Вечный

Пролог

Шотландия, 1740

Луна окутала своим серебристым светом пологие холмы шотландского нагорья. Натайра Стюарт вздрогнула, соскользнув с седла рядом с безжизненным телом Ваноры. Никто не знал, что она вернулась обратно. Никто не понял бы этого, да она и не хотела, чтобы кто-то понимал. Белое одеяние Ваноры казалось светлым пятном среди темных скал, которые стали ее смертным одром. Натайра опустилась на колени и обхватила руками умершую.

Всего несколько часов назад она прикоснулась к этой женщине – своей матери – в первый раз. В момент своей смерти Ванора схватила ее руку – руку убийцы? Или руку дочери?

Натайра сглотнула. Неужели она и правда смогла бы вонзить кинжал в грудь своей собственной матери, если бы узнала правду раньше? До сих пор казалось нереальным, что эта женщина действительно была ее матерью. Но, осознав это, она почувствовала глубоко внутри себя силу, унаследованную от ведьмы. Силу, существование которой она сохранит в тайне. Ей хотелось бы иметь возможность спросить свою мать об этом новом чувстве внутри себя.

Слезы текли по ее щекам. «Mo nighean. Mo gràdh ort», – раздавались в ее голове последние слова Ваноры. Значит, ведьма любила ее? Почему она никогда не показывалась ей? Почему она не сопротивлялась, когда Натайра вонзила ей Sgian dhub в сердце? И почему ведьма все-таки произнесла проклятие?

Вся в слезах, она сидела рядом со своей бездыханной матерью, как девочка, которой она была, когда ненависть мачехи и жестокость отца превращали каждый день ее жизни в ад.

Через некоторое время Натайра вытерла слезы. Она чувствовала, как проклятие набирает силу, как оно тянется к ней своими холодными лапами, забирая у нее боль. С каждым разом ей дышалось все легче.

Девушка глубоко вдохнула, позволив прохладному высокогорному воздуху проникнуть в легкие и оживить разум. Туман поднялся из травы и окутал ее фигуру.

Когда чуждая сила завладела ее мыслями, перед мысленным взором Натайры всплыло воспоминание. Она увидела себя – в самый тяжелый момент своей жизни:

– Ребенок? Что ты имеешь в виду? У тебя будет ребенок?

Натайра вытерла слезы с глаз, не желая, чтобы Аласдер Бьюкенен видел ее боль. Неприкрытая радость в его голосе заставила ее ужаснуться еще больше. Тихо, почти не желая, чтобы он понял ее слова, она ответила ему:

– Нет, Аласдер, у меня не будет ребенка. Ты бросил меня, и я должна была принять решение. Я сделала выбор в пользу брата – и против тебя, и против ребенка.

Аласдер схватил ее за плечи, которые только что так нежно поглаживал, и безжалостно встряхнул:

– О чем ты говоришь? Я никогда не бросал тебя! Я последовал приказу твоего брата! А теперь расскажи мне, что ты сделала, или, клянусь богом, я за себя не отвечаю!

Натайре не составило труда распознать в Аласдере гнев, унаследованный от предков, яростных и смертоносных викингов. Она боялась его. И в то же время она любила его так мучительно, что презирала себя за то, что сделала с ним.

– Отпусти меня! Убери от меня свои грязные пальцы! Я сделала все, что нужно, чтобы не породить на свет бастарда! Ты слишком много вообразил себе, викинг, когда подумал, что место в моей постели равносильно месту в моем сердце. Моя любовь и верность принадлежат только одному человеку – моему брату.

Охваченный болью и гневом, Аласдер схватил Натайру за горло, словно не желая больше слышать ни единого злобного слова. Она знала, что разрушила его будущее и вырвала у него сердце из груди.

Мужчина сжал горло крепче, как будто наслаждаясь ее сопротивлением и болью.

Аласдер опустил голову для последнего поцелуя, прежде чем ослабить хватку вокруг ее горла, и, прижавшись к ее мокрой от слез щеке, пробормотал:

– Надеюсь, твой брат отвергнет тебя, когда его союзник заметит в первую брачную ночь, что его прекрасная невеста уже была в объятиях другого.

Затем он прижал ее к стене, где Натайра, задыхаясь, осела.

Она схватилась за горло, отплевываясь и кашляя, болезненно втягивая спасительный воздух в свои горящие легкие. Ненависть вспыхнула в ее взгляде, и в небе над ними сверкнула яркая молния. Она бросила вызов своей судьбе. Если он убьет ее, она все равно уже умерла вместе с его ребенком.

– Моя брачная ночь тебя не касается, но, когда я вылезла из постели Блэра, у него не было причин жаловаться.

Эти слова заставили Аласдера поднять на нее руку.

– Ты ударил меня! – выдавила Натайра, задыхаясь, и схватилась за щеку. – Но знаешь что, Аласдер? Боль пройдет, угаснет. Как и все, что когда-либо было между нами!

Сквозь завесу слез она видела, как их любовь уходит во тьму, и молилась о жизни без боли. Без всяких чувств – как легко можно было бы тогда жить.

Натайра открыла глаза. Она покачала головой, отрицая правду, чтобы прогнать воспоминание.

– Màthair!

Неуверенно она погладила умершую по щеке, убрав в сторону белые волосы. Натайра задавалась вопросом: смогла бы она что-то почувствовать к этой женщине, если бы все вышло иначе? Ванора, вероятно, любила ее, услышала ее невысказанное желание и сделала ей неизмеримый подарок. Силы справедливой ведьмы. Стихающая боль и угасающие чувства были ей желанны, после всех страданий, которые пришлось испытать в течение всей своей жизни.

Топот копыт приближающейся лошади заставил Натайру подняться. В ее темно-зеленом лифе зиял разрез, а юбки, которые она надорвала для борьбы, прилипли к бедрам. Ветер убрал ее длинные черные волосы с лица и донес до ее ушей голос человека, который был ее жизнью. Человека, который одновременно ненавидел и любил ее, единственного, который будет оплакивать ее смерть и направит свой меч на кровавую месть.

Его большой силуэт вырисовывался на фоне холмов нагорья, и Натайра бросила последний взгляд на тело своей матери.

– Ты здесь, чтобы отпраздновать свой триумф, дорогая? – спросил Аласдер с едва сдерживаемой горечью.

– Хорошая догадка, викинг! Я вернулась, чтобы забрать свой кинжал, но он исчез, – объяснила Натайра, не удостоив Аласдера особым вниманием. – Что тебе надо здесь? Грабить мертвецов, как это делали твои предки? Убивать и устраивать поджоги? – с вызовом сказала она ему.

– Закрой рот! Каталь послал меня проведать тебя, а мы всегда делаем то, что приказывает твой брат, – неважно, чего нам это стоит, да?

Натайра улыбнулась. Она чувствовала себя сильной с тех пор, как ощутила в себе силу ведьмы. Словно между ней и воином не было ни ненависти, ни предательства, она подошла к нему и положила руки ему на грудь.

– Ты не его орудие, Аласдер… – шепнула она ему на ухо, – а мое. – Она поцеловала его и почувствовала, как напряглись мышцы мужчины и ускорился пульс. Натайра думала, что он оттолкнет ее от себя, но этого не произошло.

– Поверь мне, викинг… нашей боли больше не будет, – она положила руку на его сердце и прижалась своим лбом к его, – и наше время придет. Мы воссоединимся. Я знаю это, потому что чувствую в себе силу, которая…

Аласдер с такой силой оттолкнул ее от себя, что она пошатнулась и рухнула на землю. Мужчина повернулся к ней спиной и вскочил в седло. Затем посмотрел на нее сверху вниз.

– Ты думаешь, что знаешь нашу судьбу? – закричал он. – Ты ошибаешься, Натайра! Я больше не обнажу свой меч ради женщины. Для нас, дорогая, во всей вечности больше не осталось счастья.

Натайра смотрела ему вслед, но не видела воина: это были образы, которые стояли у нее перед глазами, как видение. Это образы того времени, которое еще не наступило…

Глава 1

Эдинбург, наши дни

Такси свернуло за угол, и я украдкой смахнула слезу с уголка глаза, перестав махать рукой. Видеть, как мои родители уезжают, оказалось тяжелее, чем я ожидала.

Пейтон положил руку мне на талию и притянул к себе.

– Mo luaidh, с тобой все в порядке?

Я кивнула. А что я должна была сказать? Не лучший момент для сомнений. Не должно быть вообще никаких сомнений! Я в Эдинбурге, у Пейтона Маклина, шотландца, которому я обязана своей жизнью и которого люблю больше всего на свете. Мы столько всего вынесли, преодолели такие препятствия, которые невозможно постичь разумом, и победили врагов, которые явно хотели нашей смерти.

Все это произошло за последний год.

Теперь лето снова уступило место осени, и время постепенно затягивало наши раны. От спасительного пореза кинжалом, на котором оказалась кровь ведьмы Ваноры, на груди Пейтона осталась лишь едва заметная линия.

Даже мой ужас от воспоминаний поблек. Правда, я никогда не забуду своего путешествия в прошлое, хотя опасности, которой я там подвергалась, в моей новой жизни не было.

Я улыбнулась Пейтону, пытаясь понять, как он себя чувствует теперь, когда мы официально живем вместе. Несмотря на то что темные солнцезащитные очки скрывали его золотистые глаза, он выглядел довольным.

– Пойдем внутрь? – спросил он, указывая головой на дверь.

Я кивнула, и он нежно поцеловал меня в лоб. Потом юноша бесцеремонно поднял меня и перенес через порог, что было немного неловко, ведь мы еще не были молодоженами.

– Не грусти, Сэм. Это ведь не прощание навсегда, – попытался успокоить меня Пейтон, но его слова словно бередили рану, которая никак не хотела затягиваться.

Черт, я настоящая развалина! Я постаралась храбро улыбнуться и зарылась лицом в его грудь, чтобы он не видел моей боли. Никогда бы не подумала, что именно он может стать причиной моей грусти. И все же это было так.

Мы любили друг друга – больше, чем это вообще возможно. Мы с Пейтоном были предназначены друг для друга, в этом нет сомнений. Каждый из нас посмотрел в глаза смерти ради другого. У нас было одно – нет, даже два проклятия, и наша любовь прошла через само время.

Двести семьдесят лет Пейтон ждал, что снова увидит меня, чтобы разрушить любовью проклятие, сотворенное ненавистью. Эти годы не прошли даром и изменили его. Я понимала это, потому что за время моего путешествия во времени я узнала и полюбила Пейтона, которым он был до того, как проклятие Ваноры лишило его чувств. Я сглотнула, потому что, как всегда, когда я думала об этом, мое горло сжалось.

– Я люблю тебя, Пейтон, – заверила я его. – Я всегда буду любить тебя, и если я могу остаться с тобой, то…

– Сэм, mo luaidh, успокойся. Ты же сама сказала, тебе здесь не место. Завтра в это же время мы уже доберемся до хижины, а до тех пор я хочу побыть с тобой. Небо послало мне тебя, чтобы я мог вынести свою участь, а поэтому давай не будем оглядываться назад, чтобы не растрачивать время попусту.

– Но, Пейтон, если бы ты знал, что я сделала, то…

– Нет, Сэм. Неважно, что ты сделала, и неважно, что сделал я. Вина и ненависть не смогут затмить единственное, что у меня осталось.

Если бы я продолжила размышлять о том, насколько велика моя вина в его проклятии, его судьбе и его страданиях, то я провела бы первый совместный вечер в нашей квартире вся в слезах.

Пейтон закрыл за нами дверь уютной комнаты в старом доме, не отпуская меня.

– Что нам теперь делать, Сэм? – прошептал он мне на ухо, поворачиваясь к загромождавшим гостиную коробкам с вещами.

– Следует ли мне позаботиться об этом… – он повернулся, и теперь мы смотрели в сторону спальни, – или мне нужно позаботиться о тебе? – спросил он, и уголок его губ хитро вздрогнул.

На сердце сразу же стало легче. Я должна была наконец научиться жить со своей виной, так же как и Пейтон со своей. Я обвила руками его за шею и поцеловала.

– Завтра приедут Шон и Эшли, они могут помочь нам распаковать вещи, – предложила я, указав на спальню, где все еще витал тяжелый запах свежей краски.

Пейтон торжественно перешагнул порог и мягко опустил меня на кровать. Он лег рядом со мной, сдвинув свои солнечные очки на взъерошенные волосы.

Его взгляд, как всегда, был серьезен и вместе с тем нежен. Мне хотелось бы, чтобы этот взгляд не причинял мне боли. Я сглотнула, пытаясь избавиться от комка в горле, но мне это не удалось.

С каждым днем после событий на кладбище рядом с Aulda´chruinn вина давила на меня все сильнее. Слова Пейтона из того времени сводили меня с ума: «Только теперь я понимаю, как был потерян во времени без тебя».

Что же я наделала, с ним и со всеми остальными…

Я видела боль в его глазах и знала с того момента, что мое вмешательство в прежнюю жизнь Пейтона было лишь причиной его безмерных многовековых страданий.

Я поднесла руку к щеке юноши. Под пальцами была грубая щетина, когда я поглаживала шрам, который остался у него после моего путешествия в восемнадцатый век.

Я снова поцеловала его, но неприятное ощущение не покидало меня.

«Саманта Уоттс, возьми себя в руки и оставь прошлое в покое!» – попыталась успокоиться я. Если Пейтон смог это сделать, почему мне было так трудно?

Я прижалась к нему теснее и погрузилась в наш поцелуй. Я должна была почувствовать его настолько близко, насколько это возможно, потому что в моем сердце поселился страх.

Неважно, что ты сделала, и неважно, что сделал я. Вина и ненависть не смогут затмить единственное, что у меня осталось.

Мы никогда не говорили о том, насколько сильно я изменила его прошлое, – и, наверное, никогда не смогли бы. Я боялась, что он не сможет меня простить, но все это я делала только ради него. И это знание тяготило меня так же, как и вина. Правда, до сих пор мы вместе преодолевали любое препятствие, но в итоге между нами стояло столько же невысказанного, сколько и боли.

– Я люблю тебя, Сэм, – пробормотал Пейтон где-то у моей шеи, и я знала, что это правда. Мои руки скользнули под его рубашку, и я стянула ее через голову. Кожа Пейтона была теплой, его запах таким знакомым, а сердце билось в унисон с моим.

– Я тоже люблю тебя, – прошептала я и закрыла глаза, чтобы скрыть свои слезы.

* * *

Мы завтракали за импровизированным столом из коробок, когда в дверь постучали.

Мне нравился этот звук. Он был гораздо приятнее, чем пронзительные современные звонки. А кованый лев, держащий в своей пасти кольцо для того, чтобы стучать в дверь, запомнился мне с самого первого посещения этой квартиры. Высокие потолки, просторные окна и искусная лепнина на стенах гостиной сразу очаровали меня, в то время как Пейтону особенно понравилась старая напольная керамика.

Я поспешила к двери, потому что плитки, которые так нравились Пейтону, обжигали мои босые ноги холодом. Я была босиком, потому что коробка с теплыми носками куда-то подевалась.

– Привет! Входите!

– Привет, я принесла кофе из магазинчика на углу. – Эшли зашла с дымящимися стаканами в квартиру, и я услышала, как она жалуется Пейтону на беспорядок.

– Madain math, – пробормотал брат Пейтона Шон, внося за собой чемоданчик с инструментами и упаковку пленки. Оказавшись в гостиной, он бросил все на пол и вытер пыльные руки о джинсы. – Беспорядок такой же, как и вчера, – отметил он и покачал головой, а Эшли, которая между тем удобно устроилась на старом сундуке Пейтона с одеждой, сказала:

– Когда я переехала к тебе, мы даже не успели застелить постель, прежде чем…

Пейтон вскочил и тем самым прервал рассказ моей кузины. Я вполне могла себе представить, как эти двое набрасываются друг на друга. То, что Шон после долгого периода бесчувственности во время проклятия обрушил все свои чувства на мою хорошенькую белокурую двоюродную сестру, меня не удивило. Наверное потому, что очень серьезно они относились друг к другу. На самом деле Эшли переехала к Шону в Шотландию вскоре после событий прошлой осени, а я еще только закончила школу несколько недель назад. И как бы я ни радовалась последние месяцы, что наконец-то могу жить с Пейтоном, теперь я должна была признать, что счастлива, и после тягостного расставания с родителями хотя бы Эшли продолжает быть рядом со мной. Хотя нам понадобилось некоторое время, чтобы начать ладить, пережитые вместе события помогли нам стать подругами.

Эшли, которая, в отличие от остальных участников, единственная знала, что произошло прошлой осенью, своим молчанием завоевала мое доверие. Только моя двоюродная сестра догадывалась, что творится в моей душе.

Она сунула стакан кофе мне в руку, когда я проходила мимо нее к своему месту на диване. Я засунула ноги под свою длинную рубашку и наслаждалась горячим напитком. Оглядываясь вокруг, я не могла себе представить, что когда-нибудь буду готова начать наводить порядок, но юноши уже начали строить планы.

– Мы пойдем на кухню и подключим приборы, – сказал Пейтон, а Шон тотчас же поднял руки над головой:

– Ты же знаешь, что я больше не бессмертный, так?

Пейтон удивленно поднял брови:

– Когда мы охотились за ворами скота, то тоже не были бессмертными, однако ты был первым, кто прискакал в пограничные земли.

– Это было много веков назад!

– Но ведь время делает из детей мужчин, не так ли? Хотя в твоем случае скорее трусов.

Улыбнувшись, я покачала головой. Всегда одна и та же игра, когда вы оставляете их вдвоем в одной комнате.

– Ребята! – крикнула я. – Будете упражняться в остроумии после того, как моя кухня снова станет пригодна к использованию. Мы с Эшли начнем разбирать коробки в спальне. Но сначала все пытаемся найти коробку, в которой лежат мои теплые носки, потому что в противном случае мне придется остаться сидеть здесь.

Не обошлось без недовольного ворчания, но мы приступили к работе. Когда открывали первые коробки, из кухни уже послышались гэльские ругательства. Эшли хихикнула и бросила мне носки:

– Вот! Куда остальное?

Я указала на комод слева от себя и начала развешивать брюки Пейтона в шкафу. Некоторое время мы молча разбирали коробки, попивая свой кофе, пока я наконец не откинула волосы с лица и не упала на кровать.

– Ты проверяла на самом деле? – как будто между прочим спросила я, и Эшли застыла. Она опустила руку с футболками, которые собиралась положить на место, и повернулась ко мне. Ее взгляд был неприступным.

– Сэм, я… – Она покорно села рядом со мной. – Разве ты не хочешь когда-нибудь прекратить это?

Я отметила озабоченность в ее голосе.

– А ты? – ответила я вопросом на вопрос.

Эшли кивнула.

– Я ничего не нашла, Сэм. Ты и сама знаешь, что больше половины всех книг или записей в замке Буррак на гэльском. И то, что ты надеешься найти, Сэм, – она покачала головой, – этого не существует.

Она успокаивающе потянулась к моей руке, которую я предпочла отдернуть. Мне нужно было не наставление, а чудо!

– Сэм, то, что уже произошло, ты не можешь изменить!

– Но я должна! Это убивает меня, Эшли! – Она замолчала, а по моим щекам текли слезы. – Ты не понимаешь! Каждый раз, когда я смотрю на Пейтона, эта рана снова открывается. Я чувствую себя такой виноватой… иногда мне жаль, что Натайра не убила меня тогда в мотеле. Тогда бы всего этого никогда бы не случилось!

– Полная чушь! Что было первым? Курица или яйцо? «Встреть свою судьбу» – разве это не слова ведьмы? – взорвалась Эшли, прежде чем продолжить спокойнее. – Это судьба, Сэм.

– Это не было судьбой Кайла – умереть из-за меня! – сердито возразила я.

– И все же нет такого волшебства, которое вернуло бы его к жизни или облегчило бы твою жизнь. У тебя же есть Пейтон, он любит тебя, и вы счастливы! Разве этого недостаточно?

Да, недостаточно, но вряд ли Эшли когда-нибудь поймет. Ощущение, как будто сейчас на мне лежит проклятие.

– Сэм, ты должна уйти, потому что ты не можешь мне помочь. Мне не нужна твоя любовь, я больше не чувствую твоих поцелуев, и твои прикосновения причиняют мне боль. Я забыл, каково это – любить тебя. Человек, которым я был, исчез, но я знаю, что он хотел, чтобы ты была в безопасности. Так что уходи, потому что я больше не могу быть рядом с тобой.

С этими словами Пейтон отправил меня обратно в мое время к нынешнему Пейтону. И теперь мне казалось, что это были мои мысли, которые он произнес вслух.

Прикосновения Пейтона причиняли мне боль, и я едва могла вспомнить, насколько сильно я любила его. Несмотря на то что чувства не угасли, любовь больше не согревала меня. Той женщины, той невинной девушки, которой я была тогда, во время путешествия по студенческому обмену, больше не существовало. Вина раздирала меня изнутри, потому что я совершила ошибку. Приняла неверные решения, далеко идущие последствия которых изменили жизнь многих людей. Но я не перестану пытаться исправить свои ошибки, чего бы мне это ни стоило.

Я встала и включила музыку. Мне нужно было притвориться спокойной, иначе Эшли может поговорить обо мне с Шоном.

– Ты права, извини. Меня просто раздражает этот переезд.

Эшли озабоченно буквально сверлила мой затылок взглядом – видимо, она не поверила ни единому слову. Несмотря на это, я взялась за следующую коробку. Когда я открыла ее, сердце гулко застучало где-то у меня в горле. Сейчас я была не в состоянии смотреть на содержимое, поэтому просто закрыла ее и отодвинула в угол.

– Кухонные полотенца, – объяснила я Эшли, вытирая свои внезапно вспотевшие ладони о штаны.

Во время этого утомительного дня мне удалось отогнать свои мрачные мысли. Но когда вечером дверь со скрипом закрылась за Шоном и Эшли, этот звук старых петель разбудил призраков прошлого. Я глубоко вдохнула, чтобы успокоиться, пока шла к Пейтону в гостиную. Он лежал на диване, а ноги его висели в воздухе над подлокотником. Мое сердце забилось быстрее, когда юноша посмотрел на меня.

– Тебе нравится? – спросил он и похлопал по подушке рядом с собой.

Я обвела взглядом результаты нашей сегодняшней работы. На самом деле стало очень красиво. Старая мебель Пейтона из замка Буррак хорошо сочеталась с нашими новыми приобретениями. Его старый меч на стене, правда, вызвал бурную дискуссию, поскольку я не могла забыть, насколько смертоносным был этот клинок, никогда ранее не предназначавшийся для украшения. Но в конце концов мне пришлось уступить Пейтону, поскольку он настоял, что в случае необходимости меч должен быть под рукой.

О том, в какой ситуации может понадобиться меч, я предпочла бы не думать. Но передо мной неизбежно вставал образ светловолосого великана Аласдера Бьюкенена.

По словам Блэра, старшего брата Пейтона и главы клана Маклинов, Аласдер бесследно исчез, что было единственным верным решением для него. Прежде чем Натайра обручилась с Блэром, чтобы гарантировать союз между кланами, она отдала Аласдеру свое сердце. Но она пожертвовала своим нерожденным ребенком и любовью к нему ради верности брату.

Тогда проклятие Ваноры служило защитным панцирем для чувств, но с тех пор, как оно было снято, мужчины едва ли сказали друг другу хоть слово. Даже того факта, что Натайра уже мертва, было недостаточно, чтобы оставить прошлое позади. Так что, несмотря на то что на данный момент исчезновение Аласдера служило утешением, Блэр считал, что рано или поздно великан объявится в Бурраке и будет разыскивать его или любого другого члена клана.

Поэтому меч остался на стене.

– Да, мы отлично справились, – согласилась я с Пейтоном и прижалась к нему. – Как ты думаешь, мы сможем завтра сделать перерыв и денек отдохнуть от всего этого переезда? Мне бы так хотелось еще раз подняться на Калтон-Хилл.

У каменного монумента на холме мы решили переехать в Эдинбург. Вид на город в теплом свете заката был просто волшебным, и я совершенно отчетливо ощущала здесь корни моих шотландских предков. Кроме того, город был также успокаивающе далек от кладбища рядом с Auld a´chruinn и таинственного памятного камня пяти сестрам. По-прежнему по телу пробегали мурашки при мысли о том, что там произошло.

Я теснее прижалась к Пейтону, наслаждаясь его привычным запахом.

– Все, что хочешь, сердечко мое, – пробормотал он куда-то в волосы и поцеловал меня в макушку.

А чего же я хочу? Если бы все было так просто… И хотя я чувствовала себя очень комфортно, тени прошлого омрачали мои мысли.

– Ты часто думаешь о прошлом? – тихо спросила я.

Пейтон молчал, продолжая поглаживать мою спину. И когда я была уже почти уверена, что он не расслышал вопрос, юноша глухо, безо всяких эмоций, ответил:

– Не проходит и дня, Сэм, чтобы я не вспоминал о том тяжелом времени. До сих пор эта пустота царит где-то внутри меня. Даже если моя любовь к тебе постепенно дает мне забыть об этом… этом ужасе и любое новое прекрасное воспоминание снимает с моего сердца эту тяжесть, я знаю, что я больше не тот человек, которого ты оставила тогда.

Он снова замолчал, но на этот раз я чувствовала, что Пейтон хочет сказать еще что-то. Я подбодрила его, положив руку юноше на грудь, туда, где кинжал, который должен был принести мне смерть, оставил глубокую рану.

– Каждый раз, когда я смотрю на тебя, Сэм, я спрашиваю себя, любила ли ты тогда меня больше, чем сейчас.

Я хотела возразить, заверить его, что это неважно, потому что во все времена я всегда любила и буду любить его, но его палец на моих губах помешал этому.

– Позволь мне закончить. Я знаю, что ты хочешь сказать… Я сам хотел бы быть тем человеком, которым являлся до проклятия. Чувство, которое я испытал, когда… в тот момент, когда ты ушла… даже когда я едва мог что-либо чувствовать, это дало мне последнюю искру надежды.

Я чувствовала учащенное сердцебиение Пейтона, которое свидетельствовало о том, как трудно ему было говорить об этом. Наконец нарушить молчание и поделиться со мной своими чувствами.

– Я люблю тебя больше жизни, и если ты хочешь знать, думаю ли я о прошлом, то должен сказать – да. Я действительно стараюсь перестать, но не могу отделаться от ощущения, что… ах, Сэм, я хотел бы, чтобы мы не так просто… сдались.

Сдались! Я села. Почувствовала, как дрожу всем телом, когда посмотрела ему в глаза. Казалось, его душа была покрыта густым туманом, словно он скрывал что-то от меня, как в то время, когда держал в тайне свое проклятие и свою историю.

– Я не сдавалась, Пейтон! Я спасла тебя! Если бы я не вернулась в прошлое, ты уже давно был бы мертв! Ты… ты сам отправил меня обратно, – прошептала я, и боль обрушилась на меня со всей силой. Мои легкие горели – так сильно рыдания сдавили мое горло. Холодный пот стекал по моей спине, и я зажмурилась в тщетной попытке сохранить спокойствие. Лучше бы я ушла.

Пейтон встал. Он был беспомощен, я видела это. Юноша провел рукой по коротким волосам и пренебрежительно скрестил руки на груди. Пейтон провел долгое время без всяких чувств, и теперь ему не удавалось так легко с ними справляться. Мышцы на его руках напряглись.

– Tha mi duilich, – извинился он. – Я знаю, что веду себя как идиот. Тебе не понять этого, Сэм. Это время… казалось таким бесконечным без тебя. Когда я познакомился с тобой в прошлом году, то сначала чувства были другими. Только благодаря путешествию во времени и тому, что ты изменила мою память, я узнал, что потеряю, если ты уйдешь, – ты усилила проклятие в сто раз, даже если совсем этого не планировала. – Он беспомощно пожал плечами. – Хотел бы я быть достаточно сильным, чтобы бороться за тебя и твою любовь уже тогда. Хотел бы я как-то попытаться бросить вызов проклятию и никогда не отпускать тебя, Сэм. Даже если бы это означало попросить тебя оставить свою семью, а меня сегодня не было бы в живых. Это эгоистично, я знаю, но где-то глубоко внутри я просто чувствую это. Прости меня, но…

Внутри него бушевала борьба, и через какое-то время его потемневшие глаза вспыхнули опасным огнем. Без предупреждения он заключил меня в свои объятия и целовал до тех пор, пока мои ноги не подкосились.

– Прости, Сэм, – прошептал он и оттолкнул меня от себя так же резко, как до этого притянул. Пейтон не смотрел на меня, когда застегивал свой мотоциклетный шлем. – Я люблю тебя!

Звук захлопнувшейся двери поглотил его последние слова, и, когда перед домом раздался звук двигателя мотоцикла, я обескураженно направилась в спальню. Я опустилась на пол перед последней нераскрытой коробкой и сдвинула крышку. Слезы затуманили мне глаза, когда я нащупала под завернутым в цветастую бумагу пакетом письмо. Рыдание вырвалось у меня, и я почувствовала мягкую кожу в своей руке, которую крепко прижимала к груди.

Дрожащими пальцами я отодвинула кожу в сторону и развернула письмо.

Сэм, mo luaidh,

ты вошла в мое сердце той ночью еще до того, как я понял, как я обнаружил, насколько ты особенная. Ты не принадлежишь этому времени, говорила ты. Но это неправда. Ты принадлежишь мне, несмотря ни на что. Не покидай меня, потому что я люблю тебя.

И если ты все же сделаешь это – потому что любишь меня, то прими этот дар и помни: ты – часть меня.

Mo luaidh, tha gràdh agam ort.

Пейтон