Новые времена именуют собой перемены и не в силах более терзаться душевными страданиями, я набрался смелости завести дневник, чтобы более детально взглянуть на свою проблему. Волею судьбы, сердце моё было пронзено чувством, доселе мне неведомом и от которого я чувствовал себя крайне неловко в первое время: я влюбился. Прежде я мнил себя человеком до крайности прагматичным и помыслить не мог, что снизойду до таких глупостей, как необоснованная привязанность к чужому человеку.

Тогда я только поступил в академию, коим славится наше поселение, и был преисполнен надежд на своё будущее в виде карьеры гениального учёного, открывающего завесу тайн мироздания для всего человечества. Но как я уже упоминал выше, в мои планы вмешалось непредвиденное обстоятельство. Будучи первокурсником, я, хоть человек замкнутый и по натуре одинокий, вынужден был приобщиться к новому для меня коллективу в виде своих коллег по научному призванию, с коими мне предстояло пройти этот нелёгкий путь от беспечного обывателя до искусного специалиста. Контингент был весьма своеобразен: были и легкомысленные студенты, не охваченные тягой научных достижений и неизвестно на что уповающие и ради чего, собственно, живущие.

Были и прямо противоположные тому примеры: люди, всецело поглощённые учебным процессом, подобно мне, готовые принести свою жизнь к алтарю науки. И, разумеется, основу составлял, скажем так, средний класс – нечто среднее между двумя описанными группами – люди, не ставящие учёбу приоритетом жизни, но саму жизнь со всеми её социальными вытекающими. Именно к этой группе примыкала тогда ещё ничем не приметная для меня девушка по имени Элизабет. Ах, Элизабет… Как я мог не замечать её с самого начала учёбы?

Спустя полугода обучения, для лабораторных работ нашей группе нужно было разбиться на пары. Большинство моих однокурсников к этому времени давно сформировали компании по увлечениям и интересам, обретя тем самым себе хоть и не всегда одарённых в плане учёбы, но верных напарников. Как я уже упоминал ранее, я не мог похвастаться особой общительностью, и всегда полагался только на собственные силы, благо мой незаурядный ум и сильная воля давали мне такую возможность, а потому предпочитал или игнорировать предоставленного мне партнёра (из-за чего порой на меня обижались, но бывали и противоположные реакции) или же вообще обходиться в одиночку. Но в тот день всё изменилось.

Именно в тот день подругу Элизабет одолела простуда и она не смогла прийти на занятия, так что Элизабет осталась без напарника для предстоящей работы, коим, по решению преподавателя, предстояло стать мне, ибо я, как обычно, собирался работать в одиночку. Откровенно говоря, поначалу я не очень был рад кампании, но в ходе работы я вынужден был изменить своё мнение. К моему удивлению, мы отлично сработались, и даже более, она была так добра ко мне, так заботлива. Ко мне никто так не относился до этого.

Спустя некоторое время её подруга и выздоровела и всё вернулось на круги своя, или почти всё. Что-то зародилось во мне в тот момент, хотя я сам этого ещё не понимал.

В дальнейшем, неожиданно для себя, я старался сблизится с ней, но с силу своей неопытности, выходило неуклюже, да и то наши разговоры в большинстве своём затрагивали только учёбу. Касательно же учёбы, мне всё сложнее стало концентрироваться на лекциях, мысли же мои теперь занимали сентиментальные грёзы, отнюдь никоим образом не затрагивающие уготованную мне научную карьеру, например, о великом открытии в области физики или же признания собственной теоремы, а может и решения загадок, над которыми лучшие умы человечества бьются десятки лет. Но нет, вовсе нет. То были грёзы о романтике; о случайно пересечённых взглядах, о первых неловких, но нежных касаниях; о долгих прогулках вечером лишь вдвоём и разговорах обо всём на свете. В одночасье мир сократился для меня до одного человека.

Мне было крайне стыдно за содержание моих мыслей, поначалу я даже краснел и смущался, потому как не знал, как относиться к этому, но поделать с собой я ничего не мог. Тогда мне и пришлось признать, что сам себе я более не принадлежу.

Но оставить всё как есть я не могу, просто не могу. У меня не остаётся выбора кроме как действовать, и впервые за многие годы будущее видится мне неясным.