Дмитрий Глуховский

Да ничего обидного в этом нет. К сожалению, такова ситуация: в сегодняшней нашей фантастике собралась масса халтурщиков. Есть, конечно, хорошие авторы, но есть и люди, которые просто фигачат по 10–20 одинаковых книг в год, какие-нибудь путешествия во времени сотрудников ФСБ или космические саги. И особо не стараются. При этом это такое закрытое комьюнити. Не дай бог туда кинуть дымовую шашку – немедленно тебя схарчат, в две секунды. Поэтому я всех их побаиваюсь и держусь от них подальше. Кроме того, лично мне иногда хочется писать фантастику, иногда – реалистические вещи, иногда – политическую сатиру. А иногда – магический реализм. Почему надо, единожды выбрав жанр, всегда в этом жанре оставаться? Кто вообще это придумал? Есть же Стивен Кинг, который что хочет, то и делает. Захотел написать хоррор – написал хоррор, захотел альтернативную историю – написал альтернативную историю, захотел психологический роман – пожалуйста, написал. Мне одни и те же вещи делать очень скучно. Я не знаю, как люди лепят, перелицовывая один и тот же сюжет, бесконечные романы примерно одинакового содержания.

Хорошо, у меня три книжки про «Метро»: «Метро 2033», «Метро 2034», «Метро 2035». Но я их постарался даже внутри этой трилогии сделать максимально отличными друг от друга. Потому что мне самому неинтересно полностью повторять то, что один раз сделано, да и не могу я уже это сделать. Я один раз набрался сил, сосредоточился, объединил какие-то размышления, переживания, темы, настроения, творческие желания определенные, например описать Новое средневековье, – и написал «Метро 2033». Но еще раз у меня такая книжка уже не получится. Я попытался написать «Метро 2034», но получилась не очень хорошая книга. И тогда я понял, что нет. Бесконечно писать продолжения только потому, что первая книга была удачной и люди полюбили и хотят еще, я не смогу: мне будет плохо, и люди меня разлюбят. Я всегда должен получать острое наслаждение от работы.

Этому есть несколько причин. Я не то что не старался в «Метро 2034», я старался, просто я кое-чего не понимал про книги, про себя и так далее. У меня она скорее не получилась, но я не халтурил. То есть я прилагал усилия, но у меня вышло плохо. Больше у меня по поводу ни одной моей книги никаких колебаний и терзаний нет, я до сих пор считаю, что все они хороши, каждая по-своему. Одним людям нравится одно, другим – другое. Всем не угодишь. В конце концов, я не сто рублей, чтобы нравиться всем. Для меня важнее всего свобода. Конечно, мне хочется кушать, но когда я сравниваю «свободу» и «кушать», то получается, что свобода все-таки важней. Мне потребовалось десять лет, чтобы дозреть до следующей части книги – «Метро 2035», и со страной должны были произойти определенные политические и общественные события, которые, как я подумал, было бы интересно выразить метафорой про жизнь под землей в бункере – бесконечную, беспросветную и безвылазную.

Не рвался.

Примерно так можно сказать. Там было два издательства. Одно просто паразитировало на мне (это «Эксмо»), а другое, которое было очень маленькое и только запускалось, наоборот, искало проект, который оно может сейчас двинуть вперед.

В то время, в 2003 году, когда революция только зарождалась, было гораздо проще удивить или привлечь к себе внимание, бесплатно публикуя текст в интернете. Тогда это казалось странным решением. Русскому интернету было лет десять, и он был очень безлюден, развлечений там каких-то не находилось особенно, блогов еще не было, были только home pages – домашние странички, сайты какие-то, довольно корявые. И в это время, когда остальные писатели думали, что, стоит им появиться в интернете, у них непременно упрут их бесценную идею, а то еще и, не дай бог, опубликуют под чужим именем, было довольно инновационным с моей стороны взять и самого себя на своем сайте опубликовать. Теперь это уже не сработает, разумеется, потому что интернет переполнен, есть целые серверы, которые, как братские могилы, содержат в себе тексты десятков тысяч молодых авторов. Некоторые авторы на этих сайтах и серверах и стареют, и умирают, так и не будучи открытыми.

Я бы сказал, что мне просто повезло. Какие-то удачные вещи, придуманные мной, конечно, сработали. У каждого времени какие-то свои способы добиться десяти минут славы. Гарантированно, наверное, успех может дать какая-то трансмедийная адаптация, то есть превращение книги в фильм, игру, телепередачу, спектакль. Это привлекает к ней внимание. Бестселлерами становятся книги лауреатов одной или двух крупных книжных премий. Это такой нормальный способ, спокойный. Но молодые люди обычно беспокойны и не хотят ждать, пока им исполнится шестьдесят и их, наконец, заметят, что-то им присудят и так далее. Я лично совершенно был не готов ждать, пока меня кто-то там откроет, я хотел немедленно открыть себя сам и ломануть эту матрицу.

Мне кажется, что первоначальный импульс у любого автора – это быть прочитанным, поделиться своей историей, быть оцененным. Если кто-то собирается заниматься этим ради денег, то я спешу вас разочаровать: денег у вас, скорее всего, не будет. В нашей стране человек, может, двадцать или тридцать из десятков тысяч пишущих этим зарабатывают. Даже в Соединенных Штатах Америки, по-моему, только 3% авторов могут кормиться своим литературным трудом. Кормиться, а не разбогатеть на нем. Разумеется, на виду примеры Стивена Кинга или Джона Гришэма – авторов, которые продают десятки миллионов книг в год. Но это скорее исключение из правил.

Я бы на месте начинающих авторов публиковался, конечно, самостоятельно, не закапывал бы себя на серверах, делал из каждого романа отдельный проект, привлекал к сотрудничеству художников или музыкантов (я это делаю до сих пор) и использовал, наверное, инструментарий, который дают социальные сети, в частности «ВКонтакте».

Там еще одна прекрасная цитата есть. Я процитирую себя: «Почему в мире так все устроено, что обязательно в ад надо? Особенно в России. Вроде все правильно сделал, а все равно в ад».

Мне кажется, просто есть герой и есть история. История совершенно не редкая, хотя в данном случае она немножко допридумана. В стране есть две касты: властные корпорации и все, кто их обслуживает, и простые люди. Простой человек в столкновении с любым представителем высшей касты терпит поражение, даже если он прав. При этом к этой же касте могут принадлежать и организованная преступность, и федеральная пресса, и церковь – все, кто работает на подавление воли населения. Речь о бесправии людей низшего сословия перед высшей кастой, а также распадающейся системе морально-этических координат у представителей высшего сословия: раз можно все, то надо этим правом пользоваться, есть только право сильного, а дальше – кто кого сожрет. И нас с вами жрут все кому не лень.

Как об этом рассказать весело и благостно? Можно, конечно, использовать шутливую интонацию, но эти реалии всем нам известны, и если ты не покажешь их через пронзительную историю конкретного человека, на пределе эмоций, то история никого не затронет. На Западе, например, все были в шоке от фильма «Левиафан» Андрея Звягинцева – а у нас в Думе посмотрели и сказали: «Ну да, а чего такого-то? Так все и есть, да. А чего скандал-то?» И если ты хочешь, чтобы, несмотря на банальность и обыденность темы, она человека пробила через доспех прямо в сердце – надо выбрать правильного героя, правильную интонацию, рассказывать от лица героя. И получается такая горькая вещь.

Мне самому писать розово-пушистую милоту просто неинтересно. Но есть люди, которые наверняка могут это сделать. Есть и качественная проза. Людмила Улицкая, например. Если говорить о беллетристике, то Борис Акунин. Пожалуйста, читай. Тебе не нравится реальность – вот тебе эскапизм, давай, прячься в книжку. Я не считаю, честно говоря, что одной книгой, у которой тираж 50 000, я смогу переорать, пересилить все федеральное телевидение. Федеральное телевидение говорит: «Жри людей». Я говорю: «Подождите, может быть, не стоит?» Они: «Нет, жри, жри людей, не спрашивай». Там сто сорок миллионов – ежедневная аудитория, а у меня за год пятьдесят тысяч человек купило книгу, шестьдесят тысяч, допустим, прочло. Мейнстримовое информационное пространство загажено ложью. Нам рисуют такую картинку страны, где мы живем, которая совершенно не соответствует нашим реалиям.

Кино существует на государственные деньги – и тоже, соответственно, не может точно описывать реалии, потому что иначе деньги кончатся. Театров, в которых бы честно говорили о текущей ситуации, два маленьких, потому что театры тоже должны поддерживать отношения с Минкультом. Остается что? Только книги остаются. Я ставил себе задачу просто сделать книгу о сегодняшнем дне – как все в жизни есть, так чтобы и было. Вот написано на товарняках «Обама – чмо!» (книжка писалась при Обаме еще) – давайте у нас будет такой вагон. Сидят бабки, разговаривают, мол, Навка или Песков, – я записываю этот реальный разговор и заношу его в книгу. Есть ситуации, когда, если человек столкнется с любым ментом, хана ему – значит, это мы тоже записываем. Сидим мы все с вами в телефонах – значит, отражаем, что 2010-е годы прошли в телефоне. Если пока есть возможность такую книгу написать и опубликовать, и за это не сажают, почему не пользоваться этой возможностью?

И пойдет повесится.

Есть же другие авторы, я не безальтернативный. Есть много хороших авторов, добрых, веселых. Можно прочитать «Баранкин, будь человеком!», «Незнайка в Солнечном городе». «Незнайка на Луне» – уже такая мрачноватая вещь, антиутопия. «Белый Бим Черное ухо» тоже не стоит. Можно прочитать «Буратино», неплохая вещь. И, пожалуйста, читай, господи, после работы, трудовой человек. Вернулся из шахты – и давай: сел, прочитал какую-нибудь веселую книжку, фантастический боевик, они выходят по десять штук в год у некоторых авторов. Пожалуйста.

Я очень доволен. Считаю, получилось очень здорово, очень необычно, ни на что до сих пор виденное мной в театре не похоже. Все действие как будто происходит в телефоне: мы сидим в зале, который сам как гигантский телефон, и мы внутри его. Спектакль построен на множественной проекции. Актеры, и не только актеры, все время делают селфи, в прямом эфире все это выводится на экраны, то есть весь спектакль транслируется в режиме реального времени. И поскольку в книге говорится о бесправии, кастовости и о том, что сегодня мы все находимся внутри телефона, что телефон является отпечатком нашей души, ее резервным хранилищем, оказаться всем зрительным залом внутри гигантского телефона – это здорово. И там масса других режиссерских находок.

Люди после спектакля выходят, конечно, немножко обалдевшими. Там было несколько, видимо, моих читателей, и они после спектакля мне так яростно трясли руку, как никогда и нигде меня читатели не благодарили. Это, конечно, заслуга совершенно не моя. Это какое-то совокупное впечатление, кумулятивное, которое именно спектакль производит. И, конечно, театр. Когда говоришь «театр – это храм», это не шутят, так и есть: там творится какое-то мистическое действие.

«Текст» – это просто сегодняшний день, воплощение давнего моего желания написать точный городской роман. Как вы сказали: с узнаваемыми продуктовыми магазинами, с рекламой «Евросети» и «Пятерочки», с водочными брендами, разговорами в троллейбусе, чтобы чувствовалось, что это настоящее. Мгновенный снимок – раньше бы сказали «полароидный», сейчас это, конечно, снимок на iPhone. Вот есть такая страна, такой город, такое время. Очень хотелось. И получилась такая книга.

Что касается того, что я дальше буду делать... Мне бы все-таки хотелось, чтобы сильно не повторяться, опять сделать шаг в сторону, и я бы написал что-то вроде «Вавилона» что-то про весь мир. Сделал бы книгу про поиски Бога.

Пока не знаю. Надо подкопить еще.

Да.

Я все время работаю. Дело в том, что книги у меня выходят в разных странах. «Метро» переведено на 37 языков. «Текст» в прошлом году только вышел, а летом будет, по-моему, семнадцать его переводов, включая китайский, иврит и все европейские языки. И я с огромным удовольствием пользуюсь этим, чтобы покататься. Выходит в одной стране книга: «Приезжайте, – говорят, – Дмитрий». Я еду. В другой стране выходит книга: «Приезжайте, будет вам фестиваль в Будапеште». Поехал в Будапешт. Фестиваль в Нормандии – хорошо, в Нормандию. С одной стороны, это помогает популяризировать книги для западного или, наоборот, восточного читателя, для иностранцев. А с другой стороны, для меня это все – новый опыт, новые ощущения, переживания. И все это как-то наслаивается, наслаивается, наслаивается, и однажды во что-то, разумеется, выльется. Так что в перерывах между книгами я путешествую. Еще у меня есть другие проекты, не масштабные, может быть, – идеи каких-то кинофильмов, или телевизионных сериалов, или еще что-то. Приходят в голову, я их записываю, потом пытаюсь найти какие-то возможности это реализовать.

Мне девушки нравятся.

Конечно. Я читаю разные книги. Мне не нужно хобби, потому что хобби нужно людям, у которых скучная работа. Им требуется отдушина, и они собирают марки или ловят рыбу. Но у меня настолько интересная работа, что мне не нужно прятаться от нее. Это же работа мечты. И мне дико повезло, что так все сложилось и она меня еще и кормит.

Если говорить о книгах, то сейчас домучиваю «Американского психопата» Брета Истона Эллиса. Омерзительное чтение. Читаю «Сказать жизни „Да!“. Психолог в концлагере» Виктора Франкла. И начал читать «Шошу» Исаака Башевиса-Зингера. Такие разные вещи, и я их одновременно читаю: одну дочитываю, другую продолжаю. Самое сильное книжное впечатление последних лет, наверное, это «Благоволительницы» Джонатана Литтелла. Всегда с удовольствием вспоминаю эту книгу. «Солярис» Лема я перечитал со школы в первый раз, и, оказалось, книга как раз про Бога, а не про планету. Еще прочитал «Лавр» Водолазкина. Прекрасная вещь, он просто молодец.

Сериалы смотрю. Лучший сериал, который я видел в жизни, это Breaking Bad («Во все тяжкие»). Он сделан на чистой концепции: там даже декораций нет никаких, они просто сняли два дома и создали самый увлекательный сериал на свете на суперкачественном сценарии и на актерской игре.

Литература может позволить себе такую степень честности, которую телевидение – не может. И американские сериалы, даже сериалы HBO, такие мрачные, неоднозначные и острые, все равно должны, во-первых, оставлять зрителя с перехваченным дыханием, иначе он не будет смотреть и закроет, и, во-вторых, давать ему катарсис в конце, даже если это требует искажения правды повествования. Книга никому ничем не обязана. Книга – это произведение искусства с минимальным бюджетом, она не стоит ничего, у нее бюджет ноль, только твое время. Поэтому ты не должен оглядываться на цензоров, на чувства верующих, на пожелания трудящихся, на перспективы продаж и так далее. Ты можешь себе это позволить, поскольку никого больше не вовлекаешь в процесс: ни продюсеров, ни финансистов, ни других людей, которым детей кормить нужно. Ты можешь писать так, как хочешь.

И поэтому, с моей точки зрения, книги должны быть такими – откровенными. По крайней мере, имеют право быть такими. Зачем подслащивать пилюлю? Хотите послащенную пилюлю – пожалуйста, сами сказали: «Breaking Bad – прекрасная вещь». И я тоже, может, посмотрю. Но, с моей точки зрения, книга должна переворачивать человека изнутри. Быть как колючая проволока: ее не вытащишь из себя так, чтобы она не расцарапала тебя изнутри. А если книга тебя не переворачивает – значит, ее можно было и не читать. Она должна полностью менять человеку перспективу. И книга – это практически единственный медиум, который может себе это позволить. Книга не должна быть политически корректной, книга должна быть зверской. Вот и все.