Геракл – праотец славян, или Невероятная история русского народа

Предисловие

Миф и реальность, ориентированные на Север

В современной ситуации уже только упоминание слова «Север» определенным образом обязывает традиционалистов. Подразумеваю титаническую попытку Гейдара Джемаля прорвать реальность своим трактатом «Ориентация – Север», который впервые был опубликован в 1997 г. в шестом номере журнала «Волшебная гора». Эта ситуация взбудоражила интеллектуалов. Г. Джемаль предстал как хранитель оружия НИЧТО или само вооруженное НИЧТО. Я перед этой метафизикой «встал как пень». Узнать значит перемениться. Но перед знанием «ориентации» Г. Джемаля немеешь: перемена теряет смысл, потому что теряешь реальность и самого себя. Я «с миром не знаком», разумеется, с подобным миром, я «дома», в границах мысли об ИНОМ как истинном бытии, которое, вопреки Г. Джемалю, все-таки соприкасается с реальностью, и в которой ориентация на Север не отключается.

В своем сочинении я нахожусь в пограничной зоне мифа как абсолютного знания о предмете (Север) и не вхожу в мир раскрытия мифологем как очевидных или заочных следствий, пытаясь в то же время узнать, существует ли выход в отрицательное время – от будущего к прошлому. Рассматриваются также вопросы, связанные с сюжетами в библейском саду Адама и Евы и в саду Гесперид греческих мифов: о змее-искусителе как держателе времени, о плодах на Дереве жизни и запретных плодах с Разумного дерева. Рассматривается вопрос о «середине» как обиталище демонических сил. Касаюсь также, отчасти, иерархии и противопоставления человеческих типов северо-западных и южных славян в пределах России, но опять-таки на уровне этнографических мифов. И варианта «натурализации человеческого бытия, основанного на различии рас» (К. Ясперс). Линия проходит по направлению Север – Юг. Эта ситуация зафиксирована в общих чертах, тем не менее она оказалась близкой Пелазгическому мифу о творении.

«В начале Эвринома, богиня всего сущего, восстала обнаженной из Хаоса и обнаружила, что ей не на что опереться. Поэтому она отделила небо от моря и начала свой одинокий танец над его волнами. В своем танце она продвигалась к югу, и за ее спиной возникал ветер, который ей показался вполне пригодным, чтобы начать творение. Обернувшись, она поймала этот северный ветер, сжала его в своих ладонях – и перед ее глазами предстал великий змей Офион. Чтобы согреться, Эвринома плясала все неистовей, пока не пробудилось в Офионе желание, и он обвил ее божественные чресла, чтобы обладать ею. Вот почему северный ветер, который также зовется Бореем, оплодотворяет: вот почему кобылы, поворачиваясь задом к этому ветру, рождают жеребят без помощи жеребца. Таким же способом и Эвринома зачала дитя^[1]. Затем превратилась она в голубку, села, подобно наседке, на волны и, по прошествии положенного времени снесла Мировое яйцо» (Зарубежная литература для средних и старших классов. Нижний Новгород, 1994. С. 11–12). (Далее известное развитие событий: с Мирового яйца все и началось. – Л.Г.)

С Пелазгическим мифом хорошо коррелируют знания «Авесты», переданные Б.Г. Тилаком в его книге «Арктическая родина в Ведах» со слов верховного жреца парсов Декана – о том, «что у мира есть центр, где когда-то произошел акт творения». Именно на Севере «мир неподвижен, неподвержен времени, и именно там начинается «лестница на небеса» (Ю. Соловьев).

Вот теперь куда как хорошо сказал Г. Джемаль: «Посредством мифа невозможное становится центром субъективной реальности»; и – «Отпавшее от реального мифа существо живет под гипнозом обреченности и гибели» (Джемаль Г. Ориентация – Север. //Миф. № 17, 34). Последний афоризм сразу сталкивает нас с уверенным мнением К. Ясперса: «… то, что человек может погибнуть, становится очевидным в возможности отсутствия вождей». И добавляет: «… отдельный индивид поясняет массе, чего она хочет, и выступает в своих действиях от ее имени» (Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1994. С. 325, 333).

Но я был неправ, когда говорил, что «с миром не знаком». То, что я допустил стихотворные вставки в тексте – это и есть мои выходы «в мир». В них-то и возникает духовная ситуация человека, где он ощущает себя в пограничных ситуациях, когда он не входит в общий «порядок существования». В стихотворном эпилоге «Жизненное время» как раз речь идет об индивиде, способном принять решение на себя и пояснить массе, чего она хочет. Это и есть содержание и цель моего сочинения.

Леонид Гурченко, ноябрь 2011 г.

Часть первая Геракл – праотец славян

«Любя брани (войну) и любя мудрость, богиня (Афина) избрала и первым заселила такой край (Афины – пелазгами), который обещал порождать мужей, более кого бы то ни было похожих на нее самое. И вот они стали обитать там, обладая прекрасными законами… и превосходя всех людей во всех видах добродетели, как это и естественно для отпрысков и питомцев богов».

Платон. «Тимей», 24 с – d.

Глава первая

I

Время жизни Геракла. – Пелазги, македоны, дорийцы. – Фракийцы бебрики – «бобры». – Склавы и анты – «выдры». Славяне Северо-западной Руси и Южной Прибалтики – «волки». – Слово «русь» всегда имело отношение к ситуации, в которой оно произносилось – полноту царского значения. – У восточных славян существовал культ Геракла. – Усатый гигант в нижнем ярусе Збручского идола – это Геракл, держащий небесный свод в Гиперборее

(1) Жил Геракл во второй половине второго тысячелетия до Рождества Христова. В это время Геракл, находясь в Олимпии, воздвиг святилище герою Пелопсу, потомком которого он был в четвертом поколении. Святилище открыто современными археологами и датировано. К тому времени относится и поход аргонавтов в Колхиду за Золотым руном. Геракл собрался принять участие в походе вместе с Орфеем, близнецами Кастором и Полидевком, Тесеем, национальным героем ионийцев-пелазгов, жителей Аттики. Сам Геракл был племенным богом дорийцев, жителей Аргоса, которые в Фессалии входили в конфедерацию пелазгов, затем поселились у Пинда, горы в Македонии, и назывались македонами до переселения в Пелопоннес, где приняли имя дорийцев. Геракл собрался в числе сорока трех воинов на пятидесятивесельном корабле, среди которых была женщина-воительница Аталанта.

(2) На носу корабля богиня Афина укрепила ствол прорицающего додонского дуба. Но добывать Золотое руно Гераклу не пришлось. У берегов Северной Греции, в Фессалии, второй родины пелазгов, он был оставлен в гавани Афеты, ибо сам корабль Арго провещал человеческим голосом, что не в силах вынести его тяжесть. Не судьба!

(3) Способность корабля Арго произносить человеческие слова заставляет сделать паузу и заметить, что одушевленность простых механизмов была известна всегда (чего стоит избушка Бабы Яги, исполняющая человеческие приказания), а поведение современных сложных машин вообще пугает своей автономной жизнью.

(4) Рядом с Фессалией располагалась фракийская Мисия в современной Болгарии. В этой земле жило племя бебриков, которыми правил Амик, сын Посейдона и Вифинской нимфы – сын морского царя и речной девы из Малой Азии. Слово «бебрики» знакомо славянскому слуху – это бобры. В «Слове о полку Игореве» «бебрян рукав» – бобровый рукав. Но «бобры» – не славяне. Склавы и анты тоже «водоплавающие», как сообщают византийские авторы, потому что, «внезапно застигнутые опасностью, погружаются глубоко в воду, держа во рту изготовленные для этого длинные тростинки, целиком выдолбленные и достигающие поверхности воды; лежа навзничь на глубине, они дышат через них и выдерживают много часов, так что не возникает на их счет никакого подозрения» (Маврикий, 1991. С. 371). Но славяне не «бобры», а «выдры»: «Куманин (половец) пардус есть», – сказал памятник отреченной русской литературы и продолжил: «Русин видра есть» (Тихонравов, 1863. С. 440).

(5) Если русины связаны здесь со славянами Киевской Руси, то связь эта, конечно, не выдумана, но это не та часть русских, которые русъ «из Вагрии», из области, как писал Лейбниц, глашатай точки зрения датского происхождения руси, где «расположен Любек, который считался в старину за принадлежащий славянам» (Мыльников, 1999. С. 153). Там и ободриты, которые еще на Дунае, на своей прародине, «по соседству с болгарами в Дакии», получили на языке местного народонаселения эпитет «грабители и убийцы», связанный со славянским глаголом *ob(b)derati/*ob(b)dьrati «ободрать, ограбить» – «этноним неукротимых лютичей, то есть «лютых, свирепых» (Трубачев, 2003. С. 141, 142). Рядом жили их лютые соседи велеты или велатабы, которые часто выступали против них, негодуя за союз с франками. Сами франки называли их вильцами, но, по-видимому, они искажали имя или просто сближали их с волками. Потому что между другими народами Прибалтики велеты занимали первое место и были известны свирепостью и воинственным нравом (Эйнхард, 2005. С. 79, 142, примечание № 54; 245).

(6) Прибалтийские славяне верили в волка. «Во многих местах Мекленбургского округа (Велиградский округ, область расселения ободритов. – Л.Г.), где вера в Хлебного волка особенно распространена, крестьяне опасаются сжинать остаток хлеба, потому что в нем скрывается волк. Волком, а коли речь идет о ржи, то Ржаным волком, зовут и самого человека, сжавшего последний сноп. Во многих районах Мекленбургского округа такой человек должен проявить свою волчью природу: делать вид, что собирается укусить товарищей по жатве, подражать волчьему вою и т. д… Он (волк) выступает в роли духа хлеба» (Фрэзер, 1986. С. 420). В связи с этим можно сделать неоспоримый вывод: выдра и волк несоосная зооморфная пара.

(7) Запас русских свойств хранится у людей Северной Руси и в Белоруссии – словене и кривичи участвовали в создании начальной Руси. Сказано о посольстве к варягам: «Реша русь, чудь, словене, кривичи… земля наша велика и обильна, а наряда в ней нету; да поидите княжить и владеть нами». Таково содержание этого текста с точки зрения пяти летописей: Лаврентьевской, Ипатьевской, Хлебниковской, Троицкой и Летописца Переяславля Суздальского. И только в двух – Радзивиловской и Московско-Академической летописях представлена форма не русь, а руси (Шахматов, 1916. С. 19, примечание № 13). Поэтому A.A. Шахматов реконструировал текст, по замечанию Л. Мюллера, «не по свидетельствам, а «по смыслу» (.Мюллер, 2004. С. 52). Выходит, что около озера Ильмень существовала Русская земля и к варягам обратились с призывом идти княжить в их землю русь, чудь, словене и кривичи. Такой взгляд как будто находит подтверждение в высказывании 2-й редакции Повести временных лет, если поставить соответствующие акценты: «И от тех варяг прозъвася Руськая земля Новъгород, ти суть людие Новъгордьстии от рода Варяжьска, преже бо беша Словене» (Шахматов, 1916. С. 20). – И от тех варягов прозвалась Русская земля «Новгород» (после прихода Рюрика Holgardr получил славянское название – Новгород), те по сути люди новгородские от рода варяжского [так прозвались], а прежде были словене». Еще точнее сказано в Лаврентьевской летописи, если только не ошибочно слово «новгородцы» повторено дважды. Но если не идти следом за переводами-толкованиями, то высказывание о приильменской Русской земле до варягов получает еще более определенное содержание. «И от тех варяг прозвася Руская земля новугородыди, ти суть людье ноугородьци от рода варяжьска, преже бо беша словени» – И от тех варягов прозвалась Русская земля – «новгородцы», те по сути люди «новгородцы» от рода варяжского [так прозвались], а прежде были словени.

(8) Слово русъ всегда имело отношение к ситуации, в которой оно произносилось – полноту царского значения. Послы, придя к варягам, сказали: «Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нету; да поидите княжить и владеть нами». – Тогда ильменские философы в своих логико-философских трактатах разумно признавали, что значение отнюдь не атмосфера, которая присутствует при каждом произнесении слова. Это может быть и отсутствием значения, если произнесение слова не служит никакой цели, как в повседневной речи. И все-таки значение определяется обстоятельствами произнесения слова. Поэтому, дескать, если послы ильменской Русской земли сказали варягам: «Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нету, да поидите княжить и владеть нами», – это значит, что они сказали не в смысле «порядка нет, все безобразничают», а изложили существо дела языком юридических документов того времени. Наряд – система центрального государственного управления. Правда – кодифицированный свод законов, например, Русская правда. Володеть – чисто юридический термин, вне контекста договоров в летописях не встречается (учтен текстологический анализ В.А. Мельниковой и В.Я. Петрухина, изложенный В. Егоровым). Вот и оказалось, что в Русской земле нужно не создавать новое государственное управление, человеку это невозможно, народ не примет это за свое, а восстановить все как было. Потому что мягкая система – демократия, как начальное условие власти, привела к хаотической социальной динамике. И что для великой и обильной земли необходимо сочетание жесткой, монархической, и мягкой, демократической, системы. Поэтому послы призвали вождя-монарха, окруженного атмосферой династического значения, связанного с властью римских цезарей.

(9) Геракл по пути за поясом царицы амазонок Ипполиты прибыл в Мисию к Лику. И был там радушно принят фракийцами. В то время там происходила борьба с царем бебриков-фракийцев, Геракл помог Лику и многих перебил: в их числе был Мигдон, брат Амика, правителя бебриков, сына Посейдона и Вифинской нимфы. Геракл отделил от государства бебриков часть земли и отдал ее Лику, и тот всю эту землю назвал Гераклеей.

У нас есть определенный интерес к этой Гераклее. Поиски проявления культа Геракла у восточных славян приводят к фракийцам Гераклеи и к скифам Южной России, потому что причиной появления имени божества в форме Семаргл / Симаргл в пантеоне Владимира и в письменных памятниках В. Ягич называет влияние Гераклеи и греко-египетской формулы Sem Herakl– «Святой Геракл» (Jagic, 1881. Bd. 5). А фигура усатого богатыря в нижнем ярусе Збручского идола, на наш взгляд, представляет Геракла, державшего небесный свод, пока Атлант добывал для него яблоки Гесперид. Это событие было известно не только славянам, но и кельтам, и служит предметом нашего повествования.

Еще скажу так: мне до сих пор кажется, что если мне доведется лечь спать пораньше и, таким образом, встать рано, и при этом никуда не нужно будет торопиться, однако при условии, что я просто пойду куда-нибудь и буду дышать свежим воздухом, тогда я обязательно сформулирую то, о чем думаю: что есть что. Возможно, что это чувство родилось при воспоминании об Академии перипатетиков, сферой интересов которых были только те их мысли, которые родились при ходьбе и на свежем воздухе, – этим мыслям они доверяли.

Пусть, однако, не думают, будто мы не знаем, высказывание В. Хлебникова о том, что есть что, и сказал он хорошо:

 
Свобода приходит нагая,
Бросая на сердце цветы,
И мы, с нею в ногу шагая,
Беседуем с небом на «ты».
Мы, воины, строго ударим
Рукой по суровым щитам:
Да будет народ государем
Всегда, навсегда, здесь и там!
Пусть девы споют у оконца,
Меж песен о древнем походе,
О верноподданном Солнца —
Самодержавном народе.
 

Не надо вести никаких исследований, чтобы утверждать, что беседовать с небом на «ты» удалось одному только Гераклу, когда он, сжигаемый лучами солнца в Северо-Западной Африке, направил свой лук в сторону бога солнца Гелиоса и хотел выстрелить в него, но Гелиос вступил с ним в диалог и отговорил от этого дерзкого поступка; после чего Геракл получил от Гелиоса его золотой кубок и переплыл на нем океан.

(10) Нельзя пренебречь фракийским именем Лик, которое в виде первой части в имени Ликаон встречается у пелазгов и троянцев. Первый – это Ликаон, сын Пелазга, который породил от различных женщин пятьдесят сыновей, в числе их был и сын Ликей.

Но тут проявляется одно обстоятельство и просит, чтобы обратили на него внимание – это двойственное значение в греческом имен Лик, Ликаон и Ликей, которые связаны со словами «волк» и «свет». Ликос «волк»; ликавос «год, путь солнца» от слова лике; Ликеиос «Ликейский или Ликеец», эпитет Аполлона от лике «светлый», бог света. Но производили его от ликос «волчий» (Вейсман, 1991. Стплб. 770, 771).

КРАСОТА В ДЕЙСТВИИ

 
1
Кочевники ищут пастбищ и счастья,
Но кормятся они только крамолой,
Беспорядками там, где бы порядок —
Внутри, в своей стихии – должен быть.
И когда: как нам быть? – размыслишь,
Перемещаясь в духе от чувства
Жизни и красоты у одних, дальше,
К тому народу, у которого красота —
Римляне лишь нашли этому чувству
Сверхприменение, ближе к нам немцы —
Крики команд, эстетика знамен и боя, —
Не актуальна и не энергична
Красота без Империи – не вечна!
 
 
2
Но не возникайте с мыслью: а греки? —
Да, братья! О, как я хотел и это
Сказать, скажу: красен ужас жара
Страстей Земли – Элевсин, Элевсин! —
С мертвым живого связь, ужас Деметры
Губастой. Безжалостные, что цвело
В поступках тогда живых людей,
При Эмпедокле? – Что у отца, схватившего сына,
Чей образ как у слетевшего с ума, —
С молитвой его закалывает и готовит в доме
Жертвенный пир, свою плоть пожирая?
Мысли? Так это ведь дух мирозданья.
И, должно быть, стихия, погода действий.
А дар богов у них был – камень канонов.
Красота – Аполлон, безжалостный волк.
 
 
3
Да, мы спасем себя, нет здесь вопросов.
Кочуем по своей наживе, корчуя
Благополучие своих, – Россия!
Добыть бы нам, чуждым, сродные формы
В эстетике, верней – красоты в делах.
Нам отбирать воздух от этого мира,
И вывести его из аморализма,
Из мертвой точки, не ссылаясь на рынок.
Себя опознать в героях. Хотеть бы нам так,
Чтобы истинное создать давление
В системе мир-спасет-красота, – братья!
О, разрушающее давление на
Волю к наживе, что только к наживе. Вон!
 

Благоприятный случай! Теперь можно рассмотреть обстоятельство, «пришедшее из глубины патриархальной мудрости». Дело в том, что «из всех современных языков, после халдейского (откуда Сент-Ив это знает?! Поверим на слово) только в славянском слово и слава имеют одну и ту же смысловую сторону языка слов. Слово и Слава! Эти два выражения имеют этимологически близкое значение и одинаковую творческую силу. «Начало – есть Слово» (Инн., 1:1). Говорить – значит творить. Сотворенное Словом – это мир Славы». В этом случае Сент-Ив удачно обратил внимание на слова из последней молитвы Воплощенного Слова – Иисуса Христа: «И ныне прославь Меня Ты, Отче, у Тебя Самого славою, которую Я имел у Тебя прежде бытия мира» (Инн., 17:5; Сент-Ив, 2004. С. 143).

Сыновья Ликаона превосходили всех людей своей нечестивостью и заносчивостью. Их нечестивость выражалась в том, что они совершали человеческие жертвоприношения, смешивая внутренности убитого с мясом жертвенного животного. И отличались такой же заносчивостью, какая была у Кейка, сына Эосфора-Люцифера, утренней звезды, и его жены Алкионы: они оба погибли вследствие своей заносчивости, ибо он называл свою жену Герой, а она своего мужа – Зевсом.

Зевс поразил своим перуном Ликаона и всех его сыновей, кроме самого младшего Никтима. В его царствование произошел тот потоп, который относится ко времени Девкалиона. Причиной этого потопа было нечестие сыновей Ликаона – греховность, порочность и беззаконие.

В то время как по древнему греческому обычаю аристократы часто называли себя зевсорожденными и преследовали мысль о равенстве Зевсу, подобно как древние русские аристократы называли себя дажьбожьими внуками, – славяне, наоборот, держали обычай давать представителям аристократических родов имена богов, отождествляя себя с ними. Радагаст или Радогость – это вождь дакийских славян в Нижнем Подунавье в VI в. Так называли главного бога Поморских славян. В качестве антропонима это имя широко встречается в древнеболгарском, старочешском и старопольском языках (Феофилакт Симокатта,1995. С. 15; 45, примечание № 17; Феофан Исповедник, 1995. 255; 293, примечание № 57). Много позднее в письменных свидетельствах встречены славянские антропонимы Волос и Даждьбог.

Такая заносчивость и беззаконие, возможно, осознавались как «путь к высшему единству», но не как «соединение противоположностей», а как равенство с божеством. Что не было, конечно, связано со словами Псалма: «Я сказал: вы боги», – которые подразумевают тех, к кому было слово Божие (Инн., 10:34–36; Пс. 81:6). Нет, в славянском случае была магия имянословия, нечестие и заносчивость.

(11) Второй Ликаон – это сын троянского царя Приама, «молодой Ликаон». Ему, молящему о пощаде, трепещущему, руки раскинув, сидящему на земле,

 
Ахиллес… стремительно меч обоюдный исторгши,
В выю вонзил у ключа, и до самой ему рукояти
Меч погрузился во внутренность;
ниц он по черному праху
Лег, распростершися; кровь захлестала и залила землю
 

(Il., XXI, 34; 115–119)

«Фракийцы составляли основной компонент населения гомеровской Трои, то есть собственно троянцы, дарданцы… и другие народы, пришедшие с Балкан – мисийцы, фригийцы…» (Гиндин, 1991. С. 39). «Фригийский язык, по-видимому, был близок к языку балканских фракийцев (может быть, и пелазгов), а также к балто-славянскому праязыку» (Дьяконов, 1982. С. 48). Геродот таким лингвистическим анализом не владел, но подтвердил, что пелазги говорили «на варварском языке».

«Два племени из числа «народов моря», известные в дальнейшем под названием филистимлян, что не исключает, что это другое название пелазгов и от их имени происходит само слово «Палестина», осели на плодородном палестинском побережье», изгнав огнем и мечем автохтонов. «Пелазги были, возможно, народом, родственным минойцам» (Дьяконов, 1982. С. 234; Андреев,1982. С. 286, примечание № 6).

Но, как утверждают некоторые, это был северный союз кельто-славянских и пелазгских федераций на территории Балкан и Среднего Дуная (Сент-Ив, 2004. С. 11).

Несомненно, что пелазги стремились, в согласии с Юнгом, к совершенству «по врожденному свойству человека и народа реализовать себя в завершенности, навязывающейся нам, вопреки всем нашим сознательным стремлениям, но в согласии с архаической природой архетипа» (Юнг, 1997. V, примечание № 123. С. 78).

А как же иначе!

КАНЦОНА

 
Чужие нам Ливан и Палестина,
Как уссурийским дебрям
Край ассирийский. Нет! Не это слово.
Вдали родным озвученные ветром,
Вы след от колесницы
Арийцев борзоходнейших как холод.
Покинув Ливны, хором
На юг неслись, погода им – ливан^[2].
Тепло. Не хохлятся к ненастью птицы.
И этот вот годится,
Стан опаленный солнцем – Палюстан.
Возликовал их стан.
Откуда мы? Из рая,
Гиперборейцы Тулы мы, израиль —
Терзание благое, туч оскал. —
 
 
Давным-давно осели все кочевья,
А звери передохли.
И только лишь за окнами машины
Скрежещут, воя, как степные волки,
Да звонкие качели —
Сверхсамолеты – обнесут страшилищ,
Туристов быстрых тыщи,
По континентам света – и домой.
Нет угомона только на жидеев.
Кочующее племя,
Свободное за чей-то счет живой,
Ослоголовые – долой!
Могучая Звезда^[3]
С небес, со своего пути, сражалась с вами:
Низверженные, яму
Вы роете другим, она – для вас, без дна.
 
 
Ворожат вам, потворствуя, тупые
Клеветники: вы – сила.
Гнилое слово смол неутолимых,
Убожливых к добру, неугасимых
Во зле людей. Былые
Дела родных славян – петлей и клином,
Лишь суета – малина,
Без отдыха и пауз суета.
Срываются скорей, скорее с места
И улизнуть им лестно,
А паузы по-княжески всегда
Патриархальны. Да,
Лжецы все – современны,
Подделки ваши и замены,
Как месть нам – остальным – скрывают, плуты.
 
 
Канцона-песнь, не умирают жанры,
Все кто-нибудь поет в народе,
Сказали Кожинов, Бахтин и Блок, —
А наш народ широк
И путь отмеченный не пройден,
Орфейным жанрам рады.
Слепой Восток, худой ли Юг
Тревожат мир, не возражай, а крикни:
Эй, арии всех стран,
Соединяйтесь! Воздух отравили.
 

(12) У Ликаона, сына Пелазга, была также дочь Каллисто. Она сопровождала Артемиду на охоте, носила точно такой же наряд, как Артемида, и поклялась богине навсегда остаться девушкой. Но Зевс, обходя огромные стены неба – не обвалилось ли что, – направил взор на землю и беды смертных. И вот поражен красотой девушки, встреченной им, – и огонь разгорается в жилах. Только узрел отдыхавшую в непорубленной роще, вовсе без стража, стиснул ее в объятьях. Сопротивляясь, она вступила с ним в борьбу, – но победитель Зевс взмыл в небеса (Ovid. Met. II. 401–438). Чтобы скрыть это от Геры, он превратил Каллисто в медведицу, но Артемида застрелила ее за то, что она не сохранила девственность. После гибели Каллисто Зевс поместил ее среди звезд и назвал Медведицей.

Теперь мы знаем, говорил вавилонский поэт-гарус-пик^[4], что все, днем незначительное, разрастается по ночам; рядом со всем, что днем мало, маячит то, что ночью велико. Мы проникаемся восхищением перед звездным небом. Чувствуем, что звезды объявляют нам правду.