Мышление шамана

На уровне коммуникации пространство и время становятся конвенциальными (согласованными с другими): чтобы встретиться, мы должны согласовать и время, и место; чтобы понимать друг друга или совместно действовать, мы должны синхронизировать наши ритмы (Стрелков, 2001).

На уровне практической деятельности ритмы и свойства реальных предметов становятся решающими: чтобы действовать практически, я должен соотнести свое время, свои психические процессы, свои эффекторы (тело и инструментарий) с «сопротивлением реальности», со свойствами предметной реальности.

Пример 17. На ранних этапах развития общества образ жизни целых сообществ был профессионально специфичным^[32]. Охотничьи племена продвигались по маршрутам миграции дичи, скотоводческие – выпаса скота. Даже жилища (юрты и пр.) были специально приспособлены для постоянных переездов. Общественный уклад, распределение обязанностей, иерархия во многом были детерминированы требованиями профессиональной деятельности. Вся космогония, представление о мире, о календарных циклах, злых и добрых духах неразрывно были связаны с циклами сельскохозяйственной, охотничьей или скотоводческой деятельности: более обобщенно – с циклическим представлением о жизни и смерти человека и вселенной^[33].

В зависимости от социума и от индивидуальных условий воспитания и развития разные уровни образа жизни могут быть по-разному развиты. Например, при наличии системы образования преимущественное развитие в школьные годы получает понятийный уровень (часть уровня внутренней деятельности).

М. Коул (1997) отчасти справедливо критиковал первые попытки экспедиций (1929) под общим руководством А. Р. Лурии использовать для определения уровня развития детей коренных народов тест Стэнфорда-Бине. Но именно после этих экспедиций была обоснована негодность применения стандартизированных (на школьниках Парижа) тестов для работы в других культурных сообществах. Позже сам А. Р. Лурия (1998, 2000, 2006 и др.) писал не только о специфике мышления, но и о формировании целых специфически функциональных систем мышления, деятельности и структур высшей нервной деятельности под влиянием частично внешне оформленной этноспецифической деятельности.

Пример 18. Описание этноспецифики по уровням образа жизни на субъективном уровне соответствует специфике всего образа мира и этнической самоидентификации субъекта. На коммуникативном уровне специфичность определяется этническими особенностями социальных ритуалов и традиций, коммуникативных клише и, главное, организационным аспектом этнокультуры.

На уровне практической деятельности для описания этнокультурной специфики образа жизни можно воспользоваться введенным нами ранее (Серкин, 1988)^[34] определением онтогенетической структуры культурного сообщества. Специфичная для этноса система традиционных и современных деятельностей необходимо является системообразующим фактором образа мира (как индивидуальной системы значений) и его этноспецифики.

Собственно, и само понимание всего Космоса (не галактик, а представлений о мире), истории (см. вторую часть одноименной книги М. Элиаде (1987)) и времени в образе мира и образе жизни коренных народов отличается от привитого нам современной системой образования.

Научно или эффективно?

Мы все живем в мифологии. И в мифологии научная ценность (истинность) не очень важна. Наша (личная) мифология – это то, что позволяет нам действовать, а не объяснять.

Пример 19^[35]. Предположим, что ребёнок из первобытного племени спрашивает у отца: почему солнце исчезает вечером и появляется утром. Отец отвечает (и сам в этом уверен вне критичности), что вечером солнце близко подходит к земле, и его глотает жадный крокодил. За ночь солнце напекает ему желудок, и крокодил утром с силой выплёвывает его. Поэтому солнце с утра постепенно поднимается, а после обеда постепенно опускается. А к вечеру глупого крокодила опять обуревает жадность …

Ребёнку такого мифа пока вполне достаточно, чтобы:

1) иметь кажимость понимания;

2) прогнозировать изменения «реальности» движения солнца;

3) предпринимать на основе прогноза действия, позволяющие избежать проблем, связанных с темнотой.

Такое довольно примитивное объяснение (миф) может использоваться довольно долго (для этого ребёнка – всю его жизнь) и быть весьма полезным и при организации практической деятельности, и психологически, создавая кажимость понимания и контроля.

Для повседневной жизнедеятельности рассказанный отцом миф ребенка вполне устраивает. А научен он или ненаучен – его совершенно не интересует.

Можно также сказать, что и у всех нас в повседневной жизни полно таких «концепций», которые никак (по основным признакам научности) не верифицированы^[36], не фальсифицированы^[37] и никого доказательства не имеют. И нас это не интересует. Интересует эффективность предпринимаемых на основе таких «объяснений» действий.

В науках часто тоже. Возьмем самое распространенное сегодня психологическое учение – психоанализ^[38]. Правильнее его называть не тео- рией^[39], а именно учением. Если я скажу обычному человеку, никак не связанному с психологией, что, например, его отец настолько ревнует к жене своего же маленького сына, что хочет его оскопить, то этот обычный человек скажет: «Это бред». И будет совершенно прав.

С одной стороны – чушь. С другой – психоаналитики работают на такой мифологии^[40], и часто работают успешно – то есть помогают клиентам как-то проработать их (клиентов) проблемы. З. Фрейд, конечно, не брал для работы любые мифы вообще, он брал ту часть культурной (для Западной Европы) мифологии, которая продержалась «почему-то» более 2000 лет еще до его работ. Но она (мифология) именно потому и продержалась, что она соответствует каким-то не всегда осознаваемым структурам нашего сознания и образа мира (модели мира и модели взаимодействий в этом мире).

Сегодня это используется психологами во всех частях мира не потому, что что-то из этой мифологии доказано, а потому что предпринимаемые на основе этой мифологии действия работают (не проблема истинности, а проблема эффективности) и, при грамотном применении, помогают людям осознавать часть ранее неосознанного и решать проблемы.

Соответственно, многие (но не все) другие консультативные учения (нет научного доказательства основных положений^[41]), основанные на других мифах (аксиоматических моделях) и на «другом языке», тоже помогают людям решать их проблемы.

Не думайте, что это только в гуманитарных дисциплинах.

Примеры 20.

20.1. В математике (в теории чисел) – нельзя делить на нуль. На все числа можно, а здесь – правило-исключение^[42].

20.2. В физике – вне линейной логики принципы дополнительности и неопределенности.

20.3. В модели расширяющейся Вселенной. Если бы галактики действительно разлетались после «первовзрыва», то скорость их разлета уменьшалась бы, а она увеличивается^[43].

Скажу больше: вся современная наука – тоже мифология (более высокого уровня, часто практически проверяемого), хотя в ней со времен классического позитивизма и были попытки следовать определенным правилам создания описаний и моделей.

Пример 21. Более 2000 лет назад был такой хороший врач – Гиппократ^[44]. Он нам более известен по клятве Гиппократа и учению о темпераментах: сангвиник (преобладание крови – сангвы), меланхолик (меланэ холе – черная желчь), флегматик (флегма – сырость) и холерик (холе – желчь). Человек с определенным типом темперамента склонен к определенным типам заболеваний.

Сегодня многим это кажется древней мифологией, но тогда считалось передовым научным знанием. Пройдет гораздо меньше 2000 лет, и многие наши современные научные знания будут иметь лишь историческую мифологическую ценность. Эти знания (описания и модели) будут изменены или вообще заменены другими, возможно, более адекватными описаниями и моделями «реальности».

Психология, в силу сложности предмета изучения (самый сложный предмет исследования – сознание (осознаваемое и неосознаваемое)), сложнее средств исследователя)^[45] – более рефлексивная наука, чем большинство других. Мы хорошо осознаем сегодня, что в консультативной практике используется два вида психотерапевтических мифа: а) когда психолог работает с клиентам, он в диалоге транслирует некоторые установки на работу (прежде всего – необходимость активности (собственной работы) клиента в решении проблемы, ответственность клиента за решение проблемы и др.); б) построенное в совместной с клиентом (синергетически) работе описание-понимание проблемы клиента, позволяющее эту проблему решать. Если клиент не начнет думать и действовать в соответствии с этими установками, то работы не получится^[46]. Если клиент пришел к психологу (за исключением отдельных видов консультаций) как к врачу или как к педагогу, которые знают заранее, что делать, и тем снимают ответственность с клиента за принятие решения и его реализацию, то психологическая работа вряд ли получится (что не исключает педагогического или другого взаимодействия).

Другой язык (другое описание). Симпрактичность

Все выводы о мышлении и языке других культурных сообществ, сколь бы авторитетны они не были, всегда конструктивны (а значит – спекулятивны) или реконструктивны, так как они (мышление и язык) не оставляют прямо материальных следов. Глядя на орудие труда (от каменного рубила до устройств искусственного интеллекта), мы можем лишь предполагать о том, как мыслил его создатель, но точно (как это не неприятно современному ученому) мы знать этого не можем.

Другой язык – это немало, это другое описание мира, буквально – другой мир. Забегая вперед: в другом мире (описании) может легче найтись решение наших проблем, которое в нашем описании бывает найти довольно трудно. Так отчасти и действует шаман в другом (не обыденном для нас) мире. Могу здесь некоторым слушателям и читателям, владеющим иностранными языками, дать практический совет, порожденный во время работы над проблемами образа мира (во время написания докторской диссертации): попробуйте описать одну из своих проблем на иностранном языке. Часто (почти всегда) вы сами увидите новые, не выделяемые ранее, нюансы проблемы, а иногда и решение проблемы^[47].

Согласно теории лингвистической относительности Сепира – Уорфа^[48] (Бородай, 2020) точно перевести высказывания на другие языки, сильно отличающиеся от наших, невозможно, так как структура языка воздействует на познавательные конструкты его носителей. Например, наш язык (и многие европейские) описывает мир как предметы и их взаимодействие. Поэтому мы и весь мир видим как совокупность разнообразных предметов и их взаимодействий. А если на другом языке мир описывается по-другому, носитель языка имеет другой образ мира (восприятие-описание), часть которого мы можем не видеть и, конечно, не понимать?

Пример 22. Пример придуман и рассказан студентом еще в 80-х годах XX века. Стоят на опушке леса европеец и абориген и смотрят на убегающего зайца. Абориген произносит: «Зер крагаш». Европеец автоматически думает, что зер – заяц, крагаш – убегает. Или: крагаш – заяц, зер – убегает. Других языковых средств нет. Если же абориген констатирует, например: «Сгусток заячности, растворяющийся в пространстве», то это очень трудно перевести европейцу.

Это помогает практически, но по-другому. При заходе в другой лесок европеец собирается поискать зайцев, а абориген сообщает: «Здесь зайцев нет».

– Ну как это нет? Места подходящие. Давай походим – поищем.

– Бесполезно смотреть, здесь вообще нет зайцев и близко.

– Почему ты так считаешь?

Как абориген может сообщить европейцу, что в этих местах не наблюдается никакой заячности? У европейца такого понятия, как «заячность леса» нет и в воображении, жестче (В.С.) – в структуре сознания.

Есть лишь частичное пересечение некоторых понятий и, соответственно, частичное пересечение образов мира.

Многие языки коренных малочисленных народов Севера (да и других регионов) симпрактичны. Симпрактичные языки чуть меняются в разных ситуациях, слова и выражения преобразуются в зависимости от ситуации. В этом одна из трудностей перевода текстов, рассказов, и тем более мифов и рецептов. Об этом уже писал в художественных книгах^[49].

Что такое симпрактичность? Могу показать на примере на русском языке (частично (кроме названий) по книге А. Р. Лурии, 1998).

Пример 23. Скажу несколько слов. Вы их не знаете, но прекрасно поймете.

Молотилово. Всем понятно, что это что-то, чтобы молотить. Потому что там есть суффикс «ил», который в русском языке обозначает орудийность (зубило, рубило, белило, водила и пр.).

Или беру гаджет и говорю: «коммуникатилово». Или «информатилово». И вы прекрасно поймете, хотя слов таких в нашем языке нет.

Или могу сказать «подушница». Что это? Вы все понимаете, что какое-то устройство для хранения подушек. Потому что суффикс «ниц» означает хранилище-вместилище (пепельница, сахарница, гостиница и пр.).

То есть и сегодня мы все можем заниматься понятным словообразованием, но уже им не занимаемся. Только дети и очень творческие люди. Нужно просто знать (лучше – чувствовать) правила словообразования в русском языке. Обычно поэт или писатель думает, что такое слово – находка, хотя человек, занимающийся семантикой языка, мог бы довольно много таких слов по необходимости создавать. И для него это не находка, а просто знание правил словообразования. На родном языке это «впитывается» в детстве и обычно не осознается.

Соответственно, переводчикам в таких ситуациях трудно, особенно если они обучены работать не по контексту, а точно по словам (в некоторых ситуациях именно это и требуется).

Понятно, что еще более отличаются языки описания («языковые миры) психотехнического и трансцендентального опыта (так обычно интерпретируют опыт шаманского транса и других ИСС (измененных состояний сознания). Часто и в рамках одной культуры и одного сообщества не удается объяснить другому трансцендентальный опыт просто потому, что у другого это либо совершенно иной опыт, либо его просто нет (такая ситуация встречается даже у людей, десятилетиями состоящих в браке). Если уж на своем языке нет общепринятых и общепонятных терминов и способов передачи трансцендентального опыта, то понятно, что на другом языке такая передача тем более затруднена. А если другой язык имеет другую структуру описания мира (например, большая симпрактичность или понятие о заячности леса (см. Пример 22)), то трудности передачи трансцендентального опыта средствами языка становятся почти непреодолимыми.

Есть ли способ преодолеть такие трудности? Да, это совместная практика, деятельность. Однако европейская научная традиция почти до конца XX века опиралась именно на языковые (понятийные) описания. Это давало лишь частичное отражение особенностей деятельности шамана. А сегодня (2021 год), когда научная парадигма призывает нас (пока слабо и в меньшем количестве случаев) обратиться к деятельностному познанию (Серкин, 2015, 2018), контакт с настоящими шаманами очень затруднен.

Пример 24. (Иллюстративный.) Обсуждая вопросы взаимодействия с Духами, Шаман утверждал, что именно мой язык мешает мне понять, что такое «Духи». Когда я рассказал ему гипотезу лингвистической относительности и детерминизма, Шаман заявил, что именно мой язык вносит ограничения в саму гипотезу. Он считает, что ее следовало бы сформулировать и назвать гипотезой относительности практик, так как человек вообще не может говорить о том, что не практикует.

– Почему язык может меня ограничивать?

– Слова языка обозначают предметы и действия, но мир не состоит из предметов и действий.

– Из чего же он состоит?

– Из того, что ты о нем думаешь.

– Я спрашиваю о реальности.

– Ты можешь думать только о том, что ты делаешь, и это – твоя единственная реальность.

…

– А есть единая реальность для всех?

– Только на уровне совпадения практик (Серкин, 2018–2020, с. 33–34).