Погоня

Elle Kennedy

The Chase

* * *

Copyright © 2018. THE CHASE by Elle Kennedy

© В. Коваленко, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2019

1
Саммер

– Это шутка?

Открыв рот, я смотрю на пятерых девушек, вершащих надо мной суд. Они кажутся мне похожими из-за гримасы самодовольства, безуспешно скрытой под маской наигранного потрясения. Да они наслаждаются происходящим!

– Прости, Саммер, но это не шутка, – отвечает Кая с жалостливой обманчивой улыбкой. – Являясь комитетом по стандартам, мы очень серьезно относимся к репутации Каппа Бета Ну. Этим утром мы получили сообщение от членов организации.

– О, правда? Вы получили сообщение? Телеграмму?

– Нет, это было электронное письмо, – уже без сарказма говорит она, смахивая легким движением руки блестящие волосы за плечо. – Комитету напомнили, что каждая участница женского общества должна соблюдать установленные стандарты поведения, иначе отделение потеряет благосклонность членов организации.

– Мы должны оставаться на хорошем счету, – умоляет меня взглядом Бьянка. Из этих пяти стерв она кажется самой рассудительной.

– Особенно после того, что случилось с Дафни Кеттлмен, – добавляет девушка, чье имя не могу вспомнить.

– А что случилось с Дафни Кеттлмен? – меня охватывает любопытство.

– Отравление алкоголем. – Четвертая девушка, по-моему, Хейли, понижает голос до шепота и быстро оглядывается по сторонам, словно опасаясь, что среди мебели в гостиной особняка Каппы могла быть спрятана пара «жучков».

– Ей пришлось промыть желудок. – В голосе собеседницы слышится ликование, от чего я невольно задалась вопросом: так ли уж она переживает за едва не погибшую Дафни Кеттлмен.

– Хватит говорить о ней, – резким голосом одергивает Кая. – Не стоило вообще об этом упоминать, Корал.

Корал! Точно! Еще четверть часа назад, когда девушка представилась, я отметила нелепость имени.

– Мы не произносим ее имя в стенах Каппа, – поясняет Кая.

Гос-с-споди! Из-за одного промывания желудка Дафна превратилась в Волан-де-Морта, Того-Чье-Имя-Нельзя-Называть?! Здесь царят гораздо более суровые нравы, чем в отделении Брауна.

Эти нахалки выгоняют меня из дома даже раньше, чем я успела въехать.

– Ничего личного, – продолжает Кая, одаривая меня очередной фальшивой утешительной улыбочкой. – Репутация очень важна для нас, и хотя ты наследница…

– Наследница председателя, – подчеркиваю я. Вот так! Прямо тебе в лицо, Кая! Моя мама, как и бабушка когда-то, была председателем отделения. Женщин семейства Хейворд невозможно представить без Каппа Бета Ну, как любого из братства Хемсфорт без подкачанного пресса.

– Наследница… – повторяет она. – Однако теперь мы не почитаем преемственность родственных уз так строго, как раньше.

«Родственные узы»? Что за выражение из прошлого века?

– Как я уже сказала, у сестринства свои правила и политика. А ты покинула Браун не самым лучшим образом.

– Меня не выгнали из Каппы, – возражаю я. – Только из школы!

– И для тебя это повод для гордости? – с недоверием смотрит на меня Кая. – Исключение из лучшего учебного заведения страны?

– Нет, я этим не горжусь, – отвечаю сквозь стиснутые зубы. – Просто напоминаю, что фактически еще являюсь членом женского общества.

– Может быть и так, но это еще не дает тебе права жить в этом доме. – Кая, одетая в белый мохеровый свитер, демонстративно скрещивает руки на груди.

– Ясно. – Копирую ее позу, только скрещивая ноги.

Завистливый взгляд Каи спускается на мои черные замшевые сапоги от Prada, подаренные бабушкой к поступлению в Брайар. Я здорово посмеялась, открывая посылку прошлым вечером: вряд ли Бабуля Селеста понимает, что переезд связан с исключением из другой школы. Хотя, готова поспорить, что ей все равно: она моя родственная душа и всегда найдет повод, чтобы надеть Prada.

– А ты не подумала, – продолжаю я, находясь уже на грани, – что стоило сообщить об этом до того, как я упакую вещи, проделаю долгий путь из Манхэттена и войду в парадную дверь?

– Мне правда жаль, Саммер. – Из всех лишь Бьянка выглядит виноватой. – Но, как сказала Кая, члены организации связались с нами только сегодня утром, пришлось срочно проголосовать и…

Она слабо пожимает плечами и повторяет еще раз:

– Прости.

– Значит, вы проголосовали и решили, что мне нельзя здесь жить?

– Да, – говорит Кая.

Я обвожу взглядом остальных.

– Хейли?

– Халли, – поправляет девушка ледяным тоном.

Ох, да плевать! Мы только что познакомились, и я не обязана верно помнить все имена.

– Корал? – Я смотрю на следующую девушку.

И на следующую. Черт. Ее имя я совсем не помню.

– Лаура? – пробую угадать.

– Тони, – огрызается она.

Упс! Промашка вышла!

– Тони, – повторяю я извиняющимся тоном. – Девчонки, вы точно уверены?

Все трое синхронно кивают.

– Классно. Спасибо, что потратили мое время.

Встав, я бегло провожу руками по волосам, перебрасывая их на одно плечо, затем энергично повязываю красный кашемировый шарф вокруг шеи. Возможно, слишком яростно, потому что это, кажется, раздражает Каю.

– Перестань драматизировать, – язвительно приказывает она. – И не веди себя так, будто мы виноваты в том, что твой бывший дом превратился в пепелище. Прости, если мы не хотим жить с поджигательницей.

– Я. Ничего. Не. Поджигала. – Изо всех сил стараюсь держать себя в руках.

– А сестры из отделения Браун так не считают, – поджимает губы Кая. – В любом случае, через десять минут у нас собрание. Тебе пора.

– Еще одно собрание? Вы только посмотрите! Какой плотный график сегодня!

– В канун Нового года мы организовываем благотворительную акцию по сбору денег, – встает в позу Кая.

Вот я растяпа!

– И в честь чего акция?

– О, – смущается Бьянка, – мы собираем деньги на ремонт подвала здесь, в особняке.

О боже! Они уверены, что знают значение данного слова?

– Тогда не буду вам мешать. – Усмехнувшись, я выхожу из комнаты.

Уже в коридоре чувствую, что еще немного и расплачусь. Да пошли они! Обойдусь и без их тупых женских общин.

– Саммер, подожди!

Бьянка догоняет меня у входной двери. Быстро натягиваю улыбку и смахиваю слезы, готовые вот-вот пролиться. Я не собираюсь показывать, что расстроена. Подспудно хвалю себя, что оставила чемоданы в машине и пришла только с большой сумкой. Как унизительно, наверное, было бы тащить все вещи обратно? Пришлось бы даже ходить туда-сюда несколько раз, потому что налегке я не путешествую.

– Послушай, – говорит Бьянка так тихо, что мне приходится напрячь слух, – считай, что тебе повезло.

– Остаться без крыши над головой? Конечно, мне подфартило.

Она расплывается в улыбке.

– Твоя фамилия Хейворд-Ди Лаурентис. Ты никогда не станешь бездомной.

Смущенно ухмыляюсь: с этим не поспоришь.

– Но я не шучу, – шепчет она, – тебе лучше не жить здесь.

Взгляд ее миндалевидных глаз устремляется к двери.

– Кая ведет себя как сержант-инструктор, она упивается властью, поскольку лишь год назад стала председателем Каппа.

– Заметно, – сухо бросаю я.

– Ты бы видела, что она сделала с Дафни! Притворялась, что все из-за алкоголя, но на самом деле Даф переспала с ее бывшим парнем Крисом, а Кая приревновала и испортила ей жизнь. Однажды на выходных, когда Дафна была в отъезде, Кая «случайно», – Бьянка сделала пальцами в воздухе знак кавычек, – пожертвовала всю ее одежду первокурсникам, ежегодно собиравшим вещи на благотворительность. Даф не выдержала травли, покинула общество и съехала.

Мне все больше начинает казаться, что отравление алкоголем было лучшим, что случилось с Дафни Кеттлмен. В итоге она смогла выбраться из этой чертовой дыры.

– Да плевать. Мне все равно, живу я здесь или нет, все будет в порядке, – отвечаю беспечной интонацией, которую совершенствовала годами.

Таков мой способ защиты. Притворяться, что жизнь – это прекрасный дом в викторианском стиле, в надежде, что никто не станет слишком пристально вглядываться в трещины на фасаде. Но независимо от того, насколько убедительно я сыграла при Бьянке, пять минут спустя тревога огромной волной накатывает на меня, стоит только скользнуть в машину. Дыхание замирает, пульс учащается, ясно думать становится трудно.

Что мне делать?

Куда идти?

Делаю глубокий вдох. Все нормально. Все в порядке. Еще один вдох. Я справлюсь. Всегда ведь справлялась, верно? Я постоянно попадаю в передряги и нахожу способ выйти сухой из воды. Просто нужно собраться с мыслями и подумать.

Вдруг в салоне машины раздается песня Sia «Легкодоступные удовольствия». Звонит телефон. Слава Богу! Без промедления отвечаю.

– Привет, – здороваюсь с братом Дином, испытывая благодарность за возможность отвлечься.

– Привет, Козявка. Решил вот проверить, добралась ли ты до кампуса целой и невредимой.

– А что, не должна?

– Ну мало ли. Может, опасный маньяк вот-вот пустить тебя на костюмчик, а может ты рванула в Майами с каким-нибудь начинающим рэпером, которого автостопом подцепила на трассе… Погоди! Ты ж, мать твою, так уже делала!

– О боже мой. Во-первых, Джаспер был восходящей звездой кантри, а не рэпером. Во-вторых, я была еще с двумя девушками, мы направлялись в Дейтона-Бич, а не в Майами. В-третьих, он даже не пытался прикоснуться ко мне, не то что убить. – Я вздохнула. – Хотя Лейси с ним переспала и подхватила герпес.

В трубке слышно лишь скептическое молчание.

– Уродец? – я использовала детское ненавистное прозвище Дина. – Ты здесь?

– Пытаюсь понять, с чего это ты взяла, что эта версия заманчивее моей. – Внезапно с его губ слетает ругательство. – Проклятье, разве я не переспал с Лейси на вечеринке по случаю твоего восемнадцатилетия? – Тишина. – Поездка с разносчиком герпеса должна была случиться до. Черт возьми, Саммер! В смысле, я предохранялся, но могла бы и предупредить!

– Нет, ты не переспал с Лейси. Ты путаешь ее с Лейни, через «н». Я перестала с ней дружить после этого.

– Почему?

– Потому что вместо тусовки с именинницей она предпочла переспать с ее братом! Это как-то некрасиво.

– Правда. Эгоистичный поступок.

– Угу.

Внезапно в динамике слышится шум, похожий на порывы ветра, рычание мотора, а затем рев клаксона.

– Извини, – бегло бросает Дин на другом конце провода, – только что вышел из квартиры. Такси подъехало.

– Куда едешь?

– Забрать вещи из химчистки. Салон, услугами которого мы с Элли пользуемся, находится в Трайбеке^[1]. Качество работы потрясающее, так что поездка того стоит, рекомендую.

Дин и его девушка живут в Вест-Виллидж на Манхэттене. Однажды Элли призналась, что это наиболее шикарный район из всех, где она жила раньше. Однако для брата это фактически деградация, ведь семейный пентхаус расположен в Верхнем Ист-Сайде и занимает три этажа нашего отеля «Хейворд Плаза». Но новое место жительства удобно для них обоих: Дин преподает в расположенной рядом частной школе, а Элли играет главную роль в сериале, который как раз снимается на Манхэттене.

Должно быть, им так приятно иметь свое гнездышко и всякое такое.

– Значит, ты в порядке и уже устроилась в особняке Каппа?

– Не совсем, – честно признаюсь я.

– Ради всего святого, Саммер. Что ты натворила?

От возмущения у меня отвисает челюсть. Почему родные всегда считают, что проблема во мне?

– Я ничего не сделала, – натянуто отвечаю, но затем признаю поражение: – Они считают, что я испортила их репутацию. Одна из девушек назвала меня поджигательницей.

– Ну, – Дин даже не пытается быть деликатным, – в чем-то она права.

– Отвянь, Уродец. Это вышло случайно, а поджигатели устраивают пожар намеренно.

– Значит, ты нечаянный поджигатель. «Нечаянный поджигатель» – отличное название для книги.

– Замечательно. Садись и пиши ее. – Плевать, насколько ехидно это прозвучало. Нервы на пределе, хочется съязвить. – В любом случае, меня вышвырнули вон. Теперь нужно придумать, где, ради всего святого, жить весь семестр.

Неожиданно ощущаю в горле комок и едва не всхлипываю, пытаясь его проглотить.

– Ты в порядке? – тут же спрашивает Дин.

– Не знаю. – Тяжело сглатываю. – Я… Это просто смешно. Не знаю, почему расстроилась. Те девчонки ужасны, мне бы не понравилось жить с ними. В смысле, сейчас канун Нового года, а они все торчат в кампусе! Занимаются благотворительностью вместо того, чтобы устраивать вечеринки! Это совсем не в моем стиле.

Слезы, которые я пыталась остановить, больше не поддаются контролю. Две крупные капли текут по щекам. Хорошо, что Дин этого не видит, довольно того, что он слышит мои всхлипы.

– Мне очень жаль, Козявка.

– Да ладно, – резким движением руки я смахиваю слезы, – ерунда. Не стану плакать из-за нескольких засранок и переполненного дома. Не сдамся. Сдалась бы Селена Гомес на моем месте? Безусловно, нет.

В разговоре повисает пауза.

– Селена Гомес?

– Да. – Упрямо выпячиваю подбородок. – Она воплощает благородство и безупречность, и я стараюсь брать с нее пример, если мы говорим о личностном развитии. Когда же дело касается стиля, я всегда буду стремиться походить на Коко Шанель, хотя это заведомо бесполезно, ведь никто больше не сможет стать ею.

– Естественно. – Он умолкает. – А Селену Гомес какого периода мы обсуждаем? Эпохи Джастина или Уикнда^[2]? Или второго пришествия Бибера?

Хмуро взираю на свой телефон.

– Ты это сейчас серьезно?

– Что?

– Женщину характеризуют не парни, а ее достижения. И туфли.

Мой взгляд падает на новые сапоги, подаренные заботливой Бабулей Селестой. По крайней мере, с обувью у меня нет никаких проблем.

В остальном, правда, получается не очень.

– Думаю, можно попросить папу позвонить тем, кто отвечает за размещение, чтобы подыскали свободное место в каком-нибудь общежитии. – Я снова ощущаю себя неудачницей. – Хотя, если честно, не хочется этого делать. Ему уже пришлось задействовать связи, чтобы устроить меня в Брайар.

Если это возможно, я бы предпочла не жить в общежитии. Необходимость делить ванную с дюжиной других девушек – худший кошмар. Я уже жила так в особняке Каппа в отделении Браун, но наличие собственной спальни помогло примириться с неудобствами. В общежитии такой роскоши не получишь до конца учебного года.

Я издаю тихий стон.

– Что же делать?

У меня есть два старших брата, и они оба ни при каких обстоятельствах не упускают возможности поддразнить или унизить меня, но иногда все же проявляют сострадание.

– Не звони пока папе, – угрюмо выдает Дин. – Сначала попробую сам что-нибудь придумать.

– Не уверена, что ты сможешь как-то помочь. – Я морщу лоб.

– Говорю: не звони. У меня есть идея. – В трубке слышен визг тормозов. – Секунду. Спасибо, бро, – обращается Дин к таксисту. – Поездка на пять баллов, по-любому.

Хлопает дверь машины.

– Саммер, ты же все равно возвращаешься в город сегодня вечером, так?

– Еще не думала об этом, – признаюсь, – но, полагаю, у меня теперь нет выбора. Засяду в отеле в Бостоне, пока не решу жилищный вопрос.

– Я имел в виду Нью-Йорк, а не Бостон. Семестр начнется только через несколько недель. Ты могла бы пожить в пентхаусе до той поры.

– Нет, я уже хотела распаковать вещи, обустроиться, заняться прочими хозяйственными мелочами.

– Ну, это же не срочно. Сегодня канун Нового года. Как вариант, ты можешь вернуться домой и отпраздновать со мной и Элли. Еще подъедет куча моих давних товарищей по команде.

– Кто, например? – интересуюсь.

– Гаррет приехал в город на игру, так что он будет. И нынешняя команда из Брайара. Некоторых ты знаешь: Майк Холлис, Хантер Дэвенпорт. Вообще-то, Хантер ходил в частную школу в Розлоне, думаю, он учился классом младше тебя. Пьер и Корсен, но ты с ними вряд ли знакома. Фитци…

Мое сердце замирает.

– Я помню Фитци, – произношу как можно более равнодушным тоном, но получается наоборот: даже сама слышу волнение в голосе.

Хотя, кто меня осудит? Фитци, полное имя которого Колин Фитцджеральд, это просто СКАЗКА. Высокий, сексуальный, покрытый татуировками и играющий в хоккей парень-сказка, в которого я чуточку, совсем немножко влюбилась.

Ну ладно.

Влюбилась по самые уши.

Он такой… невероятный. Но вместе с тем неприступный. Друзья, с которыми Дин играет в хоккей, обычно тут же проявляют интерес при встрече, а Фитц – нет. Я познакомилась с ним в прошлом году, когда навещала Дина в Брайаре, и этот парень едва взглянул в мою сторону. Когда снова встретились на дне рождения Логана, друга Дина, мы обменялся максимум десятком слов. И я совершенно уверена, что половина им сказанного была: «привет», «как дела», «пока».

Он меня бесит. Не то чтобы все мужчины в округе должны падать к моим ногам, но его-то ко мне влечет, я знаю! Заметила, как его карие глаза полыхают, когда он на меня смотрит. Чертовски полыхают.

Если только не выдаю желаемое за действительное.

У моего отца есть суперпафосная поговорка: «Восприятие и реальность – это два противоположных берега. Ищите истину посередине». Он использовал эту фразу в суде в заключительной речи по делу об убийстве и теперь вставляет ее при каждом удобном случае.

Если расположить на одном берегу неприкрытую холодность Колина Фитцджеральда (он ненавидит меня), а на другом – огонь в его глазах (он страстно меня хочет), и искать истину посередине, то… в качестве компромисса можно предложить статус друга?

Поджимаю губы.

Нет. Категорическое нет. Я отказываюсь переходить во френд-зону раньше, чем предприму хоть какие-то действия.

– Будет весело, – говорит Дин. – Кроме того, мы уже тысячу лет не встречали Новый год вместе, так что тащи задницу в Нью-Йорк. Скинь СМС, как приедешь. Я уже в химчистке. Мне пора. Люблю тебя.

Он отключается, а я расплываюсь в такой широкой улыбке, словно и не плакала пять минут назад. Может, Дин и ведет себя как засранец большую часть времени, но он хороший старший брат. Всегда готов подставить плечо, когда мне нужно, и это самое главное.

И – слава богу! – меня ждет вечеринка. Нет ничего лучше вечеринки после дерьмового дня. Она мне необходима как воздух.

Смотрю на время. Час дня.

Быстро считаю в уме. Кампус Брайара находится в часе езды от Бостона. Оттуда три с половиной или четыре часа езды до Манхэттена. Это значит, что доберусь только вечером, и останется мало времени на подготовку. Если уж предстоит встреча со сказочным парнем, нужно выглядеть соблазнительно с головы до ног.

Этот мальчик даже не представляет, что его ожидает.

2
Фитц

– Потанцуешь со мной?

Я хочу отказаться.

И в то же время согласиться.

Я называю это «дилеммой Саммер»: зеленоглазая, золотоволосая богиня вызывает во мне разрывающие на части, диаметрально противоположные желания.

Охренительное «да» и адское «нет».

Сорвать одежду с нас обоих. Бежать от этой чертовки дальше, чем глаза глядят.

– Спасибо, но танцы – это не мое. – Я не лукавлю. Ненавижу танцевать.

К тому же, когда дело касается Саммер Ди Лаурентис, инстинкт самосохранения во мне побеждает все остальное.

– Ты такой скучный, Фитци. – Она щелкает языком, отчего мой взгляд невольно падает на ее губы. Пухлые, розовые и блестящие. Над левым уголком рта притаилась крошечная родинка. Это очень сексуально.

Проклятье, да все в Саммер сексуально. Она даст фору любой девушке в баре, и все парни вокруг завистливо или сердито пялятся на меня за то, что мы вместе.

То есть не в том смысле вместе. Мы не пара. Я просто стою рядом с ней, и между нами два фута^[3] свободного места. Которые Саммер пытается сократить, наклоняясь ко мне все ближе.

Это оправдано тем, что ей приходится практически кричать мне в ухо, чтобы перебить грохочущую в комнате электронную танцевальную музыку. Ненавижу электромузыку и не люблю такие бары с танцполом и оглушительным звуком. Зачем вводить людей в заблуждение? Просто назови свое заведение ночным клубом, если в нем так все устроено. Владельцу паба «У Ганнера» следует сменить вывеску на «Ночной клуб Ганнера». Тогда бы я развернулся на месте, как только прочел надпись, и поберег измученные барабанные перепонки.

Уже не в первый раз за вечер проклинаю друзей, что притащили меня в Бруклин встречать Новый год. Лучше бы остался дома, выпил пару бутылочек пива и посмотрел по телику, как опускают новогодний шар^[4]. Скромный праздник мне больше по вкусу.

– Знаешь, меня предупреждали, что ты брюзга, но я не верила до этого момента.

– Кто предупреждал? – спрашиваю с подозрением. – И… эй, стоп. Я не брюзга.

– Хм-м-м, ты прав. Это уже не актуально. Назовем тебя Весельчак.

– Давай не будем.

– Полиция нравов? Так лучше? – Саммер невинно хлопает ресницами. – Серьезно, Фитц, почему ты ненавидишь веселиться?

– Я не ненавижу веселиться. – Ее поведение невольно вызывает у меня улыбку.

– Хорошо. Значит, ты ненавидишь меня? – с вызовом бросает она. – Ведь каждый раз, когда я пытаюсь с тобой поговорить, ты убегаешь.

Моя улыбка тускнеет. Ничего удивительного, что Саммер при всех стала выяснять отношения. Прежде мы виделись целых два раза, но и этого хватило, чтобы понять, как она обожает устраивать сцены.

Я терпеть не могу, когда их устраивают.

– И тебя я тоже не ненавижу. – Пожав плечами, отхожу от барной стойки. Я собираюсь сделать то, в чем меня только что обвинили: ретироваться бегством.

Во взгляде девушки плещется разочарование. Ее глаза большие и зеленые, такого же оттенка, как и у старшего брата. Дин – вот та причина, по которой я заставляю себя остаться. Он мой хороший друг. Не стоит обижать его сестру. Во-первых, из-за уважения к нему. Во-вторых, из-за беспокойства за свое здоровье: я – хоккеист, а Дин увлекается боксом, и у него жесткий хук справа.

– Серьезно, – грубо бросаю я. – Ничего против тебя не имею. Между нами все хорошо.

– Что? Я не расслышала, что ты сказал, – перекрикивает Саммер музыку.

Склоняясь к ее уху, с удивлением отмечаю, что почти не приходится сгибаться. Она выше большинства девчонок, ее рост где-то 175 или 177 сантиметров, а поскольку я 187 и привык ощущать себя гораздо выше женщин, то это выглядит необычно.

– Сказал, что у нас все хорошо, – повторяю я, но, неверно оценив расстояние между ухом Саммер и своим ртом, утыкаюсь в нее губами. По телу девушки пробегает ощутимая дрожь.

По моей спине пробегают мурашки, потому что наши губы совсем рядом. Она чертовски вкусно пахнет, каким-то завораживающим сочетанием ароматов: жасмина, ванили и… сандала, что ли? От такого аромата можно кончить. И это не говоря уже о платье. Белое, без бретелек, настолько короткое, что едва прикрывает бедра.

Святые, мать их, угодники!

Быстро выпрямляюсь, чтобы не натворить глупостей и не поцеловать ее. Вместо этого делаю большой глоток пива. Оно попадает не в то горло, и я разражаюсь кашлем, как какой-нибудь чахоточный из восемнадцатого века.

Красиво вышел из положения.

– Ты в порядке?

Когда кашель прекращается, я замечаю лукавый взгляд зеленых глаз. Губы Саммер изогнуты в дьявольской ухмылке. Она прекрасно знает, что возбуждает меня.

– В порядке, – хриплю я; в этот момент трое размалеванных парней подходят к бару и врезаются в Саммер. Она спотыкается, и уже в следующую секунду я держу великолепную, сладко пахнущую женщину в своих объятиях.

Она смеется и хватает меня за руку.

– Ну же, давай выбираться из этой толпы, пока нам синяков не наставили.

Я зачем-то позволяю себя увести.

Мы располагаемся за высоким столиком у перил, отделяющих основное пространство бара от маленького дерьмового танцпола. Быстро оглядевшись, обнаруживаю, что большинство моих друзей пьяны в стельку.

Майк Холлис, мой сосед по комнате, трется о симпатичную брюнетку, которая вроде бы нисколько не возражает. Это он настоял, чтобы мы поехали в Бруклин, а не остались в Бостоне. Он хотел отметить Новый год со старшим братом, Броуди, который исчез, как только мы появились. Похоже, Холлис решил утешиться с девушкой, потому что брат его кинул.

Другой наш сосед, Хантер, танцует с тремя девушками одновременно. Они все чуть ли не облизывают его лицо, а одна без стеснения запустила руку ему в штаны. Хантер, естественно, в восторге.

Как все поменялось за год. Прошлой зимой он избегал женского внимания, говорил, что оно заставляет его чувствовать себя подлецом по отношению к фанаткам. Теперь, похоже, научился в полной мере использовать преимущества, которые дает игра в хоккейной команде университета Брайар. И, поверьте, этих преимуществ не счесть.

Будем откровенны: в большинстве университетских городков девчонки предпочитают трахаться со спортсменами. У футболистов выстраивается целая очередь из болельщиц группы поддержки, мечтающих переспать с квотербеком. У баскетболистов число поклонниц вырастает в два или три раза вовремя «Мартовского безумия»^[5]. Что уж говорить о хоккейной команде Брайара, на счету у которой дюжина чемпионатов «Фрозен Фор», а количество трансляций игры по центральному телевидению больше, чем у любого другого университета в стране? Хоккеисты – боги.

За исключением меня, конечно. Да, я играю в хоккей. И у меня это определенно хорошо получается. Но «бог», «жеребец», «суперзвезда» – это не про меня. Я ботаник до мозга костей. Ботаник, который притворяется богом.

– Хантер в ударе. – Саммер окидывает взглядом свиту моего друга.

Диджей переключился с электронной музыки на список «Топ-40 хитов». К счастью, он и громкость уменьшил, вероятно, в преддверии отсчета времени до наступающего нового года. Еще тридцать минут, и я смогу сбежать.

– Точно, – соглашаюсь я.

– Я под впечатлением.

– Да?

– Определенно. Парни из Гринвича обычно недотроги, хоть и пытаются это скрывать.

Интересно, откуда она знает, что Хантер из Коннектикута? Не заметил, чтобы они много общались сегодня. Может, Дин сказал? Или может…

Или, может, мне насрать, откуда Саммер знает. Если для меня это важно, значит, странное покалывающее ощущение в груди не что иное как ревность. А это, прямо скажем, неуместно.

Саммер еще раз оглядывает толпу и бледнеет.

– О Боже. Старший. – Она складывает ладони рупором и кричит: – Держи язык при себе, Уродец!

Невольно смеюсь. У Дина нет шансов ее услышать, но, видимо, у него есть какое-то шестое чувство, потому что он вдруг прекращает целовать свою девушку. Парень поворачивается к нам и, заметив Саммер, показывает средний палец.

В ответ она посылает воздушный поцелуй.

– Какое счастье, что я единственный ребенок в семье, – замечаю я.

– Нет, ты много потерял, – ухмыляется Саммер. – Изводить братьев – одно из моих любимых развлечений.

– Я заметил.

Она называет брата Уродцем. Воспитанные люди детские прозвища в этом возрасте уже не используют. Однако Дин зовет ее Козявкой, возможно, она права, что не остается в долгу.

– Сегодня Уродец заслуживает, чтобы его хорошенько помучили. Не могу поверить, что мы тусуемся здесь, – ворчит Саммер. – Когда он сказал, что будем отмечать Новый год в городе, я подумала о Манхэттене. Но вместо этого они с Элли потащили меня в ужасный Бруклин. Чувствую себя обманутой.

– А что не так с Бруклином? – фыркаю я. – Где-то здесь живет отец Элли, разве нет?

Саммер кивает.

– Завтра они планируют провести день вместе. А что касается ответа на твой вопрос… Раньше здесь было круто, пока все не заполонили хипстеры.

– Хипстеры еще существуют? Я думал, эта чушь уже в прошлом.

– Боже, нет. И не верь, если кто-то утверждает обратное, – она в шутку дергается, будто от отвращения. – Все вокруг еще кишит ими.

Последнее слово Саммер произносит таким тоном, словно речь идет о переносчиках жуткой неизлечимой болезни. Хотя, в чем-то она права: если присмотреться к толпе, можно заметить винтажные наряды, до невозможности зауженные джинсы, сочетание старомодных аксессуаров с современными гаджетами и наличие растительности на лице у каждого второго мужчины.

Потираю собственную бороду, гадая, превращает ли эта деталь меня в хипстера. Всю зиму я отпускал растительность на лице в основном потому, что так теплее в суровую непогоду. На прошлой неделе на нас обрушился холодный циклон невиданной силы. Я чуть яйца себе не отморозил.

– Они такие… – Саммер медлит, подбирая нужное слово, – …придурки.

– Не все, – смеюсь я.

– Большинство, – сообщает она. – Вон видишь ту девушку? С косичками и челкой? На ней кардиган от Prada стоимостью в тысячу долларов… и с ним она нацепила пятидолларовую майку, которую ей, видимо, выдали в Армии спасения^[6], и странные туфли с кисточками из Китайского квартала. Кошмар!

– С чего ты взяла, что кардиган такой дорогой? – хмурюсь я.

– Потому что у меня есть такой же, только серый. Кроме того, уж Prada я ни с чем не спутаю.

В этом я не сомневаюсь. Ее, наверное, с рождения наряжали в дизайнерские ползунки. Саммер и Дин родом из очень богатой семьи. Их родители – успешные адвокаты, каждый из которых уже владел состоянием до брака. Теперь они мегабогатая суперпара и могут купить небольшую страну без особого ущерба для семейного бюджета. Я гостил в их пентхаусе на Манхэттене пару раз и остался чертовски впечатлен. У них есть особняк в Гринвиче, пляжный домик и еще куча недвижимости по всему миру.

Что до меня, то я едва тяну арендную плату за таунхаус, который делю еще с двумя парнями. Мы до сих пор в поисках четвертого соседа по комнате, и, как только он найдется, моя доля станет меньше.

Не стану лукавить: тот факт, что Саммер живет в пентхаусах и носит шмотки стоимостью в тысячи долларов, слегка удручает.

– Все равно хипстеры – это отстой, Фитци. Нет уж, спасибо. Я лучше… о-о-о! Обожаю эту песню! Я получила пропуск за кулисы на ее шоу в Гарден в прошлом июне, и это было сногсшибательно.

Да у нее запущенный СДВГ^[7], дружище.

Прячу улыбку, а Саммер полностью забывает, как только что призывала чуму на головы всех хипстеров мира. Она начинает кивать головой в такт песни Бейонсе, а высокий конский хвост активно покачивается под ритм трека.

– Ты уверен, что не хочешь потанцевать? – с мольбой в голосе спрашивает она.

– Совершенно.

– Ты чудовищен. Сейчас вернусь.

Через мгновение девушки уже нет рядом, а спустя секунду я обнаруживаю ее на танцполе: руки вытянуты вверх к софитам, волосы, собранные в хвост, растрепались, бедра двигаются под музыку.

За ней наблюдают и другие. Море жадных глаз следит за фигурой в белом платье. Саммер не замечает этого или не хочет замечать. Девушка танцует, ни капли не стесняясь, принимая себя такой, какая есть.

– Господи, – подойдя к столику, хрипит Хантер Дэвенпорт. Как и у большинства мужчин вокруг, в его взгляде, обращенном на Саммер, читается настоящий голод – другого определения тут не подберешь.

– Похоже, она не забыла, как танцуют чирлидерши. – Хантер с одобрением косится в сторону Саммер. Заметив недоумение на моем лице, добавляет: – Она была чирлидершей в средней школе, да и в танцевальной группе состояла.

Когда он успел вытянуть из нее столько подробностей?

Неприятное покалывающее ощущение возвращается, поднимаясь вверх по позвоночнику.

Однако это не ревность.