Читать книгу: «Лицедеи», страница 5

Глава 10. Ведьма в смирительной рубашке

Прошло два месяца, уже было два прогона, впереди маячила премьера и ожидался оглушительный успех. Но вот после очередного заседания Совета по культуре, которое опять состоялось в Кремле, к Севе подошёл Ковыкин, помощник президента по общим вопросам:

– Всеволод Степаныч! Слышал, вы бомбу собираетесь подложить под Кремль…

– Что вы такое говорите, Лев Ефимыч? – опешил Сева. – У меня и в мыслях ничего такого не было, а террор я с детства осуждаю.

– Ну как же, раскопали где-то пьеску сомнительного содержания, пригласили заезжего режиссёра, будто своих у нас нет, и стряпаете сатиру на действующую власть.

– Господь с вами! Пьеса про застойную эпоху, а у нас, слава богу, с этим нет проблем, экономика растёт и развивается.

– Экономика тут ни при чём, а вот если по сцене будут бегать голые бабы за казённый счёт, мы не только культуру, мы страну развалим!

Сева отбивался, как только мог:

– Во-первых, не голые, а полуголые. А во-вторых… – тут он запнулся, потому что больше нечем было крыть.

Видя страдания худрука, Ковыкин смилостивился:

– В общем, так. Я докладную писать не буду, но меры вы прими́те, и в кратчайший срок, – и уже завершая разговор, добавил: – Вам хоть и многое позволено, гораздо больше, чем другим, однако советую не зарываться.

Что и как нужно предпринять, Ковыкин не сказал, поэтому, пока добирался до театра, Сева что есть мочи напрягал свой мозг, но ничего так и не придумал. Бруцкус уж точно ничего не подскажет – сделает театру ручкой и бегом на самолёт, а напоследок ещё и обругает нехорошими словами. Отменить премьеру – тоже не вариант, поскольку денег уже немеряно истрачено. Переделать диалоги? Бородин не согласится, скажет, не для того корпел над пьесой, чтобы его текст курочили, и будет прав. Разве что обратиться к министру, но эта уж точно на роль Фурцевой не тянет – никто её не станет слушать. А это значит, что без Водопоева опять не обойтись.

В последний раз встречались, когда возникла необходимость в привлечении финансовых средств – бюджетных денег не хватало для реализации грандиозных планов. И Водопоев инвестора нашёл – к удивлению Севы, им оказался тот самый Митяй, с которым вместе добирались до Москвы тридцать лет назад. Теперь он уважаемый бизнесмен, владелец холдинга, ворочает миллионами, а ведь начал покорение столицы с карманных краж, сам на это намекал. Да у таких на физиономии написано, что бандит! Сева не хотел иметь с ним дело, но Водопоев уговорил:

– Ну где ты теперь найдёшь белого и пушистого? У каждого миллионщика есть скелет в шкафу, а то и собственное кладбище – не наяву, а в памяти. Это не значит, что руки у него в крови – достаточно того, что обокрал, опозорил, разорил, довёл до самоубийства, но это, если уж совсем несчастному не повезёт.

Вроде бы всё так и от реалий не уйдёшь, однако трудно избавиться от ощущения, что ещё шаг и можно оказаться в мышеловке.

– Да брось! – успокаивал Водопоев. – Митяю ничего от тебя не нужно, у него всё есть. Надо лишь записать его фирму в официальные спонсоры, ну и при случае отметить вклад в развитие театрального искусства. Тебя от этого не убудет, а ему приятно.

Сева взял деньги у Митяя и с тех пор обходился без советов Водопоева, однако тут дошло до того, что готов запродать душу дьяволу, лишь бы спас театр от катастрофы. А ведь отмена премьеры не только приведёт к появлению дыры в бюджете, это ещё и удар по имиджу. Да ни один европейский режиссёр больше не захочет иметь с ним дело, а как тогда публику заманивать в театр?

Водопоев сразу понял, что ситуация экстраординарная, такой и злейшему врагу не пожелаешь:

– Да, Сева, влип ты крупно! И на кой лях тебе эта пьеска?

– Так ведь даже Бруцкусу понравилась.

– Бруцкусы приходят и уходят, а тебе здесь жить.

– Неужели сделать ничего нельзя?

Сева с надеждой посмотрел на Водопоева, но тот только пожал плечами:

– Могу яичницу пожарить или шашлык соорудить. А вот снять с должности чиновника из Администрации, у которого на тебя вырос зуб… – и тут словно бы что-то вспомнил: – Кстати, с чего бы это он к тебе пристал? Ни у кого больше претензий к пьесе нет, только он упёрся.

– Да мы с ним прежде никогда не пересекались.

– Так-так… – судя по тому, как Водопоев сморщил лоб и поджал губы, где-то в глубине сознания пошёл мыслительный процесс, и через пару минут он благополучно завершился: – А знаешь, Сева, не зря французы говорят «шерше ля фам». Ну-ка припомни, где и когда ты перешёл дорогу его пассии.

– Что ты имеешь в виду?

– А то, что мы имеем дело с примитивным шантажом. Как только ты дашь его протеже роль в спектакле, он отстанет.

– Но почему прямо не сказал?

– Тебе и имя назвать, и адрес квартирки, где в постели кувыркаются? Нет, брат, так у них дела не делают. Сам должен догадаться, если место под солнцем не хочешь потерять. Давай выкладывай, какие у тебя там женские роли.

– У нас только ведьма и кордебалет.

– Не густо. Кордебалет сразу отпадает, ну а любовница в роли ведьмы – это уже мазохизм какой-то!.. Ну-ка припомни дословно, что этот хмырь тебе сказал.

– Что-то про голых баб, пляшущих по сцене…

Водопоев аж подпрыгнул, не слезая с дивана:

– Так с этого и надо было начинать! А у тебя вечно через задницу… Теперь всё предельно ясно, а то я, грешным делом, подумал, что у него симпатия к представителю того же пола, – Водопоев, испытывая вполне понятное возбуждение, потирал руки, а затем попытался разъяснить Севе, что к чему: – Итак, кто-то там наверху положил глаз на эту твою ведьму и не желает ни с кем делиться, даже с театральной публикой. Ведьма-то, небось, гоняет по сцене нагишом? Знаю я этого Бруцкуса, он любитель до клубнички.

– Ну не совсем, чтобы нагишом… Только ведь Алина уже снималась в эротических фильмах.

– В том-то и дело, а то бы этот кто-то и внимания на неё не обратил!.. Кстати, не удивлюсь, если эротику из этих фильмов вырежут.

– Там тогда ничего не останется, то есть просто не на что смотреть.

– Есть другой вариант – фильмы изымут из проката, найдут, к чему придраться.

– Но так нельзя, это произвол! А как же чистое искусство?

– Где ты его видел? У нас всё на политике замешано либо на личных предпочтениях. Короче, так! Нужно срочно ведьму приодеть! Хоть брючный костюм, хоть пижаму, хоть смирительную рубашку на неё напяль…

Тут в Севином мозгу как бы сошлись две прежде несвязанные между собой половинки целого, в итоге сформировав столь необходимую каждому спектаклю сверхзадачу: «А ведь это мысль! Как можно в дурдоме обойтись без смирительной рубашки? Вот и в нашей жизни примерно то же самое…»

Бруцкуса нелегко было уговорить. С большим трудом пришли к консенсусу, что называется, нащупали золотую середину: кордебалет будет предельно обнажён, при этом ведьма как бы на контрасте, то есть совсем наоборот, а поверх смирительной рубашки – пояс целомудрия. Теперь уж точно повод придраться не найдут.

Глава 11. Страсти по Алине

Итак, премьера состоялась несмотря на противодействие влиятельных персон и жаркие споры между худруком, режиссёром и драматургом, что иной раз ставило постановку под угрозу срыва. Но вот что удивительно, наибольший успех выпал на долю Алины Гурской – зрители не позволяли ей покинуть сцену, требуя ещё раз и ещё раз повторить «танец целомудрия», как называли его про себя создатели спектакля, хотя по большей части это напоминало пляску подвыпившей девицы в ночном клубе. Публика была в восторге, но самое странное это то, что обитатели дурдома как бы отошли на второй план, а главным действующим лицом оказалась ведьма в исполнении Алины.

По давней традиции участники спектакля отметили успех – для этого был накрыт большой стол а-ля фуршет в буфете, так что закуски и выпивки хватило всем, даже плясуньям из кордебалета. Посетили это мероприятие и дорогие гости, те самые, которым были предназначены места в первом ряду партера – министр культуры с мужем, мэр столицы, пара чиновников из Администрации, ну и, конечно, главный спонсор. Митяй пришёл с букетом диковинных цветов, что-то вроде заморских орхидей – цветы вручил Алине Гурской, а всем остальным участникам спектакля досталось по конверту, что-то вроде бонуса за доставленное удовольствие, как пояснил Митяй. На этом фоне поздравления облечённых властью лиц выглядели довольно убого, можно было обойтись без них.

Тут-то и случился деликатный разговор между двумя попутчиками, двумя покорителями Москвы, хотя в нынешних обстоятельствах это было совсем необязательно, поскольку у каждого из них теперь свой путь, ну а всё остальное оговорено в спонсорском контракте. Инициатива исходила от Митяя и, судя по всему, дело было настолько важное, что он буквально вырвал Севу из рук захмелевшего мэра и потащил за собой, намереваясь найти укромный уголок, где бы им не помешали.

– Тут вот какое дело, Сева. Не мог бы ты устроить мне эдакий междусобойчик с этой вашей фифой. Так просто не подойдёшь, за ней всё время кто-то увивается. Ты сделай всё, как надо, я за ценой не постою, ты же меня знаешь.

Понятно, что речь шла об Алине. Другой бы на месте Севы обиделся – не за себя, а за актрису, которую обозвали «фифочкой». Однако худрук отреагировал иначе:

– В нашем контракте это не прописано. Я не обязан поставлять тебе девиц.

– Так в чём проблема? – усмехнулся Митяй. – Сейчас вызову юриста, всё оформим. Только сумму назови!

Сева отшатнулся:

– Совсем сдурел?

– А чего тут странного? В этом мире всё покупается и продаётся. Могу и театр твой купить. Представляешь, вместо «Театра всех времён» – «Театр Митяя»… Да он гремел бы на всю страну, от Калининграда до Самары, от Самары до Владивостока!

Митяй на все времена – это уму непостижимо! Этого Сева никак не мог стерпеть, потому и отвечал довольно резко:

– Ты слишком много выпил, поэтому и несёшь ахинею.

– Да нет, сегодня трезв, как стёклышко. А всё потому, что у меня серьёзные намерения.

– Знаю, что у тебя на уме! Затащить её в постель, а через неделю бросишь.

– Мораль мне собираешься читать? А сам… Думаешь, не знаю, что мои деньги прикарманил, те, что должен был тратить на театр?

– Это клевета!

Ещё чуть-чуть и Сева мог бы разреветься – до того обидно было. День и ночь вкалываешь, как проклятый, а вместо благодарности ничем не доказанное обвинение. Ну а Митяй понял, что уговорами Севу не проймёшь и надо применить стандартную методу:

– В общем, так. Если не устроишь мне свидание, поставлю тебя на счётчик. Один процент с украденной суммы за каждый день просрочки, – а затем придвинулся вплотную: – Да я тебя голым в Африку пущу, и никакие мэры и министры не помогут!

Праздник был вконец испорчен – понятно, что для Севы, а остальным всё нипочём. Впору пожалеть, что по совету Водопоева связался с этим шантажистом, но ведь без его финансовой поддержки не смог бы пригласить ни Бруцкуса, ни Алину. Да много чего бы не было из того, что удалось сделать и для себя, и для семьи. Вот и думай теперь, как поступить! Будь Алина в его труппе, тогда можно надавить, да и то вряд ли бы что-то получилось. Если же пригрозить, что снимет с роли, зритель это Севе не простит, да и где ещё найдёшь такую? Короче, куда ни глянь, всё словно бы в дыму и ни малейшего просвета.

Тем временем фуршет продолжился, хотя уже без участия влиятельных персон. Да и какой от них толк? Вот Митяй – совсем другое дело, ящик шампанского с собою приволок, не считая бонусов. Пили за его здоровье, за то, чтобы почаще ставили спектакли по таким пьесам. Но, когда решили выпить за здоровье автора, оказалось, что его и след простыл, да и Алина куда-то подевалась.

В том, что случилось потом, уже дома у Алины, нет ничего удивительного – не написал бы Глеб эту пьесу, не было бы и бенефиса Алины. Это именно так, ведь на её долю выпал ошеломляющий успех, а остальные актёры выступили как бы в роли подпевал или массовки. Тут уж не обойтись без выраженной в той или иной форме благодарности, причём идущей от души и никак не связанной с какими-то меркантильными и сиюминутными соображениями…

Когда на смену страсти пришла усталость, Глеб закурил, а вот Алину ни с того и ни с сего потянуло куда-то в область психоаналитики, хотя нельзя исключать, что вопрос Алина задала неспроста, с дальним прицелом:

– Глеб! Как ты думаешь, почему мужики видят во мне только красивую куклу, инструмент для удовлетворения их похоти?

– Возможно, ты сама виновата.

– С чего бы это? – Алина приподняла голову с подушки, готовясь дать отпор.

– Если бы ты соответствовала их представлениям о женщине, которая способна создать уют в доме, нарожать детей, тогда всё было бы иначе.

– Но я этого не хочу.

– Почему?

– Не хочу и всё! Не всем же уготована судьба моей прабабки, у которой было семеро. Тогда всё было строго – если на венчании супруги поклялись в любви и верности, так тому и быть. Ну а теперь иначе – моя подружка тоже семерых родила, а муж такого «изобилия» в семье не выдержал и ушёл к другой.

Тема сложная, и сейчас не самое подходящее время, чтобы это обсуждать. Остались бы друзьями, против чего Глеб не возражал, тогда можно не стесняться в выражениях, мол, давно пора подыскать себе приличного мужика, а профессию отодвинуть на задний план. Но, во-первых, с Алиной этот фокус не пройдёт – может послать, куда подальше, у неё амбиции едва ли не зашкаливают. А во-вторых, как-то неудобно её в чём-то упрекать, если у обоих почти одновременно возникло неодолимое желание, стоило переступить порог её квартиры. И вот теперь приходится словно бы кружить вокруг да около, только бы Алину не обидеть:

– Что ж, такое иногда бывает. К примеру, некоторые женщины боятся располнеть после родов или не хотят, чтобы пострадал их бизнес, поскольку уход за ребёнком потребует слишком много времени. Была у меня подруга, тоже не хотела иметь детей – ей в голову втемяшило, что непременно родится какая-то зверушка… И что тогда с ней делать? Тут многое зависит от партнёра, от мужчины, поскольку генетическая совместимость – это непростая штука! Ну а если не хочешь иметь детей, зачем же заводить семью? Если только ради секса…

– А любовь?

– Для этого не обязательно жить вместе.

– Друг к другу в гости приходить?

– Ну да, по мере надобности…

Алина не дала договорить – попыталась придушить подушкой. А ведь могла бы и лицо расцарапать, это у неё запросто, в этом Глеб не сомневался. Уже когда немного успокоилась, спросила:

– А как бы ты поступил на моём месте?

Душить Арину Глеб не собирался, а тема «рожать или не рожать» вроде бы исчерпана, поэтому попытался свести всё дело к шутке:

– Не могу представить себя в роли женщины. Сверху глубокое декольте, снизу тоже поддувает, да ещё надо брови выщипывать и губы красить… Это же морока!

Такой ответ Алину не устроил – похоже, настроена на серьёзный разговор:

– И всё же? Не увиливай, ты понял мой вопрос.

«Давать советы женщине, лёжа с ней постели – это явно не мой стиль. А то ведь можно договориться бог знает до чего, вплоть до признания в любви, хотя бы выраженного в обтекаемой форме – мол, я бы хотел, чтобы ты оставалась здесь, рядом со мной, как можно дольше. Не в постели, конечно, это было бы уж чересчур, но в этом доме или где-то по соседству. Выглядит цинично? Ну а как иначе, если знакомы без году неделю, друг о друге ничего не знаем, а тут вопрос в упор. И кто будет виноват, если не получится? Разбежимся кто куда, затаив обиду». Такие мысли пронеслись в голове Глеба и судя по всему, Алина поняла, что происходит:

– Ладно, не заморачивайся, Глеб.

Утром она ушла ещё до того, как Глеб проснулся, только оставила записку и ключи, чтобы запер за собой входную дверь. Ну а её вопрос так и остался без ответа.