Олег Нестеров

Московский электротехнический институт связи, специальность «Передача дискретной информации». На международной телефонной станции я обслуживал американскую управляющую вычислительную машину, и в 1988 году, 8 августа, то есть все восьмерки в трудовой книжке, ушел из большой связи в большую музыку.

Мне было 27 лет.

Вообще, музыкой я жил, думаю, лет с четырнадцати. И ни на что другое не обращал внимания: все как-то прикладывалось к музыке.

Как я понял значительно позже, меня сформировал дух 60-х, которые пришлись на мое детство. Я долго об этом не задумывался, просто вспоминал, как светило солнце, какие оттенки зеленого были на одежде или какие краски на автомобилях, какие песни звучали, какие фильмы были. Что касается музыки, то скучнее не придумаешь: группа Beatles и Владимир Высоцкий. Вот так вот. Если все это перемешать и взболтать, то примерно из такой гремучей смеси и появились на свет мои устремления.

Да, между «Мегаполисом» XX века и «Мегаполисом» XXI века много различий. Мы четырнадцать лет молчали по одной простой причине: мне было важно помочь другим. Во-первых, мы, видимо, всё сказали на тот момент, во-вторых, я не хотел превращаться в заложника. Что такое успешный рок-музыкант? Он каждый год должен выпускать по успешному альбому – удовлетворять многомиллионный гарем своих поклонников. А если тебе нужно удовлетворить миллион человек, о любви речи быть не может. А тут сначала один человек подвернулся, которому нужно было помогать, – Маша Макарова из Краснодара, потом другой – Найк Борзов из города Видное из Подмосковья. И я начал помогать, помогать… и помогал четырнадцать лет – продюсировал. Это была великая музыкальная аскеза: я не играл и не пел, я просто сидел в кресле и питался энергией молодых артистов, моих подопечных или, может быть, пропускал ее через себя. С одной стороны, я научился профессии продюсера, а с другой – по-настоящему быть артистом. Мои подопечные меня многому научили, они помогли мне открыть в себе качества, которые явно дремали. Ведь «Мегаполис» розлива XX века – это такой постмодернизм: то песня-анекдот, то перепевка русского шлягера, то гениальные стихи Вознесенского про голубые яйца дрозда. Были, конечно, у нас и серьезные погружения. Но тогда в тени этих выходок мы их и похоронили. Вот эта четырнадцатилетняя музыкальная аскеза и помогла наполниться силой и сделать еще одну попытку второй раз войти в ту же реку. А еще с альбомом «Супертанго» было так. Во-первых, я написал книгу «Юбка», это мой первый роман. Это была моя первая творческая командировка, когда я исчез из московской тусовки: уехал в домик моего друга на море, был сосредоточен какое-то время и написал книгу. Приехал и сказал своему коллеге по «Мегаполису» Михаилу Габалаеву, сопродюсеру во всех моих начинаниях: «Ты знаешь, следующая моя творческая командировка будет про альбом». Что касается «Супертанго», то у меня в жизни кое-что произошло, что вдруг включило обратный отсчет: я услышал, как внутри пошел счетчик, и тут мне стало не то что страшно, а обидно, потому что нужно напоследок-то высказаться, и есть о чем высказаться. И этот великий фильтр – самый точный фильтр на свете, когда ты делаешь что-то в последний раз, – помогает разбираться в каждой запятой, в каждом слове, в каждой ноте, в каждой мысли, потому что он отделяет фальшивое от правды. Ты остаешься только с правдой, потому что какой смысл врать, если ты это делаешь в последний раз. Жизнь человека – это непрерывный конфликт между интересами и идеями. Почитайте дневник А. Тарковского, где на одной странице – как починить крышу, а на другой – эпизодник «Зеркала». Такова жизнь художника: здесь нужно заработать на то, чтобы штакетник поставить, а с другой стороны – нужно идею воплощать. А вот когда делаешь все как в последний раз, на штакетник тебе уже плевать с высокой колокольни, потому что важно успеть. И в 2010 году вышел альбом «Супертанго» – мужской альбом, очень правдивый, очень точный. Кстати, как только я закончил с ним работать, закрыл и нажал кнопку «save» в последней композиции и от меня уже больше ничего не зависело, я вдруг вспомнил, что гадалка нагадала мне жить до 95, и счетчик выключился.

Все очень просто. На берегу моря осенью, в очередной творческой командировке, ко мне стали приходить какие-то эскизы, и я понял, что это вроде бы музыка из фильмов, причем из фильмов 60-х, но музыки я этой не слышал и фильмов этих не видел. Я сделал очень простой вывод: ко мне постучалась музыка из неснятых фильмов 60-х. И дальше я, как настоящий детектив, пошел по следу. Начал спрашивать у всех встречных и поперечных, не слышал ли кто-нибудь о неснятых фильмах 60-х. И через какое-то время я наткнулся на золото Трои: музыка меня туда вывела, и чем глубже я копал, тем больше передо мной открывалось это великое и ужасное кладбище невоплощенных кинозамыслов конца 60-х. Наше «оттепельное» кино гремело и блистало, имело вполне ясную и мощную эволюцию, а потом эта эволюция в одночасье была прервана. Прервана она была сверху, и наше кино не стало иным – не случилось. А так у нас были бы иные пословицы и поговорки, иные герои. Если бы Василий Шукшин снял «Степана Разина», мы вообще бы по-другому представляли себе, кто такой русский человек. Я понял, что должен рассказать об этом кладбище не только музыкой, которая, кстати, сама выбрала четыре фильма, где должна была звучать: Геннадия Шпаликова, Владимира Мотыля, Андрея Смирнова, Владимира Китайского, – но и словом. И не только словом со сцены. Эта история воплотилась в качестве спектакля, который мы играем уже четыре года. Называется он «Из жизни планет», как и весь проект. А еще мы сделали интернет-портал Web documentary: он представляет собой линейно разворачивающуюся историю про эти четыре невоплощенных замысла, содержит письма, документы, а на втором плане показан контекст – сотня самых важных неснятых и сотня самых важных снятых фильмов той поры. За этот интернет-проект мы получили национальную премию «Книга года». Медиа окрестили «Из жизни планет» мультиплатформенным проектом. Это проект про уклад. Потому что детям всегда важно (хотя они часто этого не понимают), в каких туфлях мама ходила на танцы, какие фильмы она смотрела или могла бы смотреть. Невоплощенные замыслы могут рассказать об эпохе больше, чем воплощенные. Потому что все эти официанточки в крахмальных наколках, вся эта эстетика 60-х, показанная в фильмах, которые мы знаем и любим: «Я шагаю по Москве», «Застава Ильича», да та же «Бриллиантовая рука», там поздние 60-е, – это все воплощено, эти мифы считываются моментально. А невоплощенные замыслы копают поглубже: там все по-настоящему. Там – правда. «Из жизни планет» – проект про будущее, а не про прошлое, потому что это эстафетная палочка. Отар Иоселиани говорил, кстати, что шестидесятники и вся их работа – «про эстафетную палочку»: они должны построить мост между тем, что было до революции, и тем, что когда-нибудь наконец-то придет. И они построили. И задача нашего проекта – рассказать нынешним двадцатилетним о тех двадцатилетних, у которых, в общем-то, все получалось, хотя их самые, может быть, мощные замыслы и не были тогда воплощены. В этом парадокс. «Настоящему, чтобы обернуться будущим, требуется вчера», – таков был наш внутренний эпиграф, слова Бродского.

Сначала был литературный проект с рабочим названием «Небесный Стокгольм». У меня вышла «Юбка», и сразу появился замысел про этот отдел анекдотов с бывшими студентами-креативщиками, которые пришли в обновленный КГБ. Эту структуру Никита Сергеевич Хрущев понизил до статуса комитета при Совете министров, чтобы она никогда больше не играла столь зловещей роли, как до этого. Нужно было менять сотрудников на молодых, талантливых, честных ребят, которые будут спокойно делать свое дело. И был объявлен комсомольский набор. На семьдесят процентов органы сменились. Хрущев хотел органы «распогонить» и «разлампасить», что ему удалось. И вот мои ребята пришли кто из Бауманки, кто из университета, кто из энергетического. Их отличало только одно: они мертвого могли рассмешить. Все эти СТЭМы, конкурсы художественной самодеятельности, в общем, этакие чемпионы Москвы по смеху. Задача героев была крайне проста: не имея доступа в средства массовой информации, чтобы ослабить врага изнутри, действовать через анекдоты, потому что анекдоты, как вирус, разлетаются по всей стране. В самом разгаре холодная война, а там все средства хороши. Важно, на чьей стороне смеющийся, и важно, чтобы смеющийся был на той стороне, на которой нужно. Анекдот может либо смягчать, либо усиливать агрессию. И им нужно было придумывать анекдоты, которые бы смягчали агрессию, чтобы смеющийся был на нашей стороне, чтобы мы отвечали вроде про все то же, но немножко с другой колокольни. По принципу встречного огня – так делают при тушении лесных пожаров.

Время действия романа – с 62-го по 68-ой. Этот роман, с одной стороны, fiction, с другой – non fiction. Там сто страниц примечаний. Есть даже сайт – путеводитель по роману nebesny.se, где можно зайти в первоисточники и понять, почему один герой говорил одну фразу, другой – другую, что происходило в тот момент.

Я хотел показать своего рода аберрацию близости. Мои герои должны были проползать сквозь это время и жить тем днем, в котором они жили. Но был и земной Стокгольм: его незадолго до отставки посетил Н. С. Хрущев и увидел, чего достигли шведы, – самая богатая страна, если считать на душу населения. Хрущев мечтал о достатке как о составной части для строительства коммунизма, то есть из двух составляющих – воспитания нового человека и материального достатка – мы должны были родить новое общество, творчески преобразующее мир. Как звучит задача – построить новое общество, творчески преображающее мир! Я бы вот хотел пожить в таком обществе. Но, увы, попытки построить идеальное общество во все века, во все эпохи, во все тысячелетия кончались миллионом человеческих личных катастроф.

Я могу сказать пару слов, как пишется исторический роман: сначала нужно влюбиться в эпоху. Как только ты влюбился в эпоху, сразу отовсюду, собираешь ты материал или нет, он начинает приходить к тебе сам, так что не успеваешь складывать – один факт интереснее другого: здесь одно вычитал, там другое увидел. Начинаешь видеть одни и те же события с разных сторон. У тебя тысячи разных свидетелей, а значит, объективная картина. Тогда берется самый яркий и важный материал, выстраивается по хронологии, пишется таймлайн или даже несколько таймлайнов. Один таймлайн у меня назывался «Общая судьба» – такой таймлайн страны; другой – про КГБ: что тогда происходило в этой структуре; третий – про КВН; еще один таймлайн назывался «Таймлайн экономики» – звучит скучно, но на самом деле в то время были очень и очень интересные попытки кардинально изменить систему экономики. Слева оставляешь пустое место – это эпизодник. Герои встречаются, и по контексту справа видно, что происходит. Это важно. А потом все уже перестает от тебя зависеть, потому что они начинают проживать эти дни, эти месяцы; важно, о чем они думают. Эти таймлайны я распечатал и наклеил на ватманы.

Я долго собирал материал. С 2008 года. Встретил многих интересных людей. Даже летал к Сергею Никитичу Хрущеву в Америку с сокровенными вопросами и получил сокровенные ответы. Я очень хорошо знаю про то время, а это время очень важное – это время, когда все получалось. Очень важно изучать время, когда все получалось, в то время, когда не очень все до конца получается.

Собственно писать я начал, по-моему, 1 марта 2015 года, и целый год писал. Поставил точку где-то в феврале или, может быть, даже в марте. Где только я не писал: в Каталонии, Альпах, Черногории, Подмосковье. Год.

Ну, это очень просто. Писатель Александр Генис как-то гениально сказал, что наша голова как стаканчик, который все время полон. Даже если нет настоящих дел и настоящих мыслей, он полон делишками и мыслишками, но всегда он загружен до краев. С другой стороны, творческому человеку нужно как-то суметь принять весть «оттуда». Можно привести слова Г. Шпаликова: «…по белому снегу я палкой вожу, стихи, они с неба, и я перевожу». Нам важно впустить идею, которая к нам пришла. Ту молнию, которая зажигает тебя, как дерево, и ты должен ее материализовать. Чтобы эту идею принять, нужно чтобы она куда-то попала. А если ты полон, она и не попадет, либо попадет так, что ты ее не поймешь. Если взять бутылку французского вина за сто евро и лить в стакан, полный воды, что получится? Не пойми чего! Все будет выливаться, что-то будет розоветь – все равно бурда. Сколько нужно вылить в стакан прекрасного нектара по сто евро за бутылку, чтоб там был нектар по сто евро? Очень много – цистерну, может быть. Не проще ли вылить воду и налить туда нектар?

И что касается технологий стимуляции творческого процесса, перво-наперво нужно опустошить стаканчик: никаких СМС, никакой почты, никаких книг не по теме. И на пятый день отдыха у моря и валяния на солнышке наступает просветление – каждый удивительно все про себя понимает: правильно ли живет свою жизнь, там ли работает, с теми ли дружит и так далее. И думает: «У-у-у, вот я сейчас приеду-то, разберусь». Приезжает, а здесь опять стаканчик ап! – и переполнен. Творческий процесс – как сон: чтобы заснуть, нужно время, чтобы проснуться – одно мгновение. Эсэмэска «Где договора за февраль?» – и все, вы уже проснулись, ворочаетесь, заснуть не можете: грязный текст идет. Степень чистоты воды зависит от глубины ее залегания. И если первые пять дней это глубина двадцать метров, то каждый последующий день вода все чище, чище и чище. Главное – не просыпаться, главное – быть на глубине. И там все возможно: доказывать теоремы, рисовать картины, придумывать балеты.

У таланта мультипликативная природа, он состоит из нескольких компонентов. Если одна из составляющих нулевая или близка к нулевой, то и не искрит. Первый компонент – это духовный опыт. Второй – гены и хромосомы, наши способности. Неспособных людей нет. Философ и нейрофизиолог Говард Гарднер, изучавший пораженные участки головного мозга, пришел к выводу, что у нас есть девять базовых способностей. Все они в той или иной пропорции присутствуют в нашем индивидуальном букете. Нет двух одинаковых оттенков, нет двух одинаковых букетов способностей на земле – у каждого человека он индивидуален. Эти девять базовых способностей звучат так: умение владеть своим телом, умение ориентироваться в пространстве, умение знать и понимать природу, умение договариваться с собой, умение договариваться с окружающими, музыкальный интеллект, умение слышать в интонации ложь или определять правду, логико-математические, вербальные и спиритуальные. И у каждого человека эти способности комбинируются по-разному, образуя свой букет. И важно этот букет правильно применять.

У меня в задумке третий роман – про 90-е. Это тоже моя эпоха: мое становление как продюсера, как человека, мои переживания как мужчины, в конце концов. Это все серьезно. И там, в этом замысле, будет очень много меня.