Когда уходит темнота

Она.

1. Первую татуировку я сделала в пятнадцать. Мою благоразумную мамашу, наверное, бы удар хватил, если бы она знала, на что мне дает деньги. Но, в конце концов, это моё тело, и моё дело. Когда я зашла в тату салон, я уже тогда ощущала себя победившей. Конечно, я это сделаю, чтобы позлить мать. У меня язык не поворачивается, назвать ей мамой, после всего того, что произошло. От того, что я подумала об этом, воспоминания захлёстывают меня, но я успеваю справиться. Я сильная, твержу про себя. И я уверенным шагом иду и сажусь в кресло. Парень, который будет делать мне татуху, вскакивает с кресла и начинает орать:

– Сколько тебе лет?

Я молча достаю деньги и кладу на столик, стоящий между нами. Не отрываю взгляда от него, как будто гипнотизирую. Я верю, что он запросто может послать меня к херам, потому что в моем возрасте нужно иметь разрешение хотя бы одного родителя. Но я еще я верю в силу американских денег. Я сказала матери, что мне нужны деньги для нового телефона. Поэтому на столике лежит большая куча денег, от которых потный мастер не может отвести взгляд.

– Ладно, – сдается он и усаживается обратно в кресло. – На какой части тела ты планируешь набить свой первый рисунок?

– На руке, – не задумываясь, отвечаю я. – Птицу.

Да, я хочу сделать тату на руке, на видном месте. Между плечом и запястьем.

– Рукав.

Я киваю. Именно этого я и хочу. Хочу, чтоб каждый раз, когда люди смотрели на меня, они ощущали презрение. Хочу, чтобы пристойные мамочки говорили своим дочерям, чтобы те не дружили со мной. И чтобы ни один чёртовый парень и не взглянул в мою сторону. Очень хочу.

Он достает каталог и протягивает мне. Я с удивлением разглядываю эскизы. Чего только люди не набивают себе. Но вот он, мой рисунок. Я возвращаю ему каталог на нужной раскрытой странице.

Я вижу, как он возится с подготовкой. Сначала он наносит распечатанный рисунок на мою руку, прикидывая размеры тату. Потом он долго моет руки, вытирает их полотенцем и садится, придвигая к себе столик со всеми инструментами.

– Ты готова?

Я поднимаю на него глаза и вижу иглу в его руках.

– Это будет больно, – предупреждает он меня.

Больно? Боль – это моё второе имя. Я киваю, чтоб он приступал, и чувствую прикосновение холодного металла к моей коже. Сначала ничего не происходит. Но потом я понимаю, что вместе с иглой, забравшейся под мою кожу, ко мне приходят воспоминания. Мастер сосредоточенно продолжает делать свою работу, а я пытаюсь справиться с приступом тошноты. Меня тошнит от того, что я вижу каждый раз, когда закрываю глаза. Пальцы в моих серебряных ботинках начинают неметь, и я вздрагиваю.

– Ты в порядке? – спрашивает он, оторвавшись от моей руки.

Игла по-прежнему там под моей кожей, и я просто хочу побыстрее свалить отсюда.

– Я в порядке. Не обращай на меня внимания.

Он беззвучно кивает, и продолжает склоняться над моей рукой. Я даже и не представляла, что это будет так долго. По моим подсчетам, прошло где-то около часа, и меня это всё напрягает. Я гляжу на руку. До полного завершения остается еще очень много времени.

– Можешь включить радио? – спрашиваю я. Мне реально тупо сидеть тут и вспоминать своё прошлое.

Он быстро встает, подходит к старому приемнику и включает его. Голос Уитни Хьюстон врывается в этот душный салон, и я вываливаюсь из своих мрачных мыслей. Уитни поет о любви. Но я не верю ни одному ее слову. К черту, любовь! Люди придумывают любовь, чтобы не быть жалкими. Мне интересно, что двигало моей мамашей, когда она решила родить меня в восемнадцать лет? Ее родители, что, не говорили ей предохраняться?

Я помню, в детстве она часто мне рассказывала об отце. Якобы они любили друг друга до безумия, а потом он попал в аварию. Ага, может быть моя жизнь и сложилась по-другому, если бы в моей жизни был отец? А, чёрт, я теперь об этом никогда не узнаю.

На тридцать пятой песне, я перевожу взгляд на руку. Кожа красная вокруг рисунка, но улыбка на моём лице говорит о том, что моя птичка уже готова. Птица, которая никогда не взлетит. Потому что один человек из ее прошлого, отрезал ей крылья и вырвал ее сердце.

2. Рука очень сильно болит, пока я иду по улицам своего города. И в то же время меня распирает гордость. Я сделала это! Но чем ближе я подхожу к своему дому, тем сильнее во мне разгорается ненависть. Сейчас моя мать увидит татуировку, мы начнем ругаться, и я снова всё сведу на то, что она не умеет выбирать мужчин. Ей будет больно от моих слов, а мне приятно, что я каждый раз попадаю в цель.

Я тихо открываю дверь ключом, соображая, где она может находиться. Она гремит сковородками, и я нарочно громко хлопаю дверью.

– Тиа? Это ты, дорогая?

Ненавижу, когда она мне так говорит. Продолжаю стоять в коридоре, чтобы она вышла из кухни, и увидела, на что я потратила деньги.

– Ты купила новый те…, – она не договаривает, потому что уже замечает татуировку на моей руке.

– Привет! – я коротко бросаю ей, довольная выражением ее лица.

– Тиа! Стой на месте!

Останавливаюсь, но мысленно знаю, что она уже не сможет изменить время вспять.

– Что? Это? Такое?

Она произносит каждое слово отдельно, но меня это всё всего лишь забавляет.

– Тебе не нравится? – спрашиваю я с вызовом.

– Это что, блин, за художество?

Ого! Моя мать умеет ругаться? Я немного горда за нее, но тут же себя одергиваю. Эта женщина – мой личный враг. Нечего мне с ней церемониться.

– Когда ты злишься, ты становишься похожей на ведьму из сказок, которыми меня пичкал твой обожаемый муженёк.

Моя фраза достигает эффекта, и ее глаза мгновенно наполняются слезами. Она думает, что, если она заплачет, я растаю и мы снова будем счастливой семьёй, до того, как появился он. Но мне плевать на её слёзы. Я еще долго стою и смотрю на неё, наслаждаясь ее подавленным состоянием.

Она разворачивается и идет обратно, на кухню. А я смотрю ей вслед, и понимаю, что ничего не сможет изменит моего отношения к ней. Она это заслужила! Она, грёбанная сука, заслужила это.

Я поднимаюсь в свою комнату и подхожу к зеркалу. Всё-таки это выглядит очень круто. Я стала какой-то более взрослой, что ли. Хотя я понимаю, что я стала взрослой гораздо раньше.

Я закрываю лицо руками и надавливаю пальцами на глаза. Почему нельзя отключить эмоции? Почему обязательно что-то нужно чувствовать? От того, что я делаю себе больно, мне становится легче. Я, словно долбаная наркоманка, пытаюсь защитить себя с помощью боли. Боль – это мой кайф!

Я валюсь на кровати, обессиленная. Ссора с моей матерью вызывает во мне гнев. Я беру свой старый телефон в руки и скольжу пальцем по списку моих контактов. Палец останавливается на имени: Том. Мы с учимся с ним в одном классе, и у нас есть своя компашка. Компашка придурков. Том, я, Мэдисон – жуткая стерва, и Ройс. Ройс – зануда, но то, как он умеет пить водку, не закусывая жирными и чипсами и не запивая водой, достойно уважения.

Я звоню Тому, но гудки в телефоне похожи на длинные мелодии с радио. А, блин! Сегодня Том занят. Он говорил мне, но я совершенно об этом забыла. У его бабушки день рожденья, а на семейных праздниках Том всегда ведет себя скромно. Я ненавижу фальшивых парней. Потому что в обычное время Том просто сидит на засаленном диване и рассказывает нам, какая у него стрёмная семья.

Плевать на него я хотела. Я встаю с кровати и выхожу из комнаты. Мне нравится бродить вечерами по городу. Это успокаивает меня перед сном. Нет, не перед сном, а пред тем, как закрываю глаза по ночам. Мне всегда снятся кошмары, в которых я с каждым разом чувствую себя отбитым дерьмом. По-другому, и не скажешь.

3. Я уже где-то час нарезаю круги по славному городу Эшвилл. Я зашла достаточно далеко от дома. Ройс прислал мне с десяток сообщений, что он и Мэдисон на старом месте, но я не хочу туда идти. Том, конечно тот еще ушлёпок, но, когда его нету, мне с ними неуютно. Может потому, что Ройс старшеклассник, и он постоянно подкатывает к мне. Ну а Мэдисон просто тупая.

Я останавливаюсь возле кафе. Неоновая вывеска зазывает меня. Я шарю в кармане в поисках мелочи. Отлично, у меня остались деньги с похода в салон. Несмотря на то, что татуировщик дал мне сдачу, мне он всё равно неприятен. Хотя бы потому что он не обработал антисептиком мою руку. Вдруг у меня будет заражение? Я начинаю громко смеяться над своими мыслями. Заражение – это не последняя проблема в моей жизни.

Я вхожу в маленькое кафе и замечаю, что столики пусты. Класс! Кроме меня и тех, кто работает здесь никого не будет. А это значит, что можно спокойно поесть, и никто на тебя не будет пялиться. Я сажусь лицом к двери, и беру в руки меню. Меню старое, его уже давно не обновляли. Лоснившееся от грязных рук, я кладу его на стол и начинаю изучать с расстояния. Определившись с заказом, я поднимаю голову. Подходит милая девушка и начинает брать у меня заказ. Она записывает мои пожелания на листочке, давая мне понять, что она очень ответственная. Она удаляется, и я начинаю разглядывать кафе. Я не бывала здесь раньше, хотя бы потому что это место и правда далековато от моего дома. Мы с приятелями тусуемся всегда в одном месте. В забегаловке позади нашей средней школы. Там полумрак, и тихо играет музыка. Наверное, поэтому подростки и любят там появляться. Там можно перепихнуться прямо за столиком, и никто тебя не осудит. Но мы туда хотим, чтобы выпить пива и поболтать о школе, тупых одноклассниках, или в очередной раз, обосрать свою семью. Мы четвёрка деток, которые появились на свет случайно. А не от большой космической любви, что бы это ни было.

Колокольчик ударяется об дверь, и входит высокий темноволосый парень. Я проклинаю его на все лады за то, что он нарушил мой трёхминутный необитаемый остров. Он смотрит на меня обжигающе черными глазами, и садится за столик напротив меня. Блин! Я могла бы свалить прямо сейчас, но мысль о том, что официантка подумает, что я сбежала, потому что она сделала что-то неправильно, заставляет сидеть на месте. Я чертовски добрая, когда дело касается не моей матери. Парень напротив снимает куртку, и я вижу, что его тело, это сплошной, блин, музей искусств. Татуировки, начинающееся от плеч, и бог знает в каком месте они заканчиваются. Он чертовски хорош!

Затем я отрываю от него взгляд и мысленно прошу себя угомониться. Я на мгновенье подумала, что смогу кого-нибудь встретить и быть при этом живой. Официантка приносит мой заказ, и я вижу, что она испугана поведением ещё одного посетителя. Мелькает мысль, что они знакомы. Или больше того, он её бывший. И пришел сюда, чтоб устроить сцену.

– Спасибо!

Она улыбается мне, и переводит взгляд на мою руку. Ее губы сжаты, но я осознаю, что она разочарована. Не все люди хотят быть милыми, дорогуша. Она отходит от меня и подходит к тому парню. Я слышу, как он заказывает только кофе. Черный. Без сахара. Я начинаю есть свою еду, одновременно пялясь в телефон. Это старая модель нокиа. Там нет никаких социальных сетей. Но я продолжаю делать вид, что мне в телефоне гораздо интереснее, чем смотреть на парня, напротив.

Я не понимаю, что происходит со мной. Почему мне жутко неловко? Я поднимаю взгляд, и встречаюсь с глазами красавчика-брюнета. Он просто смотрит на меня, и ничего больше. Сначала мне становится жарко, потом холодно. Ненавижу себя за это помутнение. Я начинаю размышлять, что еда отравлена или в кофе что-то подсыпали. Но я обманываю саму себя. Это он так влияет на меня своим присутствием.

Я стискиваю зубы и медленно встаю из-за стола. Незнакомец напротив тоже встает и оставляет деньги на столе. Я оставляю мелочь возле чашки с кофе и направляюсь к выходу. Проходя мимо его столика, возле которого он еще стоит, я краем глаза рассматриваю его татуировки. На его коже нет чистого места. Темнота, в которую он завёрнут как в одеяло, подчинила его себе. Я открываю дверь и выбегаю на улицу.

Я иду домой достаточно быстро, потому что: а) на улице темно и б) мне очень холодно. Я в одной майке, и сейчас мои плечи покрываются гусиной кожей. Я слышу за своей спиной шаги и прибавляю ходу. Я не знаю, кто идёт за мной, но мне не страшно. Что может еще произойти в моей жизни, если я была в аду? Я резко останавливаюсь и оборачиваюсь. Парень из кафе делает то же самое.

– Чего тебе надо? – спрашиваю я достаточно сердито. Какого хера он вообще увязался за мной?

Он делает шаг вперед, молча.

– Придурок! – кричу я.

Он продолжает идти ко мне. Он подходит близко, и я чувствую запах его одеколона.

– Ты так же ранена, как птица на твоей руке? – произносит он, и у меня замирает сердце.

Он кажется мне странным. Он почти моего возраста, но я не помню, чтобы я его видела в школе.

– Отвали, – я отвечаю грубо. Но продолжаю оставаться на месте. Хочу понять, чего он ко мне привязался.

– Я – Дилан.

Нафига он мне говорит своё имя? Я не собираюсь называть ему своё.

– Мне пора домой.

Хорошо, что на улице темно. И он не видит моего лица, пылающего от того, что я произнесла эти слова. Мне самой стрёмно возвращаться в это место, но пока что мне негде жить и негде ночевать. Я мечтаю закончить школу и уехать в колледж. Не думаю, что мне будет легче. Но зато я не буду видеться со своей матерью. А пока она мне напоминает о худших днях в моей жизни, в моей жизни всегда будет боль и тоска. И меня до сих пор бесит, что пока я об этом размышляю, этот парень просто стоит и молчит.

– Если хочешь я могу проводить тебя? – предлагает он.

– Я и сама как-нибудь справлюсь, – отвечаю я.

Он снимает с себя куртку и протягивает ее мне. Да, я очень сильно замерзла, но не хочу брать эту обалденно тёплую куртку. А в том, что она тёплая, даже и не поспоришь. Надо было прихватить пару салфеток из кафе. Обмоталась бы как мумия, и шла бы себе спокойненько. А на следующее утро во всех телевизорах города появилось бы сообщение, что по городу гуляет привидение. Я не удержалась и прыснула со смеха. Пока я смеялась, Дилан подошел ко мне еще ближе, и накинул куртку на плечи. Я только открыла рот, чтобы поблагодарить его, но он исчез в темноте, как будто его и не существовало. Но его теплая куртка, пахнущая ванилью и медом, очень даже была настоящей.

4. Утром я проснулась с новым, поселившемся у меня в душе, чувством. Солнце уже встало, и его лучи заливают мою комнату светом. Мне хочется согреться под теплом солнечного утра, поэтому я резво встаю с постели и останавливаюсь напротив окна, чувствуя, как солнце согревает моё тело. Я стою ни больше минуты, затем прохожу к шкафу, и оттуда летит целый ворох одежды на пол. Знаю, я забросила свою комнату и у меня ужасный беспорядок. Но мне это нисколько не мешает. Я не отношусь к числу девушек, которые постоянно драят свою комнату и квартиру в целом. Пусть они будут чистоплотными девицами, а я это просто я. Потом я вспоминаю, что в детстве у меня были всегда аккуратно разложены игрушки, а вещи я развешивала в идеальном порядке. Хорошо, что я уже выросла благодаря своей матери, которая в своё время кинулась устраивать свою личную жизнь. И к чему это привело?

Идя в душ, я жестко намыливаю тело мочалкой, чтобы прогнать воспоминания. Понимаю, что они никогда не исчезнут и будут всегда частью меня, еще яростней тру своё тело. Выхожу из душа и подхожу к зеркалу. Моя татуировка еще при мне, и меня эта мысль веселит. Представляю лица своих благодетельных одноклассников, они будут в шоке от моего панк-вида. Начинаю одеваться и приводить себя в порядок. Затем кидаю учебники в рюкзак и собираюсь выходить. Куртка, которую я кинула сразу, как только вчера пришла домой, валяется на полу. Зачем-то я беру ее с собой, обманывая себя, что больше не хочу видеть Дилана в своей жизни. Но если бы у куртки был бы рот, она расхохоталась бы мне в лицо.

Я спускаюсь по лестнице, прислушиваясь к дому. Мать еще не встала. Наверняка, лежит и ждет, когда уйду я. Она выходит на работу после меня через час. Могла бы и завтрак приготовить. Ой, она же не может! В те разы, когда она готовила завтраки для меня, я крушила всю кухню. Теперь она даже и не пытается. Она просто опустила руки и не хочет бороться за хорошие отношения со мной. Я не говорю о том, чтобы снова стать семьёй. Просто я тоже устаю от этих домашних нервотрёпок.

Я иду по улице с курткой в руке, и чувствую себя дурой. Я уверена, что днем солнце будет палить вовсю, а я буду повсюду таскаться с этим тряпьем. Нет, честное слово, сейчас пойду к первому попавшему баку, и выкину ее. Нет, конечно, я не сделаю это! Я же не совсем отбитая.

Позади меня сигналит автобус, и я вскидываю средний палец. Не собираюсь ездить в этой желтой пыльной коробке со всеми этими придурками. Школа в пятнадцати минут от моего дома. У меня нет машины. У меня даже нет мотоцикла. Я не из тех девчонок, которые увлекаются этой хернёй. Когда я вижу, как мои одноклассницы с крашенными волосами выходят из своих тачек, хвастаясь о своей машине, меня тянет блевать. Серьезно, единственный приоритет в жизни – это машина? Ну нет, я не покупаюсь на всё это дерьмо.

Я замечаю Тома. Он идет с каким-то парнем, и они что-то обсуждают. Я не вижу лицо этого парня, но мне кажется знакомым его походка. Затем он поворачивает голову, и во мне всё обрывается. Это мой вчерашний знакомый. Парень по имени Дилан. Он переводит взгляд на куртку и демонстративно отворачивается. Том спешит ко мне с изумлёнными возгласами.

– Уау! Ты выглядишь…

– Что это за чувак, Том? – перебиваю его я.

Том обиженно молчит. Я тоже молчу. Он знает меня, знает, что я никогда ничего не скажу такого, чтобы подмазаться к нему. Он срывается первым:

– Это – Дилан.

Блин, я уже знаю, что это Дилан. Какого хера он здесь?

– Он, типа, новенький, – продолжает Том. – Он перевёлся с другого штата. Я как раз рассказывал ему, как тут всё устроено. И, самое интересное, что его дом напротив моего. Круто, да?

Том продолжает что-то говорить. Но я уже не слушаю его. Всё ещё иду с дурацкой курткой в руке, и во мне закипает злость. Почему этот козлина не подошел ко мне и не забрал свою вещь? Я вышвыриваю куртку подальше от себя. Куртка приземляется на траву, а Том смотрит на меня с выпученными глазами.

– С ума сошла? У тебя что депрессия или пмс?

Я игнорирую его тупой вопрос и захожу в фойе школы. Школа бурлит, как пчелиный улей. Это то, что мне всегда поднимает настроение перед занятиями. Вся эта суета, множество голосов, смех ребят с других классов. Я иду по коридору, дефилируя как Сидни Кроуфорд. Блин, этой тётке уже под полтос, но она вызывает восхищение. Моей матери тридцать три, и когда я смотрю на неё, у меня она вызывает только презрение.

– Привет!

Ройс подходит неслышно. Он касается моей руки, поглаживая ее. Но я отдергиваю руку.

– Не трогай меня!

– Ты выглядишь с этой татуировкой просто, как секс-бомба, – самодовольно улыбается он. – И ты думаешь, что я не захочу тебя трогать. Ты же знаешь, если ты захочешь, я могу трогать тебя везде.

Он наклоняется к моему уху, когда всё это говорит. Мне противно слышать его слова. Тем более, что эти слова я уже слышала, и не раз. Сколько мне было лет? А, помню, мне было семь лет. А потом мне было восемь. Девять.

– Заткнись! Заткнись! – я зажимаю руками уши, и вместо того, чтобы зайти в кабинет, просто иду дальше мимо классов. Коридор становится узким для меня, и я понимаю, что паника, которая однажды покинула меня, через многие годы вернулась. Я сажусь на пол, прислонившись к шкафчикам. Звонок уже давно прозвенел. И здорово, что меня никто не видит здесь такой. Я поджимаю ноги к груди и обхватываю их руками. У нас в школе работает камера исправно. И я в курсе, что за мной наблюдают. Но они ничего мне никогда не скажут. Даже если я возьму и спалю эту школу, и тогда они мне ничего не скажут. И я знаю, почему. И они тоже это знают.

Я просто сижу, притоптывая ногами. У меня в запасе есть еще час. Ройс такой козёл. Я больше не хочу его видеть. Он и раньше подкатывал ко мне, но не так омерзительно. Внезапно, я слышу приближающиеся шаги, и замираю. Если это учитель, то осуждающий взгляд мне обеспечен. Если ученик, то я как-нибудь переживу. Я обеспокоенно смотрю туда, откуда слышатся шаги, и наблюдаю, как из угла заворачивает Дилан. Кто угодно, только не он! Он идет и смотрит на меня жалостливым взглядом. Я начинаю до остервенения ненавидеть этого парня. Кто он такой, чтобы жалеть меня? Кем он себя возомнил? Без году неделя в школе, и уже такая напыщенность. Ещё один козёл в мою копилку!

Он проходит мимо нарочито медленно, я в этом уверена. С облегчением вздыхаю, когда он заходит в кабинет. Я осознаю, что мне не хочется идти на вторую пару. Я беру рюкзак и иду ко входу. Ищу глазами куртку, которую выкинула утром, но ее нигде нет. Наверняка, ее подобрал прилежный ученик и отнес в кабинет находок. Я иду, зная, что моя мать на работе, и мне не придется выслушивать нотации, почему я не в школе.

Солнце бьет мне в глаза, как будто тоже взбунтовалось, но мне хорошо. Я сбежала с уроков и от этого мне весело. Возможно, Ройс во время перемен будет пересказывать все те слова, что он мне говорил, Тому. Может быть, Том его ударит, но это не факт. Том трус. Он не захочет портить отношения с Ройсом. Ведь у Тома нет друзей, кроме нас. Другие нас считают отбросами, потому что мы выглядим как хотим, а мнения других нас не заботит. Мы не ходим на все эти алкогольные вечеринки. Мы не общаемся с другими ребятами. Нам плевать на все спортивные матчи и эти танцы стриптизёрш-черлидерш. Серьезно, они танцуют как эти чертовы стриптизерши, только бесплатно. Я больше чем уверена, что папочки приходят посмотреть не на игру своих сыновей, а, чтобы потом подрочить у себя в кабинете вечером, вспоминая их зазывные движения. Слово папочка всплывает в моей голове, и я начинаю заставлять себя думать о другом. Я могу думать о Дилане. Нет, я не хочу думать о нем. Но мысли возвращают меня к нему, и я понимаю, что еще думаю о нем, когда вхожу в дом.

5. Вернувшись со школы, я заваливаюсь спать. Солнечное утро меня разморило, а после перепалки с Ройсом я вымотано. Когда я открываю глаза, я не могу сначала понять, это утро или всё еще день. Я протягиваю руку к телефону, чтобы взглянуть на время, но черный экран разбивает мне надежды. Так не хочется вставать с постели, но, если я не узнаю, который час, сойду с ума. Я встаю, подключаю зарядку к телефону и жду, когда появится первая черточка. Телефон загорается голубым светом, когда я включаю его. На часах полдень. Скоро вернется матушка.

Я сажусь на кровать, и чтобы убить время, пока телефон заряжается, начинаю прибираться. Я виню себя за то, что сбежала с уроков, и эта вина заставляет сейчас меня делать уборку в комнате. Во время уборки я прикидываю, чем мне заняться вечером. Можно снова сходить в то кафе. Но для этого нужно просить у матери деньги. А после того, как я ее обманула с покупкой телефона, не уверена, что она мне их даст. Одно знаю точно, не хочу видеть Тома, Ройса и Дилана. Его не хочу видеть в первую очередь. А вдруг он снова придет в то кафе? Нет, это невозможно! Том упоминал, что он и Дилан теперь соседи. А дом Тома находится на другом конце Эшвилла. И скорей всего Том уже потащил его в ту мрачную забегаловку. Представляю, как Мэдисон обхаживает Дилана, чтобы затащить его в постель.

Мне, конечно, плевать с кем он спит. Но, пожалуйста, только не с Мэдисон. Пусть он отымеет всю школу, но не эту тупую корову. Я аккуратно складываю последнюю вещь и закрываю шкаф. Прислоняюсь затылком к дереву и оглядываю комнату. Она маленькая, здесь помещается только кровать, небольшой шкаф и туалетный столик. Раньше это была комната бабушки. Но когда она умерла, эту комнату закрыли. А потом в ту комнату перебралась я. В те годы я думала, что, если бабушка умерла здесь, значит и смогу. Но в какой-то мере я и так уже была наполовину мертва. Но время проходило, а я оставалась живее живых. С разодранной душой и сломанной детской психикой.

Я слышу, как хлопает входная дверь. Мне нужно что-нибудь придумать, чтобы вытянуть с нее деньги. И отправиться в то кафе. Я считаю до десяти, открываю дверь и спускаюсь вниз. Она стоит еще у двери, прислонившись к ней. Ее глаза зарыты, она не видит, что я рассматриваю ее. А я впервые за долгое время изучаю ее, как будто мы давно не виделись.

– Тиа!

Мать открывает глаза и смотрит на меня. Я догадываюсь, что она услышала мои шаги. Еще стою на лестнице, подумывая вернуться в комнату. Но когда представляю, что сижу дома вместе с этой женщиной, меня настигает решительность.

– Мне нужны деньги! – заявляю я безоговорочно.

Она ничего не отвечает, а просто открывает сумку. Роется в кошельке и достает купюру. Всё было бы проще, если бы мы находились в одной из наших комнат. Она просто положила деньги на столик, а я взяла бы, не прикасаясь к ней.

– Этого мало? – она видит, что я колеблюсь.

– Хватит, – я киваю ей и подхожу, чтобы взять деньги.

Когда я беру купюру, я поднимаю на нее глаза. В ее печальных глазах сквозит что-то непонятное. Я уверена, что раньше я знала, что это. Но я не хочу думать об этом, просто засовываю деньги в карман и поднимаюсь к себе в комнату.

Одежда, в которой я спала, не подходит для прогулок по вечернему городу. Я открываю шкаф и достаю джинсовое платье. Сегодня я умнее, чем вчера, поэтому беру с собой кожаную куртку. О куртке Дилана, которую я выбросила утром, немного сожалею. Но потом вспоминаю, как он повёл себя как мудак около школы, и перестаю сожалеть.

Спускаюсь по лестнице, прохожу мимо гостиной. Мельком высматриваю женщину, с которой я живу в этом доме. Она сидит в гостиной и смотрит телевизор, который работает на полную громкость. Она что, глухая? Я выхожу из дома, громко хлопая дверью. Чем дальше я отдаляюсь от дома, тем мне становится спокойней. Там мне всё напоминает о том, что произошло. По её вине. Щипаю себя за бедро, чтобы вырваться из круговорота своих воспоминаний.

Вдалеке вижу знакомую неоновую вывеску. Подхожу ближе, присматриваясь к светящимся окнам. Через стекло вижу, что кафе снова пустое. Интересно, здесь когда-нибудь бывают клиенты? Захожу внутрь, и расслабляюсь. Всё та же официантка снуёт между столиками, поправляя меню. Завидев меня, она теряется. Ведь вначале я ей понравилась. А моя татуировка ей не понравилась. Но ведь на то и был расчёт, чтобы не нравиться людям.

– Привет!

Она расплывается в улыбке, и мне приятно, что она решила выбрать меня, как меня, а не как девушку с татуировкой черной птицы.

– Привет! – отвечает она мне. – Я – Тесс.

– Привет, Тесс! – снова здороваюсь я и мы смеёмся.

Я сажусь за тот же самый столик, лицом к двери. Она подходит ко мне, так же держа наготове ручку и блокнот. Я делаю заказ, и резко выпаливаю:

– Поужинаешь со мной?

Она краснеет, видимо, приняв мои слова, как свидание. Я хохочу над этой ситуацией.

– Хэй! Я просто хочу тебя угостить.

Я вытаскиваю стодолларовую купюру и машу перед нею. Она облегченно вздыхает и соглашается.

– Можешь заказать всё, что хочешь, – кричу ей вслед.

Через пару минут она возвращается с заказом на двоих и садится напротив меня. Она уже сняла свой фартук и выглядит почти как моя подруга. Если бы она, конечно, была у меня. Но у меня нет подруг или друзей. Я не завожу с людьми долгие отношения. Я просто вожусь в компашке приятелей со школы, которые не знают обо мне ничего. Всё что им нужно знать, это моё имя и номер моего сотового. Этого вполне достаточно, чтобы общаться ни о чем.

– Я о сих пор не знаю, как тебя зовут, – говорит Тесс, отпивая кофе.

– Тиа!

– Интересное имя!

– Ты давно здесь работаешь? – я перевожу тему. Не хочу, чтоб она распространялась о том, какое у меня имя. Дальше дойдут вопросы о моей семье, и всё такое в том же духе.

– Нет, – она отвечает смеется. – Вчера, это был мой первый день в этом кафе.

– Да, мой тоже, – мы хихикаем, как будто нас связывает общая тайна.

Звон колокольчика, как дежавю, заставляет меня вздрагивать. В кафе входит Дилан, и я чувствую себя глупой. Тесс оборачивается и громко ойкает.

– Спасибо, что угостила.

Она вскакивает и бежит за стойку, чтобы надеть свой фирменный фартук. Подходит к нашему столику и убирает свою посуду, из которой она только что ела.

– Всё нормально, – говорю я. Странно, что она ведёт себя так, словно ее за чем-то нехорошим застукали.

Дилан стоит посреди кафе, как будто выбирает, куда ему присесть. Я с ним согласна, выбор огромный. Кафе пустое, ну если не считать меня. Но я готова слиться с пустотой, что я всегда, впрочем, и делаю. Он идет в мою сторону уверенным шагом. Я качаю головой, предупреждая его, что это плохая идея. Но он подходит и плюхается на кожаный диванчик. Первая мысль, возникшая в голове, что надо уйти. Но вторая мысль вынуждает меня остаться. Это мой тихий оазис за столиком в конце кафе. И я никуда не уйду.

Он кладёт руки на стол, скрестив пальцы. Его темные волосы удачно гармонизируют с черными глазами. Он вообще мне кажется парнем с другой планеты. Таких в нашем городе я ещё не встречала.

– Тебе заплатили, чтобы ты сел рядом со мной? – я язвлю, потому что хочется хоть как-то выбить этого парня из колеи.

– Я и сам могу заплатить, – он отвечает грубым голосом.

Мы смотрим друг другу в глаза, не отрываясь. Нашу гляделку прерывает Тесс.

– Что-нибудь будете заказывать?

Она обращается к нему, но смотрит на меня. Я уже почти доела свою еду, но не собираюсь прощаться.

– Тесс, можно мне еще кофе?

Она кивает и записывает, но не уходит. Дилан, мудак такой, сделай уже заказ! Он отводит свой взгляд от меня и поднимает голову на Тесс. Мне ее немного жалко, потому что она наверняка не встречала таких самовлюбленных козлов.

– Мне черный кофе!

Ой, ну надо же, мистер Долбаный Болван наконец-то заговорил. Тесс быстро растворяется в кухне кафе, а мы продолжаем испепелять друг друга взглядом.

– Думаешь, эта татуировка делает тебя крутой?

– А ты думаешь, что твои татуировки не доказывают, что ты козёл? – парирую я.

Он откидывается на диван, и его самодовольная улыбка блуждает по лицу. Прищурив глаза, он разглядывает меня с интересом. Я поднимаю брови в удивлении, потому что его взгляд останавливается на моей груди.

– Первый раз видишь грудь? – спрашиваю.

– Да, первый раз вижу, чтобы у девушки вообще не было сисек.

Он меня офигенно поставил на место. Но я не сдаюсь и продолжаю нести чушь:

– Полшколы дрочат на мои маленькие сиськи, понял?

Он продолжает улыбаться, и меня это выводит. Я хватаю кожаную куртку и встаю, чтобы выйти. Он тоже встает, раскинув руки.

– Что?

Он выдергивает куртку из моих рук и кидает ее на диван.

– Какого хера?

– Она моя, – заявляет он.

Я обескуражена его поведением, и наклоняюсь, чтобы достать куртку. Но он перехватывает меня и пригвождает к стене. Дилан трётся лицом о мои плечи. И я чувствую приятное ощущение внизу живота. Я уверена, что его тоже накрыла волна возбуждения. Это чувствуется по его телу, он дрожит в сантиметре от меня. Я закусываю губу, чтобы не издать стон. Не хочу, чтоб он думал, что он завёл меня. Его руки уже не держат меня. Они ласкают моё тело, опускаясь всё ниже. Я отталкиваю его, когда вижу, что к нам идет Тесс. Она ничего не видела, потому что смотрела, как бы не расплескать кофе.