Генрих Эрлих

Литературные произведения живут своей жизнью, слабо связанной с жизнью их автора. В еще большей степени это относится к персонажам литературных произведений, которых ни в коем случае нельзя отождествлять с личностью автора, что происходит очень часто. Автора даже начинают упрекать за мысли, высказываемые его персонажем. Автор-то тут при чем?

С авторами полюбившихся вам романов лучше не встречаться, чтобы не испытать разочарования. Автор развеселого романа вполне может обернуться угрюмым циником, а чувствительного «женского» романа – стокилограммовой теткой с манерами рыночной торговки (хорошо, если не мужчиной такой же внешности).

И о жизни писателей лучше знать поменьше. В ней непременно найдутся эпизоды, которые вызовут даже не разочарование, а возмущение и отторжение, после которого вам будет противно брать их романы в руки. Непременно – потому что писатели тоже люди, а кто из нас без греха, к тому же у писателей как людей творческих таких грехов, пожалуй, больше, чем у обычного человека.

Но кое-что знать все же полезно. Не знаю, как вы, но я обращаю внимание на такие вещи, как происхождение, образование и жизненный опыт автора романа, это помогает мне оценить, насколько я могу доверять написанному тексту. То же, кстати, относится и к персонажам. Многие современные авторы забывают рассказать о предыстории их героя или героини, они вылупливаются как бы ниоткуда, так что многие их действия, по крайней мере для меня, выглядят необоснованными и неубедительными, для меня такое чтение – потерянное время.

Так что, представляя свои романы в Литрес, я решил сосредоточиться на рассказе о самих романах, когда, как, зачем, почему и о чем (на самом деле) они были написаны. В частности, для того чтобы помочь вам понять, а надо ли тратить свои кровные – время и деньги – на их чтение. Но сначала – небольшая преамбула, об упомянутых выше происхождении, образовании и жизненном опыте, ни в коем случае не биография, это – для разного рода педий.

Происхождение у меня тяжелое. С одной стороны – семья врага народа, к тому же немца, с другой – семья русская, но ссыльная. Напрямую меня это не коснулось – родился я в 1955 году, но несомненно наложило отпечаток на все мое мироощущение. Как всякий порядочный русский немец я родился в Сибири (это у меня шутка такая) и первые годы жизни провел вдали от цивилизации.

С образованием у меня все в порядке, даже очень. Английская спецшколе в Самаре (Куйбышеве) и Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, химический факультет. Кандидат наук в 26 лет, доктор – в 31.

Главные приобретения этого периода жизни – опыт и удовлетворение честолюбия. Золотая медаль/диплом с отличием/премии, радость от лицезрения своей фамилии, напечатанной в солидном издании – всего этого было в достаточном количестве, чтобы в дальнейшем я относился к этому если не равнодушно, то спокойно.

Следующий период жизни был связан с предпринимательской деятельностью, который совпал с развалом всего и вся в нашем родном государстве. До сих пор не могу понять, что здесь первично, что вторично, ведь предпринимательской деятельностью я занялся до развала. Чем только не занимался, от производства высокотехнологического оборудования до спекуляций на рынке форекс и ГКО. Денег не прибрел, зато опыта – выше крыши. А главное, что выжил, это было совсем не очевидно.

После 1998 года дозрел до писания романов.

Собственно, пописывал я всегда, едва войдя в разумный возраст. Но как-то от случая к случаю, а случаи эти за занятостью другими делами выпадали редко. К тому же писал что думал, а мысли мои в те годы плохо сочетались с окружающей советской действительностью, так что это было чистейшей воды хобби, без малейших надежд, и даже планов, на публикацию.

Из тех рукописей до настоящего времени дожил только роман «Минус тридцать». Собственно, вначале это была повесть, написанная году в 1982-ом по следам месячного пребывания на «картошке», куда я загремел уже будучи сотрудником МГУ. Тридцать бессмысленно потерянных дней жизни, это дало название. Формально сюжет сводится к банальному адюльтеру. Развитие интриги происходит на фоне воспоминаний о событиях прошедших лет и размышлений о будущем. Общая тональность – ожидание перемен. Вещь абсолютно непубликуемая.

В 1999 году я написал продолжение этой истории. Ее действие происходит в 1998 году в дни после кризиса 17 августа. Главный герой, уже вице-президент вполне благополучного банка, пытается с минимальными потерями выйти из кризиса, но сталкивается с предательством друзей и интригами врагов. Все это усугубляется семейными проблемами. Сюжет с некоторыми элементами детектива развивается на фоне воспоминаний героя об основных событиях прошедших лет, об августе 1991 года, об организации банков и финансово-промышленных групп, о финансовых пирамидах, о переезде первой семьи на ПМЖ в Европу и многом другом. Все, о чем мечтали герои в первой части, преломляется во второй части как в кривом зеркале. Общая тональность – за что боролись, на то и напоролись.

Опубликовать этот роман мне так и не удалось, до сих пор не понимаю почему. Народу это не интересно, говорили мне издатели, которые всегда точно знают, что нужно народу. Так что у вас есть шанс стать первыми, за исключением узкого круга друзей, читателями романа «Минус тридцать». Там есть множество интересных и реалистичных деталей того времени, даже двух разных эпох, если это, конечно, вас интересует.

Больше повезло со вторым романом – «Последний волк». Написал я его в том же 1999 году, в период раздумий о том, чем заниматься дальше в жизни. Небольшая вещица, по старым меркам скорее повесть.

Нечто в стиле сказки или, как сейчас говорят, фэнтези. Жизнеописание последнего волка, точнее, Последнего Волка. Рождение в неволе, побег, бурная молодость во главе стаи собак, семья, странствия в поисках своих собратьев и своего места в жизни. Столкновение с миром людей, занятых своими мелкими суетными проблемами, и с миром собак, преданных Хозяину, слияние с Природой, рвущаяся наружу жажда свободы и тяжкое бремя Последнего. По земле разносится Великая Сказка о Последнем Волке, который вернул в мир идею свободы и воскресил род, а ему кажется, что жизнь прошла впустую. Типичный кризис среднего возраста.

Роман удалось опубликовать символическим тиражом в маленьком, давно забытом издательстве. Текст утек в интернет, который тогда только набирал ход, был растиражирован на многих литературных сайтах и пользовался относительной популярностью. Важным практическим результатом стало то, что за этот роман меня приняли в Союз писателей России, в 2003 году. Тогда, глядя на новое российское руководство, я спрогнозировал постепенный возврат к прежним ценностям, так что посчитал целесообразным обзавестись документом, оправдывающим мое «тунеядство».

«Последний волк» – в сущности, размышление о смысле жизни. Поэтому название сопровождает подзаголовок «Опыт экзистенциального». Я в дальнейшем написал несколько «опытов», это не было поиском оптимального жанра, просто мне так было интереснее. Кстати, ставить свои «опыты» я начал до и независимо от Бориса Акунина, но это не тот момент, где имеет смысл спорить о приоритете, бывали прецеденты и раньше.

Работа над следующим «опытом» – опытом антиутопии – началась незамедлительно. Идея, название, сюжет и детальный план «Черного колеса» родились спонтанно, можно даже сказать, что они пришли откуда-то извне (или свыше), это была какая-то мистика. Это тем более удивительно, что в плане роман насчитывал семь полновесных томов.

Родившийся тогда же слоган «„Черное колесо“ – любые аналогии уместны!» отсылал к неподъемному десятитомному «Красному колесу» Александра Солженицына, истории русской революции 1917 года. Но это только первая и прямолинейная аллюзия, аналогий в романе предостаточно. Да и кто сейчас помнит «Красное колесо».

Антиутопии традиционно рисуют общество будущего, в преувеличенно мрачных тонах. По тому, как развивались события в 1990-е годы, будущее России рисовалось как криминальная империя. (Сейчас, глядя на окружающую действительность, мне иногда кажется, что я несильно ошибся с прогнозом.) Путь к ней вел через Великую криминальную революцию, об этом тоже говорили в девяностые, был даже фильм Станислава Говорухина с таким названием, но, по замыслу, это было лишь приступом к грядущей Великой.

Чего обычно не описывают в антиутопиях, так это как страна (или человечество) дошли до жизни такой, как родилась идея описанного общества и кто ее реализовал. В этом отличие «Черного колеса» от других антиутопий, действие первой половины романа происходит в прошлом, начинаясь еще до 1917 года и проходя через годы советской власти, оттуда вырастало будущее (ох, выросло!).

Во главе этой революции и будущего встал Владимир Ильич Ульяшин, родившийся 5 марта 1953 года, в день смерти Сталина. В обстоятельствах жизни его семьи и его самого проницательный читатель может усмотреть некоторые аналогии с жизнью вождя мирового пролетариата, но эти аналогии я оставляю на совести читателей. Как бы то ни было, Володя Ульяшин был просто обречен затеять некую революцию, но он пошел другим путем!

Противовесом этой сюжетной линии служит история жизни Олега Буклиева, выходца из обычной советской семьи, обычной по судьбе. Тут много, даже очень много автобиографических моментов, но, повторюсь, не надо отождествлять персонаж с автором.

В результате первые части романа превратились в широкую картину жизни советского общества. Действие происходит в Екатеринбурге, Самаре, Киеве, Москве, Подмосковье, Сибири, Казахстане, в общем, где только не происходит. Среда – русская, еврейская, немецкая, грузинская, в самых разных сочетаниях. Научная и творческая интеллигенция, особисты и правозащитники, уголовники и партийная номенклатура.

К 2004 году я написал два полновесных тома – «История двух семеек» и «Воспитание чувств, или Сон разума» и большую часть третьего – «Изобретение колеса», но тут работа застопорилась. Дело было не в том, что я потерял к ней интерес. Неожиданно оказалось трудно пробудить к ней интерес у издателей, возможно, их ужасала широта замаха.

Эту стену удалось пробить лишь в 2008 году, когда издательство Гелеос выпустило два первых тома в прекрасном, на мой взгляд, оформлении (тут моя глубокая признательность главному редактору издательства Марии Григорян). «Историю двух семеек» даже выдвинули на премию «Большая книга», но тут не выгорело. К сожалению, потом у издательства возникли некоторые проблемы, так что проект тихо умер. Теперь надежда только на читателей Литрес. Если вы решите, что роман следует продолжить и довести его таки до будущего, то я постараюсь это сделать, мне это по-прежнему интересно.

Тогда же я занялся другими проектами. В «Черном колесе» я конструировал альтернативную историю будущего, это пробудило во мне интерес в альтернативной истории как таковой. Так я познакомился с Анатолием Тимофеевичем Фоменко и его «новой хронологией». Эту концепцию нещадно критикуют, особенно профессиональные историки, но я же не профессиональный историк, я просто интересующийся, с детства, у меня самого в загашнике было множество разных совпадений, нескладушек, противоречий и странных фактов, на которые я обращал внимание без всякой «новой хронологии», некоторые из них не были известны даже Фоменко (говорю я с гордостью). Вы можете отрицательно относиться к «новой хронологии», но давайте признаем, что Анатолий Тимофеевич Фоменко по совокупности своих разнообразных дарований – один из ярчайших людей нашей эпохи, а его монография «Методы статистического анализа исторических текстов» – выдающийся научный труд (последующие книги, написанные совместно с Глебом Носовским, я не оцениваю, я их перестал читать довольно быстро).

В «Методах» мое внимание привлекла идея о том, что в личности Ивана Грозного, как он представлен в официальной истории, на самом деле объединены личности нескольких последовательно правивших на Руси царей. Я кое-чего знал о той эпохе, и меня всегда удивляла нелогичность происходившего, точнее говоря, противоречия в изложении происходившего, теперь же все встало на свои места. Так появились «Хроники грозных царей и смутных времен». Пришлось погрузиться в эпоху (это самое приятное и интересное в написании романов), изучить академические издания, и чем глубже я погружался и изучал, тем количество надежно установленных исторических фактов становилось все меньше, а число нестыковок возрастало. Пришлось поработать, чтобы учесть все первые и убрать вторые. В результате родилась, например, оригинальная трактовка опричнины, простая и логичная. Льщу себя надеждой, что ученые-историки когда-нибудь обратят на нее внимание и даже примут ее.

Пять частей «Хроник грозных царей и смутных времен» охватывают время от рождения Ивана IV (Грозного, если вам так нравится) до воцарения Романовых. Роман написан от первого лица, то есть в нем нет определенной доли занудства, без которого не обходится практически ни один исторический роман, но есть эмоциональное и непосредственное восприятие действительности и происходящего. Шестая часть «Хроник» – нечто совсем иное. Она написана в карамзинском стиле и составлена из первых пяти популярным ныне методом copy-paste с минимальными изменениями имен (чаще отчеств), возраста и характеристик исторических персонажей, собственно, это и есть известная нам со школьных лет карамзинская история, один в один. Читать ее имеет смысл только ради одного – чтобы понять, насколько просто можно сфальсифицировать историю. В конце шестой части приведена таблица соответствий персонажей двух историй, ну это уж для совсем интересующихся.

«Хроники грозных царей и смутных времен» вышли в издательстве Яуза-ЭКСМО в 2006 году, объединенные в три тома по две части в каждом. Тогда я первый раз столкнулся с практикой, когда макет издания, включая оформление обложки и даже название книги, не согласуют автором. Действительно, что автор понимает в продвижении книги? Маркетологи справятся с этим гораздо лучше. Так что о названии вышедших томов не хочется даже вспоминать.

Следующий исторический проект был связан с другим знаковым событием в истории России – с Отечественной войной 1812 года. Мы втроем с Олегом Горяйновым, aka Горыныч, и Дмитрием Калюжным решили устроить маленький междусобойчик и написать авантюрно-приключенческий роман в духе «Трех мушкетеров». Никакой альтернативной истории, скорее, это было восстановление истинной истории. Первая часть романа происходила во времена правления императора Павла Первого, которого в русской истории традиционно изображали каким-то придурком, самодуром и садистом. Это было, конечно, не так. Но главное для нас состояло в том, что истоки войны 1812 года лежали в тех временах, в идее Павла Первого устроить совместный русско-французский поход в Индию. Вторая часть романа происходила во время русско-французской войны 1807 года, центральным эпизодом которой стала битва при Прейсиш-Эйлау, одном из самых кровопролитных однодневных сражений в истории человечества. Русская армия это сражение, как минимум, не проиграла, но после сражения отступила. Это что-то напоминает, не так ли? Это лишь одно из многих удивительных совпадений той кампании с историей войны 1812 года. Третья часть романа происходила в 1809-1810 годах, когда сложился план будущей войны с Наполеоном, это рассказ о рождении института русской военной разведки. Четвертая часть была посвящена собственно войне 1812 года, эта история принципиально отличалась от той, что в угоду своей концепции «народной войны» придумал Л. Н. Толстой в «Войне и мире», и которая прочно засела в памяти нескольких поколений наших соотечественников.

К сожалению, этот проект по разным причинам не был реализован. Но материалы были собраны, к тому же приближался 200-летний юбилей войны 1812 года, так что я написал «1812: Репетиция» о битве при Прейсиш-Эйлау. Издательства не проявили к ней интереса, они вообще никак не отметили юбилей войны 1812 года, в этом они следовали российским властям – время патриотического угара пришло чуть позже. Так что «1812: Репетиция» – только на Литрес!

Издательства оказывают большое влияние на литературное творчество (не только сейчас и не только у нас в стране), модифицируя намерения автора и подчас давая ему конкретный заказ. Со мной приключилась такая история. Меня по национальным причинам интересовал следующий эпизод Первой мировой войны: в русской армии тогда воевали около ста тысяч этнических немцев, если они попадали – не сдавались! – в плен, но в Германии к ним относились вполне доброжелательно, отправляли не в лагеря для военнопленных, а работать на фермы, после окончания войны практически все вернулись домой, в революционную уже Россию, на свою голову! Тут я видел интересную психологическую коллизию.

Издатели эту идею отвергли: Первая мировая война никому не интересна! Я согласился. Это действительно так, в русской литературе, как советской, так и эмигрантской, в отличие от западной, событиям той войны посвящены единичные романы, воспоминания о ней померкли на фоне революции и гражданской войны. Что меня удивило, так это то, что у заметной части современных российских читателей, в том числе относительно молодых, есть устойчивый интерес к событиям Второй мировой войны. «Вот если бы вы вписали свою идею в контекст этой войны… – сказали мне в издательстве и добавили мечтательно: – И если бы добавили тему штрафбатов…» В подтверждение серьезности предложения они выложили на стол обширную подборку документальных материалов.

Сюжет я сконструировал, не выходя из издательства. Молодой парень, Юрген Вольф, родившийся в Немецкой республике на Волге, в десять лет переехал с родителями в Германию, где к власти только что пришли нацисты. К началу войны с СССР он как раз дозрел до призывного возраста. За буйный нрав и разные антиобщественные поступки его направляют в штрафбат, а вместе с ним – на Восточный фронт. Детские воспоминания о жизни в СССР были у Юргена самые светлые, он считал Россию своей родиной, и вот теперь ему приходится против нее воевать.

Перед парнем встает тяжелая проблема самоидентификации, но так как он не склонен к самокопанию, все это происходит незаметно как для него, так и для читателя. В результате получился классический военно-приключенческий роман, отличающийся от многочисленных российских романов тем, что это взгляд с другой стороны фронта. И главное в нем не военные действия как таковые, а взаимоотношения Юргена с товарищами по оружию, с люди по специфике штрафбата очень разными. Возможно, из-за этого при очередном переиздании романа его назвали «самым пронзительным романом о Второй мировой войне». (Явный и сильный перебор, но вспомнить все равно приятно.)

Неожиданный для меня успех романа привел к тому, что пришлось писать продолжение, потом еще одно. Мне это, честно говоря, было не очень интересно, хотя погружение в исторические документы, например, о Варшавском восстании, было познавательно. Только быстренько «сдав рейхстаг», я, наконец, вздохнул свободно. И тут, как ни странно, мне стало немного жаль расставаться со своим героем. Потому что в голове уже созрела идея продолжения, которое принципиально поменяло бы восприятие предыдущих томов и личности героя. Но я подавил эту минутную слабость.

Романы несколько раз переиздавались, в том числе в формате pocket-book и объединенного «кирпича». Вот только названия… И обложки…

На Литресе романы представлены с оригинальными названиями.

Серия: Русский немец.

Том 1: Команда вознесения

Том 2: Ведьмин котел

Том 3: Гибель богов

Как вы, наверно, заметили, я питаю пристрастие к большим произведениям. Не умею писать рассказы, даже не пытался. Но отдельные, не серийные романы все же пишу. Некоторые из них – по заказу издательств.

Например, роман «Род», «опыт славянской фэнтези». По сути это роман о возникновении славянской государственности. Но в нем очень много заимствовано из русских сказок, вот и главный герой, первый легендарный князь славян Род – волкодлак, оборотень, смесь человека и волка. По разным внелитературным причинам роман так и не был опубликован, но теперь «Род» – на Литрес!

Сложная судьба была и у романа, задуманного совместно с издателями как «наш ответ Дэну Брауну». Первоначальное название его было «Код воскрешения», но к моменту издания на прилавках появилось слишком много книг, название которых начиналось со слова «код», так что его изменили на «Древо жизни». Это детектив, в котором происходит параллельное расследование двух очень похожих убийств, одно произошло в 1879 году в Петербурге, второе – в 2005 году в Москве. Для «старого» убийства предложены две версии, первая – чисто полицейская в стиле «Записок Путилина», вторая – конспирологическая, «Заговор литераторов». Современная часть расследования представляет собой энциклопедию разной паранормальной и мистической дури в духе «Маятника Фуко» Умберто Эко. И еще в текст романа вплетена философия «общего дела» Николая Федорова с его идеей воскрешения (к этой философии, в отличие от вышеозначенной «дури», я отношусь с большой симпатией). Роман вышел, конечно, сложносочиненный, но это все же детектив, чистейшей воды.

Но недавно мне захотелось сочинить что-то более легкое и совсем классическое, с убийством в запертой комнате, ограниченным числом персонажей, которые все находятся под подозрением, с таинственным исчезновением свидетелей и так далее. Все это прекрасно писалось летом, между купанием в Средиземном море, сиестой и поздним, по испанскому обычаю, ужином. Итак: «Главный подозреваемый». Только на Литрес!

Еще один роман с детективным сюжетом – «Загадка Николы Теслы». Но это детектив специфический – научный. В 2009 году группа инициативных граждан активно продвигала в массы личность великого изобретателя и его неординарные идеи, издавали биографические и научно-популярные книги. Но для тех, кто такую литературу не читает, решили издать что-то более легкое, художественное, детективно-фантастическое. Собственно, я эту идею и предложил, мне самому было интересно разобраться в личности Николы Теслы. Половина действия романа происходит в современности, когда заданную Теслой загадку пытается решить наш физик, работающий в Америке. С этим было просто, о том, как живут и работают наши ученые в Америке, я знал не понаслышке и больше, чем о Тесле.

Есть у меня и несколько научно-популярных книг как дань моей научной ипостаси. Например, «Золото, пуля, спасительный яд» с подзаголовком «250 лет нанотехнологий». Не пугайтесь, это рассказ не о нанотехнологиях как таковых, а о великих ученых, работавших с этими удивительными объектами, об их жизни и о том, как они сделали свои открытия. Бенджамин Франклин, Майкл Фарадей, Лайнус Полинг, Владимир Ипатьев, Джеймс Уотсон и Френсис Крик… Какие были люди!

В заключение несколько слов о драматургии. По моему убеждению, покрепленному опытом, ввязаться в писание пьес можно только по незнанию, по глупости или за компанию. Я практически исчерпал этот список. В самом начале своей профессиональной литературной деятельности я переделал роман «Последний волк» в пьесу с танцевально-музыкальными вставками и, недолго думая, отвез ее Марку Захарову, кому же еще? Через пару недель Марк Анатольевич позвонил, сказал, немного смущаясь, что такое даже он поставить не сможет, и посоветовал переделать пьесу в роман. Роман у меня уже был, на этом все и закончилось.

Иллюзий по поводу театра я не питал, со времен «Театрального романа» Булгакова если что и изменилось, то только в худшую сторону. Но пару лет назад Любе Стрельниковой, лучшей отечественной научной журналистке и по совместительству моей жене, пришла в голову фантазия написать пьесу. Делать было нечего, пришлось подключиться. Написали комедию на животрепещущую тему конфликта поколений «Художника обидеть может каждый!» Затем черт меня дернул вспомнить один припасенный сюжетец о том, как умирающий олигарх завещает все имущество своему биологическому двойнику – клону в обход детей и что из этого вышло. Написали комедию «Клон». Затем по инерции я уже единолично написал «Ба! Знакомые все лица!», осовремененный вариант «Горя от ума». Пристроить пьесы в отечественные театры не удалось, хотя я приложил к этому намного больше усилий, чем в случае «Последнего волка». Ничего удивительного – «классические» пьесы сейчас не в чести. И ничего страшного – вы теперь можете посмеяться над Фамусовым и другими персонажами комедии «Ба! Знакомые все лица!», не отвлекаясь на авангардистские приемы современных театральных режиссеров.

Может быть, я еще что-нибудь напишу. ЕБЖ, как говорил Лев Толстой.

Генрих Эрлих