Небесная игрушка

В гулком коридоре огромного здания, по старинке называемого базой космофлота, которое являлось центром, куда стекалась информация обо всех звездолетах, где бы они не находились, и откуда осуществлялось общее руководство межзвездными перелетами, было пусто и прохладно. Фрэнк в сопровождении одного из сотрудников базы направлялся в большой зал, где должен был предстать перед дознавателями, как вдруг из-за угла навстречу ему вышла Эйлин, с которой ему за прошедшее время ни разу не дали поговорить, как он ни стремился сделать это.

– Эйлин! – крикнул он, – как я рад тебя видеть!

Она остановилась напротив него, глядя ненавидящим взглядом.

– Эйлин, – он схватил ее за руку, – поверь, я ничего не мог сделать и сам чуть не погиб!

– Отойди от меня, мразь, – коротко бросила она, отстраняясь и убирая руку.

– Госпожа Моур! – предостерегающе сказал сопровождающий.

– Я знаю! – резко бросила девушка.

Лицо ее потемнело. Эйлин стремительно повернулась и, звонко стуча каблучками, не оборачиваясь, пошла прочь.

Ничего не понимая, не ожидавший такой ее реакции, Фрэнк, пожав плечами, последовал за сопровождающим, который в продолжение этой сцены стоял в стороне.

Сопровождающий завел его в большой зал и указал на стул, стоявший в центре небольшой площадки. Фрэнк опустился на него и огляделся. Прямо перед ним сверху вниз амфитеатром опускались трибуны, заполненные людьми в форме капитанов космофлота. Их было много, очень много. А прямо перед ним была трибуна, на которой он узнал самых уважаемых людей в космофлоте – командира базы, ректора академии, которую Фрэнк закончил, отца Эйлин, и еще несколько заслуженных капитанов звездолетов. Впервые неприятный холодок прошел по спине Фрэнка. Он ранее был уверен в своей неуязвимости, но встреча с Эйлин разрушила первые бастионы его уверенности, а теперь, когда он увидел напротив себя сосредоточенные лица командиров звездолетов, от былой уверенности не осталось и следа.

– Она сказала, что знает. А что она знает, что имелось в виду? – задавался Фрэнк вопросом, не находя ответ.

В наступившей тишине слова командира базы о том, что звездный трибунал собрался, чтобы заслушать лично Фрэнка Сторма, одного из участников экспедиции на исследовательской ракете «Улисс», спасшегося после катастрофы, и о принятии решения по результатам его опроса, прозвучали для Фрэнка громом среди ясного неба. Он ожидал опроса дознавателями, но что это будет трибунал с участием множества капитанов, он и в страшном сне не мог себе представить.

После нескольких рутинных вопросов о том, кто он такой, об образовании, семейном положении, на которые Фрэнк смог ответить, только выпив половину большого стакана воды, командир базы перешел к вопросу, для решения которого собралось заседание трибунала.

– Расскажите об аварии, – потребовал он.

И Фрэнк почти слово в слово повторил то, что он рассказывал командиру «Меридиана». Что они врезались в астероид, и что Эдвард погиб сразу же.

– Вы видели тело своего напарника после его гибели? – спросил ректор академии, сидевший по правую руку от командира базы.

– Да, я вытащил его из-под обломков. Он был совершенно раздавлен ими, и я не мог взять с собой его тело, в капсуле нет приспособленного для этого помещения, и оставил его там, среди обломков.

Капитаны зашумели было на трибунах, однако быстро замолчали, повинуясь взмаху руки командира базы.

– Тогда как вы объясните вот эту радиограмму, – продолжил ректор.

Из динамиков, установленных вдоль периметра зала, послышался шорох, треск и сквозь него пробился слабый голос Эдварда:

– Внимание! Говорит Эдвард Шеннон, капитан исследовательского звездолета «Улисс», потерпевшего крушение в открытом космосе после столкновения с астероидом. Еды, воды и кислорода хватит еще на шесть месяцев. Бортинженера Фрэнка Сторма я отправил в уцелевшей капсуле за помощью. Координаты астероида…

Голос замолчал. Фрэнк просто физически чувствовал в наступившем всеобщем молчании давление взглядов всех находившихся в зале людей.

– Откуда эта запись? – охрипшим голосом спросил он.

– Она пришла через три месяца после того, как замолчал «Улисс». И через два месяца после того, как вы оказались на борту капсулы,– пояснил ректор, – с тех пор не было больше ни одной передачи. Место в пространстве, откуда велась передача, засечь не удалось, так как источник сигнала перемещался с субсветовой скоростью, слишком быстро. До сих пор причина этого остается загадкой. Может быть, вы поясните нам?

– С чего вы взяли, что через два месяца? – сжав зубы, чувствуя, выступившую на лбу испарину и как холодная струйка сползает по спине, спросил Фрэнк.

– Об этом сказала аппаратура объективного контроля. Она записывала все параметры вашего нахождения в капсуле, и, согласно ее записям, вы улетели через месяц после катастрофы. Под предлогом, что это произошло во время аварии, вы уничтожили известные вам приборы объективного контроля. Однако не подозревали, что в исследовательских кораблях космического патруля имеются скрытые приборы с аналогичными функциями, о которых ничего неизвестно их экипажам. Это делается для безопасности планеты, на случай, например, если экипаж патруля попадет в зависимость от инопланетного разума.

Фрэнк молчал, весь обливаясь холодным потом.

– Вы же говорили, что он погиб и что вы сами видели его тело, а он в это время был жив. И, не надеясь спастись, зная, что вы сбежали в капсуле, и что, если вам удастся уцелеть, последует расследование, как вы оказались в ней, он из благородства пытался выгородить вас, передав, что это он послал вас за помощью! – жестко заговорил один из капитанов со множеством нашивок, сидящий по левую руку от командира базы, – единственное, что он не учел, так это то, что вы начнете выдавать свою версию случившегося раньше, чем успели узнать про радиограмму!

– Мне нечего сказать, – выдавил Фрэнк.

– И вы знали, что он был жив, когда трусливо сбегали на случайно вами же найденной спасательной капсуле, ведь вы были с Эдвардом Шенноном вместе еще месяц после крушения!

Фрэнк молчал, опустив голову. В зале царила мертвая тишина.

– Выйдите и подождите решения трибунала за дверью. Вас позовут, – наконец, раздался голос командира базы.

Фрэнк с трудом, на подкашивающихся ногах, вышел из зала и рухнул на стоявший у стены стул. Голова была наполнена непрерывным звоном. И сквозь звон прорывались отдельные горькие мысли. Эйлин тоже знала о радиограмме. Как он мог так поспешить, выдавая свою версию случившегося на астероиде, не узнав, что про аварию известно здесь? Единственная ошибка, собственная спешка оправдаться погубила его!

Через короткое время Фрэнка вызвали в зал.

– Мы не можем обвинить вас в убийстве, хотя вы и способствовали этому, сбежав на спасательной капсуле и оставив напарника без дополнительных ресурсов кислорода, пищи и воды, – сказал командир базы, – но мы обвиняем вас в лжесвидетельстве и в том, что вы бросили в беде товарища. А это самые большие преступления для нас, звездолетчиков, к числу которых вы недавно относились. И вы прекрасно знаете это.

Приговор трибунала все присутствующие выслушали стоя. Единогласным решением его участников Фрэнка навсегда отстранили от полетов и лишили права пользоваться свидетельством космолетчика.

Трибунал был закрытым, но дело, рассматриваемое на нем, было настолько редким, что правда об истинной роли Фрэнка Сторма в событиях на далеком астероиде скоро выплыла наружу, и о ней узнали все. И тогда для него начался сущий ад. Общество объявило Фрэнку негласный бойкот, хотя никто не говорил об этом вслух. С тех пор он сменил много мест работы. Его увольняли сразу же, как только кто-либо узнавал его в лицо. И все чаще он вообще не мог найти работу. Ему отказывали под любым предлогом. Отказывали всюду, куда он только ни обращался. Он перебивался случайными заработками на неквалифицированной работе. Постепенно стал нелюдим. А однажды он нашел способ ухода из этого мира с помощью крепких напитков. И с тех пор они стали непременной частью его жизни.

А проклятая память неотступно снова и снова возвращала его в тот далекий день.

3

– Бог мой! – внезапно донесся возглас до ушей бортинженера Фрэнка Сторма, находившегося в шлюзовой камере «Улисса», исследовательского двухместного корабля космического патруля. Кричал Эдвард Шеннон, командир корабля, находившийся в это время снаружи и только что закончивший ремонт локатора системы противометеоритной защиты. Он уже должен был возвращаться обратно в шлюзовую камеру, и Фрэнк уже собрался было поблагодарить за помощь консультирующих специалистов, с которыми он держал связь, и затем отключиться, как вдруг Эдвард закричал. Это не был крик ужаса, скорее, удивления.

Сильный толчок, последовавший вслед за возгласом, был знаком Фрэнку. Обычно так отражался на корпусе «Улисса» старт спасательной капсулы, которую они не раз запускали с борта согласно регламенту для проверки работоспособности. Таких капсул на корабле было две. Толчок же последовал один. Однако не успел Фрэнк удивиться этим обстоятельствам, как вслед за толчком последовал страшный скрежет, который был отчетливо слышен даже через сильно разреженный воздух шлюзовой камеры, а затем сильнейший удар сбил Фрэнка с ног. Он покатился по полу, врезался в какую-то стойку и потерял сознание.

Очнувшись, он почувствовал солоноватую струйку крови на губах и тяжесть, придававшую его ноги. Вокруг было темно, он ничего не видел, и, к тому же, сильно болело ушибленное плечо. Фрэнк ощупал вокруг руками. Он лежал на твердой поверхности. Вокруг было полно обломков. Он попробовал пошевелить ногами. Переломов не было, но двигать ими не получилось из-за чего-то тяжелого, лежащего на них.

– Фрэнк, ты жив? – раздался в наушниках скафандра голос Эдварда.

– Пока жив, – ответил он, – вот только встать не могу, придавило чем-то.

– Потерпи немного, я сейчас, – голос Эдварда был деловым, в нем не было ни капельки страха или сомнения.

Через короткое время тяжесть с ног исчезла, и Эдвард вытащил его из-под обломков. Фрэнк сел и осмотрелся. Все вокруг было залито светом аварийной переноски. Тяжестью, придавливающей его ноги, был большой обломок двигателя «Улисса», который Эдвард приподнял с помощью домкрата. Вокруг были разбросаны обломки их корабля. А поодаль возвышались какие-то знакомые очертания, в которых, немного напрягшись, Фрэнк узнал жилой модуль.

– Жилой модуль, кажется, уцелел, – донеслось до его слуха, – это обнадеживает. Во всяком случае, некоторое количество кислорода, пищи и воды у нас есть.

Фрэнк поднялся на ноги, сделал было шаг и чуть не упал, споткнувшись о торчащий камень. Камень? Здесь, в «мертвом» космосе? И под ногами? Этого не может быть! Он включил рефлектор, укрепленный на шлеме, и в его свете увидел уходящий далеко во тьму горный пейзаж.

Обломки «Улисса» разбросаны была по каменистой площадке, из которой выступали вверх острые изломы отдельных каменных глыб. Далее, куда доставал свет рефлектора, камни были больших размеров и расположены хаотичнее.

Вспыхнул прожектор, принесенный Эдвардом. И в его свете окончательно стала ясна причина крушения исследовательского звездолета.

Много позже, проверив чудом сохранившийся жилой модуль, сделав ревизию сохранившихся топлива, продовольствия, воздуха, воды и материалов, они сидели в одном из помещений жилого модуля и обедали, обмениваясь впечатлениями.

– Ну что ж, – сказал Эдвард, – подведем итоги того, что мы знаем и чем располагаем.

Крупное космическое тело, по сути, большой астероид, практически круглое, диаметром не менее, чем с четверть сотни километров, с иссеченной метеоритами поверхностью, двигалось в «мертвом» космосе со скоростью, превышающей скорость «Улисса» под небольшим углом к нему. Оставалось непонятно, как такое большое тело осталось незамеченным со звездолетов, то и дело проходивших в этом районе. Астероид догнал «Улисс» сзади и уже практически ушел под него. Столкновение произошло под небольшим углом. Носовая часть ракеты, где было все управление, и кормовая с двигателями разбились вдребезги. Средняя часть с жилым модулем каким-то чудом уцелела и лежала на небольшом каменном плато. Если бы на корабле была исправна противометеоритная защита, этого бы, конечно, не случилось – автоматика увела бы корабль в сторону. Однако, как известно, два дня (по корабельным часам) она не работала. За это время астероид и подлетел к кораблю незамеченным сзади.

– Не понимаю, – сказал Эдвард, – в этом есть какое-то противоречие!

– В чем? – не понял Фрэнк.

– В этом чертовом столкновении! – ответил Эдвард, – его просто не могло быть! Защита у нас не работала два дня, так?

Фрэнк согласно кивнул головой.

– Но до этого она работала вполне исправно. И далеко обозревала космос, ничего не обнаруживая, что и немудрено в «мертвом» космосе. Два дня назад этого астероида сзади нас точно не было. А теперь мы сидим на его поверхности.

– Ну и что? – повел плечами Фрэнк.

– Да очень просто! – в сердцах вскинулся Эдвард, – ты вспомни, на какое расстояние «видел» космос радар защиты. И подумай о том, что этот чертов астероид за два дня догнал нас. А мы ведь тоже не стояли на месте. Его скорость должна была в момент столкновения быть относительно нас как минимум порядка нескольких тысяч километров в секунду. Это бы разнесло «Улисс» в дым! А мы с тобой сидим и еще пьем чай!

Правда, особо пить чай им не пришлось. Воздуха у них было на двоих где-то на три четверти года. Продовольствия и воды немного меньше. На первый взгляд, ощутимые запасы. Однако в масштабах безграничного космоса они превращались в ничто, учитывая, что теперь потерпевшие крушение двигались уже не по маршруту «Улисса», а, сидя на поверхности астероида, куда-то в сторону, в глубины космоса. Надежд на спасение у них практически не было. Аппаратура связи, находившаяся в головной части ракеты, была повреждена настолько сильно, что восстановить ее не представлялось возможным, хотя Эдвард и не оставлял попыток оживить ее. Каждый день он выходил на площадку к останкам ракеты и копался в обломках, пытаясь найти что-нибудь пригодное для радиопередатчика. И каждый день возвращался ни с чем. Они сознательно жестко экономили продовольствие и воду и вскоре оба сильно похудели. Постепенно Фрэнка охватывало отчаяние. Он все чаще корил себя за то, что повсюду следовал за Эдвардом, как нитка за иголкой, и теперь вынужден погибнуть по его вине.

Они знакомы были еще со времен школьной скамьи. Фрэнк всегда и во всем поддерживал Эдварда и следовал по его стопам. Эдвард же в свое время помог ему подготовиться и поступить в престижную академию космофлота на самый престижный курс космического патруля. По окончании академии они работали вместе уже несколько лет. И на «Улисс» в экспедиционный полет, который должен был продолжаться месяца четыре, они попали, как уже сложившаяся пара пилотов. Никто и никогда не задавался вопросом, почему Фрэнк Сторм, который очень хорошо закончил курс космического патруля и имел право выбора места последующей работы, попросился в подразделение, в котором работал Эдвард Шеннон. И, мало того, пошел в его подчинение. Ответ на этот вопрос уже много лет знал только сам Фрэнк. Но он никогда, ни за какие деньги никому не рассказал бы об этом…

Фрэнку удалось уговорить Эдварда начать исследовать астероид, на котором они вдвоем оказались волей судьбы. И затем бродил по невысоким, но, как правило, остроконечным холмам, опускался в глубокие расселины, внимательно рассматривая их дно. Он всюду что-то искал, надеясь на удачу. И в один прекрасный момент в тени крутой скалы он обнаружил то, что было предметом его поисков.

Фрэнк запомнил ощущение, которое возникло у него за мгновение до катастрофы – ощущение старта спасательной капсулы. Он знал, что в случае опасности капсулы выходят автоматически, одна за другой, и повисают рядом с ракетой. Две капсулы было на «Улиссе», по одной на каждого астронавта. Но лишь одна из них успела выйти. И Фрэнк на астероиде целенаправленно искал и нашел ее.

Ему пришлось даже присесть, сдерживая дрожь в коленках, когда в тени он обнаружил длинное тело спасательной капсулы. Она была абсолютно целой, без единой царапины. Что делать дальше, Фрэнк тысячи раз уже проработал про себя за истекший месяц. Не раздумывая, он открыл люк, влез в маленькую шлюзовую камеру и задраил его за собой. Зашипел воздух, нагнетаемый в камеру, затем открылся люк внутрь капсулы. Еле сдерживая себя от нетерпения, Фрэнк проверил механизмы капсулы и кабину для анабиоза. Все было в идеальном состоянии. И тогда, уверенно устроившись в кресле пилота, он ввел в вычислитель данные для расчета направления полета с дальнейшим поддержанием жизнеобеспечения капсулы и кабины для анабиоза в автоматическом режиме. Через несколько часов вычислитель вывел результат на экран. Согласно ему, для одного человека, находящегося в анабиозе, ресурсов должно было хватить года на три. Срок вполне большой, чтобы в течение этого времени капсула была замечена с какого-нибудь звездолета. Пока вычислитель работал над заданием, Фрэнк большим куском скалы выбил приборы объективного контроля и выкинул их наружу. Механические повреждения от разрушившихся конструкций – так будет проще объяснить их отсутствие на борту. Вместе с этим для правдоподобности пришлось разрушить какую-то переборку и разбить несколько малозначительных датчиков.

– Фрэнк, почему ты молчишь? Что случилось? – раздался у него в наушниках встревоженный голос Эдварда.

И тогда Фрэнк, криво усмехнувшись, выключил тумблер связи. А еще через несколько секунд в десятке километров от замершего на месте Эдварда, опираясь на огненный столб, поднялась небольшая ракета и скрылась в космических глубинах, оставив его одного.

А Фрэнк, сняв скафандр и настроив радиопередатчик капсулы для работы на аварийной волне, лег в ложе анабиоза. Прозрачная крышка медленно задвинулась и тихо загудел насос, подавая под нее необходимые компоненты.

С тех пор прошло долгих десять лет…

4

Эдвард Шеннон, командир «Улисса», был среди тех редких людей, которых многие называли «славный малый». Не лишенный здравого честолюбия (в этом выражении упор нужно делать на слове «здравого»), он никогда не лез вверх по головам, не рвался к власти, умел подчиняться, но при случае мог отстоять свою точку зрения. Был чрезвычайно общительным. У него было много друзей. Не будучи стеснен в средствах (родители его были люди небедные), он еще в студенческие годы мог устроить вечеринку за свой счет или ссудить кого-либо из друзей деньгами. Однако в разумных пределах. Далее, будучи на службе, проявлял твердый командирский характер, наблюдательность и аналитический склад ума, что делало его заметным в службе межзвездного патруля.

Еще со школьной скамьи Фрэнк Сторм подкупил его своей целеустремленностью. Они познакомились случайно, в школьной библиотеке, оба заказав одну и ту же редкую книгу, касающуюся межзвездной навигации (оказалось, что они оба помешаны на космосе), которой, естественно, в школьной библиотеке не могло быть, но библиотекарь могла помочь раздобыть ее через свои старые связи. Эдвард был на год старше Фрэнка. И с тех пор почти десять лет он негласно шествовал над ним. Черная кошка чуть не пробежала между ними лишь однажды, когда они познакомились с Эйлин Моур, дочерью ректора академии космофлота. Однако она довольно быстро стала отдавать предпочтение Эдварду, хотя Фрэнк, хоть и понял бесперспективность своих притязаний на нее, еще продолжал настойчиво навязывать ей свое общество.

Эдвард как раз закончил проверять соединения кабелей с внешней стороны «Улисса», когда шестое чувство, про которое много говорят, но реально никто не может пощупать, вдруг заставило его взглянуть вверх. Ему показалось, что прямо на него из темноты быстро надвигается какая-то темная неровная масса, которая тут же попала в полосу света прожектора, подсвечивающего Эдварду место ремонта, и он увидел огромное каменистое поле, накатывающееся на ракету.

– Боже мой! – только и успел воскликнуть Эдвард.

Сделать уже нельзя было ничего. В следующее мгновение выступающие, словно зубья у терки, камни прошлись по «Улиссу» от носа до кормы, смяли его и отбросили на несколько десятков метров в сторону. Но не вышвырнули обратно в пространство, а словно магнитом притянули к себе, не позволив улететь ни одному, даже самому маленькому, обломку. Трос, привязывающий Эдварда к звездолету, лопнул (потом он обнаружил, что трос не лопнул, он был слишком прочным, чтобы лопнуть: разрушилась обшивка, и на другом конце троса был прицеплен небольшой ее кусок), и его отшвырнуло на камни, мимо которых он удачно пролетел спиной вперед, а затем попал в какую-то неглубокую выемку, смягчившую удар. Так что можно с полной уверенностью заявить, что при катастрофе Эдвард отделался легким испугом. Все это заняло считанные секунды и произошло в полной тишине (звуковые волны, как известно, передает атмосфера, а на поверхности астероида никаких газов не наблюдалось).

Аналитический ум Эдварда быстро оценил характер катастрофы, ее последствия и шансы выжить после нее. Он сразу же понял, что им крупно не повезло, ведь вероятность столкнуться с астероидом в «мертвом» космосе приближается к нулю. А при том, что радар противометеоритной защиты не работал всего два дня и до этого не показывал никакой опасности, то этого столкновения вообще не должно было быть. Однако обломки «Улисса», разбросанные на большой площади, демонстрировали реальность произошедшего события. И тогда Эдвард, отбросив сомнения, стал делать то, что требовалось сделать в первую очередь – начал вызывать Фрэнка. Вдруг ему нужна помощь? И через несколько минут уже занимался его спасением из-под обломков.

Единственный шанс на спасение Эдвард видел в том, чтобы, собрав из разбитых частей передатчик, отправить сообщение о крушении на аварийной волне. И с первого же дня, отбросив сомнения, начал заниматься исключительно этим делом, изредка отправляя Фрэнка на исследование так некстати оказавшегося на пути астероида, ставшего их домом, тюрьмой и в ближайшем будущем кладбищем.

Когда спасательная капсула со сбегающим Фрэнком огненной струей прочертила черное небо, Эдвард проводил ее долгим взглядом. Оставшись один, поняв, что его безжалостно предал тот, кого он много лет считал своим лучшим другом, он просто вычеркнул его из своей жизни, а не стал биться в истерике. Для этого у него был слишком сильный характер. Вычеркнул, но когда представилась возможность хотя бы попытаться отплатить за предательство, он и не подумал о мщении. День за днем, неделя за неделей, сжав зубы, он разбирал куски «Улисса», и через два месяца напряженной работы после бегства Фрэнка включил собранный на живую нитку передатчик и заговорил в микрофон. Передачу до конца довести ему все же не удалось. Жестоко потрепанные сильнейшим ударом, схемы не выдержали, и передатчик замолчал навсегда. Поняв это, Эдвард стал делать то, для чего и была создана патрульная служба. Он начал изучать астероид. Он исследовал плато, на котором лежали остатки звездолета, затем стал делать более далекие походы к лежащим на горизонте холмам. Конечно, походы требовали повышенного расхода кислорода, но Эдвард не стал экономить в данном случае. И в один из первых же выходов наткнулся на удивительную площадку. В центре ровной, как стол, не загроможденной обломками каменной поверхности размером с футбольное поле находилась большая овальная плита, сделанная из какого-то темного металла, с рельефным рисунком на поверхности, свидетельствующим об ее искусственном происхождении. Не веря своим глазам, Эдвард долго рассматривал плиту и рисунки на ней, пока вдруг не обратил внимания, что некоторые характерные выступы рельефа отражают свет его фонаря иначе. Словно они вытерты от частых прикосновений. Повинуясь наитию, он прикоснулся к ним рукой в скафандре. И часть плиты сдвинулась, открыв вход внутрь астероида. С замирающим сердцем Эдвард по ступеням спустился вниз. Крышка закрылась, включился свет и он обнаружил, что находится в помещении, напоминающем шлюзовые камеры на звездолетах.

Эдвард был готов к подобному повороту. Готов с того самого момента, когда почти год назад впервые задумался о том, как астероид смог так быстро догнать «Улисс», и при этом не разнес его на мелкие части. У него уже тогда было подспудное чувство, что это возможно только при управляемом полете астероида. Вот только подкрепить фактами не было возможности. И вот теперь факты были налицо.

Астероид оказался звездолетом какой-то неизвестной цивилизации, уже много лет мчавшимся в космосе с мертвым экипажем. Существ, подобных людям, в его огромном объеме ранее было несколько тысяч. Однако теперь от них остались лишь мумии, в которые превратились тела в сухом немного жарком климате за прошедшие столетия. Или тысячелетия. Или миллионы лет. Определить это было невозможно. Одно лишь понял Эдвард – погибли они практически одномоментно, не успев ничего сделать для спасения. Мумии он находил в разных местах – в рубке управления в креслах, в отдельных каютах на лежанках, даже в тренажерных залах. Возможно, их убило излучение какой-либо звезды, мимо которой проходил звездолет, либо неизвестный вирус, случайно занесенный на корабль во время многочисленных вылазок (о вылазках свидетельствовали потертости крышки люка) и включившийся в свою разрушительную работу одновременно по всему его объему.

Внутри звездолета была атмосфера, подобная земной. Это Эдвард выяснил на практике, сняв шлем с головы, когда показатель кислорода его скафандра стоял почти на нуле.

Последующие годы он провел за изучением механизмов, созданных чужой цивилизацией, которые много лет поддерживали звездолет в работоспособном состоянии. Он понял, почему «Улисс» не разбился в дым при соприкосновении, что автоматика огромного звездолета сбросила скорость, когда он догнал «Улисс», и, мало того, он поднырнул под ракету землян, чтобы посадить ее на свою поверхность. Но автоматика не учла то, что мог сделать живой экипаж – что многочисленные метеориты, то и дело безуспешно испытывающие внешнюю оболочку звездолета на прочность, не только снесут часть горных вершин в долину, но и сами лягут там огромными камнями. И при попытке посадить дрейфующий «Улисс» эти камни, которых не должно было быть на посадочной площадке, и разнесут ракету землян на куски.

И, наконец, почти через девять лет с момента аварии, настал момент, когда его руки на подлокотниках кресла командира корабля дрогнули, и, повинуясь мысленному приказу, огромный астероид пришел в управляемое движение и мгновенно исчез из точки пространства, в которой до этого находился.

Еще через несколько дней огромный астероид, вынырнув неизвестно откуда, сделав в космосе несколько пируэтов, не оставляющих сомнения в том, что он управляем, повис на окололунной орбите. Посланная с лунной базы небольшая патрульная ракета, облетев его кругом, обнаружила на его поверхности фигуру человека, с которым удалось наладить связь на одной из частот.

Так на окололунной орбите появился самый большой в мире изолятор диаметром в четверть сотни километров. Изолятор, в котором находился всего один пациент. Строжайшие меры были приняты на случай, если внутри астероида имеются опасные для людей вирусы. А земные врачи с полным набором последних медицинских достижений стали изучать и атмосферу инопланетного звездолета, и мумии внутри него, и самого пациента. Пациент оказался совершенно здоров, но длительное пребывание в атмосфере чужого звездолета все же наложило на него след. Например, он видел в полной темноте не хуже, чем при ярком свете. Причем видел не только то, что было перед ним, но и то, что было сзади, словно внутри него был локатор кругового обзора. Изменился состав его кожи. И был ряд других медицинских признаков, которые в дальнейшем потребуют еще годы изучения.

Пациент держался героически. Стойко выдерживал многочисленные анализы, иногда болезненные, при этом был весел и доброжелателен. И лишь однажды, когда его вызвали к аппаратуре связи, сказав, что на другом конце провода Эйлин Моур, он растерянно сел, и глаза его потемнели. Он осторожно взял переносную трубку и ушел с ней в дальний конец огромного помещения, прежде чем сказать первое слово. А вернулся обратно снова с золотыми искрами в глазах.

Через год карантин был снят. И тогда звездолет заполнили технические специалисты. Огромный его объем был до отказа нашпигован механизмами и приборами, работающими на принципах или малоизученных, или вовсе не известных на Земле. Земная наука на глазах совершала огромный не шаг – полет – вперед.

А Эдвард Шеннон, уже по прибытии ставший живой легендой, понявший принцип работы инопланетного оборудования и умеющий управлять им, стал консультантом в его изучении. И получил возможность впервые за много лет ступить на земную поверхность.

И вот теперь он, вышедший с того света, стоял у двери и смотрел на своего бывшего напарника.

5

– Не ожидал увидеть меня? – спросил Эдвард, по-прежнему стоя у двери.

– Выпить хочешь? – вместо ответа, спросил Фрэнк, и сам же ответил: – не хочешь. А я выпью.

Он повернулся к столику, поднял бутылку и поднес ее к стоящему стакану. Горлышко ударилось о его стекло, и стакан, звякнув, разбился на куски.

– Посмотри на себя, – сказал Эдвард, – ведь ты младше меня, а выглядишь лет на пятнадцать старше.

– А тебе какое до этого дело? – со злобой огрызнулся уже совершенно протрезвевший Фрэнк, – ты должен радоваться такому повороту! Ты победил, значит, радуйся и пинай побежденного!

– Поясни, я не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Ты всегда был первым! Все – только тебе. Повсюду слышалось лишь – Эдвард, Эдвард… Эдвард сделал то, Эдвард получил это… Я был лишь жалкой твоей тенью. И в учебе, и в работе… Ты и родился в обеспеченной семье и не знаешь, в отличие от меня, что такое искать на ужин кусок хлеба. Даже Эйлин предпочла тебя, а не меня. Но ты пропал, а такие девушки не ждут…

– Ты плохо знаешь людей, и совершенно не знаешь Эйлин, чтобы судить… И на ужин кусок хлеба искать тебе не приходилось. Значит, тобой двигала зависть, а затем ненависть? И ты все время берег ее, лелеял, растил?

– Называй, как хочешь. Что ты знаешь о ненависти? Мне надоело повсюду подбирать огрызки с твоего стола…

– Но тогда почему ты стремился показать, что ты мой друг, везде и всюду? Почему всегда ходил за мной? Даже работать пошел туда же, где и я? У тебя же было право выбора, и ты мог найти более выгодную работу! И тогда, вдали от меня, никто бы не говорил «Эдвард», а говорил бы «Фрэнк»! Что мешало тебе?