Джейн Остен и ее современницы

Как супруг сэр Уильям был сокровищем, и рогоносцем он оказался тоже весьма доброжелательным. Престарелый, страдающий от подагры джентльмен давно уже относился к жене как к шалунье-племяннице. Мало ли с кем она водит амуры? Дело молодое. Истинный вольнодумец XVIII столетия, он полагал, что женщины тоже имеют право развеяться и ни в чем не мешал своей супруге. Ведь и он в свое время погулял на славу. Более того, лорд Нельсон нравился ему как друг, а хорошему человеку разве откажешь?

...лучшее средство от дурных законов - это их дурное исполнение.

Женскую благосклонность принц завоевывал весьма оригинально - забрасывал объект страсти жалобными письмами. Принц ныл, ныл и ныл, пока в женщинах не пробуждался материнский инстинкт. Учитывая, что Георг выбирал пассий обычно постарше, тактика была верной. На женщин ровного нрава хорошо действовал внезапный приступ болезни, для особ более строгих была заготовлена попытка самоубийства.

Это только в сказках героини живут долго и счастливо. В обычной жизни они живут просто долго.

Что за старинная семья без скелетов в шкафу?

Ей не мешало даже отсутствие своей комнаты: Джейн по-прежнему делила спальню с сестрой, а писала в общей гостиной на первом этаже. Личное пространство ей создавала… скрипучая дверь! Остен настаивала на том, чтобы петли никогда не смазывали, ведь, услышав скрип, она успевала спрятать рукопись от любопытных глаз.

Если «английская провинция» вызывает в вашем воображении увитые плющом коттеджи за зеленой изгородью, то вы далеки от истины. Поморгайте, дабы развеять романтическую дымку, и представьте убогие домишки, сгрудившиеся возле рудника.

В марте 1768 года Фанни сделала первую запись в дневнике, который затем вела на протяжении 70-ти лет. Адресатом записей была альтер-эго Фанни — мисс Никто. Ей Фанни посвятила следующие строки, настоящий гимн интроверта: «Так значит, что этот журнал я буду вести для Никого! С кем я могу быть полностью откровенна — Ни с Кем. Кому я могу открыть каждую мысль, каждое сердечное желание, с безграничным доверием, с неослабной искренностью до конца моих дней — Никому. Какая случайность, какое происшествие прервет мою связь Ни с Кем? Ни один секрет я не могу утаить от Никого, и я буду откровенна — Ни с Кем?». Болтовня с воображаемой подругой переросла во вдумчивый анализ и подробные, сдобренные иронией наблюдения за повседневной жизнью.

У Эммы Гамильтон тоже имелась награда, весьма экзотичная по английским меркам, — мальтийский крест. По просьбе Нельсона, крестом леди Гамильтон наградил российский император Павел в благодарность за то, что она подкармливала голодающих мальтийцев.

Когда Нельсон посещал Гамильтонов на Сицилии, один из гостей, устрашающего вида турок, начал хвастаться во хмелю, что своей саблей как-то раз отсек головы 20-ти французским пленникам. Да вот же, кровь на лезвии запеклась! Просияв, леди Гамильтон попросила у него оружие: она поцеловала заржавевшее лезвие и передала саблю Нельсону…