На обложке – репродукция картины Н. Д. Дмитриева-Оренбургского «Въезд великого князя Николая Николаевича в Тырново 30 июня 1877 г.» (1885 г.), Государственный Русский музей (г. Санкт-Петербург).

Введение

Начало XX в. в России ознаменовалось революционными событиями, приведшими к смене политического режима. Многие империи стояли на пороге своего разрушения и напоминали больного в состоянии агонии. Однако, на наш взгляд, этого нельзя сказать в отношении России конца XIX – начала XX в., поскольку время царствования Николая II являлось периодом самых высоких в истории нашей страны темпов экономического развития. Так, с 1880 по 1910 г. рост продукции российской промышленности превышал 9 % в год, и по данному показателю мы вышли на первое место в мире, опередив стремительно развивавшиеся тогда США [106, с. 7]. Сумма народных сбережений за 13,5 лет правления Александра III (с 1881 г. по 1 августа 1894 г.) увеличилась в 33 раза [47, с. 34]. В царствование Николая II сумма вкладов в сберегательные кассы, где сосредоточивались излишки главным образом малосостоятельных классов населения, с 300 млн руб. в 1894 г. выросла к 1913 г. до 2 млрд руб. (увеличение на 570 %), а к 1917 г. – до 5 млрд 225 млн руб. (увеличение на 1700 %) [47, с. 39].

Крестьянам накануне революции на началах собственности принадлежала вся пахотная земельная площадь в азиатской России и на началах собственности и аренды – 90 % всей площади в России европейской [47, с. 35]. По подсчетам А.Б. Горянина, освобождение крепостных в 1861 г. касалось только 28 % крестьянского населения, в то время как остальные крестьяне уже получили личную свободу в годы правления Николая I и ранее [61, с. 47].

Февральская революция началась со стычек в появившихся в феврале 1917 г. длинных очередях за хлебом. Но само появление этих очередей стало результатом провокаторских агитаций, в результате которых распространились слухи о наличии острого дефицита хлебных запасов, хотя на самом деле в России 1917 г. дефицита хлеба не было.

Исходя из сказанного, вполне понятным становится вывод исследователя начала XX в. В. Ф. Иванова о том, что причиной русского бунта была отнюдь не бедность материальная, а нищета духовная [47, с. 46]. Поэтому те преобразования в материальной сфере, которые принесла революция, России, по сути, не были нужны.

Традиционно важными инструментами самодержавия являлись российская армия и флот. И представители военных структур, конечно, были составной частью социальной базы империи. «Во всем свете у нас только два верных союзника – армия и флот: все остальные, при первой возможности, сами ополчатся против нас», – любил повторять император Александр III.

Однако люди с оружием в руках могли не только активно помогать светской власти сохранять и приумножать ее внутри- и внешнеполитическое могущество, но, при отсутствии должного к себе отношения и поддержки, накапливали потенциал для обращения этого оружия против нее. Представляется, что именно в данной области взаимодействия правителей и людей военных были сосредоточены основные усилия со стороны светской и духовной власти для сохранения существовавшего строя.

Опыт, накопленный в результате участия России в войнах второй половины XIX – начала XX в., до революции и смены политического режима в стране учитывался и тщательно изучался. Среди таких работ можно назвать исследования А. Вендта [8], Е.М. Кирилова [51], Э. М. Мержейовского [62], Н. Г. Николаева [66, 67], Б.С. Эсадзе [114].

Следующий, постреволюционный, этап в изучении военного опыта дореволюционной России, к сожалению, характеризуется резко критическим и предвзятым отношением исследователей – сторонников новой, советской, идеологии – к военному опыту предшественников. В таких тонах писал, например, М. И. Гайдук [36]. В изданиях В. О. Василенко [7] и Б. П. Кандидова [48] в резко уничижительной и клеветнической форме была представлена та роль, которую сыграла православная церковь в развитии армии, страны и общества в целом.

В условиях обострения отношений с Германией в 20-30-х гг. XX столетия встал вопрос о том, в чем заключались и каковы были военные наработки полководцев времен империи, которые можно было бы учесть и на которые можно было бы опираться в ходе приближающейся войны. Но и эти работы тоже не были свободны от идеологических штампов. Н. А. Левицкий в таком ключе писал о Русско-японской войне [60]. Под общей редакцией А. Г. Шляпникова, Р.А. Муклевича и проф. Б.И. Доливо-Добровольского вышла работа [57], в которой была показана роль русских армий в деле спасения Франции и Англии от военного поражения в Первой мировой войне. Русский военный теоретик Н. Н. Головин пришел к выводу, что сущность причин, по которым Россия по окончании Первой мировой войны не оказалась ни в лагере победителей, ни в стане побежденных, лежит именно в области анализа ее «живой силы» – психического состояния и социального самочувствия военнослужащих на фронте и гражданского населения в тылу [37]. Белоэмигрантский ученый А. П. Залюбовский подробно описал снабжение русской армии в Великую войну ружьями, пулеметами, револьверами и патронами к ним [46]. Наибольшую ответственность за войну возложил на царскую Россию итальянский ученый Ф. Нитти [69].

Уже в ходе Великой Отечественной войны советскими исследователями более остро была осознана необходимость изучения опыта ведения войн в царской России. Так, известным историком Е.В. Тарле был издан двухтомник «Крымская война» [96], где автор внес много нового в описание военных действий. Ф.И. Нотович на архивном материале проанализировал дипломатическую борьбу и захватническую политику германского империализма на Востоке в годы Первой мировой войны [70, 71]. Военная экономика в Первую мировую войну охарактеризована Г.И. Шигалиным [111].

Послевоенное время было также отмечено некоторыми работами, посвященными изучению внутренних проблем военной истории дореволюционной России. Так, о развитии Румынии в годы Первой мировой войны писал В. Н. Виноградов [9], тайная дипломатия во время Первой мировой войны описана В. В. Готлибом [39], история Сумского кадетского корпуса (1900–1950) – С. Я. Кремером [55], дипломатическая история Русско-японской войны – Б. А. Романовым [85].

Времена, близкие к развалу СССР, ознаменовались резким ростом интереса к военной истории дореволюционной России. Особое внимание уделялось опять же Первой мировой войне [73, 74], а также аспекты дипломатических отношений накануне той войны: А. С. Аветян [2], Дж. Джолл [43], Д.М. Проэктор [81], А. Л. Сидоров [93]. Событием в научном мире стал выход книги известного авиаконструктора И. И. Сикорского [94]. Особенно любопытной оказалась глава «Воздухоплавание во время войны 1914–1918 г.».

Огромная масса исследований различных аспектов, касающихся войн дореволюционной России, появилась в новейшее время. Пристальное внимание Первой мировой войне уделено А. И. Уткиным [98], Н. Д. Постниковым [77] и многими другими учеными. Особый вклад в изучение Первой мировой войны внес К. Ф. Шацилло [108, 109, 110].

Резко возрос интерес к Русско-японской войне. Ей посвятили свои работы такие исследователи, как А. С. Арутюнов [5], Н. В. Греков [40], С. Кремлёв [56], Н.Н. Непомнящий [65], С.Н. Семанов [91], А. В. Шишов [112]. Вышел сборник о той войне [86].

Имеются сайты, посвященные военной литературе, которые содержат в себе множество полезных и интересных текстов [90].

Наибольшее количество исследований, касающихся службы военных священников, проводилось в дореволюционное время. Подробная и обширная библиография таких работ, доведенная до наших дней, изложена в фундаментальных трудах К. Г. Капкова [49, с. 187–224; 50, с. 647–679].

В последнее время вышло в свет достаточно большое количество работ о службе военного духовенства на фронте. Вопросами созидательной деятельности светской и духовной власти в армии и на флоте в разное время занимались такие ученые, как Д. Б. Гришин [41], Ю. Н. Данилов [42], К. Г. Капков [49, 50], доктор военно-морских наук, профессор, действительный член Академии военных наук контр-адмирал Ю. Л. Коршунов [53], иерей А. А. Кострюков [54] и др. Наверное, можно считать чудом, что до наших дней сохранился дневник полкового священника прот. М.В. Сребрянского [95], который вообще не предназначался для публикации. Изданы также воспоминания последнего протопресвитера армии и флота Г. И. Шавельского [107].

Имеются, правда, пока еще очень немногочисленные издания и интернет-ресурсы, посвященные деятельности сестер милосердия из императорского дома Романовых [1, 92, 106].

Архивные документы из РГИА, ГА РФ, ЦИАМ, ВИА РФ, ставшие доступными сегодня, позволяют пролить свет на данную проблематику, избегая идеологических штампов.

Глава I
Августейшие солдаты и моряки из династии Романовых

Начиная с 1613 г., когда на русский престол взошел избранный царь Михаил Федорович Романов, и вплоть до свержения монархии в 1917 г. наша дореволюционная Россия знала многих представителей правившей династии, которые связали свою жизнь с армией и флотом. Их список далеко не исчерпывается такими известными реформаторами военного дела, как Петр Великий и Павел Первый. Особенно много их было в XIX в. Примечательно то, что почти все императоры, великие князья и князья императорской крови были людьми военными, поскольку военная профессия в великокняжеской среде традиционно считалась привилегированной.

Таким образом, являясь представителями аристократии, они совмещали свое знатное происхождение и привилегированнейшее положение в обществе с военной службой. При этом многие из них явили своей жизнью пример, достойный подражания.

Нужно особо отметить тот факт, что в дореволюционной России такое обыденное для современного человека занятие, как работа, обычно именовалось словом «служба». И это непосредственно отражалось на характере и результатах выполняемого труда. «Служить» означает приносить пользу другим, то есть не себе, а ближним. В этом смысле классическая русская литература дает нам массу материалов для подтверждения справедливости данного тезиса, поскольку герои произведений, например, Н. В. Гоголя, Ф.М. Достоевского и других писателей ходили именно «на службу». И относились к труду они истинно по-христиански. Так, Н. В. Гоголь своему «маленькому человеку» – главному герою повести «Шинель» – не случайно дал имя Акакий Акакиевич Башмачкин. Писатель назвал его в честь преподобного Акакия – юного послушника одного из египетских монастырей, который, по примеру Христа, «смирил себя и был послушен своему жестокому наставнику даже до смерти» [76, гл. 2, стих 8]. Более того, и после смерти на призыв жившего там великого старца: «Брат Акакий, умер ли ты?» – сей благоразумный послушник ответил: «Отче, как можно умереть делателю послушания?» Трогательную и поучительную историю о преподобном Акакии нам оставил египетский монах V–VI вв., игумен горы Синайской, прей. Иоанн Лествичник, прозванный Схоластиком, в своем бессмертном произведении «Лествица, возводящая на небо» [78, с. 99—102].

В повести «Шинель» не только имя, но и отчество главного героя апеллируют к преп. Акакию, из чего можно сделать вывод, что Акакий Акакиевич являл собой пример истинного смирения, послушания и жертвенного служения. Но с течением индустриального XIX в. такие люди и характеры, как Башмачкин, постепенно начали становиться анахронизмами. XX и XXI в. пошли еще дальше: сегодня жизненная позиция и отношение к труду, характерные для Акакия Акакиевича Башмачкина, считаются вообще не модными и не современными. Воистину, mutantur témpora et nos mutamur in illis!^[1]

В Государственном архиве Российский Федерации нам удалось обнаружить следующий документ 1885 г:

Таблица 1

Список лиц императорского дома, состоявших в обер-офицерских чинах, а также малолетних, числившихся в войсках (1885 г.)

[32, л. 1–5].

Как видим, в данном списке представлено 20 лиц императорского дома, которые числились по 6 прославленным гвардейским полкам русской армии и 3 артиллериям: по лейб-гвардии Преображенскому полку, лейб-гвардии Семёновскому полку, лейб-гвардии Измайловскому полку, лейб-гвардии Конному полку, лейб-гвардии Конно-Гренадерскому полку, лейб-гвардии Егерскому полку, лейб-гвардии Пешей артиллерии, лейб-гвардии Конной артиллерии, гвардейской Пешей артиллерии [32, л. 1–5].

Дворянство – изначально служилое сословие, которое появилось в России в XIV в., – иерархически возвысилось при царе Алексее Михайловиче в XVII в. Манифестом Петра III от 1762 г. «О вольности дворянства» было освобождено от обязательной службы государству Повинности, которые ранее возлагались на него законом, отныне были предоставлены гражданской совести его представителей. С этого момента дворян с рождения начали причислять к различным военным формированиям и, независимо от того, несли они в течение своей жизни воинскую службу или нет, продвижение вверх по военной иерархической лестнице им все равно было обеспечено. На наш взгляд, данный манифест обесценил и обессмыслил саму суть, функцию и назначение служилого сословия для государства, что в дальнейшем способствовало наращиванию имущественного и социального дисбаланса в российском обществе в целом.

По мысли Петра III, помещики, осевшие в деревне после освобождения от службы, должны были нести просвещение своим крестьянам, то есть по сути превратиться в аристократию. Но этого не произошло. Дворянство восприняло манифест как освобождение от каких бы то ни было обязательств по отношению к государству и начало стремительно деградировать.

Отношение помещиков к крестьянам до революции, особенно в эпоху крепостного права, зачастую приобретало столь вопиющие формы, что многие духовные иерархи, видя проявления подобных самочинств, чувствовали, писали и предостерегали, что они послужат серьезнейшим фактором накаливания социальных противоречий между богатыми и бедными [63, с. 40–42].

После революции, когда начали страдать уже «раздражавшие нищих», со стороны бывших дворян появились примеры понимания причин случившегося. В общем ключе эти причины могут быть высвечены выражением: «Это Федосьины внуки отплачивают за наших дедов!» [63, с. 42]. Данная фраза была произнесена во время Великой Отечественной войны одной эмигранткой, прежде очень богатой и знатной, у которой большевики убили единственного сына. Она, как понимающий человек и как христианка, давно простила убийц своего сына, не помышляла о возвращении «доброго старого времени» и молилась о победе советских людей над врагом, хотя жила тогда на милостыню американского народа и правительства [63, с. 42].

Лица царской фамилии с точки зрения земной человеческой логики вовсе не обязаны были нести военную службу Однако на самом деле те Романовы, что не являлись непосредственными претендентами на царский престол, де-факто всегда с самого детства предназначались и готовились к военной карьере. В вопросе определения направления жизненного пути эти люди практически были лишены выбора. Вот как пишет об этом великий князь Александр Михайлович в своих воспоминаниях: «Если к нам обращались с каким-нибудь вопросом то мы должны были отвечать в тех рамках, которые нам предписывал строгий этикет. За обедом, когда какая-нибудь дама с притворно сладкой улыбкой на губах спрашивала меня о том, кем я хотел бы быть, то она сама прекрасно знала, что Великий Князь Александр не может желать быть ни пожарным, ни машинистом, чтобы не навлечь на себя неудовольствия Великого Князя – отца. Выбор моей карьеры был весьма ограничен: он лежал между кавалерией, которой командовал мой дядя, Великий Князь Николай Николаевич-Старший, артиллерией, которая была в ведении моего отца, и военным флотом, во главе которого стоял мой другой дядя – Великий Князь Константин Николаевич. <…> Брат Георгий как-то робко высказал желание сделаться художником-портретистом. Его слова были встречены зловещим молчанием всех присутствующих, и Георгий понял свою ошибку только тогда, когда камер-лакей, обносивший гостей десертом, прошел с малиновым мороженым мимо его прибора» [3, с. 31–32].

С 7 до 15 лет воспитание великих князей было подобно прохождению строевой службы в полку. Условия их жизни были максимально приближены к казарменным: сон на узких походных кроватях с тончайшими матрацами, положенными на деревянные доски, подъем в 6 часов утра, строжайшее наказание тем, кто рискнул бы «поспать еще 5 минут», чтение утреннего молитвенного правила на коленях перед иконами, потом – холодная ванна. К завтраку подавались только чай и хлеб с маслом; все остальное – строго запрещено, чтобы не приучать молодых людей к роскоши.

Затем – уроки гимнастики и фехтования. Особое внимание уделялось практическим занятиям по артиллерии с применением пушки. «В возрасте 10 лет я мог бы принять участие в бомбардировке большого города», – писал великий князь Александр Михайлович [3, с. 28].

Уроки шли ежедневно с 8 до 11 утра и с 2 до 6 вечера. Учебная программа включала: Закон Божий, историю Православной церкви, сравнительную историю других исповеданий, русскую грамматику и литературу, историю иностранной литературы, историю России, Европы, Америки и Азии, географию, математику (арифметику, алгебру, геометрию и тригонометрию), так называемые новые языки (французский, английский, немецкий) и музыку Сверх того обучали обращению с огнестрельным оружием, верховой езде, фехтованию и штыковой атаке. Иногда прибавляли латынь и древнегреческий.

В процессе обучения всегда присутствовала излишняя строгость наставников, что оставляло чувство горечи в душах их воспитанников. «Можно с уверенностью сказать, что современные любящие родители воспротивились бы, если бы их детей воспитывали так, как это было принято в русской Императорской семье моего детства», – вспоминал великий князь Александр Михайлович [3, с. 30].

Малейшая ошибка в немецком слове влекла за собой лишение сладкого. За ошибку в вычислении скоростей двух встречных поездов наказывали стоянием на коленях носом к стене в течение целого часа.

«Однажды, когда мы были доведены до слез какой-то несправедливостью педагогов и попробовали протестовать, последовал рапорт отцу с именами зачинщиков, и мы были сурово наказаны. Для меня навсегда останется непостижимым, как такая давящая система воспитания не притупила наши умы и не вызвала ненависти ко всем тем предметам, которым нас обучали в детстве» [3, с. 30].

Справедливости ради нужно сказать, что, наравне с великими князьями, претенденты на престол с детства также приобщались к военному обучению и воспитанию. Более того, «все монархи Европы, казалось, пришли к молчаливому соглашению, что их сыновья должны быть воспитаны в страхе Божьем для правильного понимания будущей ответственности перед страной. Много лет спустя, делясь воспоминаниями с германским императором Вильгельмом, я оценил сравнительную мягкость наших тифлисских учителей. Его наследник, германский кронпринц, женатый на одной из моих племянниц, сухо добавил, что количество наказаний, полученных в детстве отцом-монархом, не смягчает тропы испытаний, по которой идет его сын» [3, с. 30].

Впрочем, в течение своей жизни люди, принадлежавшие к царской фамилии, могли заниматься и другими, интересными им, профессиями. Так, например,

• болезнь туберкулезом легких заставила великого князя Петра Николаевича Романова (1868–1931) бросить военную службу и заняться архитектурой;

• великий князь Владимир Александрович Романов (1847–1909) являлся тонким знатоком искусства. Он рисовал, собирал старинные иконы, интересовался балетом и первый финансировал заграничные балетные турне С. Дягилева. Ненавидел политику и, по сути, с ним невозможно было разговаривать ни о чем, кроме искусства;

• истинным призванием великого князя Николая Михайловича Романова (1859–1919) были исторические изыскания. Его непревзойденная монументальная биография императора Александра I произвела фурор среди французских наполеонистов, заставив их пересмотреть, исправить и даже пересоставить ряд исторических трактатов. Французская Академия избрала его своим членом – честь, которой почти никогда не удостаивались иностранцы. После революции М. Горький просил у В. И. Ленина помилования для Николая Михайловича, которого глубоко уважали даже на большевистских верхах за его ценные исторические труды и всем известный передовой образ мыслей. Но это не помешало Владимиру Ильичу подписать ему смертный приговор со словами: «Революция не нуждается в историках!» [3, с. 145, 154, 155, 323–324].

Тем не менее в день своего совершеннолетия (в 20 лет) великие князья давали присягу императору. Сохранилось описание этого знаменательного события, принадлежащее великому князю Александру Михайловичу: «1 апреля 1886 г. я стал совершеннолетним. В 8 часов утра фельдъегерь доставил мне форму флигель-адъютанта свиты Его Величества. В Петергофском дворце состоялся прием, на котором присутствовали Их Величества, члены Императорской фамилии, министры, депутации от гвардейских полков, придворные чины и духовенство. После молебствия на середину церкви вынесли флаг Гвардейского скипажа. Государь подал мне знак. Я приблизился к флагу, сопровождаемый священником, который вручил мне два текста присяги: первый – присяги для Великого Князя, в которой я клялся в верности Основным Законам Империи о престолонаследии и об Учреждении Императорской фамилии, и второй – присяги верноподданного. Держась левой рукой за полотнище флага, а правую подняв вверх по уставу, я прочел вслух обе присяги, поцеловал крест и Библию, которые лежали на аналое, подписал на присяжных листах, передал их министру Императорского двора, обнял Государя и поцеловал руку Императрице. Вслед за этим мы возвратились во дворец, где нас ожидал торжественный завтрак, данный в мою честь для ближайших членов Императорской семьи. Традиции нашей семьи исключали мелодраматические эффекты, а потому никто не стал объяснять мне значения данных мной присяг. Да в этом и не было надобности. Я решил в моей последующей жизни в точности исполнять все то, чему я присягнул. Тридцать один год спустя я вспомнил это решение моей юности, когда большинство из моих родственников подписали обязательство, исторгнутое у них Временным правительством, об отказе от своих прав. Я родился Великим Князем, и никакие угрозы не могли заставить меня забыть, что я обязался “служить Его Императорскому Величеству, не щадя живота своего, до последней капли крови”» [3, с. 98–99].

Лица царской фамилии, особенно некоторые ее представители, трудясь на военном поприще, способствовали тому, чтобы Россия одержала немалое количество побед, прославивших нашу страну.

1. Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними (латинская пословица).

12 3 4 5 ...17 След.

Деятельность светской и духовной власти по укреплению армии и флота России второй половины XIX – начала ХХ в. Монография

Введение

Глава IАвгустейшие солдаты и моряки из династии Романовых

С этой книгой читают

Глава I
Августейшие солдаты и моряки из династии Романовых