Лондон. Биография

Текст
4
Отзывы
Читать фрагмент
Отметить прочитанной
Как читать книгу после покупки
Цитаты 30

Итак, основа Лондона – сила. Здесь всегда казнили и угнетали, а бедных всегда было больше, чем богатых. Много раз город навлекал на себя ужасную кару и в нем бушевали пламя и мор. Уже через какой-нибудь десяток лет после его основания первый великий пожар полностью уничтожил все лондонские постройки. […] Цвет Лондона – красный, это цвет пламени и разрушения.В течение долгих столетий Лондон превозносили или проклинали, называя его новым Римом, - имелись в виду, соответственно, его могущественность или развращенность, - и можно с уверенностью сказать, что основатели города наложили непреходящую печать на его облик.Главным божеством этого края всегда были деньги.«У Лондона нет иных изъянов, - утверждает Фицстивен, - кроме неумеренного пьянства отдельных глупцов да частых пожаров».Звуки, которые издавали «столичные» лошади, коровы, собаки, кошки, свиньи, овцы и куры, смешивались с топотом и мычанием огромных стад, перегоняемых в Смитфилд и на другие открытые рынки; Лондон, как тогда говорили, пожирал провинцию, и его чавканье было слышно повсюду.Тишина может заменить будильник.Записи, сделанные заграничными путешественниками, свидетельствуют об уникальности тогдашнего Лондона. Человек, приехавший из Греции, отметил, что сокровища Тауэра, «как утверждают, превосходят знаменитые с древних времен богатства Креза и Мидаса»; швейцарский студент-медик написал, что «не Лондон находится в Англии, а наоборот, Англия в Лондоне – так здесь говорят».Постоянный и безудержный рост Лондона, можно сказать, убил его картографа.В.С. Притчетт заметил в конце 1960-х годов: «Лондону свойственно наделять человека чувством личного участия в истории». «Странно, - писал он в другом месте, - что, хотя Лондон бесцеремонно разделывается со своим прошлым, лондонец ничего не забывает полностью». Любая прогулка по лондонским улицам может поэтому стать путешествием в прошлое, и никогда не переведутся лондонцы, испытывающие к этому прошлому страстную, навязчивую тягу.Кто-то сказал о Теккерее: «Похоже, будто город – его болезнь, и он не может удержаться от перечисления ее симптомов».Ноябрь был излюбленным месяцем лондонских самоубийц, и в дни самого густого тумана «людям, по их признаниям, казалось, будто наступает конец света». […] Смерть всегда была одной из самых ходовых лондонских эмблем.Лондонское повешение в изображении Роулендсона. Дети в полном восторге от зрелища, мамаша с младенцем на руках ни капельки не смущена. Иностранцы часто отмечали, что жители Лондона не боятся смерти.Именно в эту пору [16 век] зародилась легенда о Черном псе – «призраке в обличье черной собаки, бродящем по улицам накануне казни и по ночам, когда проходят судебные заседания». Некоторые считали это существо воплощением ужасов, творившихся в Ньюгейте XII века, когда голод вынуждал отдельных узников прибегнуть к каннибализму. Другие полагали, что оно является «образом официальной власти» - иными словами, символизирует собой злобность тюремщиков. Однако в начале XVIII века под словами «гонять Черного пса» подразумевалось жестокое обращение заключенных с новоприбывшими. Говорят, что это зловещее привидение и сейчас иногда можно увидеть около увитой плющом стены на Амен-корт, близ старинного Сешнс-хауса.Описывая «авраамов» (людей, притворявшихся сумасшедшими), «шустряков» (тех, кто таскал вещи из открытых окон) и «лихачей» (воров-лошадников), Деккер и Грин, пожалуй, иногда перегибают палку: вряд ли улицы Лондона XVI века и впрямь были такими опасными, какими они их изображают.Знаменательная фраза – «Лондон завоевывает вступающих в него» - ныне, вероятно, звучит как трюизм. В начале XIX века был создан шуточный рисунок, который стал знаменитым и повторялся со всевозможными изменениями и улучшениями, наверное, тысячу раз. Близ Лондона на дороге встречаются два путника. Один, возвращающийся из города, согбен и сломлен; другой, целеустремленный и полный воодушевления, трясет его руку и спрашивает: «Что, он и вправду вымощен золотом?»Но, в отличие от многих других мировых столиц, искусственная история в Лондоне не срабатывает.Лондон сам соблазнителен, сам сексуален – того и гляди обнажит заветное местечко, завлечет, заманит.Лондон никогда не был честным городом; Сэмюэл Печ, редактор издания «Перфект дайернал», был в 1640-е годы охарактеризован как человек, «постоянный только в распутстве, лжи и пьянстве». Он был, иными словами, типичным лондонцем.Лондон и сам, по замечанию Уолтера Баджота, был подобен газете, где «есть все на свете и ничто ни с чем не связано», - череда разрозненных впечатлений, событий и образов, соединяемых лишь общей рамкой.Деревья, как и прочее в Лондоне, могут приобретать символические черты. «Лондон, - заметил Форд Мэдокс Форд, - начинается там, где стволы деревьев становятся черными».Город потому красивей сельской местности, что он богат человеческой историей.Травя медведя псами, бравый бритт

Дубинкой потрясает и вопит.

Французишка, дивясь на сей угар,

Бормочет про себя: Ha! gens barbare!*

(Драйден, XVII век)

*Ха! Вот варвары! (фр.)Лондон не только проклят, но и благословен.Каждый участок Лондона имеет свой отчетливо ощутимый характер, выпестованный временем и историей; в совокупности они кажутся бесчисленным множеством завихрений внутри общего широкого движения города. На них невозможно посмотреть ровным взглядом, их нельзя обозреть как единое целое, потому что впечатление может быть только одно: противоположность, контраст. Но из этих-то противоположностей и является нам Лондон, словно бы порожденный неким соударением, столкновением, парадоксом. В этом смысле его происхождение столь же таинственно, как возникновение самой Вселенной.О лабиринте как приеме теоретик архитектуры Бернард Тшуми писал: «Его нельзя ни полностью увидеть, ни выразить. Ты к нему приговорен - он не дает тебе выйти и взглянуть на целое». Таков Лондон.Размер Лондона и возраст его таковы, что все жители кажутся в нем лишь временными гостями.Жить в городе - значит, чувствовать границы своего бытия.Одна старинная лондонская надпись гласит: «Как ценна всякая нить золотой ткани, / Так ценна всякая минута времени». Время не следует «тратить попусту». Шатобриан заметил, что именно эта навязчивая идея делает лондонцев невосприимчивыми к искусству и к культуре в целом: «Они отгоняют всякую мысль о Рафаэле, ибо думать о нем - значит терять время, и ничего больше».Лондон достаточно велик и разнороден, чтобы отразить любую тематику и дать подтверждение любому образу мыслей.Песчинка лондонской жизни содержит Вселенную.«Без противоположностей, - писал Блейк, - нет движения.»Есть знаменитое выражение: «Лондон меня сотворил». Но раз так, он не может быть совсем уж твердокаменным - ведь «сотворенные им» Стил и Лэм оказались способны расчувствоваться до слез.Как писал Джеффри Григсон, Лондон «означал - делать, по меньшей мере он означал - взяться».

+6Vektus_LiveLib

В XV столетии повешением карались преступления восьми видов[...] Но тот, кто мог прочесть отрывок из Библии, известный под названием "стиха висельников" (первый стих 51-го псалма), автоматически становился монахом и поступал в распоряжение церковных властей. Таким образом[...] грамотность была достоинством, которое могло спасти жизнь его обладателю.

+4stillelied_LiveLib

Никакой рассказ о лондонском искусстве не будет полон без исторического очерка о городских граффити. Одна из первых надписей в этом жанре, сделанная еще римской рукой, – проклятие, которое один лондонец призвал на головы двух других: Публия и Тита «настоящим торжественно проклинаю». С этой надписью перекликается другая, относящаяся уже к концу XX века и недавно зафиксированная современным лондонским романистом Иэйном Синклером: «TIKD. FUCK YOU. DHKP». Воистину это характерный образчик лондонской уличной словесности. «Камни из стен возопиют», – сказано у пророка Аввакума (глава 2, стих 11); что касается лондонских камней, они чаще всего вопиют злобно и гневно. Многие надписи носят чисто личный характер и имеют смысл лишь для того человека, который высек их или вывел на стене краской с помощью пульверизатора. Они принадлежат к числу самых загадочных элементов городской поверхности; запечатленный на ней краткий миг ярости или отчаяния становится частью того хаоса знаков и символов, который мы видим вокруг. Около вокзала Паддингтон повсюду бросается в глаза «Fume», а также «Cos», «Boz» и «Chop». На мостах со стороны южного берега Темзы читаем: «Rava». В 1980‑е годы железнодорожная станция Кентиштаун была украшена надписью: «Великий спаситель, освободитель людей». «Томас Джордан помыл это окно, пропади оно пропадом. 1815» – такая надпись была найдена на старом окне, а на одной из лондонских стен некий Томас Берри начертал: «Посеки их, о Господи, Твоим мечом». Как сказал Иэйну Синклеру один из авторов граффити, «если вы хотите остаться в городе на веки вечные, вернее всего будет где-нибудь расписаться». По этой причине люди уже много веков просто выводят свои имена или инициалы, иногда добавляя: «был здесь», а нередко – «был сдесь» или «был тута». Будучи попыткой самоутверждения личности, надпись тем не менее мгновенно вплетается в безличную ткань города; в этом смысле граффити можно считать ярким символом человеческого бытия в Лондоне. Они сходны с отпечатками стоп или ладоней на застывшем цементе, которые стали элементами городского узора. На Флит-роуд в Хемпстеде были найдены отпечатки рук, столь же таинственные и тревожащие душу, как ритуальные знаки, высеченные на древних камнях.

+3Hambone_LiveLib

Государственный министр граф Сандвич «провел за публичным игорным столом двадцать четыре часа и был так поглощен игрой, что за все время подкрепился только кусочком говядины, зажатым между двумя гренками, который он съел, не отвлекаясь ни на минуту. Это новое блюдо сделалось очень модным… оно было названо по фамилии министра, который его изобрел»

+3Annet_Q_LiveLib

Мусорные кучи, или горы, высились в различных частях Лондона. Одна из них, расположенная по соседству с Лондонской больницей, называлась Уайтчепел-маунт, и с ее вершины видны были «бывшие деревни Лаймхаус, Шадуэлл и Ратклифф». Другая находилась у Баттл-бриджа и, как пишут авторы «Лондона старого и нового», состояла из лошадиных костей, золы, тряпья и фекалий. Она привлекала к себе «бесчисленных свиней»; коммерческая же ценность ее ярко высветилась в начале XIX века, когда русские купили всю здешнюю золу для строительных работ в Москве, сгоревшей во время нашествия французов. Весь район к северу от нынешнего вокзала Кингс-кросс сделался «кварталом сборщиков и просеивателей золы», да и вообще кварталом мусорщиков — всех тех, кто жил за счет отходов городской жизни.

+3Annet_Q_LiveLib

Наплыв людей, искавших в столице работу, и рост потребления в зажиточной среде в викторианскую эпоху вели к еще большему загрязнению. Стоявший повсюду дурной запах можно, таким образом, назвать запахом прогресса. Такова была лондонская атмосфера, в частности, в 1858 году, который окрестили «годом великой вони».

+2Annet_Q_LiveLib

Став средоточием моды, Лондон стал также и средоточием смерти. Смертность была здесь выше, чем в любой другой части страны; двумя главными убийцами были чума и "потница". В бедных приходах ожидаемая продолжительность жизни равнялась двадцати - двадцати пяти годам, в более богатых - тридцати - тридцати пяти. Разгул смертельных болезней - одно из объяснений того очевидного факта, что Лондон XVI века был молодым городом. Люди, которым не было тридцати, составляли очень большую часть городского населения, и приведенная статистика помогает понять ту неуемную энергию, какой отличалась городская жизнь во всех ее формах.

+2Ray-of-hope_LiveLib

Жила в Лондоне, например, богатая и образованная мисс Бэнкс, носившая стеганую юбку с "двумя громадными карманами, полными книг всевозможных размеров".

+1sister_ho_LiveLib

Убийство в Лондоне принимало различные формы. В XVIII веке многократно отмечались случаи, когда жертвам во время удушения откусывали носы. В конце этого века людей чаще всего душили и закалывали; в начале XIX века более популярными стали перерезание горла и удар дубинкой по голове; в конце XIX века пальма первенства перешла к отравлению и убийствам с нанесением разного рода жестоких увечий (в частности, топором).

Однако самой любопытной и интригующей чертой "убийства по-лондонски" остается, подалуй, присущая ему загадочность - словно сам город действует рука об руку с преступниками. Жертвой одного из неразгаданных убийств XVII века, эпохи, когда смерть никого не удивляла, стал человек по имени Эдмунд Берри Годфри или Эдмунсберри Годфри. Его нашли в 1678 году на возвышенности, которая сейчас называется Примроуз-хилл: он был проткнут собственной шпагой, но "ни на его одежде, ни вокруг не было крови", и "его башмаки были чистыми". Кроме того, его задушили и сломали ему шею; когда с него сняли одежду, обнаружилось, что грудь у него "сплошь в синяках". Другой странностью было то, что "его панталоны во многих местах были закапаны свечным воском". Возникло родозрение, что имел место католический заговор; по состряпанному обвинению были арестованы и казнены трое членов королевского суда в Сомерсет-хаусе, носившие фамилии Грин, Берри и Хилл. Примроуз-хилл, где было найдено тело, раньше назывался Гринберри-хиллом. Настоящих убийц так и не нашли, и складывается впечатление, что сама топография Лондона сыграла в этом деле зловещую роль.

+1Ray-of-hope_LiveLib

Огромный чан пивоварни "Подкова", расположенный чуть северней перекрестка, лопнул и выплеснул примерно десять тысяч галлонов пива; стены, повозки, торговые лотки были сметены потоком, и пиво мигом наполнило окрестные подвалы, утопив восемь человек.

+1Hambone_LiveLib
Купите 3 книги одновременно и выберите четвёртую в подарок!

Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке:

  1. Нажмите на многоточие
    рядом с книгой
  2. Выберите пункт
    «Добавить в корзину»