Искусство любовной войныТекст

Во-первых, автоматически вспомнила фразу Битова, «хищника надо ласкать по оружию» (в книжке он приговаривал это, гладя ворону по клюву и по когтям). Значит, хвалить героя надо за то, чем он гордится. В своё время дорогая подруга научила, что мужчина беззащитен перед грубой лестью. Я проверяла — да. Когда-то для своего удовольствия и прокачки жизнепонимания брала интервью у сорокалетних успешных чуваков; составила длинный список вопросов, и через каждые восемь-десять делала пометочку «гр.л» — чтобы не забыть. Самое простое, что тут можно сказать: «Удивительно, но вы, кажется, единственный мужчина, который не ведётся на грубую лесть!» Практически все розовели, говорили — доооо, меня этим не возьмёшь! я нечувствителен! — и становились, как воск. Один только на моей памяти ответил «бгг», и с тех пор я его боюсь.

Следовательно, столь же беспроигрышной репликой может быть фраза «ваши принципы, они такие большие и твёрдые!»

Если допустить, что это правда, обнаруживается отчётливая разница в представлениях об идеале.

Для мужчины – та, что проходит мимо, а для женщины – тот, кто остался рядом.

Женщина удивительно ловка в лепке героя из подручного материала. Она не любит ускользающих субстанций, поэтому её можно взять надёжностью и настойчивостью. И, отдавшись сердцем и телом, она начинает огромную таинственную работу по превращению имеющейся субстанции в идеал. Находит достоинства, высматривает красоту; чего в наличии не будет, то придумает, старательно не заметит вопиющие недостатки. Если результат её усилий окажется несовершенным, она его всё равно полюбит.

Видные теоретики отношенческой мысли до сих пор не могут сойтись в вопросе отрезания хвоста — строгать ли его огурчиком или рубить сразу. Сторонники медленного и печального процесса объясняют свою позицию отнюдь не склонностью к живодерству. Они говорят о необходимости постепенного отвыкания, отстранения, мягкого обсуждения ситуации. Давай, котик, отрежем треть и поглядим, не сможем ли мы сохранить остальное? Теперь попробуй жить без половины, медленно осознавая положение вещей. А вот ты уже бобтейл, и у тебя было время принять эту мысль.

Интересно, что зачастую на постепенности настаивают сами котики — те, кого оставляют. В их интересах, кажется, отмучиться быстро, но они, во-первых, надеются обойтись третью хвоста, а во-вторых, боятся фантомных болей пуще реальных. Я не готова комментировать эти ожидания, тут можно только опустить завесу жалости и скорбно помолчать.

Забавно, как меняется представление о количестве подходящих сексуальных партнёров со временем. Пока ты юное существо, кажется, что крайне сложно найти восхитительного любовника или любовницу — тот неумел, эта не даёт или даёт и сбегает. Потом взрослеешь, и оказывается, что мир, как мешок Деда Мороза, полон разноцветных подарков: по-настоящему недоступных мало, стоит только захотеть достаточно сильно, а совсем богоравных можно заменить симпатичным дженериком.

Этот благословенный период длится, пока не начнёт зашкаливать разборчивость, после чего потихоньку возвращаешься к подростковым фрустрациям. Ну да, ты по-прежнему всех можешь, но то неинтересно, это нарушает твой, прости господи, энергетический баланс, это ты не любишь, или оно тебя не любит — что раньше совсем не мешало, а это всем прекрасное, но дурак. Остаются полтора человека, с которыми и можно, и хочется, ты начинаешь дорожить и цепляться, но это так неловко и неприятно, что ну его к чёрту. Потом, видимо, ты умрёшь.

Правда, в промежутке будут примерно сорок прекрасных лет, но тэг #безысходность требует именно такого финала.

Так вот, слово «pieta» означает «жалость». Так называют иконографию сцены Оплакивания Христа с изображением мёртвого Иисуса, лежащего на коленях у Богоматери. Сегодня я хотела бы напомнить пьету Микеланджело, которая в соборе Святого Петра. Экскурсоводы неизменно подчёркивают «выражение левой руки Мадонны» — она как бы задаёт вопрос.

И, понимаете, если оставить величие и трагедию, если отвлечься от знания, что это мама с мёртвым ребёнком на коленях, а вообразить, допустим, раненого героя, останется очень понятный жест женского недоумения: ну чо ты, ну? Чо наделал-то? Чо не так вообще? А я чо? я как лучше, а ты вон…

Может быть, есть женщины, у которых после любви остаются обида, или светлые воспоминания, или ещё что, а у меня только pieta — недоумение, жалость, оплакивание. Я никогда толком не понимала мужчин, никогда не умела выяснять отношения и говорить о любви. Я могла только быть с ними — или не быть. Только любить — а потом забрать свою любовь, когда она делалась не нужна, и оплакать.

Слова — это для текста, а для любви были тела и прикосновения, забота и кошачье согревание друг друга. От разговоров всё время происходили фатальные ошибки, которых я даже не осознавала — ну как можно испортить что-то невесомым словом, если делаешь-то всё хорошо. Поэтому с некоторых пор я отказываюсь. Есть венецианская маска Моретта, простая чёрная маска, у которой ни рта, ни завязочек, — женщина зажимает штырёк в зубах. И молчит. Я давно её ношу, а если соглашаюсь выплюнуть, то краше, чем в эпиграфе, слов у меня нету. Ну их к чёрту, в самом деле.

Кризис среднего возраста характеризуется предчувствием непредсказуемой подлости, которую способен учинить ты сам.

думаешь, что всё просчитал, но на самом деле ситуация неподконтрольна, и все, все вокруг видят, что хвост твой горит и огонь подбирается к топливным бакам. Кажется, что ты почти в порядке, и даже не успеваешь испугаться, когда он происходит, твой последний бдыщ.

И в эту твою тёпленькую уязвимость прилетает что-то вроде комка стекловаты

сам бы ел, но детям надо, как говорят продавцы гнилой черешни.

Публика готова бесконечно слушать рассказы о чужих недостатках. Ибо на их фоне собственная прекрасность расцветает розами и лилиями.