Бесплатно

По ту сторону изгороди

Текст
12
Отзывы
iOSAndroidWindows Phone
Куда отправить ссылку на приложение?
Не закрывайте это окно, пока не введёте код в мобильном устройстве
ПовторитьСсылка отправлена
Отметить прочитанной
По ту сторону изгороди
По ту сторону изгороди
Аудиокнига
Читает Артём Мещеряков
199 
Подробнее
По ту сторону изгороди
Шрифт:Меньше АаБольше Аа

Пуговичный человек

Они стояли на пороге заброшенного дома, заглядывали в грязные окна, пытаясь хоть что-то разглядеть через толстый слой вековой пыли, и решали кто зайдет первым.

Сашка придумал тянуть спички, но Антону такой способ выбора счастливчика не нравился. Никогда он не вытягивал длинную, проигрывал, расстраивался и с каждым разом, как в его руке оказывалась сломанная спичка, все больше убеждался в том, что он самый несчастливый человек на планете. Даже волк из известного мультфильма был чуточку удачливей, ведь заяц иногда попадался в его лапы, пусть и на короткое время.

Антон говорил, что нельзя полагаться на случай, когда речь идет об опасном, безрассудном поступке, таком, как влезании в чужой дом. Пусть заброшенный и уже никому не нужный, но все равно чужой. Он призывал брата к благоразумию, называл себя хилым и трусливым, а его сильным, бесстрашным и уверенным в себе. Приводил в пример различные фильмы и книги, в которых самый сильный и самый храбрый всегда шел впереди остальных к неизведанному. По его мнению, у таких людей жажда первооткрывателя в крови. В общем, он всячески убеждал брата войти первым.

Сашка улыбался, с прищуром поглядывал на него. Он уже давно решил, что будет первым, еще до того, как очертания дома проступили в кронах клена, но входить не спешил. Его забавлял испуг Антона и то, как он понемногу, настороженно отступал, спускаясь по стертым бетонным ступеням крыльца, словно боялся, что Сашка силой затащит его внутрь.

– А может камень-ножницы-бумага? – с ехидной улыбкой предложил он, когда пятка правой ноги брата коснулась земли и закончилась его хвалебная речь.

Антон тяжело выдохнул, поднял на брата печальные глаза, полные отчаяния.

– До трех побед? – уточнил он, вопрошающе глядя на Сашку. Раз уж не удалось убедить брата сдаться без боя, то попытается оттянуть неизбежное. Возможно за время игры успеет придумать, как уговорить Сашку войти в дом первым. У него будет не меньше трех попыток до проигрыша.

Сашка кивнул и выставил кулак.

– На счет три.

Он решил поддаться, проиграть намеренно, доказать, что Антон не такой уж неудачливый, что он легко может выигрывать. Все разы будет показывать камень. Он где-то слышал, что чаще всего выпадает камень, и если об этом знать, то можно склонить результат игры в свою сторону.

– Три! – скомандовал он и оставил кулак сжатым.

Антон показал ножницы, опустил голову, ссутулил спину, печально простонал и пробубнил что он проиграет, можно даже дальше не продолжать. Он так уверился в своем проигрыше, что начал убеждать себя, что в доме нет никакого пуговичного человека, а даже если есть, то вряд ли он стоит за входной дверью и ждет пока Антон переступит порог, чтоб схватить длинными пальцами, похожими на лианы и утянуть в подвал.

– Три! – сказал Сашка.

– О! – выдавил Антон победный стон, поняв, что его бумага бьет камень Сашки, а значит он сравнял счет. Думы о пуговичном человеке моментально рассеялись, глаза загорелись надеждой на победу. Он мысленно поблагодарил бога удачи, пообещал ему оставить под сухим кленом самое вкусное яблоко, если только тот не отвернется от него ближайшие две минуты. Именно столько Антону нужно было чтобы победить брата.

На третий раз он снова показал бумагу, решив, что не стоит изменять тактике, принесшей первое очко.

– Ура! – восторженно воскликнул он, отбив у брата второе очко и выбившись вперед.

«Спасибо, спасибо, спасибо», – повторял он про себя.

Приподнял уголки губ и бодро выставил руку, для решающего раунда.

– Ладно, братец, ты победил, – объявил Сашка, в четвертый раз показывая камень, который бьет бумага Антона.

Антон выпрямился, повеселел. Сделал два уверенных шага по ступеням к входной двери и коротко, не громко постучал, а после вновь отступил за брата.

– Зачем? – поинтересовался Сашка, – там никого нет.

– А вдруг пуговичный человек сидит в кресле в халате, попивает чай, смотрит телевизор, и тут бац! без предупреждения, без стука заваливаются непрошенные гости. Я бы на его месте рассердился.

Сашка рассмеялся, но заметив серьезное лицо брата, тут же замолк.

– Так там даже электричества нет, как он будет смотреть телевизор, – сказал он и толкнул дверь.

Она поддалась легко. Распахнулась без скрипа, без стона. В фильмах ужасов деревянные двери в старых, заброшенных домах обязательно открываются с таким шумом, что пробуждаются чудовища и зомби на кладбище. Антон встревоженно обернулся, проверяя не вышел ли на дорогу какой-нибудь мертвец в изодранной одежде, похожей на лохмотья.

Туман, неожиданно накрывший весь город и окрестности три дня тому назад, последние сутки рассеивался и уже не был похож на дым от костра, в который закинули пригоршню сухой травы. Антон видел проселочную дорогу, видел полосу высокой травы разделяющую дорогу на две узкие колеи, даже видел очертания темных стволов клена похожих на грозных великанов, стоящих стеной шагах в десяти от дороги. А еще сутки назад он бы не смог понять в какой стороне дорога, что уж говорить о том, чтобы увидеть деревья.

Дорога в обе стороны оставалась пуста, где-то недалеко безмятежно чирикали птицы, а в небе просматривалось серое пятно света, не оставляющее попытки пробиться через туман. Воздух был чист, свеж и не предвещал беду.

Он глубоко вдохнул, резко выдохнул через рот и обернулся к дому.

Сашка переступил порог. Под тяжелым ботинком что-то хрустнуло, скрипнула половица, и в глубине дома послышался хлопок.

– От сквозняка где-то захлопнулась дверь, – нарочно громко сказал он, заметив испуг на лице брата.

Антон кивнул и вошел следом. В коридоре было темней чем на улице и если бы не фонарь, незаметно оказавшийся у Сашки в руке, то Антон не смог отличить силуэт брата от черной стены, покрытой сажей. Сашка протянул второй фонарь:

– Держи, будешь прикрывать наши спины, – задорно сказал он.

Антон не сразу понял, что его удивило и буквально застало врасплох. Огляделся. Рядом с дырой в прогнившей половой доске лежал скелет мелкого животного, скорее всего грызуна. Череп раздавлен, но остальные кости целы, даже можно различить тонкие ноготки на окостенелых лапках.

– Не заметил его, когда входил, – пояснил Сашка.

Он рассматривал подошву ботинка, прислонившись к стене. Рядом с его плечом выключатель, подернутый паутиной. Там же висел сухой паук. Вместо люстры в потолке торчали два оголенных провода. Синий и красный. Антон услышал в голове панический голос сапера, кричащего в пустой комнате: «Какой резать: красный или синий?»

Он обернулся к выходу и понял, что его смутило. Туман не проникал в дом, хотя дверь оставалась распахнута настежь. Можно было подумать, что есть невидимая перегородка, прямо в проеме, не дающая туману пролиться через порог. Он затаил дыхание и осторожно протянул руку, боясь и в самом деле дотронуться до перегородки. Он даже вообразил, что она представляет из себя на ощупь. Гладкая словно стекло и холодная, как окно в морозный день. Кисть проткнула туман, не встретив на пути преград. Антон выдохнул, решил, что ничего необычного нет, просто туману нужно время, чтобы заполнить дом.

Антон направил фонарь вдаль коридора, но мощности не хватило, чтобы осветить все помещение. Зато у Сашки фонарь был большой, такой, что луч не рассеивался и плотным кружком бегал по стене. Антон увидел очертания арки, пройдя через которую попадаешь в зал и почему-то представил глубокий колодец, такой как в деревне у бабушки. Деревенские ребята говорили, что однажды в тот колодец залетела стая ворон, а вылететь не смогли. Это было давно, но до сих пор, если сунуть голову в узкое кольцо, можно услышать карканье, приглушенное толстым слоем воды.

На полу, в нескольких шагах, дальше по коридору, разбросаны почерневшие осколки стекла. Быстрым взглядом пробежался по полу, нашел сплющенный цоколь лампы и порванную нить накала. Словно последняя яркая вспышка тускнеющей лампы, появилось воспоминание из глубокого детства: отец показывает на люстру и говорит: «Эта на шестьдесят ватт».

У него засвербело внизу спины, в копчике. Так бывало всегда, стоило ему вспомнить про отца. А еще в такие моменты неизменно появлялось желание раскопать в коробке со старыми игрушками плюшевого медведя, вспороть спину по шву и вытащить спрятанную черную лампочку. Отец любил рассказывать, как она много раз спасала жизнь ему и его друзьям-электрикам. Стоило её поднести к не обесточенным проводам, как она загоралась красным, предупреждающим огоньком.

Тогда Антон не особо слушал скучные рассказы отца, куда интересней смотреть телевизор или наблюдать, как хомяк прячет за щекой большой кусок морковки. Отец хоть и видел, что Антон его не слушал, но все равно рассказывал, а иногда взъерошивал ему волосы и смеясь говорил, что вот так выглядит электрик которого бьет током. Антону эта часть рассказа не нравилась больше всего, он бежал в ванную и долго расчесывал вздыбленные волосы.

Антон поймал себя на мысли, что окажись отец теперь рядом, то он обязательно выключил телевизор, посадил хомяка в аквариум и внимательно, с открытым ртом слушал историю про маленькую лампочку – спасительницу жизней электриков, а потом смеялся, когда отец взъерошил волосы и даже не побежал расчесываться.

Тыльной стороной ладони вытер влажные щеки, помотал головой, прогоняя воспоминания и мечты, которым не суждено сбыться.

Сашка стоял в коридоре, молчал и словно ждал, пока мысли брата вернутся из прошлого. Убедившись, что брат готов его слушать, зловещим голосом прочитал надпись на стене:

– Уходи! – усмехнулся и исподлобья взглянул на брата. – Страшно?

– Очень, – заставил себя улыбнуться Антон и еще раз протер уже сухие щеки.

Тут воздух отличался от уличного. Он был плотный и застарелый. Запах стоял подвальный: сырой и сладковатый, так пахнет плесневелая картошка или гнилая морковь. Антону захотелось зажать нос или выйти на улицу, лишь бы не вдыхать эту вонь. Но рядом с братом он не мог позволить сделать подобное, вот если бы он был один… Хотя один он ни за что бы не вошел в этот дом. Затащил его сюда Сашка. Он говорил, что разработал методику борьбы со страхом и готов ею поделиться с Антоном. Вот только нужно провести ночь в заброшенном доме.

 

Дышал Сашка ровно, словно не замечал запаха гнили. А стоило Антону подумать об этом, как брат стал дышать шумней, будто старался вдохнуть побольше омерзительного воздуха.

– Ну, полдела сделано. Осталось всего-то проверить каждый угол дома и провести тут ночь. – Сашка снял с плеча рюкзак и швырнул его через длинный коридор, вглубь дома.

После гулкого приземления рюкзака послышались шорохи и тонкие скрежещущие звуки, словно одинокие капли уже закончившегося дождя били по водосточной трубе. Антон замер, готовясь бежать.

– Крысы, – деловито сказал Сашка и мельком глянул на раздавленный скелет под ногами. -Теперь путь свободен.

Он пошел по коридору, наступая на стекла, кости и мелкий мусор. Создавалось впечатление, что он нарочно шумит, чтобы те, кто его ещё не услышал, насторожились, а те, кто уже услышал, знали где его искать.

От каждого хруста под ногами брата, у Антона сжимались кишки в плотный комок, легкие будто заливались водой, так, что не вдохнуть, не выдохнуть. Он мысленно бранил брата и молил все того же бога удачи, чтобы пуговичный человек не услышал грохота шагов.

Сашка говорил, что самое главное в борьбе со страхом – научиться принимать городские легенды за обыденность, за неотъемлемую часть жизни. Легенды как тени от предметов в солнечную погоду, они вроде бы есть, но прикоснуться к ним не получится. Нельзя отрицать существование пуговичного человека, живущего на краю города, в покосившемся доме, у разрушенного пуговичного завода. В том самом доме, куда он завел Антона. Но также, не нужно забывать о том, что пуговичный человек всего лишь тень, а тень не причиняет вреда. Сашкин голос гулко отражался от старых стен, а эхо возвращало отдельные звуки, а иногда различимые слова, например, такие: «пуговичный, страх, человек в темноте» и подобные, заставляющие коленки Антона судорожно дрожать. Еще он говорил, что в любом месте, кажущимся пугающим и недружелюбным нужно громко разговаривать, нарочно шуметь и дико смеяться, как взбесившаяся лошадь. Но последнее это уже как получится, сам он не смеялся, но остальные пункты выполнял на все сто процентов.

«Пусть бояться те, кто прячется в темноте» – говорил он.

Пока он строил из себя бесстрашного, разгоняя стаи крыс, Антон безрезультатно пытался внушить себе, что крысы – единственные обитатели дома. Он не желал мириться с той силой, что незримо всегда находилась поблизости. Не так-то просто принять то, что все те, чьи безжизненные глаза могли наблюдали из темноты, кто мог прятался в шкафу и под кроватью безобидны. Он не мог совладать со страхами и не мог принять всех монстров как обыденное. А от одной только мысли о пуговичном человеке или проклятой покойной жены смотрителя кладбища снова сбивалось дыхание, а живот крутило, точно так же, как и тогда, когда они прятались за огромным мраморным крестом и ждали, пока в кладбищенской сторожке погаснет свет.

Сашка называл брата пугливым и при случае не упускал возможности пошутить над его страхами, казавшимися Сашке пустяковыми. Но даже смеясь знал меру, если замечал, что Антон начинал кривить губы, обижаться, то заканчивал с потехами, раньше, чем блестящие капли стекут с глаз и тогда успокаивал брата разговорами о том, что чудовища совершенно безобидны и порой даже сами пугаются людей, а все те страхи, которые они вызывают, придуманы взрослыми для того, чтобы держать детей в узде, словно послушных осликов. Стоит только внушить себе, что чудище, сидит в темноте дальнего угла вовсе не для того, чтобы напугать или утащить в укромное место и сожрать, а всего лишь живет там и с опаской наблюдает за людьми, бесконечно шумящими и бестактно включающими свет, как страхи проходят, коленки перестают дрожать, а дальний угол становится светлей. Антон его слушал и вроде бы даже переставал пугаться, но стоило только где-нибудь скрипнуть половице или пробежать крысе, как сердце вновь подскакивало и застревало в горле.

Сашка поднял рюкзак, стряхнул прилипшую грязь и пыль, перекинул через плечо и протяжно свистнул, окидывая взглядом просторное помещение. Свет от его фонарика метался по стенам, потолку и полу, старался заглянуть в каждый угол, прощупать все темные места.

– Вот это хоромы! Хотел бы тут жить? – это был скорее риторический вопрос, ответа он не требовал.

Антон светил на Сашку, боясь потерять его из виду. Рюкзак маячил перед глазами, словно мишень в тире. Под молнией, почти по центру рюкзака пришита большая желтая летучая мышь – символ героя из мрачного Готэма. Антон много раз за последние годы мечтал о собственном рюкзаке, и именно о таком, чтобы с эмблемой Бэтмена. Какого было его удивление, когда увидел рюкзак из своих грез на спине брата. Он завидовал, но одновременно гордился тем, что у брата такой же утонченный вкус.

Антон пришел налегке. Даже если бы он захотел взять в поход что-то помимо рогатки и теплой кофты, то положить это было не куда – даже учебники в школу носил в полиэтиленовом шуршащем пакете из ближайшего к дому продуктового магазина.

У Сашки была металлическая посуда, горелка, кое-какая еда и одежда, на случай холодной ночи. Еще у него был большой нож с ржавой рукояткой, но его он не прятал в рюкзаке, а носил на поясе в самодельном чехле из грубой шкуры теленка. Во всяком случае Сашка уверял, что это теленок.

Он рассказывал, что нашел нож на болотах за городом, даже выдумал историю, будто когда-то давно этим ножом убивали людей, приносили в жертву древним богам. Правда он не говорил откуда знает про это, а Антон не спрашивал. Вид ножа действовал на Антона всегда одинаково – манил, словно говорил: «Возьми меня, обхвати рукоять, почувствуй силу». Возможно так действовала энергетика ножа, пропитанного кровью убиенных людей, вобравшего души жертв. Антон хотел владеть им, и когда смотрел на длинное кривое лезвие, чувствовал, как в центре груди появлялось схожее на свербящую рану ощущение. Словно лезвие вспороло брюхо, но боли не причинило, а доставило радость обладания. Ему даже казалось, что он чувствовал на кончике языка кислый привкус металла.

– Сможешь пострелять по крысам.

Антон не сразу понял, о чем говорил брат. Перевел взор от чехла на поясе к лицу. Проследил за Сашкиным взглядом и с удивлением отметил, что сжимает в правой руке рогатку. Он точно помнил, рогатка была спрятана под футболкой до того момента, пока не взглянул на чехол от ножа.

– Да разве прицелишься в такой темноте, – сказал он, поспешно убирая рогатку за пояс и думая о силе и энергетике старого, ржавого метала, гипнотизирующего, заставляющего совершать бездумные действия. Интересно, а если бы Сашка не одернул, то как далеко он зашел? Натянул бы резинку? Вложил бы гайку?

– Да, – протянул Сашка, – мрак, как в душе Насти.

Он засмеялся, легонько подтолкнул Антона, приглашая разделить с ним веселье. Но Антон даже не улыбнулся, он не хотел думать ни о Насти, ни о ком-либо другом из приемной семьи. Только не сейчас, только не рядом с братом.

– Ладно, я пошутил, – примирительно сказал Сашка и взъерошил волосы на голове Антон, точно так же, как делал отец.

Антон нахмурил брови, надул щеки и дернулся в сторону от посягательств брата, быстрыми движениями поправил прическу. Повернулся в противоположенную сторону и направил фонарик в темноту зала.

Сашка как-то сказал Антону, что в новых местах нужно внимательно осматриваться, прикидывать расположение окон и дверей, чтобы знать куда бежать, как побыстрее выбраться на улицу и не заплутать в доме. Этим Антон и занялся. Слабый свет от фонаря почти не рассеивал темноту, и Антону приходилось просить брата светить своим мощным фонарем на дальние стены и далекие углы.

Мрачный, пустой зал с высоким потолком и черными стенами пугал Антона, внизу живота, под пупом появлялось распирающее чувство, словно когда-то проглотил сдутый футбольный мяч, а теперь, от страха он надувался и давил на живот. Но куда больше его встревожили окна с целыми стеклами. Не должно быть такого, чтобы в пустовавшем несколько десятилетий доме окна не были выбиты. До них должны были добраться бомжи или наркоманы, да просто дурная шпана, ломающая всё, что можно сломать. Стекла подернуты толстым слоем пыли, не пропускающим дневной свет, ручки обмотаны паутиной, а на деревянных подоконниках облупилась и вспучилась краска.

Ему привиделась страшная картина, так отчетливо, будто однажды он пережил подобное, а теперь память решила воскресить забытые воспоминания. Он стоит по ту сторону окна, прижимается вплотную, вглядывается в грязное стекло. В нос попадает пыль при вдохе, он чувствует запах земли и перегнивших листьев. Чихает и в этот самый момент на стекле проступает полоска света, как раз на уровне глаз. Он чуть отдергивает голову и видит, как сухая ладонь похожая на засохшую кожуру от яблока, вытирает грязь со стекла. Затаив дыхание наблюдает и ждет, пока рука закончит очерчивать полукруг. Он знает кому принадлежит рука, знает, кто стоит по ту сторону от окна. Он не видит, но чувствует улыбку на сером, безжизненном лице и ледяной взгляд больших черных пуговиц.

– Смотри, – сказал Сашка, отрывая брата от надуманного взгляда пуговичного человека.

Антон помотал головой, быстро заморгал, словно избавлялся от мушки, попавшей в глаз. Сердце вроде билось быстрей, дыхание было коротким и частым, как от стометровки на уроке физкультуры.

С правой стороны, в конце зала, словно трон, стоял камин с большой топкой, похожей на бездонную пасть кита. Из него, а может из открытой входной двери повеяло холодом, Антон поежился и шепотом сказал:

– Я видел фильм ужасов, в котором был такой же камин. В нем сжигали людей.

– Брехня! – со знанием сказал Сашка. – Раньше камины называли сердцем дома. Разве будет кто-то сжигать людей в своем сердце?

Он поднял с пола камешек и запустил в топку.

Камень просвистел, разрезая застарелый воздух, и пропал в темноте камина. Сашка бездвижно стоял, ожидая услышать звук удара камешка о кирпичную стену, звонкого рикошета, падения на пол или металлическую решетку, которую иногда кладут в топку. Но ничего подобного не услышал, камень беззвучно исчез, словно попав в плотную темноту завяз, как в трясине.

Он вопрошающе приподнял брови, повернулся к брату и, глядя мимо него, сказал задумчиво:

– Либо это черная дыра, либо камень попал на что-то мягкое.

Вытянул руку с фонарем. Пятно света задергалось на кирпичной стене, измазанной сажей. Сашка медленно двигал рукой, направляя пятно к днищу топки.

– Что это? – настороженно пробормотал Антон, сунул руку в карман с решительным намерением вытащить гайку и зарядить в рогатку.

В свет фонаря попал серый, мохнатый комок, похожий на облезлую женскую шубу или больное животное, лежащие на боку.

– Не знаю. Может какое-то животное, – предположил Сашка, – хочешь проверить?

Антон не ответил, но отступил к выходу. Рогатка поднялась на изготовку, оставалось натянуть резинку, прицелиться и выстрелить. Пусть только комок шелохнется, пусть только подымит голову.

Дышал Антон не ровно, грудь вздымалась, натягивая клюв утки, нарисованной на футболке. Он слышал гул в ушах и ощущал, как горячий выдыхаемый воздух прикасался к верхней губе.

Сашка взял фонарик у Антона, сказав, что надо светить сразу в двух направлениях и ему удобней это делать самому. Маленькими шашками пошел к камину. Внимательно выбирал место на полу, светя под ноги, но в то же время не упускал из виду комок шерсти. Боялся наступить на что-нибудь хрупкое, звонкое, скрипучее, в общем на любой предмет способный поднять лишний шум и разбудить того, кто спал в камине. «А ведь совсем недавно громко говорил и наступал на что попадя, лишь бы разбудить весь дом» – подумал Антон, а вслух предположил:

– А если это медведь?

– Это может быть собака или лисица, но не медведь. Где ты видел таких медведей? Если только медведь-карлик.

Сашка отошел шагов на пять, как за спиной Антона послышалось множество скрежещущих звуков, похожих на лязганье коготков по бетонному полу или усилившийся дождь, бьющий по водосточной трубе и карнизу. Крысы! – понял Антон и несколькими широкими шагами нагнал брата. Оставаться в темноте, да еще в обществе крыс он не желал.

Он держался за Сашкой, дышал ему в левое плечо и не отрываясь следил за неизвестным животным, держа рогатку наготове.

Подошли почти вплотную, Сашка наклонился, не оборачиваясь передал один фонарь брату. Достал из чехла нож и протянул руку в топку камина. У Антона по спине, от макушки до копчика, промчался рой мурашек, он почувствовал, как встали дыбом волоски. Ему вдруг стало казаться, что медведь только того и ждал, чтобы Сашка сунул руку, а теперь подскочит, блеснет красными глазками, раскроет пасть полную длинных клыков, похожих на зубочистки и откусит Сашке руку, вместе с ножом. А пока брат будет лежать в луже крови, судорожно дергаться в конвульсиях, медведь наброситься на Антона и вцепится в горло. Он поднял руку и приложил влажную ладонь к горлу, защищаясь от возможного укуса. Но этого показалось мало. Отступил на два маленьких шага. Оглянулся на арку, соединяющую зал и коридор. Там, за стеной входная дверь, открытая и пропускающая серый свет улицы. Шумно сглотнул, горло пересохло, язык приклеился к небу. Он бы легко мог пробежать по залу, завернуть в коридор, сделать четыре прыжка и оказаться на улице, пахнущей листвой, дорогой, лужами и туманом. Правая нога сделала еще один маленький, неуверенный шаг к коридору как вдруг вспыхнула яркая вспышка, похожая на молнию разрезающую черное небо и освещающая землю. Он увидел себя, стоящего на крыльце дома. Выскочил на улицу, как и задумывал. За спиной открытая дверь, и в черноте дома тусклый свет фонаря замер на потолке коридора, там, где торчат два проводка: красный и синий. Через порог плещется бордовая кровь, льется по ступенькам, подползает к его ногам. Из входного проема доносится тихий, утопающий за непроглядной стеной темноты, осуждающий голос брата: «Как же так, братец? Ведь друзей не предают».

 

Антон с силой зажмурил глаза и надавил на веки ладонями. А когда открыл, вокруг была темнота и только где-то там, за поворотом тускнел свет улицы. Он повернулся к брату, все еще тянущему руку к неизвестному животному. Сделал решительный шаг к нему. Стиснул зубы, плотно сжал губы и убрал ладонь с горла. Если ему суждено погибнуть, то рядом с братом, то не трусом. Какая-то далекая часть сознания шептала, что он не умрет от укуса неизвестного зверя, а обернется в сильного, могучего волка, как в недавно посмотренном фильме. Эта мысль ему нравилась, уж лучше представлять себя волком, чем истекающим кровью синим трупом с разорванным горлом и вывалившемся языком.

Он не видел, как Сашка довольно улыбнулся, краем глаза наблюдая за внутренней борьбой Антона со страхами.

Сашка положил лезвие плашмя на шкуру, поводил им взад-вперед, из стороны в сторону, ища за что можно зацепиться, а затем нажал и резко дернул. Шкура подалась, приподнялась и перевернулась на другой бок. Морда зверя попала в круглое световое пятно фонаря.

Сашка вскочил, выпрямился как тетива лука после спуска стрелы, Антон отпрянул, издавая звук похожий на крик гориллы.

– Фу! – завопил он, позабыв, что еще недавно боялся громко разговаривать.

В топке лежала дохлая собака. Из пасти вываливался фиолетовый язык, на кончике носа копошились белые опарыши. Но Антона напугал не столько вид дохлой собаки или червей, поедающих гниющую плоть, сколько глаза. Вернее – их отсутствие. Красные от запеченной крови глазные впадины походили на воронки от снаряда. Похожие воронки он видел в военных фильмах.

– Это мухи выели глаза. Они всегда съедают самое вкусное, – со знанием дела сказал Сашка, – потом через рот и нос забрались внутрь, отложили яйца. А когда из яиц вылупились черви, прогрызли путь наружу через пузо.

Чуть двинул рукой, чтобы в свет фонаря попадал бок собаки. Из шерсти торчали белые сухие ребра, а между ними виднелись все еще целые внутренние органы.

– Вот так они и делают. Со временем черви доберутся и до остального. В итоге останется голый скелет. Когда есть будет нечего, они превратятся в мух и улетят на поиски свежего трупа собаки, чтобы отложить новые яйца.

– Откуда ты это знаешь? – спросил Антон.

– Из учебника биологии, – похлопал Сашка брата по плечу, – ты бы тоже знал, если учился, а не шлялся по заброшенным домам.

– А я учусь. Сейчас каникулы, – пробубнил Антон.

Сашка сдвинул фонарь еще немного. Кончик облезлого хвоста утопал в золе, а рядом лежали две желтые пуговки. Чуть ниже пальцем на золе выведена дуга, похожая на улыбку.

– Что это? – у Антона дрогнул голос.

– Какой-то дурак нарисовал рожицу и положил пуговицы вместо глаз, – спокойным голосом ответил Сашка, – ничего необычного. Ты ведь не думаешь, что мы первые посетители за последние десятки лет?

– А вдруг это… – не успел Антон завершить мысль, как его перебил грубый голос брата.

– Это не он! – и уже мягче добавил: – ладно, что смотреть на собаку. Хоть засмотрись – не оживет. Пошли дальше.

Справа от камина, почти в углу была закрытая дверь. Когда-то она была покрашена в голубой цвет, похожий на лепесток лилии. Так решил Антон, глядя на куски облупившейся краски, валяющейся под дверью. Теперь серая дверь походила на старую, сухую крысу. У правого верхнего угла выделялось пятно черной плесени.

Сашка махнул рукой к двери, безмолвно говоря, что начать стоит именно с нее.

Пол предательски скрипел под ногами, извещая тех, кто мог их ждать за дверью, что скоро они подойдут. Сашка навел свет фонаря на ту часть двери, где должна быть ручка, но кроме замочной скважины там ничего не было, впрочем, Антон это заметил раньше. Да и замочная скважина была без замка. Сашка просунул туда палец и открыл дверь.

Это было небольшое помещение без окон. С потолка свисали провода, стены измазаны красными разводами, а на полу палас, изъеденный крысами и насекомыми. Сашка предположил, что это каморка для хранения продуктов или складирования вещей. Но Антон решил, что эта комната для раздумий. Сюда приходит пуговичный человек, прислоняется лбом к стене и размышляет о том, как бы заманить в дом побольше ребятишек, ищущих приключений. Конечно такая мысль не посетила Антона, если бы он сам не занимался подобным в своей комнате. В основном ночами, когда все ложатся спать и никто не мешает. Он становится лицом к стене рядом с кроватью и думает. Чаще всего о родителях, иногда мечтает о друзьях, а иногда в голову приходят мысли о собаке или кошке. Но только не той, которая была у Насти, а своей собственной. Чтобы он сам дал ей имя и сам за ней ухаживал.

– Пошли дальше, скоро сядет солнце, а мы топчемся на месте, – возмущенно сказал Сашка.

Они вышли из комнаты, отошли от камина на три шага, и в тот момент, как Антон открыл рот, чтобы предложить устроить перекус, почти под потолком, на уровне второго этажа раздался протяжный скрип двери.

– Там кто-то есть, – сказал Антон, всматриваясь в темноту второго этажа. Его голос осип от страха, во рту быстро пересохло, а ладони взмокли так сильно, что фонарик чуть было не выскользнул на пол.

Кроме перил он ничего не увидел. Лестница пуста, а второй этаж окутан зловещей темнотой, которую не под силу пробить его фонарю.

– Нет там никого. Крысы или ветер. – Сказал Сашка. – Давай поедим немного, а то в животе урчит.

– Нет, там пуговичный человек, – возразил Антон, невольно прижимаясь к брату.

– Если бы он там был, то мы услышали шаги. Дом старый и невозможно ходить бесшумно. Вот сам послушай.

Сашка сделал два тяжелых шага, каждый из которых сопровождался мучительным скрипом половиц.

– Да я слышал наши шаги, но ветра тут нет, а крысы не открывают дверей, – заметил Антон.

– Я тебе докажу, что там нет людей, что там никого нет, – он повысил голос, но не для того, чтобы припугнуть брата, а чтобы воодушевить. Задрал голову, набрал полную грудь воздуха и прокричал:

– Эй! Есть там кто?

От его крика у Антона сдавило в груди и защекотало у основания черепа. А еще он отметил, что брат намеренно не произносит имя того, кто тут живет – пуговичного человека. Словно он верил, если не называть по имени, то он не объявится. Антон же пренебрегал этим правилом и вспоминал его каждый раз, как где-то скрипнет половица или хлопнет дверь.

– Ну вот, видишь. Если бы там кто-то был, то выдал себя. – Сказал уверенно Сашка. – А теперь я достану еду. После проверим что за той дверью.

Прямо под лестницей на второй этаж закрытая дверь. У Антона вновь появилось щемящее ощущение под ребрами. Внутренний голос говорил, что двери не могут быть все закрыты, это странно для заброшенного дома. Так же странно, как целые окна.

Купите 3 книги одновременно и выберите четвёртую в подарок!

Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке:

  1. Нажмите на многоточие
    рядом с книгой
  2. Выберите пункт
    «Добавить в корзину»