Средняя общекриминальная школа

* * *

Наличие детей сразу делает человека ненадежным сотрудником. Мои коллеги, обе имеющие по двое маленьких детей с бронхитом, дружно ушли на больничный. Мы с моей подругой и по совместительству коллегой Ленкой остались вдвоем на всю школу, поделив между собой почти три добавочные ставки. Вкратце: мы тяжеловозили за четверых. Конечно, замещения нам оплачивались, но вести по восемь уроков чуждого детям английского в день все же тяжело, даже за деньги. Правда, в нашем случае деньгами назывались сущие копейки. От расстройства мы практиковались в кровожадной устной игре «Угадай токсин», суть которой заключалась в том, чтобы отгадать яд, который загадывает второй участник игры. Угадывать нужно было по перечисленным симптомам. Например: «Для этого токсина характерна специфическая энцефалопатия, особенно тяжело протекающая у детей. Заболевание включает в себя паралич, тремор, а также некоторые психотические симптомы». Исходя из этих сведений, можно догадаться, что речь идет о свинце. Если добавить, что загаданное соединение является сладким на вкус, то можно догадаться, что речь идет про ацетат свинца.

Два раунда этой игры значительно снижали неудовлетворенность жизнью.

В конце сентября случилось нечто неожиданное: четвертый класс уехал на экскурсию, и мы с Ленкой неожиданно получили целый свободный урок, в просторечии называемый «окном». Мы переглянулись, ухмыльнулись и мешками осели на диванчик в учительской. Чем ценна возможность посидеть, так это тем, что за день это можно сделать только на переменах. Восемь уроков по сорок пять минут приходится стоять и громко говорить, поэтому о возможности принять другое положение тела остается лишь мечтать. Разумеется, на уроках можно сесть, официально учитель имеет на это право. Есть даже стул для учителя, которым можно пользоваться по назначению. Но наш директор считает иначе и вламывается в тот момент, когда уставшие педагоги садятся, а потом отчитывает всех подряд на «праздниках занудства». Так мы называем совещания.

– Боже, еще понедельник не кончился, а я уже вымоталась. Пойдешь есть? – спросила Ленка традиционно охрипшим голосом.

– Еще не весь буфет растащили? – встрепенулась я.

– Несколько булок там точно осталось. Видела пять минут назад.

Мы поплелись в столовую. При всем уважении к буфетчице и поставщикам у нас давно назревал вопрос: почему к шестому уроку продукты заканчиваются? Неужели во вторую смену людям есть не хочется? Или те, кто дожил до второй смены, уже не люди и в питании не нуждаются? Но мы помалкивали, опасаясь испортить отношения с источником питания. Я-то нашла выход из положения, но далеко не все могли этим похвастаться. Дружеские отношения с секретарем сделали меня обладателем привилегии: я могла неограниченно есть мел из общешкольных запасов, которые стояли у нее в большой коробке.

Столовая представляла собой большое помещение с безликими лавками и партами, за которыми обычно кидались едой дети. Этот процесс назывался обедом.

Сейчас возле окна одиноко сидела Марина Павловна – учительница начальных классов, которую бесплатно нелегально подкармливали, потому что из-за худобы она казалась нематериальной. Пока ее совесть спала, организм поглощал калории. В предыдущем году она сильно помогла нам с Ленкой во время инвентаризации, навеки заполучив наше хорошее расположение и готовность отблагодарить любой ценой, даже насильно. Сейчас у нее был взволнованный вид, рыжеватые волосы растрепались, а шаль на плечах встопорщилась. Она всегда выглядела так, будто выбралась из урагана. Все потому, что подконтрольные ей второй и третий класс считались самыми безумными, и это сказывалось на ее внешности. Но она каким-то чудом с ними справлялась, за что ее можно было называть полевым командиром.

– Добрый день!

– И вам здравствуйте, – отозвалась она. – Садитесь и расширяйтесь.

– Что, простите?

– Поешьте и расширитесь. Вам полезно, а то будете такие же тощие, как я, не дай бог.

– Не пугайте.

– Хотите дармовую пиццу?

– Выглядит прилично, но где вы достали ее задаром? – насторожилась Ленка.

– Уборщица решила, что у меня очень несчастный вид и отобрала у детей пиццу в мою пользу. А я ее не особо люблю. Вот и ищу, кому отдать.

– Детям своим отдайте. Поделят на троих, глядишь, и не отравятся, – посоветовала я.

Мы угнездились напротив нее и разложили купленные пирожки. Меня грела мысль, что в кои-то веки мы, учителя, объедаем детей. Мы втроем обладали аппетитом здоровых удавов. Поэтому наш гадючник закономерно заседал в столовой.

– Я как раз хотела к вам подойти, – начала я. – Ваш Ларионов весь урок тихо лез на стену. Точнее, его верхняя часть тела лезла.

– Чем была занята нижняя?

– Лежала на парте. Из-за ее пассивности он никуда не влез. А я так надеялась…

– Надеюсь, ты ему не записала замечание?

– Нет. Он же тихо лез, никому не мешал.

– Правильно. Не хватало еще опять с его родителями связываться, – сказала Марина Павловна. – У него все тетради заляпаны не буду говорить чем, я их в руки брать не могу, а родители знаете что сказали? «Купите перчатки»!

– Удивительно, как вы брезгливо относитесь к тетрадям, которые вам сдают… Я на них обычно тарелки ставлю во время ужина, – доверительно сообщила Ленка. А я продолжила выкладывать хронику происшествий урока:

– Белоусова и Фомин почти устроили оргию…

– Замечание записала?

– Да. Но в него никто не поверит.

– К пятому классу Белоусова наверняка родит, она такая, вся в мамашу. Отвернешься на пять минут, так она сразу начинает вести половую жизнь в подворотне. У них, кстати, очень позитивная семья в плане гепатита С. Еще что-то хотела сказать… Девчонки, представляете, мне придется давать открытый урок на городском семинаре, – произнесла Марина Павловна. Вот и стала понятна причина ее беспокойства.

– Кошмар. С вашими-то классами… Где вы только таких учеников достали?

– По всем трущобам с фонарем лазила, – фыркнула Марина Павловна. – В мои классы можно попасть только по конкурсу. Возьмут самых тупых после тщательного отбора.

Мне в жизни не повезло. Я вела английский в классах Марины Павловны. Ленку миновала эта участь, поэтому она только усмехнулась. Третий класс был непробиваемо тупым, других слов не найти. К глупости добавлялась лень в рекордных объемах. Полученный сплав не подлежал обучению. Ларионов вдобавок не подлежал воспитанию, как и его многочисленные братья и сестры. В скором времени, кстати говоря, ожидалось рождение еще одного представителя этой бесславной династии.

Все бы ничего, но у Марины Павловны во вторую смену был еще и второй класс. То же самое, плюс гиперактивность. А теперь вопрос: с каким классом комфортнее всего опозориться на весь город?

– Когда урок даете? – спросила я.

– В четверг. И это будет третий класс, – загробным голосом произнесла она и залпом выпила половину стакана компота. Сам стакан был примечателен тем, что был одним из немногих необкусанных.

– Будете готовиться?

– С этими? Ты с ними первый день знакома? Проще заставить свинью прыгать с шестом.

Странное сравнение. Будем надеяться, что его породил не компот. Марина Павловна с нажимом продолжила:

– Знаешь, как я проводила у них открытый урок в мае? Ты вроде не присутствовала? Урок был посвящен чтению с полным пониманием. Но у моих такого не бывает. У них только чтение с полным непониманием. Очень повезло, что это было урок для школы, а не для города или области. Открытый урок прошел нормально, если не считать того, что Евгенов орал, Соломин махал ножницами, а Ларионов мне рожи строил.

– Евгенов – это который тогда собственное имя забыл? – припомнила Ленка.

– Он самый. Ты видела этот позор, да? Пока ему не сказали, что он Даня, он этого не помнил.

Я решила перевести разговор в более конструктивное русло.

– Какой предмет будете вести в этот раз?

– Русский, – сказала Марина Павловна и допила компот. Выглядела она заправским алкоголиком.

Честно говоря, меня давно грызла мысль, зачем вести английский в ее классах, когда они даже русским толком не владеют, хоть это их родной язык. Как сказала приехавшая из Казахстана коллега, даже коренные казахи на русском говорили чище, чем класс Марины Павловны. Они ухитряются отличиться и на русском, а уж про английский можно рассказывать бесконечные байки. Взять, например, недавнюю историю с переводом слова «butter». Дети должны были выучить дома слова по теме «Продукты», а я хотела проверить, насколько качественно они это выполнили. Понимая, что спрашивать слова письменно нет смысла – не напишут – я приступила к устному опросу. Дура, что тут скажешь.

– Что такое «butter»? – опрометчиво спросила я. Вариантов перевода было дано на удивление много.

– Луна!

– Сама ты луна, это солнце! Солнце, отвечаю! Зуб даю!

– Девять!

– Ты совсем дурак, да? Это пять!

– Так-так… Это еда какая-то, – тихо протянул задумчивый мальчик. – Помидор, точно!

Тогда правильный ответ дала только Марина Павловна, которая обычно сидит на моих уроках на последней парте и проверяет бесконечные тетради. Она никогда не учила английский, но после моих объяснений начала в нем ориентироваться и с лету называла формы глагола to be в настоящем простом времени (а вообще, ей лучше всего давались модальные глаголы).

И ладно бы третьеклассники путались только в английском! При сложении 4 и 5 у многих получалось 45, у продвинутой девочки – 4,5. Вожделенную девятку получали только избранные. И это несмотря на то, что решению примера предшествовало очередное объяснение смысла выполняемых действий! Мой любимый перл в плане русского языка выглядел замысловато: слово «иметь» было написано в три слова. Подавив приступ смеха, в той же работе я прочитала нечто непереводимое, по поводу чего терялась в догадках очень долго: «у него сегодня день рождения и ног». Сам ученик не смог объяснить перевод, поэтому тайна осталась ждать разгадки. Кроме того, были двое детей, имеющих своеобразное понятие о буквах. Они писали все сплошным текстом, в странной кодировке, смешивая в одном «слове» цифры и буквы. Причем ничто из написанного не соответствовало тому, что должно было быть. Помимо прочего, сведения из разных школьных предметов смешивались в причудливую кашу, поэтому я неоднократно сталкивалась с тем, что дети перепутывали слоги и слагаемые между собой.

Вот почему проведение открытого урока было действительно сложным. Конечно, для показухи можно было взять класс получше, но дело в том, что его учительница проводила открытый урок несколько дней назад и тиранить ее снова было бы слишком жестоко.

– Вся проблема именно в классе, так? – уточнила Ленка, подозрительно оптимистично блеснув глазами.

– Именно. Морды так и просят образования. Предвижу ваше следующее предложение: карантина по психиатрическим болезням нет, посадить их туда не удастся. Даже если бы удалось, их бы не выпустили оттуда.

– А если подменить детей на время открытого урока? Взять хороших, посадить под видом ваших десятилетних матерных гномиков…

– Хорошо сказано. А куда девать матерных гномов? – безнадежно махнула рукой Марина Павловна.

– На котлеты пустить. Тех, за кем родители долго не приходят, выставить на продажу, – с ходу предложила я.

– Ничего другого я от тебя не ожидала, – ухмыльнулась Марина Павловна. – Кто ж их купит? Педофилы и те побрезгуют.

– Погодите: за городской семинар школа получит баллы в рейтинге? – спросила Ленка.

– Конечно.

– Тогда ради успеха семинара и роста рейтинга школы директор еще и не на то пойдет, – уверенно сказала Ленка.

– Ты хочешь незаметно подменить целый класс детей, при этом деть куда-то еще один, и все ради баллов? – скептически спросила Марина Павловна и даже перестала жевать.

– Если сами не справимся, тогда завуч может помочь, – не сдавалась Ленка.

– Как именно? – уточнила я.

– Не знаю. Хотя бы легализовать перестановку уроков. Чтобы вместо третьего «Б» пришел третий «А», а сам третий «Б» в это время запихнуть на физкультуру или куда-нибудь на музыку. Чтобы под ногами не путались. Если урок пройдет хорошо, у школы будет репутация получше – мол, учебное заведение не для бандитов, а просто для тупеньких. Директор обрадуется.

– Марина Павловна, вас зовет Ольга Владиславовна, – крикнул вошедший дежурный.

Вызовы к начальству к добру не ведут. Марина Павловна поднялась и неожиданно схватилась за бок.

– Опять началось… – вздохнула она.

– Живот болит? – спросила я, любитель лечить пациентов без их согласия.

– Штаны спадают, представляете? Я по ошибке надела дочкины брюки.

– Она же в шестом классе, – удивленно вклинилась Ленка.

– Вот поэтому брюки и спадают. В пятом классе мы могли спокойно обмениваться одеждой. Так что кормите меня все, а то брюки спадают.

С очень решительным видом заправского смертника Марина Павловна направилась наверх, все еще держа руки на поясе, а мы остались доедать пирожки с мясом.

– Что за дурацкая идея с подменами? – проворчала я.

– Из кого эти пирожки? – возмутилась Ленка, едва не сломав зуб об осколок кости.

– Судя по вкусу, начинка пирожков сделана из мужчины лет сорока, – прикинула я. – Ты так и не оправдалась за идею с подменами.

– Если подменить детей, то урок можно показать с хорошими, – упиралась Ленка.

– Хороших у нас нет.

– В почти нормальном классе, значит.

– Может, хороших учеников в аренду взять в соседних школах? За умеренную плату. С нас самоотлов, самовывоз и доставка детей обратно.

Марина Павловна вошла в столовую, когда мы собирались уходить. Выглядела она еще более всклокоченной, чем была:

– Вашу идею мне высказала завуч в приказном порядке.

Мы переглянулись.

– Мы вам поможем!

– Угрожаете, что ли?

* * *

Поскольку летом Марина Павловна оказала нам большую услугу обманного характера, мы чувствовали себя обязанными помочь ей. После недолгих колебаний она согласилась принять помощь, видимо, из опасения, что мы ей все равно поможем исподтишка. Сговор включал в себя много народу: сама Марина Павловна, мы с Ленкой, составитель расписания Людмила Ивановна, она же – завуч, еще один завуч в лице Ольги Владиславовны, директор, а также два класса детей, которых решили использовать втемную. Наша с Ленкой роль заключалась в расстановке парт для того, чтобы обеспечить модную нынче групповую форму работы на уроке. На мой взгляд, это не лучший вариант деятельности – в любой команде есть тот, кто соображает быстрее других, остальные в лучшем случае успеют понять, что сделал лидер, но сами уже не выполнят работу. Однако педагогические тенденции, которые меняются раз в десять-пятнадцать лет, сейчас фанатично уверяют, что работа в группах – это то, что нужно детям. Я бы уточнила: это то, что нужно на открытых уроках. На обычных работать даже в парах невозможно. Как-то раз я дала задание детям: составить описание обычного дня школьника, используя заученные недавно слова из учебника, при этом работая в группах по четыре человека. Данную глупость можно списать на то, что я была очень неопытным учителем и пыталась следовать модной педагогической тенденции. Весь урок дети орали на все лады и вели себя почти что непристойно. В итоге они составили безумные тексты на русском, один из которых я запомнила почти сразу: «Я пришол в школу в деветь утра. Первая драка началась на перимени. Мне розбили нос. Посли второго урока мне сломали ногу. Миня забрали в болнитцу. Этот день я незабуду никакда». Разве можно считать это итогом работы за весь урок английского языка? Но таланты от педагогики считают, что только в команде дети могут достичь пресловутой «ситуации успеха». Как по мне, так успех учебы зависит исключительно от желания учащегося.

Впрочем, не мое дело исправлять высоколобых начальников, мое дело – парты таскать. Что мы с коллегой и делали на перемене. Ведь детей по закону нельзя привлечь к труду в обязательном порядке, хотя многие из них – здоровые лбы и выглядят старше нас с Ленкой. Вместе взятых. Хорошо, не буду врать – дети выглядят старше меня одной.

Ленка, конечно, смотрится куда солиднее меня: высокая, с прямым взглядом светлых глаз, волосы собраны в хвост. А я – мелкая, вертлявая, темноволосая и с бегающими глазами, что в первые минуты знакомства настраивает всех против меня. Но потом, когда люди видят, что могут выгодно себя преподнести на моем фоне, их отношение ко мне значительно улучшается.

– Подтащите парту поближе к этой, – распорядилась Марина Павловна. – А то между ними зазор остается.

Сама же Марина Павловна нервно подключала проектор к компьютеру. Теперь полагается вести уроки, используя презентации и прочие мультимедийные средства обучения. Скоро заставят с бубнами плясать, лишь бы дети учились.

Третий «Б» был изгнан на музыку – в это время кабинет готовили к уроку – потом классу предстояло идти на физкультуру.

Те, кто приходит на семинар, это такие же обычные учителя, только из других школ. Обязательно приходит методист – это главный организатор работы учителей в городе. По каждому предмету бывает свой методист: например, по иностранным языкам, по географии, по информатике и так далее. Сегодня ожидался приход неопределенного числа людей во главе с методистом по начальным классам.

Мы расставили парты, натаскали стульев в конец класса, чтобы поместились гости, а также помогли настроить проектор. Это все было проделано за одну перемену, после чего мы пошли на собственные уроки.

Уже через пять минут я поняла, что закон подлости – это тот закон, который свято соблюдается в любых странах. Даже в тех, где творится полный произвол. Ко мне в кабинет, когда я привычно орала на недоумков из седьмого класса, заглянула до предела взвинченная Марина Павловна и сообщила, что не сможет вести урок! Дело в том, что ее старший сын получил карандашом в глаз от одноклассника. Теперь глаз болит, отекает, краснеет и не открывается. «Скорую» вызвали, врачи сказали, что нужно ехать в травмпункт, но необходимо сопровождение кого-либо из родителей. Папа мальчика не смог бы приехать никоим образом, потому что два месяца назад бросил свое семейство и уехал в Москву к бесплодной женщине, которая, в отличие от законной супруги, не утомит его бесконечными родами. Оставить сына на произвол судьбы собеседница боялась. Поэтому она по инициативе завуча попросила меня провести урок вместо нее. Выразилось это в том, что она крепко вцепилась мне в плечи, с грохотом привалила к стене и зачастила:

– Я все понимаю, это и правда ужасно, но ты бы видела этот глаз! И Ольга Владиславовна сказала, что ты вполне справишься. Там на столе конспект лежит, прочитаешь, сориентируешься. Пожалуйста, выручай! – для пущей убедительности она встряхнула меня, и я слегка ударилась спиной о стену. Мощный аргумент. Даже спорить не хочется.

– А никто из учителей начальных классов не сможет вас заменить? Или из русаков? – спросила я, догадываясь об ответе.

– Нет, в том-то и дело! У всех свои уроки, но это еще половина проблемы. Валентина Петровна боится прикасаться к компьютеру, а там половина урока держится на презентации. И еще момент: всех наших учителей знают в городе, даже русаков, они меня не заменят. А меня-то никто не знает – я ж приехала полгода назад, мало с кем в городе знакома. Нужно свежее лицо.

Нужно свежее лицо? Мое не очень удалось от природы и вообще помятое…

– Ну, подумаешь, заменим одного шута на другого, никто и не заметит, – попыталась ободрить Марина Павловна и подергала меня за рукав. Видимо, ей расхотелось действовать силой.

– Господи… – вздохнула я. – Поезжайте, конечно, в больницу. Кто ему хоть в глаз зарядил?

– Басов, кто еще.

– Вот урод.

– Не говори. Так проведешь за меня урок? Спасибо! Я тебе потом обязательно помогу! – воскликнула она, еще раз шарахнула меня спиной об стену и резво умчалась к сыну.

Уж лучше бы мне в глаз дали…

Опять я влезаю в обман на массовом мероприятии. Что поделать, все, кто меня видят, так и хотят втянуть в заговор. Интересно, когда иллюминаты подтянутся и тоже втянут.

* * *

Гостей явилось достаточно много, и я почему-то порадовалась, что их не надо кормить. Галина Михайловна, чей класс должен был сыграть роль третьего «Б», провожала пришедших в кабинет. Я сбагрила Ленке свою группу девятого класса, который мы с ней делили, и пошла строить из себя опытного учителя не своей специальности. На время перемены Ленка явилась помочь мне по возможности, но в итоге пользы от нее не было. И вот почему.

Как выяснилось, методист явилась одной из первых. Я к начальству относилась равнодушно, в отличие от Ленки. Она-то бесновалась при виде любого руководителя, а все потому, что на третьем курсе института хотела устроиться на подработку, так как семье резко понадобились деньги, но ее никуда не принимали. Это было похоже на масштабный сговор. Я одалживала Ленке деньги, но и мои ресурсы были не бесконечны. В конечном итоге она устроилась в гипермаркет расставлять товары в ночную смену. Там было все равно, какой опыт у человека, как он выглядит и кто его покровители, которые протолкнут через кадровый отдел и собеседования с начальством, и она смогла выйти из трудной финансовой ситуации. Из этой истории мы сделали два вывода: все решают связи, а кадровики – пехота Апокалипсиса.

Вот и сейчас, завидев полную светловолосую женщину в поблескивающих очках, Ленка опознала в ней методиста и стала похожа на злого дикобраза. Попытки убедить ее, что методисты – люди подневольные и что им частенько приходится тяжелее, чем нам, успеха не имели.

Третий класс несмело вошел в кабинет. Почему-то хорошие дети всегда робкие. Особое напряжение ученикам придавала идущая с ними под видом третьеклассницы более-менее сообразительная племянница Марины Павловны, учащаяся четвертого класса, которую тетя предварительно натаскала на правильные ответы для этого урока. Методист поглядывала на происходящее с добродушной улыбкой, не подозревая масштабов аферы. Вообще должна признать: нигде так врать не научишься, кроме как на работе в бюджетной сфере. Была бы возможность, я бы настрочила сценарий многосерийной комедии «Бюджетники», где все события реальны. Но кто ж в это поверит?

Очень часто реальность бывает невероятной.

Урок начался со звонком. Дети сели по группам, боком к доске и к нам. Стало видно, что у многих проблемы с осанкой. Тоже частый признак хороших учеников. Как говорится, самые умные – слепые да горбатые. Эти, похоже, гениальны, судя по степени искривления позвоночника.

И тут я осознала страшную вещь. Я понятия не имела, как зовут детей. Это стало понятно, когда я хотела спросить одного из них, но пришлось обойтись фразой: «Как ты думаешь? Да, вот ты». А после ответа автоматически сказала «yes, you are right». Одна из главных черт учителя – никогда не показывать растерянности и вообще слабости. Если кончился план урока, если обнаружили ошибку в объяснении, если ощутили, что вас хватил инфаркт – это не повод показывать, будто происходит что-то не то. Урок не терпит пустоты, и план действий созрел моментально.

– Давайте мы сделаем так: как вы видели, у нас на уроке гости. Поэтому давайте перед тем, как отвечать, будем называть свое имя, чтобы гостям было легче. И еще: я знаю, что вы учите и английский язык, поэтому я буду обращаться к вам на английском.

Конечно, я понимала, что ступаю на скользкую дорожку. Но я настолько привыкла обращаться к ученикам на английском, что прокололась бы на этом очень скоро. Лучше было сразу обосновать, почему делаю так или иначе, чтобы избежать претензий и вопросов при анализе урока.

Никто из гостей не заподозрил подвоха. Первая ловушка пройдена. Но впереди было еще много препятствий. Даже когда дети называли свои имена, запомнить их сразу было трудно. Ученики вновь перепутывались.

Я никогда не объясняла никому правил русского языка, поэтому автоматически съезжала на английский, попутно до конца урока обращалась к детям, употребляя выражения «come here», «take it», «now you please», «thank you». Улыбка методиста ширилась и ширилась. Остальные гости удивленно взирали на происходящее. Завуч, сидящая в углу, схватилась за голову так, будто от взрыва заслонялась. Похоже, скоро мне придется закрывать голову от начальственного гнева.

Дежурный постучался, увидел множество посторонних, но его это не смутило, и он бодро начал:

– Лидия Викторовна… эй, вы! Черт! Хорошо, хорошо, Лидия Вахидовна! Что? Ольга Львовна?! Да ладно?!

Я все понимаю, но Вахидовна-то откуда взялась?! Ученики постоянно пытаются сделать вид, что лучше знают о том, кто мой отец, то есть постоянно правят мою родословную. У меня уже возникали закономерные вопросы к собственной матери.

Я взглянула на него и сообразила, что должна откликаться на имя «Марина Павловна». Поэтому я отвернулась и сделала вид, что я здесь ни при чем. Наши присутствующие учителя выставили парнишку чуть ли не пинками. Надеюсь, никому не пришло в голову объяснять ему, что на эти сорок пять минут я сменила имя и специальность. А все из-за проклятого хулигана из среднего звена! Гости в который раз удивленно переглянулись и даже пошептались.

Урок подползал к концу, а вместе с ним таяли запасы моих нервов. Я вымоталась, особенно на физкультминутке, которую от безысходности проводила на английском, потому что не знала рифмовок на русском языке. В конспекте было просто написано: «Физминутка». Понимайте, мол, как хотите.