Города монет и пряностей

Всегда наступает момент, когда все истории заканчиваются, всё погружается в синеву, черноту, тишину, и рассказчику не верится, что это конец.

Какую злую шутку может сыграть сказка с рассказчиком? Я рассказывала её историю сотни раз и просто не могла не стать её частью.

Как же легко скучать по кому-то, - подумала она, - даже если раньше тебе никто не был нужен.

У золотой рыбки золотое сердце, а золото и чувства – вещи несовместимые.

А потом выяснилось, что ящериц можно скрещивать и получать новые удивительные надписи. Если ящерицу, на которой записан способ создания красивой медной ложки, сводили с хранителем новой технологии по добыче олова, они откладывали яйца, из которых вылуплялись жирные детеныши с описанием, как выковать бронзовый меч, со схемой бурения на воду или эпической поэмой о безнадежно влюбленных друг в друга статуях из бронзы и олова, стоящих по разные стороны площади.

Знаешь ли ты, что значит петь? Это значит, что ты открываешь рот, распахиваешь грудь и выталкиваешь сердце, кровь, костный мозг и дыхание из себя, как выталкивают ребёнка. Мы открывали рты, распахивали грудь и выталкивали сердца, кровь, костный мозг и дыхание из своих тел. Песни были нашими племянницами и дочерьми, которые лежали рядом с нами и тихо смеялись на ветру.

Эльпидий делал зелёный чай со вкусом тёплого сена и солнечного света, чёрный чай со вкусом дыма и сахара, красный чай со вкусом корицы и крови, жёлтый чай со вкусом ладана и одуванчикового корня. А также изысканный белый чай со вкусом жасмина и снега. Он делал зимний чай из последних сушеных листьев и веточек, оставшихся от урожая; этот напиток имел вкус хлеба и скорби. Эльпидий создавал чаи из цветков вишни и лепестков хризантем, из розы и лотоса, из апельсиновых корочек и магнолии.

Вы знали, что, если поливать розу только сладкой водой и подпитывать измельченными пчелами, она становится сладкой и такой сочной, что ее можно поджаривать для сэндвичей, как мясо вепря или рыбы? Мы ели сэндвичи из розы и лука-порея почти весь сезон!

Но кому еще любить уродливого ребенка, если не матери?

Мы одержимы записями! Разве может быть иначе? Мы живем недолго, забывать так просто...