Были 90-х. Том 2. Эпоха лихой святости

© Алексеева М.А., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2017

* * *

Благодарности

Выражаем благодарность всем авторам сборника и партнерам за помощь в создании и популяризации книги:

За эксклюзивное интервью, экспертное мнение и участие во встречах с участниками конкурса историй и авторами сборника благодарим:

писателя, журналиста, преподавателя, литературного обозревателя газеты «Комсомольская правда» Олега Жданова;

историка-медиевиста, заслуженного профессора Российского государственного гуманитарного университета, доктора исторических наук Наталью Басовскую;

музыканта, продюсера, писателя, лидера и основателя культовой группы «Мегаполис» Олега Нестерова;

писателя Владимира Карпова;

писателя Анну Берсеневу;

писателя Владимира Сотникова;

писателя Юрия Буйду;

музыканта, народного артиста России Юрия Розума;

режиссера, народного артиста РСФСР Владимира Меньшова;

писателя, драматурга Юрия Полякова;

певицу Маргариту Суханкину;

певца Андрея Губина;

телеведущую Александру Буратаеву;

певца, народного артиста РСФСР Льва Лещенко;

протоиерея Всеволода Чаплина;

писателя, ведущего программы «Умницы и умники», заведующего кафедрой мировой литературы и культуры факультета «Международная журналистика» МГИМО Юрия Вяземского;

режиссера и писателя Владимира Аленикова;

руководителя Российского медико-реабилитационного центра заболеваний опорно-двигательного аппарата, академика, профессора, доктора биологических наук, народного артиста России Валентина Дикуля;

космонавта-испытателя Павла Виноградова;

писателя, ученого-востоковеда, экономиста, основателя и президента независимого научного центра «Институт Ближнего Востока», профессора Евгения Сатановского;

актера театра и кино Владимира Пермякова;

сеть «Московский дом книги» за популяризацию и распространение книг, посвященных 90-м годам, и проведение творческих встреч с автором-составителем сборника «Были 90-х» Александрой Марининой.

Особая благодарность Ирине Козловой и Кларисе Пульсон за все творческие инициативы и усилия по поддержке проекта на всем его протяжении и во всех его проявлениях.

Интервью и комментарии наших экспертов вы можете прочитать на сайте «Народная книга»

http://nk.ast.ru/

Особая благодарность Московскому дому книги и его руководителю Надежде Ивановне Михайловой за проведение встреч с автором-составителем сборника, организацию тематической выставки-продажи книг о жизни в 90-е годы и активное вовлечение читателей в народный проект «Были 90-х». за проведение встреч с автором-составителем сборника, организацию тематической выставки-продажи книг о жизни в 90-е годы и активное вовлечение читателей в народный проект «Были 90-х».

Специальные благодарности:

За организацию акции «90-е года за 1 день» и сбор историй для книги благодарим начальника отдела методической работы и инноваций ГБУК г. Москвы «ЦБС «Новомосковская» Александру Стеркину, директора Центральной библиотеки № 21 ЦБС САО ГБУК г. Москвы Дарью Беленову и начальника отдела маркетинга и рекламы ЦБС САО ГБУК г. Москвы Жанну Хохлову.

За информационно-рекламную поддержку проекта благодарим Межгосударственную телерадиокомпанию «МИР» и лично руководителя службы интернет-вещания Марию Чегляеву, а также редакцию журнала «Антенна-Телесемь» и лично заместителя главного редактора Станислава Бабицкого за информационную поддержку и помощь в сборе историй.

БЛАГОДАРИМ ВСЕХ УЧАСТНИКОВ КОНКУРСА «НАРОДНАЯ КНИГА. БЫЛИ 90-Х»!

Все истории конкурсантов опубликованы на сайте «Народная книга» http://nk.ast.ru/

Предисловие от автора-составителя Александры Марининой

Когда меня пригласили стать автором-составителем сборника народных историй «Были 90-х», многие знакомые искренне мне сочувствовали: «Тебе будет очень тяжело, на тебя обрушится поток рассказов о горе, унижении, обнищании, о разочарованиях и рухнувших надеждах, о войне, о преступлениях и мерзостях…» Честно признаться, я поверила этим предупреждениям и внутренне мобилизовалась, готовилась не утонуть в море слез и горестных воспоминаний.

Но оказалось, что меня обманули. И я сама тоже обманулась. Чему я – признаюсь искренне – невероятно рада! Через четверть века люди вспоминают девяностые годы прошедшего столетия, как правило, без ужаса и трагизма. Это не значит, что они забыли. Они все помнят. Но прошло время, и даже на самое тяжкое, самое печальное мы умеем взглянуть порой спокойно, а порой даже с улыбкой. Моря слез не случилось. Случилось прикосновение к мудрости, к человеческому, личностному взрослению, к обретению нового взгляда, нового понимания каких-то вещей, событий, чувств и мыслей.

В разделе «И все рухнуло…» собраны истории о том, как полетели под откос надежды и ожидания, планы и расчеты, уверенность в завтрашнем дне и преданность выбранной любимой профессии. Название раздела «Мы выживали и выжили!» говорит само за себя и в комментариях не нуждается, как не нуждается в комментариях и раздел «Война». В разделе «Бизнес по-русски и не только» – пестрая картина успешных и неуспешных попыток заработать деньги предпринимательством, чаще всего – торговлей и перегоном подержанных автомашин из Европы.

Читая присланные истории, нельзя было не обратить внимания на то, как по-разному видят эпоху девяностых люди в зависимости от возраста: те, кто был ребенком, ощущают эти годы совсем не так, как те, кто проживал в этот период свою молодость, и уж тем более совсем не так, как люди зрелого и старшего возраста, выросшие и сформировавшиеся в «доперестроечное» советское время. Иллюстрация этого – раздел «Взгляд с разной высоты».

Да, взгляд с высоты разного возраста – разный. Но и взгляд на одни и те же события или проблемы с разных точек зрения, с позиций разных жизненных ситуаций тоже не одинаков. В разделе «Об одном и том же» истории объединены в пары и тройки: казалось бы, рассказы на одну и ту же тему, а насколько же они отличаются друг от друга! Отличаются и фактурой, и настроением, и финалом.

«Железный занавес» отменили, свободный выезд за границу дали! И мы столкнулись с той самой жизнью, которую знали только по кинофильмам и книгам и увидеть которую собственными глазами, пощупать собственными руками зачастую даже не надеялись. Чего только мы не представляли об этой жизни! А оказалось, что все, мягко говоря, не совсем так… И огромное изумление наше, когда мы вдруг поняли, что такое разность менталитетов: ни мы иностранцев не понимаем, ни они нас. Истории о первых столкновениях с «вожделенной заграницей», о первых впечатлениях, восторгах и разочарованиях – в разделе «Все не так, все не такие».

«Крупным и мелким мазком» – это зарисовки. Ситуаций, впечатлений, судеб, эмоций – всего, чего угодно. Это просто истории. О некоторых из них вы можете сказать: ну и что особенного? Такое могло случиться где угодно и когда угодно, не обязательно в 90-е и не обязательно в России. Возможно, вы будете правы, если так подумаете. Но мне кажется, эти истории не могли бы произойти, если бы не соединились воедино необходимые составляющие: перемены в стране и присущая только нашему человеку ментальность.

Число историй, рассказанных с улыбкой, оказалось столь велико, что лучшие из них собраны в отдельную рубрику. Очень надеюсь, что чтение этой главы сборника поднимет читателю настроение. И в самом конце книги – несколько текстов, которые словно подводят итог, отвечая на вопрос: так какими же все-таки были эти пресловутые 90-е?

Может показаться, что жизнь в последнем десятилетии ХХ века была в общем-то неплохой и даже почти веселой. Может. Если опираться только на тексты, собранные в этот сборник. Но на самом деле все мы понимаем, что тексты написаны теми людьми, кто счел для себя возможным принять участие в этом проекте. Людьми, которые пережили 90-е со всеми тяготами и невзгодами, не сломались, выжили и сохранили силы и энтузиазм для того, чтобы написать свою историю. Поэтому не будем утверждать, что нашему сборнику «Были 90-х» присущ энциклопедический охват и полномасштабная картина жизни страны в тот период. Это, безусловно, не так. Наш сборник – всего лишь зеркало мыслей, чувств и воспоминаний тех людей, которые сочли нужным ими поделиться. А сколько их, тех, кто не выжил, не выбрался, не выстоял! И сколько страшных и горьких историй они могли бы рассказать! Но не рассказали…

Александра Маринина

Об одном и том же

Дефолт 1998 года

Саша Беляев

Москва

В 1997—98 гг. – банковский служащий, начиная с 99-го – журналист, переводчик.

Молодые миллионеры, или Прожить на $8 в месяц

«Сейчас все с работы пойдут и все разберут», – сказала средних лет женщина в фиолетовой спортивной куртке, покупая у меня килограмм. Я сказал – возьмите два. Она ответила, что ей ни к чему, она одна с внучкой маленькой. И прибавила, что картошка хорошая и в 6 вечера всю разберут. Я приободрился. Хотя до вечера еще далеко. Да и фиг с ней, с картошкой, – до шести я околею тут, на окраине Москвы, в прохладном октябре 1998-го.

Эту фразу про «сейчас с работы пойдут и разберут» я слышу от каждого покупателя. Не берут ничего или берут помалу. Так что картошка в мешке особо не убавляется. Вчера к восьми вечера еле мешок продал. Сегодня, наверное, будет еще хуже, потому что люди-то одни и те же ходят, кому надо – уже взяли.

Спальный район на юго-востоке Москвы, населенный современными гастарбайтерами и детьми советской «лимиты». От последней станции серой ветки метро еще минут двадцать на маршрутке. И как я оказался в таком положении: у черта на рогах, с мешком картошки и безменом, опасающийся, что гопники обуют и менты заберут, хотя брать у меня совершенно нечего?

Вообще-то совсем недавно у меня была работа, которую можно было считать хорошей, даже перспективной. Я числился клерком банка «Менатеп» (был такой; это где Ходорковский и Зурабов). Официально моя должность – «позиция», как потом стали говорить, – называлась Старший специалист Депозитария или что-то в этом роде. Занимался я в основном тем, что копировал всякие договоры о купле-продаже ценных бумаг и отвозил их в реестры акционеров для перерегистрации прав собственности на них… Уже скучно, да? А я так провел два года. Я подыхал, реально! Мне было чуть за двадцать, я обожал джаз-рок, трип-хоп, Набокова и виски и понимал уже, что попал куда-то не туда. Ничего интересного не происходит, карьера не движется никуда.

Попал, кстати, просто. После школы я учился в платном институте на экономиста. Мой ироничный однокурсник на вопрос анкеты нашего учебного заведения «Что вам больше всего нравится в нашем институте» (как будто там что-то вообще могло нравиться), не задумываясь, написал «Спонтанность». Следующим пунктом шло «…и что не нравится». «Спонтанность», – повторил он.

После института с помощью каких-то манипуляций моих родителей меня все-таки взяли в один банк, откуда я уже сам перешел в этот самый Ходорковский-хаус, «Менатеп» в Уланском переулке (по иронии судьбы много лет спустя я буду ходить на эту улицу тоже практически на работу – в Клуб Игоря Бутмана, чтоб писать джазовые репортажи). Да, сам нашел новое место, перескочил безо всякого блата на чуть большую зарплату, но все равно не покидало ощущение чего-то неправильного. Живешь не своей жизнью; я не боюсь себе в таком признаваться.

Тем не менее, когда в августе 1998-го – после кризиса – весь почти наш отдел разогнали, я не испытал никакого облегчения. Я чувствовал, что у меня из-под ног ушла земля. Что выхода нет, выбора нет и вообще жизнь окончена.

Когда ты безработный, то первое время просыпаешься чуть позже обычного и чувствуешь себя очень отдохнувшим. Завтрак готовится долго и поедается с удовольствием. Потом ты с наслаждением завтракаешь-куришь-гуляешь-читаешь. Время идет медленно, и к обеду избыток сил уже некуда девать. Пойти некуда, ибо последние деньги надо экономить. Работа не ищется. Меня хватает ровно на неделю такой жизни.

А между тем мысли о работе не оставляют никогда. Каждый день просыпаешься с надеждой, что вот-вот, сейчас, найдется что-то новое и все сразу встанет на свои места. Но мою специальность просто отменили: фондовый рынок сдох, следовательно, Составители Бумажек по Акции никому не нужны.

Иду на биржу труда. «Сами заявление написали?» – спрашивает меня дядечка в толстых очках и уютном свитере, начальник всего этого странного предприятия. «Конечно», – говорю. Щас выгонит, думаю. «Ну как все сейчас, понятно, – говорит он. – Ладно, ставим вас на пособие. Идите в Сбербанк на Николоямской, заведите там сберкнижку».

Через пару недель действительно что-то упало на сберкнижку. Пособие не помню сколько сотен рублей, но по тогдашнему курсу примерно 8 долларов. Как прожить на восемь долларов в месяц?

Нет, я, конечно, готов придумать что-то новенькое. Взяться за… эээ… ммм… что-нибудь. Да что угодно. Проблема в том, что я, честно говоря, совершенно не знаю, чего я хочу. Ну, кроме абстрактного творчества и тусовок с такими же, как я сам.

Хотя бизнес тоже можно попробовать.

Бывший сокурсник – его тоже выперли из банка, правда на неделю позже меня, – придумал торговать картошкой в отдаленном районе; он там живет и рынок знает. Мне идея понравилась: жрать люди всегда будут, эту мысль я усвоил из институтского курса маркетинга.

Все выглядит просто: купили «Газель», то есть целую тонну, хранить ее в комнате сокурсника и понемногу продавать на улице каждый день.

И вот я стою во дворе, на октябрьской подмерзающей уже земле, и целый день наблюдаю одно и то же. Хоккейная коробка. Панельные многоэтажки. Магазин. Аптека. Улица Красного Маяка, большая, пустынная. За ней лес. Остановка автобуса. Из редких маршруток выскакивают два-три человека, суетливо исчезают во дворах. Каждого потенциального покупателя я ощупываю взглядом.

Так продавали две недели. Ели картошку, спали в ней. Однажды по дороге домой у меня, москвича, менты спросили документы. Я понял, что надо завязывать.

«Сейчас такое время – надо пересидеть», – говорил этот мой сокурсник.

Картошка продается так вяло, что на второй же день я, будучи экономистом по образованию, начинаю немножечко обвешивать. Ну то есть придавливать безмен. Я безменом вешал древним – у бабушки своей взял. Знала бы она, на что дает… Будучи экономистом по образованию, я понимаю, что чтобы нам выйти в ноль, отбить эту нашу «Газель», коэффициэнт обвешивания надо увеличить процентов на 10. А лучше 20. Женщину средних лет, с которой начинается это повествование, я тоже обвесил. Граммов сто не доложил ей и ее маленькой внучке. И теперь меня грызет совесть.

На самом деле продавец – это не профессия, это состояние человека. Талант врожденный, как к спорту или музыке. И если, скажем, спортсмены похожи на спортсменов, то торгаш может прятаться за любой внешностью. Нет, типаж бойкая торговка – это понятно, это знакомо по советским временам; они давно исчезли – теперь на рынках мужчины восточные, в магазинах – восточные же женщины с именами типа Наргиз, Назакат и тому подобная тюркская романтика: равнодушные, безынициативные, русского не знают до такой степени, что во фразе «сырокопченая грудинка» слышат «сиръ капчени».

А вот в СМИ, как я несколько лет спустя выяснил, вообще бывают чудеса: девочка, маленькая-худенькая с тихим пищащим голоском. Месяц прозванивает «холодную базу», шепча что-то в трубку, смешная, а потом оказывается, что именно она сделала план по продажам за месяц.

А я – ни то ни се. То есть я мог в школе и институте продать какую-нибудь ерунду – кассету, шмотку – но не скажу, что меня это увлекает. Сокурсник – он другое дело. Он фанат. Любит процесс торговли. Но почему-то сидит дома. Я все-таки надеюсь, что он готовит мне ужин. Пюре, разумеется, – больше мы ничего не умеем готовить.

И вот среди этих пустых мыслей я вижу, что ко мне идет покупатель. Не от остановки, а из двора. О господи, это – женщина в фиолетовой куртке, та самая, которую я обвесил. За руку она ведет внучку. «Ребенка голодать заставил, ирод, супостат, смотри, смотри, сволочь, не отворачивай глаза свои наглые!» – закричит она. Я дрожу. Они идут медленно. Ко мне. В левой руке у женщины что-то… стаканчик. Белый бумажный.

– Я вам чайку принесла, – говорит она.

– Ш-што?

– Ну а что? Вам же холодно. Пейте!

Я держу стаканчик за теплые бока и чувствую, что именно этого мне сейчас и не хватало.

– Возьмите, – говорю, – картошечки.

– Не надо мне, – говорит она. – Мы у вас достаточно взяли. Нам некуда…

– Бабушка, пойдем, – заныла девочка.

– Пойдем, котеночек. Ну, до свидания.

– Подождите, – говорю. – Я вас обвесил. Грамм… граммов на эээ… семьдесят.

– Я не заметила. У вас, видимо, безмен плохой. Да и в любом случае вы продаете вполовину дешевле, чем у нас в овощном.

Картошку мы почти всю продали и вышли в ноль. «Такое время – надо пересидеть», – повторял сокурсник.

Ну правда ж – пересидели.

Владимир Гуга

Москва

Как было дело

Кате

А дело было так. В июле 1998 года я с приятелем, как говорится, «культурно отдохнул» на югах, в районе города Лазаревское. Там мне, к счастью, удалось потратить бо́льшую часть всех моих финансовых накоплений. В основном деньги ушли на взрывоопасный напиток, который почему-то местные торговцы с почтением называли и называют по сей день «домашнее вино». В эту… хм… «амброзию» (не назову ее бурдой, так как все-таки определенным вкусовым букетом она обладает) виноделы добавляют то ли табак, то ли куриный помет, то ли коноплю, чтобы хлеще вставляло. Кстати, бомбилы-посредники, что сбагрили нас после поезда крутобедрой хозяйке, ростовской казачке лет сорока пяти, сообщили, что, дескать, конопли в этих краях – заросли, типа, бери и кури.

– А еще, – сказали эти солнечные и радостные, как спелые абрикосы, адыгейцы, – если захотите, можете вдуть хозяйке по очереди – она не откажет. Не стесняйтесь, ей одной здесь скучно. Кроме того, она очень хорошо относится к отдыхающим молодым парням. Без проблем! Как говорится, услуга включена.

Курить траву и «вдувать» хозяйке мы не стали, но погуляли все равно неплохо. Мы ели шашлык, пили литрами вино и коньяк, знакомились с отдыхающими студентками (не очень успешно), лазили по горам, валялись на нудистском пляже. Все это описывается для того, чтобы яснее просматривался контраст между двумя реальностями, ради демонстрации ситуации, обозначаемой в романах словосочетанием «блеск и нищета». Эти две реальности разделились совсем коротким временным отрезком – не более месяца.

После отпуска недели две прошли относительно спокойно, хотя в стране происходило что-то не очень хорошее. Из телевизоров доносились слова «девальвация», «гэкэо», «кириенко». Но меня это дело не напрягало. Зарплата моя составляла триста баксов. Ее вполне хватало на нехитрые холостяцкие нужды: книги, диски, пиво, дешевые тряпки. О происходящем в экономике Российской Федерации я не задумывался до тех пор, пока наш шеф, генеральный директор компании, не выдал мне в качестве месячного жалованья вместо положенных трехсот долларов пачку деревянных рублей.

– Валюты временно нет, – пояснил он угрюмо и как-то отчаянно хлопнул крышкой своего ноутбука, словно заявив своим движением: «Finita la comedia!» (Ноутбуки в те годы были здоровые, тяжелые, и крышки их хлопали звучно.)

Через пару дней после выдачи мне стопки деревянных состоялось общее собрание нашей компании.

Помню, как мы все встали около стеночки и замерли… Наш шеф, человек, в общем, гуманный, умный и позитивный, редко позволявший себе злиться, в те минуты был мрачен и сердит. Список уволенных он зачитывал с некоторым раздражением, будто выкинутые с работы люди чем-то его обидели. Его настроение объяснялось просто. Дать невиновному человеку под зад коленом гораздо легче, если искусственно возбудить в себе неприязнь к бедняге. Такая вот психология. Только что-то не очень хорошо получалось у нашего начальника злиться. Выглядел и воспринимался он довольно безобидно: уныло опущенные плечи, недостаточно уверенный, хоть и злой, голос, слегка растерянный взгляд. Он явно переживал, что вынужден выгонять народ на улицу, но пытался строить из себя крутого. Ведь если изгоняющий недостаточно крут, изгнанники могут поднять бесполезный шум и усложнить и без того непростое положение. Среди уволенных оказался молодой мужичок, отец двух маленьких детей… Маленький безобидный очкарик.

Я же в черный список не попал, так как трудился на низкой должности, по большей части физически – подай, принеси, отвези, отправь, купи и тому подобное. Но в течение второй половины августа 1998 года я из более-менее самостоятельного и относительно состоятельного московского обалдуя превратился в обалдуя «с голой жопой», как выразилась моя бабуля. Бабуля, кстати, и не то видела – войну, госпиталь, репрессии. Что ей эти 90-е?

Перед тем как грянул кризис, Борис Николаевич Ельцин клялся, что дефолта не будет. Даже вроде обещал в случае нарушения своей клятвы лечь на рельсы. Кризис грянул, на рельсы, слава богу, никто не лег. Но зато я на всю жизнь уяснил, что если власть что-то серьезно обещает, клянется, значит, все будет точно наоборот. Если власть сказала, что люди никогда не будут летать, значит – беги заказывать пиджак с чехлами для крыльев; если она поклялась, что голода не будет, – запасайся консервами. Моя бабуля, между прочим, до конца своей жизни хранила в своей кладовочке бруски хозяйственного мыла, упаковки спичек и мешки с солью. Сталинские и хрущевские облигации она тоже хранила. Под матрасом. Кажется, они так и прогорели, превратившись в нумизматическую редкость.

Как известно, беда не приходит одна. Именно в разгар этого чертового кризиса меня угораздило влюбиться. Казалось, о каких таких «шуры-муры» может идти речь, когда того и гляди какой-нибудь ядерный реактор взорвется из-за того, что его сотрудники забастовали. Но ничего не поделаешь…

В Москве в первые дни дефолта творилось что-то невероятное: банки и магазины позакрывались, заведения общепита и развлекательно-увеселительные объекты чуть ли досками не забили, как во время военной осады, народ судорожно метался, не зная, что делать – то ли покупать валюту у спекулянтов, то ли сдавать ее, пока она находится на астрономической высоте. И вот в этот неблагоприятнейший момент состоялось наше первое свидание. Я пригласил свою девушку, в недалеком будущем невесту и жену, погулять на ВВЦ. Интересное это место – Выставка достижений народного хозяйства. После развала Советского Союза сей уникальный государственный заповедник бахвальства превратился в роскошный некрополь – мертвый псевдоантичный город, гигантское кладбище былого величия. Под каменными изваяниями тучных коров стали торговать корейской и китайской бытовой техникой, а павильоны, демонстрирующие некогда высочайший уровень советской промышленности, науки, техники и культуры, забили тюками с турецкими и опять же китайскими шмотками. Но когда мы пришли на ВВЦ погулять в тот незабываемый августовский денек, то уже не обнаружили ни технику, ни шмоток – торговля капитально подвисла… Образно говоря, ВДНХ умерла два раза. Первый раз, когда превратилась из почетной выставки в бесславный базар, а второй раз – в августе 1998-го, когда вообще опустела и обезлюдела. Не удивлюсь, если я стану свидетелем ее третьей, уже окончательной, гибели, когда она попадет в программу какой-нибудь реконструкции и модернизации.

Накануне свидания я очень переживал, что из-за нехватки денежных средств я буду выглядеть в глазах подруги полным ничтожеством. Но пронесло: взбесившимся ценам не удалось нас искусать, так как покупать было нечего и негде. Хотя, кажется, мне удалось все же слегка «гульнуть» – я купил бутылку пива и пачку невразумительных сухариков. Словно два чудом выживших после атомной войны человека, мы слонялись по ВВЦ, несли ахинею, сидели на лавочках, смотрели на пустые, еще пахнущие вкусным дымком шашлычные и время от времени глупо-преглупо смеялись.

– Вот павильон «Свиноводство», – важно вещал я, – раньше в нем жили отборные хряки и свиноматки, а теперь здесь торгуют телевизорами и компьютерами. Хотя нынче он закрыт и опечатан. А вот павильон «Металлургия», раньше здесь были представлены достижения металлургической промышленности, а теперь, значит, расположились вьетнамский мини-рынок и ярмарка меда. Сегодня он тоже закрыт и неизвестно, когда откроется. А вот павильон «Космос». Долгие годы здесь хранились уникальные космические аппараты, а теперь продаются саженцы, рассада, удобрения и элементы ландшафтного дизайна. Вчера его закрыли на неопределенное время. А вот павильон «Культура», раньше…^[1]

Ну и так далее, в таком духе.

Пожалуй, в этот день я в первый раз по-настоящему ощутил так называемое «счастье».