Два раза в одну рекуТекст

Сначала она отказала. Сережа настаивал, возмущался, говорил, что это просто некрасиво – отказывать в такой малости человеку, с которым ее связывает нечто большее, чем школьная дружба. Нечто большее – это когда уже после окончания школы, Лена училась на втором курсе, он пригласил ее в гости на свой день рождения, пытался напоить, лез целоваться, а потом затащил в спальню своих родителей и тоже чего-то требовал. Потом Лаленков в гости не приглашал больше, однако позвал на свою свадьбу, на которой, пока не напился, выглядел вполне счастливым. Но на улицах они время от времени случайно встречались – благо жили неподалеку друг от друга. При встречах Сергей кивал иногда, но когда рядом была его жена, делал вид, что близорук, и проскакивал мимо. А теперь он настойчиво уговаривал:

делю! Я вам это гарантирую. Этот Урицкий – маленький, толстый, ножки короткие, даже очень короткие, голова гладко выбрита… и еще пенсне. Крошка Цахес – помните такого гадкого персонажа у Гофмана? Даже не так. Урицкий вообще похож на жабу. На злобную вонючую жабу, которая не заслуживает жизни! – Когда и как вы хотите его убить? – Я хочу убить его прямо сегодня. У меня есть револьвер. Мой план таков: поеду на Дворцовую, где у них народный комиссариат внутренних дел, и стану ждать. Раньше полудня этот упырь на службе не появляется. Я выстрелю в него и быстро уеду на велосипеде. Все растеряются, а когда сообразят и бросятся за мной, я буду уже далеко. А я уж не промахнусь. Вчера на пустыре тренировался в меткости и понял, что именно на мне лежит эта миссия.

командовали. Но мы потом вас очень тепло вспоминали. Велосипедист посмотрел на девушку и слегка поклонился ей. – Вера Николаевна, а вы меня помните? Мы у Гумилевых встречались и у Вячеслава Иванова. Меня туда Осип Мандельштам приводил. А когда Вячеслав Иванович мои стихи очень критично оценил, вы даже заступились… – Помню, конечно, – улыбнулась девушка. – Вас зовут Леонид. Кстати, Мандельштам мне весной сказал, что в ту трагическую октябрьскую ночь вы собрали юнкеров и пошли защищать дворец… – Увы, – вздохнул бывший юнкер, – собрал очень мало. Но даже если бы нас было больше, то противостоять орде мы бы не смогли. Ужас, что там творилось! Но вы здесь, вы живы – и это прекрасно! Разговаривая, они повернули на Фурштадтскую, и спутник графини Паниной спросил:

вилась, обернулась и поспешила назад. Подошла к дворнику и спросила негромко. – Может быть, вы знаете, где теперь Александр Васильевич Росляков? Дворник смотрел на нее и улыбался. – Моя Ахметка зовут. Я недавно здесь… Метелка мети, двор убирай, дверь закрывай… – У Рослякова еще внук был маленький. Мальчик совсем… – Моя не понимает, – продолжал улыбаться дворник. – Внук, – продолжала выспрашивать девушка, – совсем мальчишка. – Какая мальчишка? Не видела я. – Простите, – сказала девушка и пошла к выходу. Взяв под руку своего спутника, объяснила ему: – Дворник татарин, ничего не понимает по-русски. Они миновали арку, вышли на улицу, но не успели сделать и пяти шагов, как их догнал дворник.

уж сам Урицкий прикатил, когда тут золото и брильянты обнаружили. – Выходит, я опоздал, – вздохнул котельный машинист, – теперь ничего не получу с этого гада. – Так накормить мы сможем тебя. Мы и коньяк нашли «фин шампань» шустовский – почти целая бутылка осталась. Картошку можно пожарить. А Маруся твоя пусть в вещах пороется. Шуб там, правда, уже нет – вчера чекисты их вывезли, но кое-какое барахлишко найдется. Матрос с линкора «Императрица Мария» посмотрел на девушку. – Давай, Маруся, поройся там: может, что и отыщешь себе или для обмена. Но девушка только покачала головой. В глазах ее стояли слезы. – Что ж ты, красавица, загрустила? – начал успокаивать ее матрос в тельняшке. – Здесь чужого ничего нет. Все наше, народное. Так что без стеснения забирай, что себе присмотришь. А я потом тоже