Косой крест

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1.

Желание попасть на работу в Белорусскую экспедицию глубокого бурения в Западной Сибири неотвязно сопровождало Женю вот уже месяц. Узнал он о ней давно – году, наверное, в семьдесят восьмом, когда еще учился в университете. В одной компании как-то познакомился с Игорем Сосновским, чей дядя, по его словам, работал в ней заместителем начальника. Но вот чтобы так заболеть желанием попасть в Сибирь, пришло, когда случайно в одной из телепередач «Клуба кинопутешественников», безмерно обожаемых отцом, увидел ее сверху – из иллюминатора вертолета. И словно что-то перещелкнуло в душе. Будто затвор фотокамеры сработал. Великолепие «зеленого моря тайги», испещренного реками и речушками, бликующими отраженным солнечным светом, словно челнок, втащила в сознание образ Сосновского. «Точно, – пришло озарение, – надо попробовать… Времени, конечно, прошло…» Он подошел к письменному столу, и почти сразу же, как выдвинул ящик, наткнулся на свою старую, студенческой поры записную книжку: красный уголок обложки торчал из-под общей тетради каких-то почему-то сохранившихся конспектов. Достав ее, засомневался: «На «с» или на «и»?» Но пальцы уверенно сделали свое дело. «Игорь С.» Легкое волнение крови еще больше расшевелило память, и та невольно снова отшвырнула мысль в прошлое…

– Пошли! – Гриша настойчиво толкнул его в плечо, – Что ты все мямлишь? Ну, незнакомые – познакомишься. Я тоже там не всех знаю.

– Ты? Это что анекдот такой?

– А ты не сомневайся… Слу-ушай! Там парочка таких чувих есть, – он даже цокнул языком, – И обе… в этом смысле – не промах. Главное – как подкатишься, – Зарайский весело рассмеялся, видимо, намекая, что даже такому тюфяку, как Женя, там что-то может обломиться.

– Ха-ха-ха, Зарайский, – передразнил Женя, – Сам себя насмешил. А спорим, – его почему-то понесло, – какую захочу из них, такую и сниму.

– На что? – опять засмеялся Гриша, но уже, видимо, предвкушая позор товарища.

– На фофан.

– Ну-у… это не серьезно, – Зарайский даже изобразил оскорбленный вид.

– Соглашайся, – отрезал Женя, – Пока предлагают. Тебе какая разница? Все одно – повеселишься.

– Ладно, голытьба, заметано.

Они уже были у самой двери, за которой ритмично бухали низы, и уже собирались войти, когда Зарайский остановился и, обернувшись, съехидничал:

– Ну что? Волнуемся?

– Да пошел ты… – отмахнулся Женя.

– А кто тебя за язык тянул? Слу-ушай… – он, будто что-то вспомнил. Хитро улыбнулся и непререкаемо заключил, – У меня есть условие.

– Какое еще условие? – насторожился Женя, хорошо зная своего товарища.

– Клеим только одну. И я, и ты, – Зарайский еле сдерживался, чтобы не рассмеяться.

– Так мы же уже… – хотел возмутиться Женя.

– Кого выберет… Так будет по чесноку, – безапелляционно добавил он.

– Ну, ты гад, Шалопута…

– Струхнуло дитятко?

– Ладно, – согласился Женя, – Пошли.

Они попали в самый разгар веселья. Гремел «Распутин», и человек десять уже расслабленных парней и девчонок стояли по кругу, дергаясь в такт музыке. А в кругу две шикарные, с красивыми сексапильными телами подруги зажигали остальных экстатическим танцем. Они периодически касались одна другой бедрами, туго обтянутыми темно-синими джинсами. Нарочито выставляли в движении бюсты, заставляя их колыхаться. Обозначали в воздухе поглаживания руками, огибая рельеф завидных форм. Они словно боролись с непреодолимым желанием слиться воедино, то сближаясь и изображая непристойное желание, то чуть отстраняясь друг от друга. И тогда на их лицах можно было прочитать сожаление. У Жени даже дыхание перехватило, и душа устремилась в этот порочный круг, тревогой отзываясь внизу живота. «Вот это я понимаю», – подумал он восторженно.

– Это они, – уточнил Гриша на ухо, толкнув его локтем в бок.

– Да я уж и сам догадался… Клевые.

«Распутин» быстро закончился, и хозяйка квартиры – по крайней мере, так показалось Жене – выключила магнитофон.

– Ребята! – обращая на себя внимание, почти выкрикнула она сквозь недовольные ее поступком голоса парней, жаждавших продолжения, – У нас гости… – она повернулась в сторону Гриши, – Зарайский, может, ты представишь своего друга?

Женю, оказавшегося в центре внимания и кожей ощутившего на себе взгляды, на секунду взяла оторопь.

– Прошу любить и жаловать, – начал паясничать Шалопута. Он сделал поклон, выставив вперед руку, – Емельянов Евгений Иванович. Студент геологического факультета. Кстати, Ленчик… – обратился к хозяйке, – ну, очень хороший парень, – и добавил, – Рекомендую.

Все засмеялись. Кроме обескуражено улыбнувшейся Лены и, конечно, Жени, который, почувствовав со стороны Зарайского очередной подвох, бросил на него исподлобья взгляд. «Специально, гад, делает… чтоб отвлекала». Из-за досады он не сразу обратил внимание на протянувшего ему руку человека. И только после того, как тот произнес свое имя, включился во внешний мир.

– Игорь, – приветливо глядя в глаза, произнес парень.

– А? Да. Извини, – ответил Женя на крепкое рукопожатие, – Евгений.

– У меня дядя… тоже геолог. В геологоразведочной экспедиции работает, – видимо, для продолжения разговора заметил Игорь, – Летает в Сибирь – вахтовым методом.

– Да? Здорово. Ты знаешь, я… – уже было собрался отойти в сторону Женя.

– А ты Григория давно знаешь? – спросил Игорь, улыбнувшись, будто извинялся за бестактность.

– Гришку? Слишком давно. Достаточно, чтобы не воспринимать всерьез, – усмехнулся Женя, вспомнив последний финт Зарайского. Получилось как-то недружелюбно.

– А-а… Ну тогда все в порядке, – констатировал собеседник понимающе.

– А что? – пожалев о тоне, каким ответил, переспросил Женя, хотя уже наверняка понял, к чему клонил собеседник.

– Да нет, это я так… Чтобы ты не обижался на его выпады. Гриша парень хороший. Но своеобразный.

– Что своеобразный, то своеобразный… А ты… – хотел спросить Женя.

– Мы с ним в одной группе, – не дожидаясь конца вопроса, ответил Игорь.

– А-а, ты тоже с биофака…

Фраза прозвучала так, словно биофак – не что иное, как сумасшедший дом. Ну, или что-то вроде того.

– Да мы здесь почти все оттуда, – улыбнулся Игорь, уловив двусмысленность и обыграв ее.

Оба рассмеялись и пожали друг другу руки.

Красная обложка записной книжки почему-то напомнила удостоверение или пропуск. «Пропуск в мое прошлое», – пришла мысль. Появилось то ли сожаление, то ли грусть. «Позже, – решил, – Вечером позвоню».

2.

Приятный, даже обворожительный голос в трубке резонансом отозвался в груди.

– Извините… – замялся Женя, поздоровавшись, – Я учился с вашим… – он вдруг засомневался, что разговаривает с матерью Сосновского – почувствовал несоответствие между восприятием и его ожиданием, – Меня зовут Евгений… Емельянов. Я в университете учился вместе с Игорем… только на другом факультете…

Телефонная трубка не подавала признаков жизни.

– Але… Вы меня слышите?

– Да, я слушаю вас. А Игоря дома нет.

– Да-да, я в курсе. Извините, а с кем я… как ваше имя-отчество? – он все еще сомневался – а вдруг все же у матери такой юный голос.

– Я – Маша. Сестра Игоря, – прозвучало с некоторым удивлением.

– Очень приятно, Маша, – заторопился Женя, осознав, что озадачил девушку последним вопросом, – А скажите, пожалуйста… я бы хотел узнать его телефон… ну, где он теперь работает.

– А там нет телефона, – как-то по-детски проговорила Маша, – Они там в полевых условиях. Игорь сам нам звонит, когда бывает в районе… Или из деревни какой… Откуда придется. Я ему скажу о вас, когда объявится – вы телефон свой дайте.

– Да. Конечно. Записывайте.

– А, кстати! – зазвучал обрадовано, и снова с каким-то детским наивом, голосок, – Брат обещал приехать на эти выходные. Так что в субботу после обеда он уже должен быть дома.

– Спасибо, спасибо, Маша, – Женя почувствовал как наполняется ее радостью, – Я вам очень признателен. И все же – запишите мой номер. Вдруг Игорь позвонит раньше…

Всю неделю он прождал безрезультатно. Наконец, наступила суббота. Как обычно по выходным дням, просыпание оказалось ранним. И даже очень. В половине шестого он открыл глаза с таким ощущением, будто только что их закрыл.

В промежуток между полупрозрачными шторами пробивался яркий свет. Вчера пришлось задернуть их – луна светила в лицо. Из приоткрытой форточки в комнату вместе с запахами вливались голоса пернатых, наперебой поющих хвалебные песни новому дню.

Немного полежав расслабленно, наслаждаясь пониманием свободы от обязанностей, Женя вдруг поймал себя на глупой мысли, что  выходной начинается с субботы. «К чему бы это? – удивился, и почти сразу вспомнил, – Сегодня же после обеда звонить Игорю – в Речицу».

С этого момента и до обеда время до безобразия растянулось. Оно казалось каким-то густым и малоподвижным, как воздух, напитанный влагой от распаренной солнцем земли. Ночью прошел дождь, и теперь жаркие лучи последнего майского дня, подхватывая из почвы молекулы воды, уплотняли ими пространство, отчего появлялось ощущение тяжести. «В мае маются, – прозвучал в сознании чей-то забытый голос. Но вспомнить его не получилось: взгляд зацепился за часы на руке. Стрелки изобразили на белом циферблате узкую, очень острую букву «V». «Час уже почти, – подумал Женя, – Пора».

После нескольких гудков раздалось знакомое «але». Мгновенно заполнив собой сердце, оно заставило его быстрей сокращаться.

– Добрый день, Маша. Это Евгений… Емельянов. Я вам звонил в начале недели…

– Да-да, я помню, – почему-то обрадовалась она, – Игорек уже приехал. Я ему о вас буквально только что говорила. Он сейчас в ванной. Моется.

Радость передалась и Жене.

– Спасибо, Маша, что не забыли.

– Да за что? – весело возмутилась она, – Не за что меня благодарить.

– Есть, есть за что, Маша, не спорьте, – он вдруг почувствовал нежность к ней, – Вы так по доброму отнеслись ко мне… – но тут же опомнился, – А через сколько я могу перезвонить? Когда он там управиться?

– Секундочку… – в трубке стало совсем тихо: видимо, ее прикрыли ладошкой, – Але? Женя?

– Да, я слушаю, – сердце как-то неожиданно отреагировало на собственное имя.

– Игорек, как освободится, сам вам перезвонит.

– Хорошо, Маша. Спасибо вам огромное.

– Да не за что. До свидания.

– До свидания, Маша.

От разговора, от этого голоса, грудь заполнила беспокойная теплота. Как и в прошлый раз. «Что… – отозвалось в сознании, – Что в ее голосе такого необыкновенного?»

3.

И еще час пришлось сидеть привязанным к телефону. В какой-то момент появилось желание перезвонить самому – услышать бунтовавший кровь голос. Остановило лишь осознание бестактности такого поступка. Где-то в глубине души образовалась дилемма, где чувства и разум отчаянно спорили между собой, и где разум пока побеждал – Жене не хотелось казаться назойливым. А потому, наверное, чувство сожаления, что может никогда больше не услышать этот голос, настаивало на звонке. Скорей всего, если бы пришлось еще ждать, он бы, наверное, решился – бестактность уже не виделась такой непреодолимой, как вначале. Но так долго ожидаемая, но такая неожиданная трель  звонка развела по своим местам конфликтующие стороны. Женя даже вздрогнул, настолько ушел в себя, борясь с желанием пообщаться с девушкой.

– Слушаю?

– Але? Женя? Привет…

– Привет, Игорек. Рад тебя слышать. Как жизнь? От Шалапуты слышал, ты в «Охрану природы» подался? С браконьерами сражаешься?

– Да, старик, сражаемся потихоньку. А как там Гришка?

– Да нам и поговорить-то толком не удалось. Буквально пару слов и он сбежал. Ты же знаешь…

– Еще бы. Он ко мне приезжал как раз, как я работу поменял. Я же через отца в экспедицию его устраивал…

– Куда? – от неожиданности переспросил Женя, словно не расслышал сказанного.

– В экспедицию. Куда отец мой летает… Але, Жень, ты куда пропал?

– Я? Нет, никуда.

– Ну, а ты как? Что тебя заставило вспомнить обо мне? Мы с тобой уже… не один год как не виделись?

– Игорек… не знаю, как и сказать тебе… – до Жени вдруг дошло, что он разговаривает с совершенно чужим человеком, живущим своей собственной жизнью. Разве они были друзьями? Так. Хорошими знакомыми, прекрасно понимающими друг друга с полуслова. Что их связывает? Общая в прошлом компашка с биофака, куда он попал благодаря Гришке Зарайскому. А Гришка и поучился-то на факультете пару лет. «И что Сосновскому до меня? Почему он должен вникать в мои трудности?»

– Что-то случилось? Помощь нужна? – как-то участливо спросил Игорь, – Жека, мы же не чужие? Говори как есть. Смогу – помогу.

Стало не то чтобы стыдно, но как-то не по себе, что так подумал о человеке. Что тот ни сном, ни духом, а его вот так вот. «Шалопуту же пристроил. Может, и мне повезет?»

– Игорек, извини… – Женя запнулся, – Короче! Не буду тянуть кота за хвост: я хочу устроиться в эту летающую экспедицию. Ты когда-то говорил…

– Господи, и всего-то? Я уж думал и вправду что-то случилось. Ну, ты даешь, Жека, – возмутился он и замолчал.

– Але?

– Подожди, Жень. Дай секунду подумать.

– Да. Конечно, Игорек…

– А ты знаешь? Давай я тут покумекаю… и перезвоню тебе. Минут… через десять… ну, пятнадцать, от силы. Добро?

– Как скажешь, – Женя снова вдруг потерял уверенность в том, что помочь ему готовы.

– Не дрейфь. Что-нибудь придумаем, – Игорь будто почувствовал его настроение, и снова стало неудобно перед ним.

Сосновский перезвонил, как и обещал.

– Знаешь что? – сказал он сразу же, как только Женя поднял трубку, – Ты завтра выходной?

– Да. Завтра же воскресенье.

– Ну, так вот тебе мой ответ. Завтра с утра… садишься в автобус… и ко мне. Сорок километров – с остановками час езды. Позвонишь с вокзала – во сколько рейс, и я тебя здесь встречу… Познакомлю с отцом. Он как раз сейчас дома – в отгулах. А то заочно – сам знаешь…

– С отцом?

– Ну, да. С отцом. Он в экспедиции не последний человек.

– Ты же говорил – дядя…

– А-а… – Игорь усмехнулся, – Да это так – для компании. Тогда я расценивал подобное, как хвастовство со своей стороны. По крайней мере, тогда так считал. Вот и говорил о дяде. А потом мы с тобой на эту тему больше не говорили – ты потому и остался в неведении.

– Хорошо, Игорек, – Женя обрадовался, – Я готов, – Вдруг до него дошло, что кроме всего прочего в Речице его ждет встреча с Машей. И эта мысль, словно огромная волна, накрыла его с головой. Выхватила из потока времени. Растревоженное сердце на мгновение захлебнулось. Потом снова стало пульсировать. Но уже быстрее обычного. Оно настойчиво, волнуя кровоток, посылало через него в мозг сигналы, что Маша «именно та… та, которая…»

– Ну, вот и ладненько, – заключил Игорь, – Тогда до завтра… Да! – вспомнил он, – Не вздумай ничего притащить с собой – ты не знаешь моих родителей.

4.

На следующий день ближе к одиннадцати Женя в сопровождении Игоря вошел в квартиру Сосновских.

– Маруся? Ты где? – войдя в прихожую, позвал Сосновский, – У нас гости…

В проеме показалась миниатюрная светловолосая девушка лет восемнадцати. В шортиках, розовом свободного кроя топике на шлейках и носочках того же цвета. И у Жени в груди все сжалось. Так захотелось обнять ее. Словно после долгой разлуки. Появилось ощущение, что вот такой он ее и представлял.  Потом вдруг осенило: он знает ее откуда-то, или знал. «На морском песочке Я Марусю встретил В розовых чулочках, Талия в корсете», – ритмично – в такт сердцу зазвучало в сознании.

– Здравствуйте, – совершенно просто сказала Маша, посмотрев на него, и добавила, обращаясь к брату укоризненно, – Я же тебя просила…

– Прости, сестренка. Ничего не могу поделать с собой. Ну согласись – красиво же звучит… Маруся… Правда? – обернулся он к Жене.

– Ну, хотя бы не на людях… Ты же обещал.

– Ну, ладно, ладно. Не буду больше… Извини, – обратился к Жене, – Моя сестра – Маша. Машуля, а это мой друг – Женя, с которым ты общалась по телефону…

– Я уже поняла… Извините, нас, – повернулась она к гостю, – Проходите, пожалуйста.

– Спасибо, – Женя, почему-то, засуетился, не выдержав ее взгляда. Зачем-то наклонился, чтобы разуться, хотя мог бы это сделать и без того. Стало неудобно еще и перед собой. Перед собственным самолюбием – что так спасовал перед девушкой. А когда распрямился, ее уже в дверях не было.

– Проходи, проходи, Жека, – Игорь похлопал его по плечу, – Будь, как дома.

– А родители… – Женя не успел договорить.

– Скоро будут – придется подождать. А ты что – торопишься?

– Да нет.

– Ну, вот и ладушки. Проходи, давай.

Оглядываясь по сторонам, Женя вошел в комнату, напоминавшую гостиную. В ней почти не было мебели. Диван, горка с хрусталем и большим столовым сервизом и круглый стол под похожей на покрывало скатертью с четырьмя стульями. От дивана до самого потолка в длину висел тонкий ковер с восточным орнаментом, а над горкой – репродукция «Девятого вала» на ткани в большой с имитацией золочения раме. Да несколько карандашных, заштрихованных кое-где углем графических работ располагалось по стенам. В комнате – никого. Маша, видимо, ушла в соседнюю. Там через полуоткрытую дверь слышны были мягкие шаги и иногда легкое поскрипывание пола. На Женин вопросительный взгляд Игорь махнул рукой.

– Марусечка к исторической грамматике готовится. Она, когда что-нибудь учит, все время километры наматывает по квартире. Говорит – так запоминается легче.

Женя подошел к одному из рисунков и залюбовался.

– Классно! Всегда завидовал людям, умеющим рисовать. А чьи это работы? – он обернулся.

– Нравится? – Игорь как раз выходил из соседней с Машиной комнаты, и вопроса, скорее всего, не слышал, – Интересуешься живописью?

– Классно. Я говорю, что всегда завидовал людям, имеющим такой талант, – приятные ощущения, возникшие в нем от созерцания графики, вернули к мыслям о прелестной девушке, совсем рядом вышагивающей свою «историческую грамматику», – А почему ты сестру Марусей называешь? Ей же не нравится, – тихо, чтобы его не услышали в другой комнате, спросил Женя.

– А что – она не Маруся? Мария, Маша, Маруся… Мне зато нравится. Я как услышал однажды по радио одну душещипательную песенку, просто без ума был… Слышал? Моя Марусечка, а жить так хочется… – напел он, – Вот как услышал, так за душу взяло. С тех пор Машку Марусей и зову.

– Так ей же не нравится, – повторил настоятельно Женя, не успев вовремя сообразить, почему это делает.

Игорь посмотрел на него и улыбнулся. Понял, видимо, в чем дело, но оставил без комментария.

– Да нравится ей, – он, словно извинялся, – Просто не хочет, чтобы я ее так на людях называл. Ты же знаешь… – он на секунду замолчал, пытаясь, наверное, сформулировать мысль,  – опошлил наш пролетарский социум  эту форму имени. Маруся… или Дуня… как в дразнилках детских. Равносильно, что сказать – дурочка. А ведь звучит-то красиво. Нежно.

– Ну, да, – согласился Женя, – Наверно, ты прав.

– Да не наверно – точно, – с чувством произнес Игорь, – Пройдет время и все вернется на круги своя… Сестренка, – позвал он, обернувшись к приоткрытой двери, – может, ты уже отдохнешь от своей зубрежки, кофейку сделаешь – с пенкой, посидишь с нами?

– А сам что? – не сразу ответила Маша, – Ты же знаешь – у меня историческая на носу – это же сопромат для филолога.

– Догадываюсь… – Игорь, улыбаясь заговорщически, посмотрел на Женю, – А, может, все же оторвешься на пару минут? Тут тобой интересуются.

Женя почувствовал, как лицо моментально обдало теплом. Он удивленно посмотрел на Игоря, ошарашенный таким пассажем с его стороны.

– Игорек? – вырвалось у него. Но тот приложил палец к губам, давая понять, что это не обсуждается.

– Ты что – сватаешь меня, братец? – Маша вошла в комнату. Она взглянула на Женю и недвусмысленно отвернулась, пряча улыбку.

«Ну, Игорек! Ну, спасибо тебе», – Женя потерялся, не соображая, как себя повести перед девушкой.

– Да нет, Машка, я имел в виду твою графику. Вот человек говорит – завидует тебе…

– Это ваши? – удивился Женя, еще не успев прийти в себя от предыдущего

– А вы…

– Женя, вы просто, наверно, не пробовали? – не дала она ему договорить, чувственно включившись в разговор, – Может, в вас такой талантище спрятан… А вы об этом и не подозреваете. Евтушенко говорит – почему люди понимают то, что делают художники, поэты или композиторы? Да потому что в душе они сами и художники, и поэты, и композиторы… В разной степени, конечно, – добавила она, – Но пока вы не попробуете что-то сотворить, вы никогда не узнаете – есть ли это в вас. А еще нужно желание и годы тренировок, чтобы рука стала продолжением мозга, – она замолчала, вопросительно глядя на него.

Женя пожал плечами.

– Наверно… – мысль, что, пока она говорила, любовался ею, пробудила в нем чувство законченности чего-то. Пришло осознание, что так, как было, уже никогда не будет. Что в этой девушке сконцентрировано все его будущее.

– Да не наверно – точно, – Маша даже интонацию брата повторила.

«Глаза… – понял вдруг, почему девушка показалась знакомой, – Я видел их… Нет, я знаю их… Всегда знал», – осенило его. Но за этим сразу же возникло непонимание – как такое вообще может быть. Правда, продержалось оно лишь мгновение. Его сменила радость. Снова захотелось обнять это прелестное, ставшее вдруг таким родным, существо, по которому, оказывается, он скучал всю свою жизнь. Но только сейчас осознал это.