Галка на высоте

ЧАСТЬ 1

ГЛАВА 1. Все паршиво

– Сорокина, что ты себе позволяешь?! Совсем сдурела? – мужской голос так и пышет злобой. – Ты о чем вообще думаешь, и чем? Ты понимаешь, какие последствия повлечет твой поступок? – угроза в голосе дает мне понять, что эти самые последствия будут для меня весьма плачевны.

Мне бы испугаться, что в скором времени на мою бедную голову падут все возможные кары, если бы не одно «но»: голос звучал из динамика моего мобильного телефона. Это все равно, что испугаться льва, рычащего с экрана телевизора.

«Я тебя не боюсь, дундук!» – мысленно огрызнулась я, благоразумно промолчав и любуясь пышным, так сказать, природы увяданием.

Залихватски подкинула носком ботинка ворох опавшей листвы. Тот рассыпался красивым фейерверком красок, снова улегшись на тротуар, словно сонный кот. Красиво, черт возьми! Вот так бежишь утром на работу, бежишь и не замечаешь, что наступила осень. А однажды выглянешь в окно, а там уже блеклый снег покрыл корявые ветки чахлых деревьев, и понимаешь глубокомысленно – зима… Так вся жизнь пройдет – не заметишь.

– Сорокина, ты вообще меня слышишь? Я с тобой разговариваю! – не унимался рассерженный мужчина. Казалось, что им движет одно желание – схватить меня и как следует встряхнуть. Ну, или уронить мне на голову потолок.

Да слышу я, слышу я тебя, блин!

– Да, Михаил Юрьевич, – смиренно вздохнула я в трубку. – Я слышу вас, но мне нечего вам ответить.

– То есть как нечего? Время десять часов, а тебя нет на рабочем месте. У меня телефон раскалился, электронная почта лопается от избытка писем, дел невпроворот, а ты неизвестно где шляешься! – Михаил Юрьевич так и полыхает праведным гневом на меня, нерадивую подчиненную, решившую без всякой причины прогулять рабочий день.

Конечно, разве может моя причина показаться ему веской! Подумаешь, приставал ко мне вчера Ладогин! Что в этом такого! Шеф сам в прошлом году на новогоднем корпоративе подбивал ко мне клинья. Нет, я все понимаю: праздник, всем весело, все смеются, сытые, пьяные и счастливые. Конкурсы еще всегда такие пошлые, шутки ниже пояса, ну с кем не бывает. Но нельзя же переходить границы! Или можно?

Я понимаю – пошутить, пококетничать, позаигрывать (сама грешна), но зачем же руки распускать и давать волю своим инстинктам! Если я тебе улыбнулась, это еще не значит, что со мной можно делать все, что взбредет в пьяную голову.

Думал, если я устроилась к нему секретарем, то по совместительству соглашусь подработать и шлюшкой? Не на ту напал. И даже на следующий день глаза не прятал, козел. Как ни в чем ни бывало, пришел в офис, потребовал чашку кофе. Будто ничего из ряда вон выходящего и не произошло. А мне что оставалось? Тоже проигнорировала.

Но обиду на меня он с тех пор затаил. Я это всегда чувствовала, и его тяжелый взгляд всегда ощущала, и даже много раз ловила на себе, резко оборачиваясь и заставая начальника врасплох. Молчит, а сам так и сверлит меня злыми прищуренными глазками.

Я тогда вообще перестала на праздники ходить, никакие тусовки со своим коллективом не посещала, и от поездок на «зеленую» категорически отказывалась. Больно мне надо снова выслушивать то, что перед Новым годом тогда услышала. И лапал так, гад, будто хотел всю меня в своих метках оставить и в слюнях утопить. Я тогда полночи в душе просидела, противно было на себя смотреть, и неприятно на работу выходить.

Короче, у меня с шефом затяжная холодная война. Нет, было бы куда уйти – ушла бы, но новая работа, черт, на дороге не валяется. Вот и терплю.

Разумеется, с голоду бы я вряд ли умерла, если бы и уволилась, но… Фил, он, скажем так, не особо надежный человек, и я очень опасаюсь попасть в зависимость от него.

Он конечно и репу моему шефу начистить мог, если бы только узнал, что тот пытался сделать. Его и просить об этом не пришлось бы, ринулся бы как бык на красную тряпку, пуская пар из ноздрей, и семеро бы не удержали. Но зачем мне это кровопролитие? Промолчала, скрыла, замяла. Просто знаю, что если еще раз подобное повторится – не пощажу, пожалуюсь.

Да нет, конечно, опять промолчу, как с Ладогиным, который вчера, гад такой… сволочь… А Фил, он безбашенный, в голове ветер. И кто знает, как далеко он может зайти… Лично я это выяснять не хочу.

Но этот новый зам! Красивый мужчина, ничего не скажешь. Высокий атлет, загорелый блондин, в общем, полный боекомплект! Ну, я с радостью принялась строить ему глазки, разумеется. Как и все, а что тут такого? Так проходят дни в офисе: делаешь свою работу, общаешься с коллегами, шутишь и смеешься.

Мне всегда нравилось получать комплименты. Разве не для этого я встаю каждое утро раньше на час, чтобы навести блеск и красоту? Завить свои светлые волосы, прямые от природы, придав им шик и сделав их волнующе объемными, и уделить основательное время макияжу: подвести серые глаза, удлинить вполне густые ресницы, подчеркнуть линию губ, в меру пухлых и улыбчивых.

Я считаю комплименты типа «Отлично выглядишь, впрочем, как всегда! Классная помада, я такую же хочу! Ого, это что-то новенькое, где купила?» вполне заслуженными. Никто не против слышать в свой адрес приятные слова и видеть восхищение и симпатию.

Но кто же мог подумать, что этот пингвин правил игры не знает! Твое дело какое? Заслуженно принимай всеобщее обожание, косой коси все наши томные взгляды, прицепляй на грудь орденами наши охи и ахи. И поступай также: строй глазки, задирай подбородок повыше, и провожай многообещающим прищуром, прикусывая губу. Это же классика, ребята! Фигли он мне под юбку полез, когда мы в столовой одни остались! Нет, он что думает, что я такая? Придурок.

Почему мужчины считают, что если девушка красивая и уверенная в себе, то она обязательно должна быть распущенной и доступной? Ну подмигнула я ему пару раз, ну улыбнулась на анекдот, тупой, кстати, и рассказанный плохо (я виновата, что ли, что ему красота мозги заменила?), но на стол-то меня зачем было заворачивать и лезть куда негоже?

Обидные слезы вновь навернулись на глаза. Вот опять, блин, останусь неотмщенной. Ну не могу я рассказать Филу об этом. Сама же потом буду казнить себя за то, какую бойню он устроит в офисе. А Ладогин, скотина, весь день ходил с видом, будто получил то, чего хотел. И взгляд этот масляный, будто знает, что я сама хочу, только стесняюсь. Ненавижу таких.

– Сорокина! Так я не понял, тебе деньги нужны или нет? Ты еще работаешь у меня, или все, сдулась с концами? – грубый окрик начальника заставил меня очнуться.

Вытерла глаза, распрямила плечи, остановилась.

– Михаил Юрьевич, вообще-то, завтра зарплата, и я ее честно заработала, – проговорила я медленно, а сама похолодела от догадки, что шеф решил ее мне не выдавать. А что, он может. Давно на меня зуб точит, мечтает отыграться за свое ущемленное самолюбие.

Не надо было этим самолюбием размахивать у меня перед носом, нечего бы было ущемлять.

– Короче, Сорокина, ставлю тебе выговор, лишаю премии, сокращаю зарплату на пятьдесят процентов и наблюдаю за тобой. Еще раз такое повторится – вылетишь из моей фирмы без копейки, поняла? Много на себя берешь!

– А вы? Не слишком ли жестоко вы меня наказываете за один пропуск, даже не зная его причины? – сердце тоскливо сжалось. Ну все, кажется, шеф дождался своего звездного часа, и главное – я сама подставилась.

– А чтобы другим неповадно было, поняла? – вскричал мой начальник. – Думаешь, я позволю тебе вести себя, как вздумается? Думаешь, ты на особом положении? Слишком много о себе нафантазировала, девочка, – прошипел он.

Ага, нафантазировала. Про его грубые руки, мокрые губы и неадекват в глазах. Ну да ладно, бог с тобой. Хотя, нет, подождите, рано тушить свет и выносить тело!

– Михаил Юрьевич, извините, конечно, но я свои права знаю, – проговорила я отважно, приготовившись влить в мое многострадальное ухо новую порцию гневного крика. – И я с этим делом ну никак не могу согласиться. Согласно трудовому кодексу…

– А согласно моему кодексу, ты держишься на одном волоске от того, чтобы кубарем скатиться со ступенек моего офиса, поняла, Сорокина? Кто ты? Что ты из себя представляешь? Думаешь, ты профессионал высшего класса? Ошибаешься, таких как ты, на улице целая очередь ко мне стоит, – я повела головой, оглядывая улицу, но видимо, девчонки и дамы из этой очереди как раз в этот час разбежались на обед. – Так что не думай, что без тебя все рухнет и развалится. Никто тебя просто так держать не будет. Не работаешь – значит, и денег не заслуживаешь.

– Но я же работала…

– А попробуешь сунуться в трудовую инспекцию, так они такие акты на тебя прочитают, такие характеристики, что поставят на тебе крест, и никуда ты уже не сунешься больше в этом городе. Пойдешь дворником работать или на панель.

– Почему это на панель? – тихая злость закипала внутри, но ругаться с ним не стоит: он же самодур! А без денег мне оставаться ну никак нельзя. Чем я буду платить за квартиру? Если и не на панели окажусь, то на улице в прямом смысле точно могу очутиться.

– Туда тебе и дорога. Юбки короткие, декольте до пупа, колготки в сеточку. Кто ты, если не оттуда? – горячился Михаил Юрьевич.

Мои губы против воли изогнулись в злой улыбке. Короткие юбки, говоришь? Три пальца выше колена – это только шалавы так носят, ага. До пупа вырез? Запутался уже, где явь, а где твои больные фантазии? И сеточку, наверное, твоя жена носит.

Вот гад! И главное спорить с ним нет никакого смысла! На его стороне грубая сила и мои деньги. Не справедливо, но это так, и мои кукареканья только раззадорят его еще больше. Давно, видимо, он ждал момента так оторваться на мне.

И ведь все из-за Ладогина… На работу сегодня собиралась, как на казнь. Тяжело сознавать, что этот хрящ будет расхаживать по офису, уверенный в себе и всем довольный, уверенный, что я просто набиваю себе цену перед тем, как свалиться в его объятия. Член на ножках… слишком больно и обидно от того, как он со мной обошелся. Словно грязью облил. Еще и Фил этот…

Если бы не он, не подкараулили бы меня у подъезда, и руки бы не заламывали, и мордой в стену бы не тыкали, шепча на ухо угрозы вперемешку с наглым лапаньем. Тоже мне, следователь прокуратуры, блин… Все они гады! Все сволочи!

«Я бы на вашем месте, – говорит, – задумался о своей жизни. Перспективы у вас, ласково говоря, не очень, – а сам дышит мне в ухо, а я и шелохнуться не могу. – Сдайте мне Фила, и я помогу вам выйти сухой из воды».

А я и так сухая, это вы меня пытаетесь выпачкать и чем-то облить, а у меня все в порядке. Я с Филом общих дел не имею и в его тайны не лезу. Да, разумеется, я знаю, что не все там чисто, но я ему подружка, а не подельница!

И так через силу, пинками себя на улицу вытолкала, а тут такое. В общем, не смогла я этим утром найти в себе моральные силы, чтобы пойти на остановку. Вместо этого отправилась бродить по улицам.

А тут шеф со своими угрозами и подлостью. Такой не станет вступаться за честь своей подчиненной – сам только что обругал и на панель благословил. Ну-ну, какой начальник, такой и зам, два огурца – овощи. В смысле, одного поля ягоды.

Надо же так взять, и перечеркнуть целый год моей работы, честной, на износ, с преданностью делу и подчинением субординации.

Я почувствовала, что мне стало не хватать воздуха. Нервы, будь они не ладны. Не девочка все же, тридцать скоро будет. И почему в моей жизни все так хреново: куда ни плюнь, везде проблемы. Устала, надоело, неужели я все это заслужила?

– Послушайте меня, Михаил Юрьевич, – проговорила я тихо, вынуждая его прислушаться ко мне. – Если вы не выплатите мне всю зарплату в полном объеме согласно отработанным часам, я пойду не в трудовую инспекцию, а в прокуратуру!

А что, пусть этот гаденыш-следователь, который лапал мою грудь, предупреждая, как опасен Фил и что за его укрывательство меня ждет наказание для плохих девочек, побегает, защищая мои интересы, ведь правда будет на моей стороне. Или нет?

– Ах ты… – шефу понадобилось время, чтобы удержаться от ругательств, проглотить их и не подавиться. – Значит так. Завтра ты приходишь, и слезно умоляешь меня не увольнять тебя по статье, чтобы не портить твою трудовую книжку, а я буду думать, простить тебя и дать тебе еще один шанс, или затаить обиду и наказать по полной, ясно? И возможно, ты догадаешься, как меня уговорить простить тебя, а, Сорокина? Ты умная женщина или как?

Он ждал ответа – так и представила его гадкую ухмылку – а я пыталась вздохнуть, борясь с неведомой силой, вдруг сжавшей мою грудную клетку. Наконец мне удалось эту силу обмануть: я втянула воздух через ноздри, хищно их раздувая. Ну, Михаил Юрьевич, ваше счастье, что я сейчас не в вашем кабинете и нас разделяют километры!

– Да пошел ты! – в эти три слова я постаралась вложить максимум презрения и ненависти, и тут же выключила телефон, пока ошарашенный мужчина не услышал мои всхлипывания.

Нет, я не истеричка, не ботаничка и не наивная дурочка, и давно знаю, что есть мужчины, от чьих назойливых рук приходится отбиваться и уворачиваться физически, но то, что случилось сегодня – это уже перебор. Ну почему все проблемы наваливаются скопом, а не по одной?

Разумеется, я не напишу никакого заявления в прокуратуру, и не пожалуюсь на их работника, наглого следователя, превысившего свои полномочия и оскорбившего меня угрозами и действиями, и совершенно очевидно, что я только что потеряла работу и деньги, а значит, и квартира продержится за мной максимум неделю. И если Фил узнает о чем-то из всего этого, беды не миновать. Да и сам он, мягко говоря, в последнее время не совсем в себе. Блин, что за жизнь такая, а?

А ведь я давно знаю, что смазливое рыльце Фила в пуху, но что толку! Все равно я повлиять на него не могу.

Эх, напиться, что ли, расслабиться и забыться хотя бы на время? И я отправилась пить кофе в ближайшее кафе через дорогу. Гулять так гулять.

ГЛАВА 2. Коварные замыслы

Если кто-то думает, что в детстве меня звали Сорокой, потому что моя фамилия Сорокина, он ошибается. Все детство я была Галкой. Смешно, да? Это меня Шашка так звал, вот Сорока и не прижилась. Шашка, кстати, сам стал жертвой моей изощренной фантазии. Да нет, шучу, не фантазии он обязан своим смешным прозвищем. На самом деле он пострадал от моего дефекта речи: в младшей группе детского сада я не выговаривала букву «с». Вот Сашка и стал Шашкой.

А Галка, кстати, тоже не плод его умственного труда, это имя у меня такое – Галка. Галка Сорокина.

Когда зазвонил мой мобильник, я доедала третью булочку. Что поделать – люблю я их родимых: пышные, мягкие, щедро посыпанные корицей. Поэзия! С некоторым напряжением я достала телефон из кармана пиджака и счастливо вздохнула: наконец-то адекватный человек позвонил. Шашка.

– И чего это ты от работы отлыниваешь, а? – тут же заняла я эфир. Интересно, что у него за дело ко мне? Мой друг никогда не звонит мне в рабочее время, если на это нет веских причин.

– А ты чего безобразничаешь? – услышала я бас товарища. – Я тебе на работу звонил, между прочим, и совершенно случайно узнал о тебе много нового и неизвестного. Пошто прогуливаешь-то, Галка?

Я уныло хмыкнула. Разве он поймет меня? Он никогда не позволил бы себе такое поведение, он у нас благородный и правильный, и подумать, что кто-то из его братства способен на низость и подлость, он не может.

Меня, конечно, в детстве обижали иногда, и Шашка всегда становился моим защитником. Не от всего, правда, он мог меня оградить и обезопасить, но тумаков я почти не получала, как только во дворе и в школе все поняли, что Шашке это не нравится. А поскольку мы с ним по жизни все время были вместе, очень скоро меня оставили в покое районные хулиганы. Больно надо им было связываться с этим крупным мальчиком, грозно хмурившимся, когда он видел мое зареванное лицо.

Нам легко дружить – мы из одного двора. Просидели вместе, ноздря к ноздре, в садике на горшках, и в школе за одной партой. Только универы разные выбрали. Я в гуманитарный пошла, а он в технический. Сейчас Шашка планомерно поднимается по карьерной лестнице на судостроительном, совершенно заслуженно метя в главные инженеры, а я вот… медленно обтекаю и обсыхаю. Стоило вкладывать силы и старание в учебу, завоевывать авторитет на работе, чтобы какой-то пи… пингвин разрушил это в один момент.

– Шаш, чтобы тебе ни сказали про меня, это все неправда, – всхлипнула я.

– Галка, ну ты что? Что случилось, подруга? Да что бы ни произошло, тебе нечего бояться и переживать – прорвемся! – он сразу почувствовал мое настроение.

В чуткости ему никогда нельзя было отказать. Умный вообще человек, люблю я его. Впрочем, чего-то меня занесло. Я вытерла слезинки и вздохнула.

– Шаш, а я работу потеряла, – проговорила я и губы мои искривились.

– Эй, что, серьезно? Ну дела…

– Я это, и зарплату даже не получу, – продолжала жаловаться я.

Я всегда любила поплакать в жилетку своего друга. В детстве как было – наябедничаешь, бывало, тихонько, и все, жди отмщения: от Шашки еще ни один негодяй не уходил безнаказанно.

При этом я всегда знала, о чем можно ему говорить, а о чем нет. Он так никогда и не узнал, какая лютая ненависть полыхала в моей душе к моему братцу. Впрочем, сейчас мне других проблем хватает, а то Валька ни к месту припомнился.

– Что же такого ты натворила, что с тобой так, а? – искренне недоумевал мой друг. – Гал, давай вечером встретимся, и ты мне все обстоятельно расскажешь, лады? Разберемся, порядок наведем, негодяев накажем. Как тебе планчик?

– Идеальный! – хмыкнула я с большой долей скептицизма. Это как же я ему буду рассказывать, что Ладогин мне в тр… куда нельзя залезть хотел? Или как шеф прошлой зимой подобное пытался вытворить? – А чего звонил-то, Шаш?

– Я это… – парень замялся, и я так и представила его лицо, когда он усиленно моргает, выпучив глаза и подбирая слова, при этом растерянно почесывая макушку. – А, не важно уже, забудь. Короче, в восемь у фонтана, да?

Я заверила его, что буду вовремя. Бедная Лина, значит, придется ей этот вечер провести в одиночестве – ее дружок опять со мной будет возиться. Остается только благодарить небо за то, что девушка моего друга детства оказалась понимающей и адекватной.

А у меня в голове уже стали определяться тонкие контуры одного плана. Я не позволю каким-то засранцам вытереть об меня ноги и выкинуть как какую-то шваль. Я им покажу колготки в сеточку и декольте до пупа! Обалдеют!

Только бы шеф ни о чем не догадался, хотя, он слишком плохо меня знает, чтобы заподозрить в подобной афере.

Шашка в принципе мне не очень-то и нужен для этого дела, просто я трусиха и боюсь темноты. С ним все же не будет страшно, и мне не придется отвлекаться на странные шорохи, которые обязательно раздаются в тишине, будь ты в лесу или в доме, забитом людьми.

Что ж, решено! Я, во всяком случае, уже решилась. Будет весело. Жалко только, что я их ошарашенных рож не увижу. Но ничего, у меня богатая фантазия, я эту сцену сама додумаю.

ГЛАВА 3. Стратегия и тактика

В восемь вечера я уже сидела на прохладном мраморе парапета, ограждавшего фонтан, главную достопримечательность площади Воскресения, и задумчиво бросала хлебный мякиш шустрым воробьям. А что, им тоже есть чего-то надо. Ну да ладно, это лирика. Главное – дело.

Шашка запаздывал, но я не теряла времени даром. Весь день проваляв дурака, сейчас я составляла подробный план действий на ближайшую ночь, а то, что мы с Шашкой не сомкнем глаз – это точно. По-моему, план получился конкретным и обстоятельным.

Первое – это нанести сокрушительный удар. Второе – произвести контрольный выстрел. Третье – замести следы. Четвертое – как следует отметить абсолютную победу. Ну и пятое – придумать внятное и более-менее приемлемое оправдание перед Филом, почему у меня в телефоне так много его пропущенных и ни разу не отвеченных вызовов.

А что? Помочь он мне все равно не сможет, да я и не рискну его посвятить в столь щекотливое дело, как месть обиженной работницы частной фирмы. Знаю я его: все, что он может предложить для решения этого конфликта, является приемлемым только для него – замочить этих с@к, и сжечь, нафиг, их офис.

В принципе, я бы охотно разделила его мнение, и в моем сердце даже не шевельнулся бы червячок сомнения в справедливости таких действий и соразмерности наказания и провинности. Но вся кровь, которой я сейчас обильно поливала асфальт, существовала только в моем воображении. Достойным отмщением для меня будет обескураженность моих врагов тем, что я планирую предпринять часа этак через три-четыре.

Шашка появился из ниоткуда, ухнул филином мне над ухом, заставив подскочить и распугать старательно прикормленных птичек. Вот терпеть не могу эту его привычку подкрадываться и выпрыгивать из-за спины как черт из табакерки! Ну не школьники мы уже, ну честное слово!

Я готова была столкнуть его в бассейн, но мокрым он был для меня малоэффективным, поэтому я сдержалась, прошипев только, что в его возрасте пора бы уже хотя бы делать вид, что зачатки интеллекта у него все-таки имеются, пусть даже в рудиментарном виде, на что он безмятежно заметил, что не глупее меня, и щелкнул меня по носу. Ну да ладно, ему можно. Я же знаю, что за его действиями не стоит никакого подтекста, и он никогда не обидит меня.

– Короче так, – произнесла я, успокоившись, – сейчас едем ко мне в офис и…

– Эй, подруга, я чего-то не догоняю, – сразу перебил Шашка, – ты не забыла, который час? – он озадаченно посмотрел на меня.

– Ты прав, еще довольно рано до назначенного часа Ч, и у нас в запасе есть как минимум, два часа, но ничего, – я насмешливо улыбнулась, глядя на его озадаченное лицо. – Мы же старые друзья, неужели нам не найдется, о чем поговорить!

Конечно же, я понимала, что он устал – в отличие от меня пахал весь день. Вот, сидит со своей сумкой через плечо, и мечтает, наверное, о пельменях, которые Лина готовит просто мастерски, а тут я со своими заморочками и жаждой мести. Но что поделать, если без него мне никак не обойтись!

– Чей-то я не понял, чего ты хочешь сделать-то? – Шашка подсел ко мне ближе и пристально посмотрел, состроив смешную гримасу, будто сомневался в моей адекватности. Нет, ну пора уже взрослеть, мой мальчик, пора!

– Справедливость я хочу сделать, понятно? – не сдержав эмоций, воскликнула я.

С Шашкой, конечно, я чувствовала себя спокойно, но все же обида от незаслуженных оскорблений никуда не делась, и жажда мщения не прошла, поэтому понятно, что я сейчас нервничала и переживала.

– А я-то тебе зачем понадобился? Плечом дверь вышибать, что ли? – смешной, пытается дойти своим умом до истины, на копья которой меня толкнули жестокие дураки.

– Нет, ты, конечно, можешь вышибить дверь, – согласно качнула головой я, – так сказать, в рамках самодеятельности, но… – я сделала загадочные глаза и достала из кармана ключ.

– Оп-па, ключик! – насмешливо произнес Шашка.

– Ага, золотой, – я повертела его в руках, поцеловала, громко чмокнув, после чего снова убрала в карман пиджака.

– И какие двери он открывает, а, Буратино? – Шашка легонько толкнул меня плечом. Легонько – потому что не хотел, чтобы я улетела в бассейн от его «дружеского» тычка.

– Все! Абсолютно все! – я порывисто поднялась. Мне уже надоело сидеть, если честно, да и попа замерзла на холодном камне. – Во всяком случае, сегодня ночью я попытаюсь открыть им дверь в мое светлое будущее.

– Ладно, давай, колись, чего задумала? В чем все-таки дело?

– Э, чего так сразу-то? А где твое заботливое «Пойдем сначала поедим чего-нибудь»?

– Ну пойдем, – Шашка вздохнул и покорно встал, понимая, что сегодня ему от меня так просто не отделаться.

– «Ну пойдем», – передразнила я его, сморщив лицо, – ты и за Линой так ухаживал, да? Как только она на тебя клюнула? Чем ты ее только взял с такими-то манерами?

– Я покорил ее неземной красотой и нечеловеческой силой, – гордо заявил мой друг, насмешливо сверкнув глазами.

– Да из жалости она с тобой сошлась, понятно? – не поверила ему я. – Из простого человеколюбия.

Нет, Шашка красивый. Слава богу, он не в моем вкусе, а то страдала бы я по-черному, когда он Лину привел в нашу тусу полгода назад. Высокий, могучий, кареглазый брюнет с веселыми глазами и добрым характером. На него западали буквально все, никогда он не мог пройти и остаться незамеченным, но при этом доступность моих сестер не сделала его распущенным и развращенным.

В общем, не зря я Шашку любила и уважала.

Мы посидели в «Чайковском», поужинали и поболтали на отвлеченные темы. Новостей особых не было – и так каждый день, практически, видимся, все друг про друга знаем – так что вскоре после того, как перешли к десерту, я рассказал ему про свои тридцать три несчастья. И про шефа, и про Ладогина, и про следователя прокуратуры.

Услышав о том, что из-за Фила мне грозят неприятности, мой друг нахмурился. Я понимаю, почему Фил не нравится ему: человек, который не в ладах с законом, а все трудности рвется решать с помощью кулаков, не может импонировать Шашке. Тот, хоть и обладает недюжинной силой, все же предпочитает могучий русский во время сложных переговоров, переходя к рукоприкладству в крайнем случае. Только если видит, что оппонент ну никак не в состоянии понять, что от него требуется. А вообще с Шашкой мало кто спорит и связывается, так что его, несмотря на рост метр девяносто и кучу старательно и с любовью прокачанных мышц, смело можно назвать пацифистом.

– Я вот всегда чувствовал, что Фил этот твой еще подложит тебе свинью, – проговорил он, хмурясь.

Знакомое выражение, не сулящее виновнику ничего хорошего. Я хмыкнула. Фил меньше и тоньше его, но совершенно не боится ни Шашкиных кулаков, ни грозно сведенных бровей. Фил вообще никого не боится, а вот его боятся многие. А из-за него за меня боится и мой друг детства.

Но я-то чувствую и понимаю, что мой возлюбленный не может причинить мне никакого вреда и тем более зла, и тем более намеренно…

Хм, как я ошибалась… Ну да ладно, главное сейчас на повестке вечера: проникновение в мой офис с целью достижения справедливости и воцарения гармонии.