Цитаты из книги «Спаси меня, вальс», страница 11
А сумерки были великолепные. Они висели над городом, как постиранное белье цвета индиго, сотворенные из асфальтовой пыли, закопченных теней под карнизами и ленивых дуновений ветра из закрывающихся окон. Они лежали на улицах, как сероватый болотный туман.
Сегодня многие считают, что брак и жизнь идут врозь.
Брак - единственное, что мы никогда не познаем до конца.
Один раз он сказал: «Если ты хочешь выбирать, значит, ты возомнила себя богиней». Это когда она захотела жить по-своему. Нелегко быть богиней далеко от Олимпа.
Муж жил воспоминаниями о пажеском корпусе и утолял жажду воспоминаниями, пока не превратился в некий фантом аристократии. Русские! Их вскармливали молоком галантной щедрости, а потом вмиг посадили на черствый хлеб революции, эти русские заполонили Париж! Все рвутся в Париж, все его домогаются.
Алабама и Дэвид не учли, что жизненные их горизонты начнут — по мере их взросления — расширяться, и воспринимали эти перемены как что-то требующее компромисса, а не как естественный ход вещей. Им казалось, что они совершенны, и они открыли свои сердца для обесцененных чувств, но не для перемен.
И, вообще, не является ли искусство выражением того, что невозможно выразить? И разве то, что невозможно выразить, не одинаково, хотя и предполагает варианты — как «X» в физике? Этим «X» можно обозначать все, что угодно, но при этом он остается «X».
На мужчин, в отличие от женщин, думала она, никогда не влияет то, что они делают, они предпочитают изобретать собственные философские интерпретации своих проступков.
Совесть, мне кажется, есть окончательное предательство.
Очень просто быть любимым, и очень трудно любить самому.
