Девичья башня

Роман

Часть Первая

Франция. Прованс
Замок барона Раймонда Видал де Бесалу

Из высокого стрельчатого окна были видны неравные пахотные участки земли, дорога, вьющаяся между ними, излучина реки, поле за ней и лес вдали. Этот пейзаж, как это ни странно напоминал ей Нахичеван. Хотя в картинках не было ничего общего, за исключением блеска реки. Там, кроме Аракса голая степь, редкие деревья и невысокие плешивые горы. Здесь же кругом лес, пахотные поля и деревенские дома, и только один холм, на котором собственно и возвышался замок, в котором жила Лада. Дело, видимо, было не в особенностях пейзажа, а в перспективе. Точно так же она любила стоять у окна своего дома в Нахичевани и смотреть вдаль. Быстро привыкнув к этой визуальной свободе, она уже не мыслила себе жилища без возможности подойти к окну, устремить взгляд вовне и затерять его в глубинах атмосферы.

Лада обернулась на скрип двери и увидела служанку. Молодая женщина, войдя, поклонилась и спросила:

– Ваша милость желает чего-нибудь?

– Мне зябко, – сказала Лада.

– Осень, госпожа, – заметила кормилица доброжелательно.

Супруга барона была ей симпатична. Ходили слухи, что она едва ли не королевского звания, там, у варваров, откуда она родом. Рыцарь привез ее из крестового похода. Может, в плен взял.

– Скажи, чтобы затопили камин, – сказала Лада.

– Слушаюсь, госпожа.

– И пусть принесут немного вина.

– Барон будет недоволен, – робко сказала Мари.

– Это не твоя забота, – бросила Лада.

– Простите, сеньора.

Как-то Лада в присутствии мужа неосторожно заметила, что вино всегда напоминает ей об Али. Это ее замечание вдруг выявило тайную ревность, которую испытывал рыцарь. Он не сказал ей об этом прямо, но его недовольство косвенно свидетельствовало об этом. Лада пожалела о своих опрометчивых словах. Но вино пить не перестала. Она была свободна и независима в своих поступках. Тем более, что у Раймонда не было никаких оснований ревновать ее к Али. И что еще немаловажно, совесть Лады была чиста перед ним.

– Барон встал уже? – спросила Лада.

– Да, ваша милость. Но он неважно себя чувствует.

– Еще бы, – с сарказмом произнесла Лада. – Но ты можешь идти. Хотя, постой, скажи еще, чтобы сюда принесли графинчик сицилийской водки и квашеной капусты с рассолом.

Кормилица не смогла удержать удивленного взгляда. Она поклонилась и вышла из покоев, говоря себе: «Господи твоя воля, что за люди эти русы. Пить водку и заедать квашеной капустой. Только варвары способны на это». Через некоторое время появился истопник с охапкой дров, а за ним слуга с подносом. Вскоре в камине пылал огонь. Лада села на короткий табурет, держа в руке серебряный кубок с вином. Она пила совсем мало, но ей нравился сам процесс. К тому же, как выше было замечено, вызывал в памяти определенные ассоциации. Лада провела в таком положении больше часа. Осенний день быстро шел к концу.

Когда вновь скрипнула дверь, Лада не повернула головы, ибо знала, что это Раймонд. Рыцарь произнес: «здравствуйте, дорогая» и сел поодаль. Лада холодно взглянула на него.

– Вы все еще сердитесь на меня?

Лада взглянула на мужа, он улыбался, но было видно, что улыбка дается ему нелегко, выходила жалкой и, скорее, походила на гримасу.

– Вы вернулись под утро, – сказала Лада, – полдня проспали и сейчас у вас ужасно болит голова, потому что вы пировали всю ночь.

– Сударыня, вы пугаете меня своей прозорливостью, – заметил Раймонд. – Это обычное дело. Время от времени сюзерен устраивает прием, и его вассалы должны явиться на него. Вы отказались ехать, поэтому мне пришлось ехать одному. Пиршество затянулось до глубокой ночи, путь неблизкий.

– Не уводите меня от начала фразы, – возразила Лада. – Вы сказали обычное дело, мне почему-то это не кажется обычным делом. Когда сеньор едет к своей бывшей любовнице, да еще зовет с собой жену.

– Графиня Н. никогда не была моей любовницей, – возразил рыцарь. – Я испытывал к ней платоническое чувство, я много раз говорил вам об этом. Но вы не желаете слушать.

Лицо Раймонда исказила гримаса, он схватился за голову и стал яростно растирать ее пятерней. Лада встала и подошла к окну. На подоконнике лежал небольшой поднос, накрытый белой салфеткой. Отняв руки от взъерошенной головы, Раймонд мутным взглядом наблюдал за ней. Лада поманила его пальчиком. Когда он, повинуясь, приблизился, она откинула салфетку, явив удивленному рыцарю графин и миску с капустой. Она наполнила маленький серебряный кубок и приказала:

– Пейте!

– Что это? – поинтересовался Раймонд.

– Сицилийская водка.

– Сударыня, помилуйте. Я дворянин, не мужик, чтобы пить водку.

– Помилую, если выпьете, – сказала Лада.

Раймонд тяжело вздохнул и залпом осушил чарку. Участливо глядя на страдальческое лицо мужа, Лада протянула ему миску с квашеной капустой. Раймонд на этот раз не стал вспоминать о своем дворянском происхождении. Схватил вилку, морщась, стал закусывать.

– Рассолу тоже выпей, – посоветовала Лада.

– Хорошо, что меня никто не видит, – сказал Раймонд.

Однако через некоторое время в лицо его вернулись краски, и во взгляде появилась осмысленность.

– Не могу поверить, – сказал он.

– Во что? – спросила Лада.

– У меня прошла головная боль. Это невероятно. Ты доктор? Я не перестаю удивляться твоим талантам.

Лада пожала плечами.

– Это мой долг, – сказала она, – облегчать страдания своего мужа.

– Святая женщина! – восторженно сказал Раймонд.

– Ну и как она выглядит? – словно невзначай спросила Лада.

– Никак, она и мизинца твоего не стоит. Но она очень интересовалась тобой, пеняла мне на то, что я не привез вас.

– Она красива? – спросила Лада.

– Она миловидна, но…

– Что но?

– По сравнению с вами, она просто дурнушка.

– Я пойду, – поднимаясь, сказала Лада, – а вы выпейте еще. Увидимся за ужиной.

– Конечно, дорогая, – согласился Раймонд.

Оставшись один, Раймонд не замедлил воспользоваться советом мудрой жены. Он подошел к окну, наполнил кубок и, морщась, торопливо осушил его. Накрутил на двузубую серебряную вилку капусту и жевал, пока перекошенное лицо не приобрело естественный вид. В окне было видно, как на принадлежавших ему полях копошились крестьяне, собирая сено, увязывая в скирды. Раймонд чувствовал, как боль совершенно отступила, теперь движения не причиняли ему страданий. Рыцарь подошел к камину, бросил в огонь несколько поленьев, затем, словно, что-то вспомнив, вернулся к окну. Что-то было не так для привычной картинки. И он сразу понял, что именно – всадник, который сейчас направлялся к замку. Раймонд наблюдал, как тот проехал поле и приблизился к воротам. Графиня Н. на приеме недвусмысленно дала ему понять, что преград уже не существует, и он может остаться и разделить с нею ложе. Однако Раймонд сделал вид, что не понимает, к чему клонит графиня. И полночи пировал в общей зале вместе с остальными гостями. Он не мог простить ей внезапного равнодушия, проявленного к нему в Палестине. К тому же он был влюблен в собственную жену и не собирался разменивать это чувство, так как имел натуру возвышенную и поэтическую. Графиня Н., решив, что бывший паж и трубадур ничего не понял, прощаясь, сказала, что она еще пошлет за ним. Первое что пришло в голову Раймонду, что это посланец графини. Складывая в голове формулу вежливого отказа, Раймонд выпил еще водки, ожидая доклада привратника. Тот не замедлил появиться.

– Ваша милость, – сказал привратник, – шевалье Жильбер просит вас принять его.

– Он от графини Н.? – спросил Раймонд.

– Ничего такого он не говорил.

– Приведи его сюда, – сказал Раймонд.

– Слушаюсь, сеньор.

Привратник спустился во двор, к воротам, где поджидал его неожиданный гость.

– Барон примет вас, – заявил привратник.

– Хорошо, – сказал гость.

Он спешился и отдал поводья слуге.

– Соблаговолите отдать мне ваш меч, – предложил привратник.

Поскольку визитер медлил, он добавил:

– У нас такое правило. В дом с оружием нельзя.

Гость отцепил меч от перевязи, отдал слуге. Затем направился вслед за привратником. Поднялись по каменной лестнице, прошли по крытой галерее второго этажа. Оказавшись в зале, визитер приветствовал хозяина словами:

– Шевалье Раймонд, рад видеть вас в добром здравии!

– Благодарю вас. Мы знакомы? – спросил удивленный хозяин.

– Заочно, то есть, я много наслышан о вас.

– Вот уж не думал, что я настолько популярен, – заметил Раймонд.

– О да, сэр. Особенно после того, как вы спели на приеме, данном Эдом де Монбельяром. Только и разговоров было в Иерусалиме, как о вашей песне, где вы обращаетесь к Христу. Должен сказать, что надо быть или очень наивным, или безрассудно храбрым человеком, чтобы спеть подобную песню среди воинства Христова.

Раймонд сделал неопределенный жест. Слова незнакомца льстили его самолюбию, но вместе с тем он чувствовал неясную тревогу и пытался понять к чему клонит визитер.

– Значит, вы из воинства Христова? – спросил Раймонд, хотя это было очевидно.

– Да, барон. Мы были на святой земле практически в одно время. Но встретиться нам не привелось.

– Мне это кажется странным, – заметил Раймонд.

– Вы были на рыцарском турнире, который устраивала графиня Н. Я тоже, был там, но вы уже уехали. Можно сказать, что мы разминулись.

– И вы поехали за мной?

– Да, хотелось увидеть боевого, так сказать, товарища.

В словах посетителя было преувеличение, но неловко было указывать на это.

– Хорошо, что вы заглянули ко мне, – вежливо сказал Раймонд.

– У меня к вам просьба, барон. Вы позволите злоупотребить вашим гостеприимством и заночевать здесь? Завтра поутру я отправлюсь в путь.

Раймонд не мог ответить отказом.

– Конечно, – сказал он, – я распоряжусь, чтобы вам отвели комнату. Можете сейчас отдохнуть. Мы ужинаем в девять в этом зале. Вас пригласят.

Раймонд потряс колокольчик, а когда появился мажордом, отдал необходимые распоряжения. Гость раскланялся и ушел вместе с мажордомом. Время, оставшееся до ужина, Раймонд провел, перебирая струны гитары. Какая-то мелодия, возникшая у него в голове во время вчерашнего рыцарского турнира. Он взял несколько аккордов, прежде чем она вновь соизволила явиться к нему. До наступления темноты трубадур подбирал слова для новой песни. Без четверти девять появился слуга и принялся сервировать стол. Второй слуга разворошил угасший огонь в камине, обнажая горячие угольки, подбросил дров. Поленья занялись сизым дымом, и вскоре всполохи света озарили зал. Бросив взгляд на стол, Раймонд увидел на нем всего два прибора.

– У нас сегодня гость, – сказал он.

– Да, ваша милость, я знаю, – отозвался слуга.

– Почему же ты не ставишь для него прибор. Он будет с нами ужинать.

– Госпожа будет ужинать в своих покоях, – ответил слуга.

«Неужели она все еще злится, – подумал Раймонд, – на нее это не похоже».

– В девять часов пригласи шевалье к столу, – распорядился Раймонд.

– Слушаюсь, сеньор.

Раймонд вышел из зала. Сделал несколько шагов по коридору и поднялся по ступеням на следующий этаж в спальную своей супруги. Лада встретила его обычной улыбкой, и у рыцаря отлегло от сердца.

– Тебе лучше? – спросила Лада. – Как ты себя чувствуешь?

– Спасибо, мне гораздо лучше. А что с тобой? Тебе нездоровится?

– Нет, с чего ты взял?

– Почему же ты не будешь ужинать в зале.

– Я не хочу.

– Просто не хочешь и все? У нас гость.

– Меня беспокоит этот гость, он мне не нравится, мне кажется, что я его раньше видела. Если он из Иерусалима, то это не к добру.

– Ты преувеличиваешь, – сказал Раймонд, – у страха глаза велики. Во Франции восемь рыцарей из десяти участники Крестового похода. Это ничего не значит.

– А ты знал его раньше?

– Нет, но он слышал обо мне.

– Возможно, я ошибаюсь, – сказал Лада, – но ужинать с ним я не буду.

– Как скажешь, дорогая, – согласился Раймонд.

Лада подставила щеку, и Раймонд дотронулся до нее губами. Когда он был в дверях, Лада заметила:

– Если он проездом, то я ошибаюсь. Если же он приехал нарочно, то это не к добру.

– Не волнуйся, – сказал Раймонд. – Фра Герэну сюда не дотянуться. В любом случае у нас есть охранная грамота императора.

С этими словами он оставил Ладу и направился в зал. Жильбер уже сидел за столом и пил вино. При виде хозяина он улыбнулся и сказал:

– Я уже подумал, что буду ужинать в одиночестве.

– Простите за опоздание, – сказал Раймонд. – Я был у жены, ей нездоровится, она просила передать свои извинения, она не будет ужинать с нами.

– Очень жаль, – отозвался шевалье, – я наслышан о ее красоте, надеялся ее увидеть.

– Неужели в округе ходят слухи о красоте моей жены. Это странно, поскольку она нигде не бывает.

– Ну не то, чтобы ходят слухи, но, когда я спросил, мне сказали, что она поистине красива.

– Мне льстит ваш интерес к моему дому.

Говоря это, Раймонд резал мясо и не видел быстрого взгляда, который бросил на него гость.

– А что новенького в Иерусалиме? – спросил Раймонд.

– Скучаете? – вопросом на вопрос ответил Жильбер.

– Не скучаю, но скажем так, испытываю некоторое любопытство.

Не дождавшись ответа на вопрос, Раймонд его повторил.

– Да как вам сказать, все по-прежнему, – неопределенно сказал Жильбер. – Сарацины, правда, активизировались. Поговаривают, что будет новая война.

– А что император, – спросил Раймонд, – он, ведь, заключил перемирие?

– Насчет императора вам виднее, – заметил Жильбер.

– Почему? – удивился Раймонд.

– Потому что он к вам благоволит, – сказал гость.

И встретив недоуменный взгляд хозяина, добавил:

– Ходят такие слухи. К тому же, что мы можем знать, сидя в своих палестинах. А император здесь на большой земле, и вы здесь.

– Пожалуй, вы правы, – согласился Раймонд. Зародившееся в нем подозрение улеглось. – Скажите, шевалье. Вы здесь проездом или приехали нарочно?

– И то, и другое. Я еду в Париж, но, узнав, что вы здесь живете, нарочно сделал крюк.

– Благодарю, мне приятно это слышать. Ешьте, пейте. А ты, – обратился к слуге Раймонд, – следи за тем, чтобы у сеньора кубок был всегда полон.

Слуга бросился выполнять приказание.

– А в каком полку вы служили? – спросил Раймонд.

– Простите мне мое любопытство, – сказал гость, – а что вы пьете? Ведь это не вино.

– Это сицилийская водка, – ответил Раймонд. – Да люди нашего положения ее не пьют. Но мне пришлось выпить ее днем, а поскольку знающие люди говорят, что смешивать напитки нежелательно, то я вынужден сегодняшний день закончить ею же.

Знающим человеком была Лада, но Раймонд не мог сказать об этом, чтобы не создавать превратного мнения о своей жене.

– Я не думаю, что гастрономические пристрастия имеют отношение к положению человека в обществе, – вежливо ответил Жильбер.

– Готовы ли вы подтвердить свои слова делом? – шутливо спросил Раймонд.

– По вашим же словам, знающие люди не советуют смешивать напитки, – замялся шевалье.

– Дело в том, что в их советах есть один нюанс. Смешивать можно, но с одним условием, каждый следующий напиток должен быть большей крепости, нежели предыдущий.

– Это существенное замечание.

– Так, может быть, выпьете водки? – предложил Раймонд.

– Благодарю вас, – отказался шевалье, – может быть позже. Я отлучусь ненадолго.

– Конечно, проводите господина Жильбера.

Шевалье вышел из зала в сопровождении слуги.

Раймонд взглянул на оставшегося лакея и приказал:

– Плесни ему в вино немного водки, может это развяжет ему язык.

Когда шевалье вернулся, Раймонд предложил тост за здоровье императора и предупредил, что за здоровье императора полагается осушить кубок до дна.

Раймонд выждал некоторое время и задал вопрос:

– Так в каком же полку вы служили, вы не ответили?

– Я не ответил, – несколько развязно подтвердил Жильбер, и Раймонд заметил, что гость захмелел.

– У вас доброе вино, господин Раймонд, – сказал Жильбер, – или я уже выпил изрядно. Во всяком случае, пить водку, нет никакой надобности. Что же касается места моей службы, то это был полк господина Танкреда. Но это все в прошлом. Лучше расскажите о себе, о своем творчестве. После того памятного приема у наместника в Иерусалиме только и разговоров было как о ваших песнях. Многие интересовались вами, но вы вдруг исчезли. Как сквозь землю провалились. Куда вы уехали?

– Что именно вас интересует, – спросил прямо Раймонд, – мое творчество или мое исчезновение из Иерусалима?

– Полно, барон, не таитесь, – вкрадчиво сказал шевалье, – всем известно, что вы провели как мальчишку самого Великого магистра иоаннитов. И похитили у него прекрасную пленницу. Не она ли имеет честь быть вашей женой?

– Если это действительно известно всем в Иерусалиме, то мне жаль гроссмейстера, – ответил барон. – В глазах иерусалимской знати он должен, в таком случае, выглядеть посмешищем. Если же это известно только вам, то, наверное, нам с вами есть, о чем поговорить.

– Вы проницательны, сударь, отдаю должное вашему уму, – заметил Жильбер. – Должен сказать, что вы здорово насолили гроссмейстеру. Вы похитили его пленницу, вы убили его офицера.

– Прошу прощения, – прервал его Раймонд, – я никого не похищал, это важно. У меня был приказ императора на поимку этой дамы. Что же касается командора, то он убит на дуэли. Он вызвал меня при свидетелях и при них же был убит. Магистру не в чем меня упрекнуть. Но вы, сударь, будучи офицером полка господина Танкреда, какое отношение имеете к госпитальерам?

– Самое прямое, – без обиняков на этот раз сказал Жильбер. – Я имею честь принадлежать к воинству.

– В любом случае, я вам все объяснил.

– Прошу меня простить, но это не так.

– Что вы хотите этим сказать?

– Вместе с прекрасной пленницей из башни гроссмейстера исчезла одна очень важная вещь. То реликвия. И она имеет значение не только для фра Герэна, но и для всего христианства.

– О чем вы?

– Чаша Грааля. Она хранилась в башне Великого магистра.

– Этот бред мог родиться только в воспаленном воображении вашего магистра.

– Сударь, я прошу вас более почтительно отзываться о гроссмейстере.

– А разве я его оскорбил?

– Ну, как же, говоря о воспаленном воображении…

– Я не думаю, что это является оскорблением, – перебил его Раймонд, – однако, вы пользуетесь моим гостеприимством, и я не думаю, что вы вправе делать мне замечания.

– Простите, это не было замечанием, это была просьба, возможно, высказанная не вполне учтиво. Наверное, у меня тоже воспалилось воображение, – миролюбиво сказал шевалье.

– От вина – это бывает.

– Итак, возвращаясь к чаше Грааля, – продолжал Жильбер. – Гроссмейстер предлагает вам вернуть ее, и взамен он обещает забыть о своих претензиях к вам.

– Я могу лишь повторить то, что сказал – у нас нет никакой чаши Грааля. И никогда не было. Что же касается претензий магистра – мне это безразлично. Передайте ему, что я нахожусь под покровительством императора Фридриха.

– Но, вы не всегда будете находиться под покровительством императора, подумайте об этом. Короли приходят и уходят, а орден госпитальеров остается. И быть его врагом довольно опасно.

– Кажется, вы мне угрожаете?

– Ну, что вы, дружеское предупреждение. Итак, вы отказываетесь отдать чашу?

– У меня много разной посуды дома, – заметил Раймонд, – выберите любую и отдайте вашему магистру.

Шевалье Жильбер криво улыбнулся и встал:

– Благодарю вас за ужин и беседу. Я вынужден покинуть вас.

– Ночь на дворе. Куда же вы поедете в такой темноте?

– Не беспокойтесь. Мне не привыкать.

– Но вы собирались ночевать. Отчего так поспешно переменили решение? Я буду беспокоиться за вас, если отпущу в столь поздний час.

– Еще не так поздно, – сказал Жильбер.

– Тогда я дам вам провожатого, чтобы вы не сбились с дороги.

– Благодарю вас, в этом нет необходимости.

– Как вам будет угодно.

Шевалье поднялся.

– Так что мне передать гроссмейстеру? – спросил он.

– Передайте ему мои самые наилучшие пожелания.

Раймонд проводил гостя до лестницы, ведущей во двор. Дальше шевалье пошел в сопровождении слуги, освещавшего ему дорогу факелом. Раймонд вышел на внутренний балкон и видел, как гостю подвели коня и вернули оружие. Прежде чем выехать со двора, шевалье Жильбер поднял голову, их взгляды встретились, и Раймонд поднял руку в знак прощания. Но шевалье никак не отреагировал, тронул поводья коня и выехал со двора. Раймонд подозвал управляющего.

– Пошли кого-нибудь проследить за ним, пока он не выедет с моей земли.

Управляющий кивнул и бросился выполнять приказ. Раймонд вышел на крепостную стену. Был слышен удаляющийся стук копыт, но в темноте ничего не было видно. Через некоторое время Раймонд услышал, как из замка выехал еще один всадник. Тогда он вернулся в зал, налил себе еще водки, выпил, передернулся, схватил со стола кусок хлеба, холодную телятину, обильно намазав ее горчицей, стал есть. Затем сел к камину, размышляя, над тем, чем чреват для него странный визит этого человека.

Через некоторое время он услышал скрип и увидел входящую Ладу.

– Мне показалось, что открылись ворот, и кто-то уехал, – сказал она.

– Тебе не показалось, дорогая. Он, действительно, уехал.

– Его отъезд в столь поздний час вызывает еще большее беспокойство, чем его приезд.

– У тебя хорошая интуиция.

– Что еще?

– Он приехал из Иерусалима с просьбой от фра Герэна.

– Вот как? Невероятно, просить ему как-то не к лицу. Неужели, мы можем что-то для него сделать?

– Некоторые просьбы хуже приказов.

– Говори уже, не томи.

– Он передал просьбу, которую невозможно выполнить даже при желании. Хотя, и его тоже не наблюдается. В его выжившую из ума голову взбрело, что мы украли у него ни много, ни мало, а христианскую реликвию – чашу Грааля. Причем я удивлен не только нелепостью этой просьбы, но и тем, что именно он обратился с нею. Всегда считалось, что чаша Грааля находится у тамплиеров.

– Раймонд, нельзя так многословно и сложно отвечать на простой вопрос, – взмолилась Лада. – Ты мне этим напоминаешь моего брата. Никогда нельзя было знать, какой вопрос напомнит ему о целой философской системе. Я не так хорошо знаю французский язык. Что он хотел?

– Прости, дорогая. Гроссмейстер считает, что мы похитили у него священную реликвию, так называемую – чашу Грааля.

– А как она выглядит? – спросила Лада.

– Ее, по-моему, никто не видел, но предполагается, что это большой кубок на ножке, украшен драгоценными камнями.

– Так вот, что это такое, – задумчиво произнесла Лада. – Положим, насчет драгоценных камней – это преувеличение, несколько низкопробных рубинов.

– Умоляю, – опешил рыцарь, – только не говори, что она находится у тебя!

– Хорошо, не скажу.

Лада пожала плечами.

– Я взяла ее в качестве компенсации. Это даже нельзя считать компенсацией, а тем более воровством. Этот старикан выкрал меня, а я всего-навсего взяла эту дешевую медную вазочку, потому что она мне приглянулась. Я имела на это моральное право. К тому же на ней не было написано, что это реликвия.

– Безусловно, дорогая, тебе не в чем себя винить. А где она теперь?

– Я храню в ней свои безделушки; перстни, ожерелья, заколки для волос.

– А-а, – протянул Раймонд, он вспомнил эту вещицу, стоявшую у изголовья их супружеского ложа. Перед тем, как лечь спать, Лада снимала с себя украшения и опускала в этот сосуд. Эта чаша стала привычным элементом интерьера, и он давно уже не обращал на нее внимания.

Раймонд подошел к столу и выпил еще водки. Отрезал кинжалом холодной телятины, предложил жене. Лада отказалась и спросила:

– Это ты с утра продолжаешь пить?

Получив утвердительный ответ, сказала:

– Французскому дворянину не пристало пить столько водки.

– Ты сама мне посоветовала ее выпить, а теперь упрекаешь, – укоризненно сказал Раймонд.

– Все хорошо в меру. Я предложила ее в качестве лекарства от похмелья, а ты пьешь ее весь день.

– Вообще меня удивляет твоя осведомленность. Откуда ты знаешь, что похмелье лечится водкой.

– Атабек Узбек был подвержен этой слабости. От него я узнала, что лучшим средством от похмелья является рюмка водки, выпитая натощак. А ему, в свою очередь, рассказал об этом армянский патриарх.

– Знаешь, я распробовал, и мне понравилось. В эти зябкие осенние вечера – это самый подходящий напиток.

Лада развела руками.

– Догонять посланца гроссмейстера нет смысла, – сказал Раймонд, – ночь на дворе. Но чашу надо вернуть. Ты не возражаешь?

– Ну, если эта вещь имеет для них такую ценность – пожалуйста. Хотя, я к ней привыкла.

– Я послал человека проследить, куда он поедет. Завтра попробую его догнать и вернуть чашу.

– Ты стал прагматичным, – заметила Лада, – раньше тебе не пришло бы в голову следить за человеком.

– Годы берут свое, – улыбнулся Раймонд.

– Но мы никого догонять не будем, – продолжала Лада. – Суета не приводит к добру. Подождем, посмотрим, как будут развиваться события. Все-таки мы здесь под властью императора, а не госпитальеров. А теперь я иду спать. Ты со мной?

– Я хочу дождаться посыльного, – ответил Раймонд. – Спокойной ночи, дорогая.

Лада ушла, а Раймонд через некоторое время вышел на внутренний балкон, чтобы взглянуть, не вернулся ли слуга. Во дворе было тихо, сторож, прислонившись к стенке, что-то жевал. Раймонд окликнул его и осведомился о прибытии порученца. Получив отрицательный ответ, приказал доложить о нем сразу же по возвращении. Затем вернулся в зал. Головная боль, от которой он избавился днем, начинала возвращаться и стучать молоточками в его виски. От досады он выпил еще и с удивлением почувствовал, что боль вновь, если не отступает, то притупляется. «Долго так будет продолжаться»? – подумал рыцарь. Он устроился у камина, намереваясь немного вздремнуть. Но сон не шел к нему. В голове все еще стучало, чтобы забыться он стал сочинять мелодию. Прошло больше часа, прежде, чем услышал шаги. В зал вошел человек, посланный за крестоносцем, его звали Лука.

– Это недалеко, сеньор, – торопливо сказал он, – человек, за которым вы меня послали, остановился в трактире.

– Недалеко? – переспросил Раймонд.

– Нет, сеньор.

– А ты очень устал?

– Нет, сеньор. Вы хотите, чтобы я еще раз съездил?

– Поедем вместе. Проводишь меня. Иди, скажи, пусть оседлают для меня коня.

– Слушаюсь, – сказал Лука и вышел.

– Поеду, проветрюсь, – сказал себе Раймонд. – Прогулка пойдет на пользу моей голове.

Он пошел в свои покои. Оделся и спустился во двор. Садясь на коня, он подумал, что не мешало бы сообщить о своей поездке Ладе. Но, помня ее совет «не делать лишних движений», решил ничего не говорить. Когда они выехали и были уже в получасе езды от замка, Раймонд вдруг вспомнил, что он не взял у Лады самое главное – без чего вся эта поездка была лишена всякого смысла – чашу Грааля.

– Долго ли еще ехать – крикнул он спутнику, замедляя бег лошади.

– Нет, сеньор, – ответил Лука, – вон, за тем леском.

«Ладно, – подумал Раймонд, – все равно, навещу его и скажу, что завтра пришлю с нарочным».

Он пришпорил коня.

Лада, вернувшись в свою спальню, разделась и легла. Но поскольку сон не пожелал прийти к ней сразу, она через некоторое время, зажгла свечи, вывалила из чаши Грааля все содержимое, а были в ней браслеты, бусы, серьги, перстни – емкая была чаша. Чем больше она разглядывала чашу, тем тревожнее становилось у нее на душе. Визит этого человека сразу вызвал у нее беспокойство. И тщетно она увещевала себя, что здесь в Провансе она в безопасности – беспокойство не проходило. Когда она поняла, что заснуть в ближайшее время ей не удастся, она потрясла колокольчик и приказала, явившейся на зов горничной, принести ей бокал вина. Время, проведенное с Али в подземелье, по-разному повлияло на их гастрономические пристрастия. Они пили вино вместо воды, вынуждены были. После этого Али всегда пил вино, не признавая воду для утоления жажды. Лада же поначалу вино видеть не могла, но водой напиться не могла, пила и пила. С тех памятных дней прошло много времени. Она оказалась во Франции, где с удивлением обнаружила, что люди пьют вино и в обед, и за ужином. И относятся к этому не как к возлиянию, а вино для них имеет лишь гастрономическую ценность, как взвар на Руси. Сейчас она вспомнила, что Али всегда рекомендовал вино в качестве средства, способствующему сну, и облегчающему мироощущение. Когда в былые дни Али, наполнив свой кубок рубиновым напитком, начинал объяснять, чем отличается мировоззрение от мироощущения, Лада слушала невнимательно, не желая даже вдаваться в подробности. Но сейчас в ее сознании отчетливо всплыли его объяснения. Бокал вина должен был примирить ее с окружающим миром и дать ей сон. Однако ее надеждам не суждено было сбиться. Когда горничная принесла вино и собиралась закрыть за собой дверь. Лада спросила:

– Сеньор спит?

– Не знаю, – ответила горничная, – по-моему, он уехал.

– Как уехал, – встревожилась Лада, – куда уехал?

– Не знаю, он взял собой Луку и уехал.

– Час от часу не легче, – в сердцах сказала Лада.

Она отставила кубок с вином и стала одеваться. Лада приказала разбудить управляющего, собрать десяток слуг, и сама, воткнув за пояс кинжал, спустилась во двор.

Раймонд вернулся в тот момент, когда Лада во главе небольшого вооруженного отряда готова была скакать на его поиски.

– Что случилось? – взволнованно спросил Раймонд, увидев сидящую верхом жену.

– Полюбуйтесь на него, он еще спрашивает, – возмутилась Лада, – я собралась искать тебя. Как можно было исчезнуть ночью, ничего не сказав мне об этом.

– Простите меня, я не хотел вас будить.

– Черт возьми, если бы ты не уехал, я бы уже спала.

– Дорогая, здесь слуги, – укоризненно произнес Раймонд.

– Ты ему все рассказал? – спросила Лада.

– Я его не застал. Наш гость заехал на постоялый двор за вещами и сразу же уехал.

– Разве я не просила тебя, чтобы ты не ездил. Никогда не следует делать лишних движений.

– Я думаю, – возразил Раймонд, – что мне надо было поехать за ним раньше. Это избавило бы нас от дальнейших осложнений.

– Каких еще осложнений.

– Не думаете же ли вы, что вопрос исчерпан.

Лада пожала плечами.

– Я буду думать, когда этот вопрос вновь возникнет, а пока что я отправляюсь спать.

– Спокойной ночи, дорогая, – пожелал Раймонд.

– И вам того же, – в сердцах ответила Лада, и ушла.

На следующий день Ладе нездоровилось, поэтому она не искала общества мужа, к тому же была сердита на него. Весь день провела в постели. И лишь к вечеру, когда Раймонд не пришел к ней по обыкновению пожелать спокойной ночи, Лада решила сменить гнев на милость. Она послала за ним свою горничную. Но та, вернувшись, доложила, что барон отправился на охоту и еще не вернулся. Лада прождала его до глубокой ночи, пока не поняла, что он где-то заночевал, увлекшись охотой. Такое бывало. Ее сморил тревожный и неглубокий сон. Ей всю ночь снились кошмары, и каждый раз, просыпаясь, она благодарила Господа Иисуса Христа, поскольку была теперь католичкой, за то, что это был всего лишь сон. Утром она поднялась чуть свет и послала узнать о муже. Раймонда все еще не было.