострелю колени.

Белый делает к ней шаг, но она тут же направляет пистолет на него.

– Ладно, ладно. Мы уйдём, – выдавливает Виктор, – надеюсь, твой отец узнает и прибьёт тебя за это.

Она молчит и пропускает Виктора с Белым, которые медленно покидают поле боя.

– И больше не трогайте Андрея, иначе скажу отцу про то, что твой тебя бьёт, – тихо шепчет Светка, но они достаточно близко, чтобы услышать, – его снова посадят, и ты будешь один, Виктор.

Он смотрит на неё с недоверием, потом резко дёргает шарф вверх, стараясь скрыть здоровенный синяк.

– Мусорские ублюдки оба, – рычит Белый, но Виктор тащит его за плечо прочь от нас.

Светка подходит ко мне, и сначала мы громко смеёмся, хохочем от души, потом замолкаем и долго смотрим друг другу в глаза.

– Пистолет?

Она усмехается и крутит ствол на пальце.

– Игрушечный.

Светка стреляет в землю, и из дула вылетает жёлтая пластмассовая пулька. Потом засовывает игрушку за пояс джинсов и предлагает прогуляться.

Проходимся по парку, временами тру челюсть, представляя, насколько большой будет синяк, хорошо хоть не сломали. Большую часть времени идём молча, иногда перекидываясь бессмысленными фразами. Потом она кивает в сторону лабиринта, а я понимаю, что только этого и ждал. Как наркоман новой дозы.

Все то же укромное место, сидим на сырой земле, она водит кончиком кинжала по моей ладони, но только щекочет, не ранит.

– Как ты меня нашла? – спрашиваю у Светки и слежу за её плавными движениями.

Замечаю, что её пальцы грубоватые и короче, чем у Незнакомки, по крайней мере у той прекрасной неземной девушки, которую я представляю. Ногти Светки накрашены черным лаком, местами он облупился.

– Случайно нашла, – бросает она и растягивает губы в полуулыбке.

Я фыркаю и всем видом показываю, что не верю ей.

– Ла-адно, – нехотя отвечает Светка, – я шла из школы, и издалека увидела тебя возле кафе, ты только заходил внутрь. Я быстро домой забежала, сумку скинула и на улицу. Смотрю, а ты с Виктором и Белым уже во дворах почти скрылся. Вот, решила помочь.

– А пистолет ты с собой всегда носишь? – наклоняюсь к ней совсем близко и вытаскиваю ствол из-под ремня со стороны спины.

Хочу отодвинуться, но она меня придерживает за ворот куртки и целует в губы, еле касаясь, а потом толкает в грудь, и я откидываюсь на кусты. Дерзко смеюсь, на её щеках проступает румянец. Неужели, я действительно её нравлюсь?

Держу в руках пистолет, стреляю в сторону, наблюдая за игрушечными пульками, которые застревают в мягкой земле.

– Мы с младшим братом вместе шли, – рассказывает Светка, – я к тебе, а он во дворы гулять. Когда тебя увидела, то пистолет у него забрала, решила, что лучше так, чем нож показывать, – она со второй попытки выхватывает игрушечный ствол и откидывает в сторону. Он приземляется с глухим стуком.

– Тебе было больно? – спрашивает она тихо, касаясь моего подбородка.

Отклоняю голову в сторону, потому что, видимо, удар достаточно сильный, раз от её прикосновения простреливает всю нижнюю челюсть.

– Нет, – вру я и тут же получаю смачную пощёчину как раз по левой стороне.

В глазах искрится, и лицо на несколько секунд немеет. Сдавленно мычу, прикрывая щеку рукой. Кожа горит, да и вся сторона ноет и простреливает.

– А так? – слышу в её голосе любопытство, а потому растерянно смотрю в глаза, пытаясь понять, о чём она думает.

– Сейчас да.

Светка улыбается, отцепляет мою руку от щеки и облизывает воспалённую кожу, от чего жжение постепенно утихает.

Она кладёт нож в мою ладонь и начинает медленно расстёгивать молнию на моей куртке. До конца не доходит и принимается за пуговицы на рубашке. Я затаиваю дыхание и только наблюдаю за её действиями. Светка не смотрит на меня, также не расстёгивает до конца, освобождая только мою грудь. По голой коже тут же бегут мурашки от холодного воздуха. Она забирает нож и проводит лезвием сначала по ключицам, дальше по грудине и снова вверх.

Придвигается ближе ко мне, сжимает горло пальцами, а потом давит остриём, разрезая кожу. Я закрыл глаза, и поэтому не вижу, насколько глубоко, но не могу сдержаться от сдавленного рыка и шипения, чувствую, как вязкая струйка потекла вниз к животу и запнулась в области пупка.