Читать книгу: «Сборник научных и научно-методических работ: история, право, краеведение, методика преподавания», страница 3

Шрифт:

Такие авторы как Достоевский, Тургенев, Толстой давно переведены на все основные европейские языки. Их читают, на них ссылаются, по ним судят о русских и России, но, оказывается, наша классика не отражала реальной жизни. Пройдёмся немного по некоторым произведениям писателей-классиков, включенных в «полный курс школьной программы в кратком изложении». Что нам предлагают писатели-гуманисты, когда изображают тип маленького человека и кто должен был послужить нам образцом. В любой хорошем произведении главное – это конфликт. Посмотрим, в чью пользу решается конфликт между обществом и героями произведений, и так ли на самом деле было в реальной жизни. Характеристики героев даются из текстов литературоведческого анализа школьной программы.

И.А. Гончаров «Обломов» (1859). В стране активная общественная жизнь, идёт подготовка к отмене крепостного права, споры о дальнейшей судьбе России. И главный герой романа богатый помещик Илюша Обломов, слабый, пассивный и его символ сон – «всепоглощающий, ничем непобедимый сон, истинное подобие смерти». Сонный тунеядец дан для подражания.

И.С. Тургенев «Отцы и дети» (1861), самый западный писатель второй половины XIX века. Евгений Базаров – это новый тип деятеля-разночинца, названный писателем «нигилистом». «Во многом этот герой вызывает симпатию, но его принципы пойти против всего: против Бога, природы, не могут и не должны были долго просуществовать. Смерть героя неизбежна, как и смерть его идей». Лучшие из интеллигентов понимали, что такой герой принесёт больше вреда, чем пользы. Братья Курочкины, издатели сатирического листка «Искра», так охарактеризовали Базарова в своём памфлете на книгу «Отцы и дети»: «Весь пропитанный алкоголем, Вроде запаха, что Гоголем Закреплён был за Петрушкою И лягушку за лягушкою Уничтожать пошёл в селения, Всюду сея разрушения» – избавь бог нас от такого героя.

Ф.М. Достоевский «Преступление и наказание» (1866). Родион Раскольников и его дилемма: «тварь дрожащая» или «дать себе разрешение перешагнуть через кровь». Вряд ли его можно считать среднестатистическим петербургским студентом, тем более объектом для подражания. Когда обыватель видит на улицах города человека с топором за пазухой, он вызывает полицию, а уже та может передать такого героя санитарам из сумасшедшего дома, если он не успел совершить преступления. И такого писателя считают человеком, который раскрыл русскую душу. Бред литературоведов! По-моему, в творчестве Достоевского отрицательную роль сыграло его стояние перед расстрелом и дальнейшее нахождение на каторге – всё, что нанесло психическую травму душе писателя, а в дальнейшем повлияло на его произведения. Читать его тяжело, описание города Петербурга и людей – «одни ужасы, нет почти ни одного светлого пятна».

Кстати, глава кружка М.В. Буташевич-Петрашевский находился на Нерчинской каторге, где занимался не тяжёлым физическим трудом, а репетиторством. Репетитором он был хорошим. Буташевич-Петрашевский, например, подготовил к поступлению в кадетский Императорский Горный корпус братьев Боголюбских, сыновей протоирея Нерчинско-Заводского собора, впоследствии ставшими крупными учёными. Но в то же время он бомбардировал Николая I просьбами вернуть ему дворянские привилегии, отобранные по суду, и никаких душевных травм у него не наблюдалось.

А.Н. Островский «Гроза» (1859). Драма имела блистательный успех, показав «вихрь страстей, захвативших Катерину» и то, что «рядом в городских домах властвует самодурство, жестокая и беспощадная власть над младшими и зависимыми». Ревность, как и супружеские измены, существуют со времени возникновения человечества. Однако если пролистать любую пьесу драматурга, то окажется, что ни один его герой не нажил капитал честным трудом. Нет ни одного типичного купца-предпринимателя, о котором можно сказать, что его прототип Третьяков или Строгановы. Сплошное «тёмное царство».

М. Е. Салтыков-Щедрин «История одного города» (1870), которая является «самым резким произведением писателя, бичующим порядки и общественное устройство монархической России… Народные массы представляются пассивными, стоящими вне истории». Опять тот же банальный вопрос: где образец для подражания? В биографии Салтыкова-Щедрина особенно ярко показан парадокс двойственного отношения русской творческой интеллигенции к российской власти. Салтыков – знатный и богатый дворянин, крупный чиновник, вице-губернатор, который укрепляет устои государства и получает приличное жалование; а под псевдонимом Щедрин, как демократ, критикующий общественные и экономические устои, также получает деньги. Очень многие творческие люди царской, советской и современной России вели и ведут себя таким же образом. Из вышеперечисленных писателей кроме Салтыкова-Щедрина – это цензор И.А. Гончаров, заведующий репертуарной части московских императорских театров и директор театральной школы А. Н. Островский. Да простят меня читатели за резкость, но в русском языке есть слово характеризующее такое явление – двуличие.

Л.Н. Толстой «Война и мир» (1867-1869). Роман-эпопея и сразу французский текст с мелким переводом, что не привлекает учеников к чтению произведения. Думаю, что мало кто прочитал в школе роман полностью. У нас в классе, во времена моей юности, девушки в нём читали про любовь, мальчики про войну. Вряд ли что изменилось сейчас. Тем более такие сложные фразы, очень отличающиеся от современного литературного языка. Один из одноклассников моего сына, умный парень, закончивший медакадемию, сказал по поводу текстов Толстого: «Пока дочитаешь предложение до конца, уже забыл начало». Литературоведы пишут, что «все любимые герои Толстого проходят путь нравственных исканий (князь Андрей, Пьер, Наташа, Николай Ростовцев) – свой путь к народу». Позвольте не согласиться. Они симпатичны автору, прекрасно знавшему быт русской знати, в котором он вырос, который идеализирует, но никак не близки к простому народу. Почитайте, прекрасно виден конфликт культуры даже в мелочах. Поэтому потом, в 1905 и 1917гг, горели помещичьи усадьбы. Его абсолютный положительный герой Платон Каратаев вообще нереален. Опять обратимся к Солоневичу: «Каратаевых на Руси, само собой разумеется, не было. Это только мягкая подушка, на которой спокойно могла бы заснуть дворянская совесть».

Теория непротивления злу насилием в реальной жизни оказалась страшной вещью. Студенты, курсистки, верящие в неё, выходили во взрослую жизнь, затем жизнь била их лицом о скалу реальности и уходили мальчики и девочки в эсеры-бомбисты, чтобы доказать себе: «я не тварь дрожащая». По некоторым данным в начале двадцатого века процентное соотношение в боевых организациях социалистов-революционеров из числа разночинцев-интеллигентов достигала иногда около 90%, как и большинство террористических актов, совершённых революционной молодёжью.

Последним возьмём И.А. Бунина, первого русского нобелевского лауреата по литературе. «Окаянные дни» (1926). Книга исполнена не просто критикой революции, а ненавистью и лютой злобой против простого русского народа, скинувшего со своей шеи захребетников, в том числе и господина Бунина. «Мерзкие даже по цвету лица, жёлтые мышиные волосы…. Голоса утробные, первобытные. Лица у женщин чувашские, мордовские, у мужчин, все как на подбор, преступные, иные прямо сахалинские». Я соотнёс числа, когда была выпущена книга (1926) и когда присудили премию (1933) – год прихода к власти Гитлера, и у меня возникло подозрение, что получил он премию Нобеля не за литературную деятельность, а за антисоветскую пропаганду, как впоследствии Солженицын. Итог такой литературы подвёл В. Мединский: «Эти авторы невольно создали удивительно сложный, постоянно рефлексирующий, мечущийся и довольно малосимпатичный образ русского литературного героя». Иван Лукьянович тоже утверждает: «Наша великая русская литература – за немногими исключениями – спровоцировала нас на революцию».

Поговорим об исключениях. При внимательном изучении списка разрешённых писателей второй половины девятнадцатого века для изучения учащими, нашёл только одного, чьи герои могли положительно повлиять на взгляды подростков.

Н. С. Лесков «Левша» (1881), «Очарованный странник» (1873). «Сюжет повести «Очарованный странник» строится вокруг перипетий непростого жизненного пути Ивана Флягина, ныне отца Измаила». Именно Флягин с его непростой судьбой и духовными исканиями может служить примером борьбы с судьбой. Одно то, что Иван за пятнадцать лет службы на Кавказе стал из новобранца офицером, говорит о многом.

Рассказ «Левша» – единственная вещь в классике девятнадцатого столетия, где главный герой работник. «Смысл существования Левши заключается в праведном труде…» Однако, попав в Россию из Англии, герой погибает «из-за нелепого стечения обстоятельств и полного безразличия к нему чиновников».

Когда просматривал список писателей-классиков, к своему изумлению не обнаружил несколько фамилий, чьё творчество изучали в советской школе. Я могу понять, почему выкинули Н. Г. Чернышевского, оценившего русский народ, как «нацию рабов», но чем современной власти помешал А.К. Толстой, произведения которого пронизывает патриотизм и гордость на народ. Кстати, сейчас у нас схватились и снова талдычат о патриотическом воспитании, только щемит в душе – опять всё сведут к фестивалям патриотической песни.

Биография писателя неординарна. С одной стороны: он друг царя Александра II, придворный, человек блестяще образованный в европейском понимании слова; с другой: один из создателей Козьмы Пруткова, защитник Чернышевского перед императором, создатель патриотических произведений. Это пользующийся до сих пор успехом роман «Князь Серебряный», драматургическая трилогия, по сей день идущая на сценах театров, лирические, сатирические и исторические поэтические произведения. По-моему у него вполне можно взять героев для подражания, таких как князь Серебряный из знати, Иван Перстень из простого народа, Илья Муромец из баллад. Однако в школьной программе А.К. Толстого нет, зато И. А. Бунин есть. Что же, как всегда исключения единичны или замалчиваемы.

Для всей остальной классической литературе второй половине девятнадцатого века вывод один: «Да! Она провоцировала русскую революцию!» Из её героев возникает «некий образ народа: мятущих интеллигентов, кающихся религиозных психопатов, рвущих рубахи на груди Раскольниковых и дохнущих от скуки Обломовых». Этот образ не имел ничего реального с жизнью, где простой народ, потом и кровью, строил великое государство.

Все лидеры оппозиционного движения, воспитанные на гуманистической, оторванной от жизни литературе и получившие западное образование обращали свои взгляды на Европу, где искали «страну святых чудес» на берегах Сены и Темзы, как и сейчас их последователи высматривают «храм на холме» в Северной Америке на берегах Потомака. Потом они вывозят оттуда различные теории и пытаются их впихнуть в реальную жизнь страны. Получилось один раз, когда западноевропейская философская ересь – марксизм слилась с обострённым чувством социальной справедливости народа. Современные «властители дум» тоже идут по проторенной дорожке. Начиная с А.И. Солженицина, через М.И. Веллера и Б. Акунина, заканчивая З. Прилепиным, несмотря на разницу в политических взглядах, они опять восклицают: «О как всё плохо на Руси!».

Пару фраз о современной литературе. В ней, как и в девятнадцатом веке, не найдёшь гордости за страну, а главные герои: банкиры, бандиты, актрисы, проститутки ит.д. часто новое исполнение Раскольниковых и тургеневских девушек. Патриотизм в столичных творческих кругах не в моде. Скорее вновь современную литературу обвиняют, пусть косвенно, но в подготовке социальных потрясений.

Парадоксально, но лучшие черты русской литературы чаще проявляются в подростковой, как её называют «развлекательной». Это военно-приключенческая, что объяснимо: Афган, Чечня. Также, фэнтези, которое, вообще не считают за нормальную литературу. Однако возьмём несколько имён. Один из лидеров юмористической фантастике А. Белянин и его сериал «Тайный сыск царя Гороха», А. Прозоров с его циклом «Ведун», В. Мясоедов с пока ещё незаконченной серией романов «Ведьмак двадцать третьего века». Не буду вдаваться в художественные особенности книг, ибо не профессионал, но в молодёжной среде эти произведения пользуются популярностью и у читателей есть гордость за российских попаданцев. Отсюда пожелание для пишущей братии, чтобы такая гордость была и за героев современной литературы, которые могли бы служить примером для подражания как для нас им стал лётчик Маресьев, а не генерал Власов.

Категории рабочих на Шахтаминских промыслах.

Открытие золотоносных месторождений с середины 19-го века привело к тому, что Восточное Забайкалье покрылось густой сетью приисков, принадлежащих Кабинету Его Императорского Величества, а потом и частных приисков, требовавших обеспечения рабочей силой, техникой и продовольствием. Из-за истощения рудных запасов Горнорудная промышленность края, добывающая свинец и серебро, к тому времени приходит в упадок. Среди открытых месторождений золота были и Шахтаминские промыслы, находящиеся на территории современного Шелопугинского района. Шахтаминское месторождение было открыто в 1848-м году партией капитана А. И. Павлуцкого, а с 1851-го года началась промышленная добыча золота. Называлась Шахтама Князе-Михайловской дистанцией в честь Великого князя Михаила Николаевича и состояла из двух промыслов: Нижнего (Царицынского) и Верхнего (Императорского), расстояние между которыми было четыре версты. Резиденция располагалась на Нижнем промысле, где жили управляющий, священник, аудитор и размещались тюрьма, главная контора, лазарет. Жителей было около трёх тысяч душ обоего пола.

Данное месторождение золота вместе с Енисейскими приисками поставит Россию на одно из первых мест в мировой добыче золота, что позволило губернатору Восточной Сибири Н. Н. Муравьёву пообещать царю добычу золота в крупных размерах, и использовать труд каторжников на золотых приисках. Самой многочисленной группой населения были рабочие (1800 человек в 1854-м году): из них половина были ссыльнокаторжные. Все рабочие промыслов делились по своему положению на три группы:

Постоянные рабочие:

а) ссыльнокаторжные;

б) заводские служащие («бергалы»).

«Конные урочники».

Самыми бесправными из всех этих категорий рабочих на Шахтаминских промыслах были ссыльнокаторжные. Законы о ссылке не разграничивали ссыльнокаторжных по характеру преступлений, то есть не делили на политических и уголовных. В соответствии со статьей 553 «Устава о ссыльных» 1845 г. каторжные делились на разряды. Каторжные, находившиеся в ведомстве Нерчинского Горного Правления и Казенных Палат, подразделялись на каторжных первого и третьего разрядов. В свою очередь каторжные первого разряда классифицировались по отделениям на бессрочных, то есть осужденных на работы без срока; осужденных на срок от 15 до 20 лет и осужденных на срок от 12 до 15 лет. Каторжные третьего разряда – соответственно на сроки от 6 до 8 лет и от 4 до 6 лет. В этом нормативном документе была введена классификация каторги на бессрочную каторгу и срочную. Предел бессрочной каторги был определен в двадцать лет, после чего предполагалось освобождение каторжных и закрепление их за тем заведением, где они работали. Срочных каторжных по истечении срока их наказания должны были отправлять в ссылку на поселение, а бывших военных отправляли к прежнему воинскому начальству.

С момента поступления на каторгу каторжных всех отделений причисляли к отряду испытуемых и содержали в тюрьмах при заводах, фабриках, приисках и рудниках. Сроки испытательных работ находились в прямой зависимости от степени наказания. Они устанавливались для каторжных первого разряда: 1) бессрочным – восемь лет; 2) присужденным к работам на время от пятнадцати до двадцати лет – четыре года; 3) присужденным к работам на время от двенадцати до пятнадцати лет – два года. Каторжным третьего разряда: 1) присужденным к работам на время от шести до восьми лет – полтора года; 2) присужденным к работам на время от четырех до шести лет – один год [Ст. 569 Устава]. В период прохождения испытательного срока на каторжных налагались оковы [ст. 556 Устава]. Наказание каторгой предполагало обязательное содержание преступников в оковах. При этом вес оков, ношение только наручников или ручных и ножных оков одновременно определялись в зависимости от разряда каторжного, его половой и возрастной принадлежностей. Например, в период прохождения испытательного срока, бессрочных каторжных первого разряда обязаны были содержать в ручных и ножных оковах, а каторжных всех остальных разрядов и отделений – только в ножных. Требование налагать ножные и ручные оковы на бессрочных каторжных распространялось также на женщин. Но их оковы предполагались менее тяжелыми, чем мужские. На женщин-каторжанок всех других разрядов и отделений эта мера наказания не распространялась [ст. 556 Устава]. Временное снятие оков разрешалось в интересах производства на период выполнения сложных работ и с согласия высшего местного начальства [ст.564 Устава].

Работы осуществлялись обязательно под надзором военного караула и должны были соответствовать тяжести работ, определенных судебным приговором [ст. 560 Устава]. Сосланных за самые тяжкие преступления и склонных к побегу приковывали к тачке, которую каторжник возил за собой и спал рядом с ней. Нужно заметить, что даже бессрочные каторжники назначались на работу не более двадцати лет. «На Шахтаминской каторге, где находились только уголовники, ссыльнокаторжные делились на три разряда: 1) испытуемых, содержащихся в тюрьме и оковах, для пересечения побегов, за постоянным военным караулом ( 870 человек, время испытания – от года до восьми лет); 2) исправляющихся, свободных от тюрьмы и оков, но находящихся под строгим надзором местной полиции и большей частью живущих в самом здании полиции, свой артелью (от года до трёх лет в зависимости от срока каторги); 3) испытанных, которые пользуются свободой наравне с заводскими служителями, поступают в разряд поселенцев и становятся постоянными жителями (прикреплялись к прииску, где работали и звались «обязательные бергалы»).»1

Поселенцы, отбывшие каторгу, могли построить дом, вступить в брак, причём им выдавалось пособие деньгами и продуктами из заработанных денег.

Работа на Шахтаминских промыслах шла в две смены. Днём, в основном, работали ссыльнокаторжные. Каторжников использовали на самых тяжёлых физических работах. Они делали вскрытие золотоносных песков, выворачивали и поднимали на борта разреза валуны, иногда весившие несколько сот пудов.

А. А. Черкасов – горный инженер, работающий на Шахтаминских промыслах с 1853 по 1855 г. писал, что «стоило только любоваться этими пасынками судьбы и удивляться их бычачьей силе или замечательной сметке русского простолюдина». Ссыльнокаторжные, как и заводские служащие получали от казны жалование 6 руб. 90 коп. серебром и кормовые деньги 18 руб. в год. Давался и хлебный провиант: два пуда в месяц. Каждая сотня ссыльнокаторжных, содержащаяся в тюрьме, имела своего артельного старосту, который подчинялся тюремному смотрителю. Староста получал на артель припасы и вещи по установленным ценам в счёт жалования и кормовых денег. Во время ревизии тюремной инспекции 1853-го года, проводимой полковником А. Д. Озерским обнаружено, что продовольствие для ссыльнокаторжных «неудовлетворительно», хотя, сравнивая содержание на Каре и Шахтаме, решил, что на Карийской каторге арестанты находятся в худшем положении. Тюремные смотрители допускали различные злоупотребления, и Озерский потребовал, что бы их выбирали из «людей отличного поведения». Обувь и одежда для каторжников так же отпускалась из казны. Однако, по свидетельству одного частного золотопромышленника: «одежда ссыльнокаторжных известна; иногда её нельзя назвать лохмотьями, потому, что они довольствуются всем тем браком, который остаётся вследствие совершенной негодности для какого либо сбыта…»2

Тяжёлые работы на золотых промыслах вызывали побеги рабочих, особенно ссыльнокаторжных. Например, в 1858 году в Нерчинском округе со всех золотых приисках бежало 488 каторжан (24% от общей численности) и 11 ссыльных жёнок (10%). Из числа бежавшихся поймано было 28%. Пойманных подвергали телесным наказаниям: пороли плетьми или наказывали шпицрутенами, могли соединить руки и ноги железными перекладинами, чтобы арестант не мог повернуться, отправляли в другое место, отдавали под военный суд.

Другой группой «работных людей» на Шахтаминских промыслах были заводские служащие («бергалы») комплектовались из двух групп:

а) зачисленные вместо рекрутчины в рабочие;

б) рабочие, приписанные к заводам.

В их число входили и бывшие каторжники. Чёрнорабочие получали жалование и кормовые одинаково с ссыльнокаторжными, специалисты горного дела (уставщики, разные мастера) имели жалование от 36 до 90 рублей. Семейным так же выдавался провиант по два пуда в месяц на жену и малолетних детей: до 12 лет на ребят и до 16 лет на девиц.

С 12-ти лет подростки шли работать разборщиками руды, а с 15-ти приводились к присяге и определялись на действительную горную или заводскую службу. Положение служащих в некоторых случаях было хуже, чем у каторжан. При двухсменных работах служащие работали, в основном ночью. Служащие «честного имени» с 1849-го года трудились 35 лет, а потом увольнялись в отставку с ничтожной пенсией. Часть мастеровых переводили с заводов на прииски и обратно, что мешало заводским служителям обзавестись семьёй и хозяйством. На Шахтаминских промыслах холостые рабочие жили в особом здании с помещениями на 500 человек, где ими заведовал староста из особых урядников. Он имел заработок такой, как и у ссыльнокаторжных. В его обязанности входило получать на артель из казны припасы и вещи, кормовые деньги, на которые опять же из казны покупали так называемый приварок: говядину, масло и т. д. Семейные получали жалование и кормовые на руки и жили в собственных домах, представлявшие из себя небольшие избёнки и землянки.

Определённое количество заводских служителей так же бежало с работ. В 1858-м году в Нерчинском округе со всех золотых приисков бежало 77 человек (4,6% от общего количества). Тюремный инспектор Озерский писал, что побег «последних – отдых и бродяжничество». Очень часто бежали от жестокости собственного начальства, несмотря на то, что, после трёхдневной отлучки казённые мастеровые предавались военному суду и подвергались наказаниям, в том числе и телесным, которое записывалось в личный формуляр. Есть данные, что наказанный шпицрутенами по выслуге лет не получал даже пенсии.

Еще одна категория рабочих – так называемые «конные урочники» – это были семейные, имеющие хозяйство люди, притом далеко живущие от промыслов, которые должны были выполнять урочные земляные работы в летнее время. Урок составлял 50 кубических саженей и представлял отвозку торфа, грунта, мелких камней на отвалы. По словам С. Е. Боголюбского «старательный урочник с двумя лошадьми и одним работником справлялся со своим уроком в течение двух месяцев. После этого остальное время рабочий был свободен и, получая от казны содержание деньгами и хлебом на себя и семейство, мог заниматься землепашеством и различными промыслами: рыбалкой, охотой и т.п.»

Существовали ещё «половинные урочники». Так называли слуг местных служащих (смотрителей, штейгеров и т.д.), которые были обязаны за этих людей, находящихся у них, сделать половинный урок.

Все три группы рабочего населения существовали на Шахтаминских промыслах до 1864-го года, когда царь «всемилостивейше соизволили подарить Шахтаминское месторождение россыпного золота генерал-адъютанту Адлербергу и наследникам поручика Бенардаки за особые заслуги при царском дворе», которые сдали Шахтаму в аренду, а работали на ней вольнонаёмные старатели.3

Таким образом, на Шахтаминских промыслах трудились различные категории рабочих от ссыльнокаторжных до вольнонаемных. Труд их был тяжел и положение в большей степени бесправно. Кабинет Его Императорского Величества извлекал только прибыль с этих промыслов и не беспокоился о нормальном существовании рабочих. Отсюда, можно согласиться с современным исследователем проблем Сибири Домешеком, который приводит слова следующего характера: «Сибирь для царской администрации была лишь источником прибыли, к нему относились как барышня к своему дальнему поместью: с него можно было только взять, а вкладывать туда необязательно…»

Литература:

Свод Учреждений и Уставов о ссыльных //Свод законов Российской империи. Т. 14. – СПб., 1832.

Балабанов в. Ф. История земли Даурской. – Чита, 2003г.

Боголюбский С. Е. Взгляд на Шахтаминские золотые промыслы. Записки Сибирского отдела императорского Русского географического общества.– Санкт-Петербург, 1856г.

Васильев А. П. Забайкальские казаки.– Чита, 1916г.

Казанцев В. И. Шахтама (к 160-летию открытия Шахтаминского месторождения). Шелопугинские вести №15(116) 2008г.– Шелопугино.

Семевский В. Из истории обязательного горного труда. Русское богатство №1 1894г.-Санкт-Петербург.

Черкасов А. А. Шахтама. Из записок сибирского охотника. – Иркутск, Восточно-Сибирское издательство, 1987г.

Степанова Н.Г. (Шенмайер) Каторга первой половины XIX в.: проблема формирования новой концептуальной модели российского законодательства. / Сибирская ссылка. Сборник научных статей. Иркутск, «Оттиск» – 2004 г., стр.160-161

Боголюбские. Литературная премия «Иду на грозу» 2021.

Протоирей.

Выражаю искреннюю благодарность Александру Юрьевичу Литвинцеву, директору Нерчинского краеведческого музея за предоставленные материалы.

В 1836 году Симеон Боголюбский возвращался в родные места. Он ещё не привык к новой фамилии и новому назначению. Семён Ефремович Малков родился в 1614 году в семье потомственных священнослужителей и был коренным забайкальцем. Его прадед Мартемьян Кузьмич Малков вместе с братом Иваном покинул город Сольвычегодск в первые года царствования Петра Великого. Малков поселился в остроге Доронинском, где стал приказчиком купца Носырева. Мартемьян Кузьмич был человек грамотный: умел читать и писать, знал часослов и псалтырь. Малков женился на дочери купца Анне, а когда Герасим Носырев построил в Доронино церковь, то он решил поставить своего зятя священником в новом храме. Они съездили в Иркутск, где по ходатайству купца Святитель Иннокентий рукоположил Мартемьяна Кузьмича в сан священника Доронинской Богородицкой церкви. Отец Семёна, Ефрем Семёнович Малков, служил дьячком при храме в Куке. Он был разжалован в из священников в дьячки, так как женился во второй раз и тем самым нарушил правила, установленные для священников. В роду Малковых всегда радели о воспитании и образовании детей. Не был исключением и Ефрем Семёнович. Своего подросшего сына он отправил учиться в Иркутскую гимназию, единственное среднее учебное заведение в Восточной Сибири. После окончания гимназии в 1834 году Семён был зачислен в студенты Иркутского духовного приходского училища, где его сразу назначили учителем во второй класс. Через два года он закончил семинарию и как один из лучших выпускников получил назначение в высшее отделение Нерчинского духовного уездного училища преподавателем греческого языка, а впоследствии одновременно исполнял обязанности инспектора и смотрителя этого учебного заведения.

С начала 18-го века вплоть до середины 19-го многим учащимся духовных учебных заведений присваивались другие, часто искусственно образованные фамилии. Фантазия духовных наставников была столь же неограниченна, как и власть их над учениками. Именно в Иркутской семинарии Семён Малков стал Симеоном Боголюбским в честь князя Андрея Боголюбского, ярого защитника православия. Эта фамилия закрепилась за потомками протоирея. В тридцатые годы 19-го года подлинным культурно-просветительским центром Восточного Забайкалья становится Нерчинск, где сложился кружок образованной молодёжи. В кружок входили учителя Нерчинского уездного училища И. И. Голубцев, В. В. Паршин, А. А. Мордвинов, молодой купец М. А. Зензинов, сын чиновника Н. И. Бобылев и другие. В ряды молодых образованных людей органично влился преподаватель духовного училища С. Е. Боголюбский вместе со своим коллегой К. К. Стуковым.

В реакционное, как пишут историки, правление Николая I образованные, благонамеренные обыватели занимаются развитием родного края. По словам краеведа Е. Д. Петряева эти люди «интересовались историей края, работали в местном архиве, записывали предания стариков, образцы устного творчества бурят, собирали разнообразные естественно-научные экспедиции».* Вначале С. Е. Боголюбский интересуется филологическими изысканиями, потом вместе с Зензиновым увлекается ботаникой, занимается земледелием, в котором практическая сметка хлебороба-практика опирается на научные знания. Он становится талантливым агрономом и одним из первых пчеловодов Забайкалья.

Со временем у молодого преподавателя происходят изменения в личной жизни. В августе 1838 года Семён Ефремович женится на Татьяне Афанасьевне Белокопытовой. 11 февраля 1839 года Боголюбский был посвящён в диаконы, а 12февраля того же года в сан священника Градо-Нерчинского Воскресенского собора. После одиннадцати лет жизни в Нерчинске о. Симеон был переведён на вакансию протоирея в Нерчинско-Заводском Богоявленском соборе. В 1847 году его рукоположили в сан протоирея и одновременно назначили благочинным церквей Нерчинско-Заводского округа и Донинской Единоверческой церкви, что в пересчёте на километры составляет территорию среднего европейского государства. Дважды в год протоирей объезжал подведомственные ему приходы, посещал каторги, занимался миссионерством, помогал строить церкви. Симеон Ефремович был рекомендован губернатору Восточной Сибири Н. Н. Муравьёву как человек хорошо знавший край, местную жизнь, обычаи. Он неоднократно встречался с Муравьёвым-Амурским, поддерживал с ним переписку. Николай Николаевич оказал весомую поддержку при увольнении сыновей протоирея Иннокентия и Николая из духовного сословия и реальную помощь при поступлении Кеши в институт Корпуса горных инженеров.