Синеты

книга про грусть и голубой цвет (being blue = sad, so down). на русском получилась классная аналогия со словом «сонеты» (только вот синеты без рифмы). это 240 заметок о любви к синему цвету. а еще о жизни, о сексе, о письме, об одиночестве, об отношениях, о васильках (bluets – синетки? о вау! еще одна игра слов), немного о других цветах тоже. мэгги нельсон хотела написать целый том, посвященный синему, а получилось это философское эссе, хотя жанр в сегодняшней экспериментальной прозе очень подвижен (чем это не автофикшн или тот же theory fiction?). ощущение, что читаешь ее дневник, только без дат и пометок, да и вообще непонятно, в какие моменты времени идут друг за другом слова, но это и неважно: «и что это за глупость вообще – быть влюбленной в то, что заведомо, по своей природе, не способно на ответную любовь?»; «а ты уверена – можно было бы спросить, – что оно не способно любить в ответ?»

Спорно, очень спорно. Кому то задейдет, кому то нет. Это как произведения Саган. Если ты только что разошёлся с девушкой/парнем то да, такой уровень грусти и тоски созвучный твоей грусти и тоске будет очень близок, понятен и как будто о тебе самом. Но если у тебя всё вообще прекрасно и ровно в настоящий момент, то эта тоскливая лирика о сексе в голубом свете и тяжёлом расставании покажется набором букв. Под настроение, ой прям под настроение.

Книга об утраченной любви. Будет актуальна тем, кто недавно расстался с партнёром и ищет утешения. Очень хорошо подошла под моё настроение. Прочитал залпом за один день.

Больше всего в этой книге меня впечатлил фрагмент, из которого я узнала, что Леонард Коэн (якобы?) не помнил, существовал ли в действительности герой/антагонист "Famous Blue Raincoat" или нет. Мол, ревностью он тогда и правда мучился, и диалоги с соперником вёл - только вот не были ли эти диалоги воображаемыми, и имело ли это соперничество место в реальности, а не только в его разгорячённой голове? Это признание сразу заставляет знаменитую песню звучать совсем по-другому - и открывает нам что-то о природе воображения, которое Симона Вейль (незримо присутствующая на каждой странице книги, но обнаруживающая себя лишь на самой последней) считала чуть ли не демонической силой. Воображение легко затягивает человека в трясину, заставляя е_ё снова и снова проживать то, чего с н_ей никогда не было, и скорбеть по тому, чего он_а никогда не имел_а; и, может быть, освобождение от морока несчастной (невзаимной) любви - это и есть постепенное освобождение от власти воображения, толкающего влюблённ_ую в новые и новые "а вдруг", "а если бы" и "а что он_а сейчас думает". И синие предметы, которые повествовательница примечает повсюду как "отпечатки пальцев Бога" - синий пластиковый тент, синяя крупинка тараканьей отравы, египетская лазурь в музее - приобретают таким образом новое значение, или, точнее, отсутствие значения: это сигналы из реальности, которые просто "есть" (аз есмь Сущий). Синие предметы - это просто синие предметы, их синева не несёт в себе никаких скрытых смыслов или обещаний, и именно бессмысленность, нецелесообразность их красоты помогает рассказчице вновь ощутить почву под ногами. Как писал Эдуардо Кон, всё сигнифицирует, но болотная цапля сигнифицирует прежде всего саму себя - и снимает со случайного зрителя бремя расшифровки; роза есть роза есть роза, а синева - это просто синева.