В древесный тоннель они вошли, сцепившись пальцами. На этом, последнем, отрезке пути вязы сплелись над дорогой ветвями и картинно застыли в свете луны. Было нечто пугающее и одновременно завораживающее в природной арке, увлекающей в неизвестность. Руки сестер тянулись друг к другу, как эти деревья – ловили, стискивали, не причиняя боли.

– Похоже, мы на месте? – пробормотала Анита. – Если на станции объяснили правильно, гостиница где-то здесь…

Хоть она и была на четыре с половиной года старше Эльки, та переросла ее на голову, и это сбивало посторонних с толку. Анита надеялась, что больше сестра не вырастет, ей ведь скоро двадцать пять. Куда уж!

– Надеюсь, наш герой действительно тут живет. – Эля шмыгнула носиком, покрасневшим от холода. – Обидно, если зря притащились… Черт, у меня пальцы уже отваливаются!

Остановившись, Анита выпустила чемодан из рук и оттянула рукав кофты.

– Заползай в тепло.

– А вторую? – жалобно протянула Эля.

– Ладно. Давай повезу оба чемодана, а ты руки в карманы спрячь. Хотя плащик у тебя, как лепесток…

– Зато красивый. – Эля оглянулась на увесистый чемодан и опять по-детски громко хлюпнула носом. – Тебе будет неудобно…

– Ничего, уже недалеко.

– Вот именно! Я потерплю. Скоро отогреюсь… Что за лето у нас?! Октябрь, а не лето!

– Вот как раз этого мы изменить не можем…

Улыбка у Аниты получалась совсем детской, из-за того что нижняя губа чуть выступала вперед, а большие серые глаза светились. Если б не этот свет, ее можно было бы назвать невзрачной: маленькая, щуплая… Светлые, не слишком густые волосы, не закрывающие шею, вечно казались растрепанными. Одевалась она небрежно, будто схватила вещи в темноте и напялила их как попало. И что за вещи – джинсы, майки, пуловеры…

Но, как ни удивительно, это не вызывало отторжения, и многие даже находили особенную прелесть в том, насколько эта девушка свободна от каких бы то ни было условностей. Несмотря на внешнюю детскость Аниты, никому и в голову не пришло бы назвать ее «блондинкой» в анекдотическом понимании этого слова. Ее глаза излучали не только внутренний свет, но и ум. Замкнутость Аниты заставляла окружающих держаться с ней настороженно, так было даже в детстве. Ее лучшим и, по сути, единственным другом всегда была Эля.

В отличие от Аниты в лице младшей сестры не осталось ничего детского, и это нравилось ей самой. Эля выглядела юной женщиной, а не вчерашним подростком. Высокая, тоненькая, такая же белокожая и светловолосая, как сестра, но холодноватая с виду, она только Аните позволяла называть себя «малышкой».

В ее присутствии и мужчины, и женщины ощущали безотчетный благоговейный страх: «Бывает же такая красота!» Эля и сама сознавала, что отличает ее от большинства людей, но не придавала этому особого значения. И никого не обижала сознательно, хотя ей удивительным образом удавалось вызывать у окружающих неловкость за самих себя. За то, что у них не такие утонченные черты, длинные ноги, тонкие пальцы. Волосы у Эли были куда гуще и немного короче, чем у сестры, они походили на лунный ореол вокруг лица, и тем, кто видел ее впервые, сразу приходила на ум Снежная королева. Такая коснется – и заморозит навеки…

Но это была лишь видимость. Хотя по-настоящему только Анита знала, какой у сестры веселый и легкий нрав. Однако Эля не была глупышкой. Ей просто хотелось радоваться жизни, но стоило задуматься всерьез о собственной, как мысли становились мрачными. Даже ноги наливались свинцом, а Эле нравилось ходить быстро, практически лететь над землей. В детстве она была настоящим сорванцом…

Сейчас ее передвижение тормозил тяжелый чемодан. Но взять с собой хоть немногим меньше одежды Эля не могла себе позволить: необходимо было чувствовать, что она готова ко всему. К любой непредвиденной ситуации.

А эта поездка вполне могла обернуться неожиданностями… На что они и рассчитывали.

Анита остановилась на выходе из природного тоннеля.

– Вот она.

– Кто? – Тяжело дыша, Эля выволокла из темноты чемодан и остановилась рядом с сестрой.

– Гостиница.

– Теперь принято говорить «отель». Значит, это он.

– Пусть будет – отель, – привычно уступила Анита. – Хотя я не нахожу ничего позорного в слове «гостиница». Ну что? Последний рывок?

Пальцы сестры впились в ее плечо.

– Стой! Подожди… Я еще… не готова.

Обернувшись, Анита обеими ладонями погладила ее лицо.

– Ну что ты? У тебя было столько лет…

– Но сейчас… Это же… Вот оно!

– Только не вздумай заплакать, глаза покраснеют. Ты должна быть великолепна!

– Да не плачу я! – Эля запрокинула голову, чтобы слезы быстрее высохли. – Сейчас. Одну секундочку. Только не трогай меня!

Убрав руки, Анита тоже подняла глаза. Москва была близко, но не настолько, чтобы заслонить своим искусственным светом живые звезды. Хотя, наверное, среди них были и погасшие… Как их мать. Аните подумалось: может, Элька отыскивает в условных рисунках созвездий особый знак, который заставит ее повернуть назад? Ведь переступить порог дома, где обитает тот самый человек, невероятно трудно. Страшно.

Но Анита знала, что не позволит ей этого. Волоком потащит, если придется.

– Идем. – Она решительно подцепила оба чемодана.

Каблучки Эли застучали сзади – сначала неуверенно, потом все более часто и громко. Каждый шаг отрезал возможность к отступлению…

* * *

Лике нравилось добираться до гостиницы через поселок, доезжая на автобусе. А назад, когда уже вечерело, она возвращалась на электричке: до станции через живой тоннель можно было дойти за пять минут. В темноте ажурное переплетение веток наливалось таинственностью, и Лика невольно задерживала дыхание.

Не от страха! В этом маленьком подмосковном поселке под сенью древнего монастырского храма некого было опасаться. Лика исходила все его округлые улочки, которые не переставали удивлять, то заканчиваясь тупиком, то выводя совсем не туда, где она рассчитывала оказаться.

Но ей нравилась эта непредсказуемость, и уже несколько раз Лика специально приезжала сюда в свой выходной, чтобы просто побродить среди стареньких домиков с мезонинами, соседствующих с особняками. Каждый раз Лика выбирала разные тропинки и то подкидывала припасенного пшена пышным пестрым курицам, жившим целым семейством в открытом взору прохожих вольере, то обнаруживала новое граффити, копировавшее берег Клязьмы.

А в этот раз вышла к «Замку призраков» – так Лика сама назвала этот недостроенный дом, который инстинктивно старалась избегать. Третий этаж загадочного строения в готическом стиле так и остался незаконченным, а работы прекратились. В поселке поговаривали, будто хозяина застрелили. А может, посадили… Так или иначе дом никто достраивать не собирался, ведь на заборе появился баннер «Продается». Риелтор не потрудился завесить нарисованного мелом спеленатого младенца с непомерно большой головой и хвастливо высунутым языком. Хотя теперь хвастать было вроде как и нечем.

Несколько раз отец предлагал ей остаться ночевать в пентхаусе, но Лика догадывалась: его заботит вовсе не ее безопасность. Петру хотелось свести дочерей, чтобы они, как два одиноких зверька, уцепились друг за друга и выжили, если с ним что случится, как было с владельцем «Замка призраков»… Лучше быть готовым ко всему.

Наверное, Лика сумела бы найти общий язык даже с таким дичком, как Тася, потому что без труда находила его со всеми. Вот только ей совершенно не хотелось этого. Ну, не удавалось ей забыть, что ради Тасиной матери отец обрек ее на полусиротство…

Теперь Петр искал у нее поддержки. Ирония судьбы: ему – богатому и сильному – понадобилась помощь когда-то брошенного им ребенка. Больше не к кому было обратиться.

Отец догнал ее в древесном тоннеле.

– Я думал, ты хоть сегодня побудешь с нами!

– А что такого с сегодняшним днем? – удивилась Лика.

Сунув руки в карманы толстовки, без которой вечером уже было холодновато, она слегка покачивалась вперед и назад, глядя на носки разноцветных кедов. Это же обычно Тася прячет глаза, стоя перед отцом, Лика же никогда так не делала.

Обдало ознобом так, что она передернулась, но отец понял это по-своему.

– Замерзла? Давай вернемся домой.

– Мой дом в Москве, – Лика постаралась, чтобы это прозвучало помягче. Ссориться с щедрым работодателем не с руки, даже если это твой отец.

– Но иногда ты можешь переночевать у нас. Особенно…

– Сегодня, – закончила Лика за него. – Что за событие сегодня? У нее день рождения? Разве не в сентябре?

– Не рождения. Наоборот.

– Я поняла, – прервала Лика.

И обругала себя: «Вот я дура! Могла бы и догадаться».

Тишину нарушил быстрый перестук каблуков. Кто-то приближался со стороны станции и уже готов был вынырнуть из темноты. Лика уловила дребезжание чемоданных колесиков: женщина явно направлялась к ним.

– Гостья, – бросила она, чтобы отец успел войти в роль радушного хозяина.

– Две, – ответил Петр так тихо, чтобы разобрала только дочь.

– Придется возвращаться… Максим взял три отгула.

– Я в курсе. У него что-то там с собакой.

– Серьезно?! – встрепенулась она. – А мне не ска…

Оборвала себя прежде, чем отец расслышал обиду в голосе. Необязательно ему знать… Зачем вообще старшая дочь, если есть Тася – любимица?

И все же Лика не раз замечала, как упорно отец пытается притянуть ее, удержать возле себя. На мгновенье даже померещилось, будто он подстроил приезд этих женщин, которых она все еще не могла разглядеть. Нанял каких-нибудь знакомых, чтобы явились на ночь глядя и вынудили ее вернуться в гостиницу. И остаться ночевать…

Но Петр сказал:

– Если торопишься, я сам могу оформить.

– Это моя работа.

Лика произнесла это не резко, стараясь не обидеть его, но твердо. С первого дня она старалась делать все так добросовестно, чтобы ни у кого не возникло мысли, будто отец делает ей поблажки.

Желтый всполох в темноте… Лика прищурилась: плащ? Или что это на ней? На той, что повыше.

«Вот это ноги!» – едва не вырвалось у нее.

Быстро взглянула на отца: уж он-то, конечно, заметил! Если даже ей сразу в глаза бросилось… Гостьи уже приблизились настолько, что Лика ахнула: девушка-цветок! Золотистый бутон на длинном, ровном стебле.

Еще несколько шагов, и новое удивление: «Какое лицо! С нее сказочных принцесс рисовать можно…»

На ее спутницу Лика поначалу и внимания не обратила. Присутствие отметила, конечно. Кто-то там маячит позади… Невзрачный. Не важный. Бледный мотылек вьется вокруг цветка.

– Простите, вроде бы где-то здесь отель?

Прозвучало вежливо, но холодно. Снизошла до разговора с простыми смертными. И слово «отель», которое Лика не любила, царапнуло. Но обижаться было не с руки, каждый постоялец в их глуши на вес золота!

И она ответила с обычной приветливостью:

– Вы практически пришли! Мы будем рады вас принять. Петр Николаевич – хозяин нашей гостиницы.

Он чуть склонил голову в поклоне.

– Позвольте помочь с чемоданом?

– Прошу!

«Бросила, как слуге, – отметила Лика. – А он и проглотил! Хорошо быть красавицей… Тебе прощается любое хамство».

Она повернулась к другой девушке, похожей на мальчишку, в джинсах и ветровке.

– Вам помочь?

– Не стоит, я справлюсь. Меня зовут Анита. Если что… Эля – моя младшая сестра.

– Очень приятно, – отозвалась Лика машинально.

Каблучки уже стучали впереди, вынуждая спешить следом. Лика только усмехнулась, поглядев на чудом выпрямившуюся отцовскую спину. Он бодро тащил за собой чемодан, тарахтение которого заглушал разговор, завязавшийся между этими двоими.

– Вы приехали осмотреть монастырь? – спросила Лика громко, чтобы никому не показалось, будто она подслушивает.

– Монастырь? – Анита едва слышно рассмеялась. – Даже не знала, что он тут есть.

– Есть. Очень старый – тринадцатого века. Вам стоит там побывать.

– Действительно, стоит…

Что-то в ее голосе заставило Лику насторожиться. Ирония имела едкий привкус. Мысль о монастыре горчит? Лика еще раз окинула ее взглядом: каково быть тенью сестры? И встретила прямой взгляд.

«А глаза! – ахнула про себя. – У младшей нет таких глаз…»

– У вас сейчас много постояльцев? – спросила Анита, отведя глаза.

– У нас в принципе немного места. Сейчас заняты десять номеров. Но для вас есть очень хороший!

– Кто у вас останавливается? Туристы?

– В основном.

– А как называется ваша гостиница?

– «Дом на холме».

– Холм-то невысок…

– Это верно. Но это не я придумала название… Вот и пришли.

Петр уже распахнул дверь и сам проскочил за Элей, забыв, что за ними идут еще двое. Лика усмехнулась и встретила понимающий взгляд Аниты.

– Надеюсь, моя сестра не испортит ваши отношения?

– Не поверите, – весело отозвалась Лика, потянув дверь на себя. – Он сам все испортил много лет назад… Это же мой отец.

* * *

Голубя он заметил не сразу.

Шагнув из подъезда, так и ахнул, прищурившись от густой, как на детском рисунке, синевы неба. Наконец-то! Уже казалось, лето вообще не наступит…

Час назад, когда Максим Филимонов выгуливал щенка, и намека не было на то, каким станет этот день. Они уныло тащились с Троллем от дерева к дереву под мелким дождиком, который хоть и не был осенним, но тоску нагонял ничуть не хуже. А теперь поглядите-ка!

«Счастье только таким и бывает – внезапным!» – подумал он и подался навстречу июлю, очнувшемуся от подростковой депрессии. Почему, взрослея, охотнее веришь в лучшее? И даже реверсивные следы от самолетов начинают казаться стрелками, оставленными судьбой, которая показывает верный путь, как в игре «Казаки-разбойники». Кажется, его поколение было последним, чертившим стрелки белыми мелками… Многие ли отыскали свой клад?

– Только не я, – пробормотал Максим, заставив себя опустить голову. Должно быть, странно выглядит тридцатилетний человек в хорошем костюме, глупо улыбающийся небу.

Еще один шаг, и лохматый куст шиповника закрыл бы птицу на бетонном отливе под окном первого этажа, беспомощно барахтающуюся в собственной крови. Не сразу сообразив, что у голубя сломано крыло, Максим первым делом подумал о кровожадной кошке, почему-то бросившей добычу… Может, он ее и спугнул, открыв дверь подъезда?

– Ох, бедняга, – вырвалось у него. – Что же с тобой случилось?

Это был ненужный вопрос, ведь никто не мог на него ответить. И Максим начал лихорадочно искать другие ответы: что теперь делать с этим голубем? Поможет ли ему ветеринар? Или птица уже при смерти?

Он взглянул на часы: если опять опоздает, Петр уволит его к чертовой матери, а такую непыльную работу еще поискать… Да и платит хозяин гостиницы неплохо.

Макс еще не успел разобраться ни с одним из вопросов, а голубь неожиданно превозмог боль и поковылял к нему, волоча крыло.

– Ты что? – Максим едва не попятился. – Ты куда собрался?

А птица уже подобралась вплотную, в ее круглых глазах померещилась мольба. Почему-то именно в этот миг Макс понял, что это – голубка, девочка: шейка тонкая, длинная, перышки темнее, чем у самца…

«Сам виноват, – мрачно подумал Макс, – заговорил с ней, дал повод надеяться на помощь. Теперь она не отстанет, с женщинами всегда так… Выкручивайся!»

Присев, он погладил темные перышки и виновато пробормотал:

– Я не могу, малышка… До ветеринарки добираться минут сорок по утренним пробкам. А мне ведь в другую сторону… Что ж делать-то, а? Здесь ведь тебя не оставишь, кошек целые полчища бродят.

Внезапно его осенило: через дорогу – часовня, на бульваре, там кошки вроде не появляются. Ни разу они с щенком не гоняли их там. Неужто и впрямь кошки – дьявольские создания? Не случайно же в Библии не упомянуты…

Макс одернул себя: «Бред! Ничем кошки не хуже остальных, и не их вина, что кто-то забыл вписать их в Книгу книг…»

Если бы не Тролль, может, он и сам со временем завел бы кошку. Или кота. Эдакого ночного компаньона.

Отогнав неуместные мысли, Максим решил, что никто не тронет несчастную птицу возле часовни, не обидит под сенью креста. И если бедной девочке суждено умереть, так пусть это случится там… Может, сразу в рай?

Аккуратно подняв голубку, благодарно замершую в его ладонях, Максим быстро пересек двор, потом перебежал дорогу, не дожидаясь разрешения светофора, и чуть замедлил шаг у часовни. Ее строгие, белые своды, устремленные к ясному небу, уводили взгляд кверху, и на несколько секунд Максим замер в неожиданном благоговении.

Он нечасто бывал в храмах, испытывая необъяснимое смущение… В его жизни – так Максу казалось – не было ничего, за что стоило благодарить или хлопотать перед самим Богом. А зачем еще приходить в церковь? Душу облегчить? Но и особых грехов Максим Филимонов тоже за собой не чувствовал.

Так же внезапно он и очнулся: «Опаздываю!» Наспех выбрал ель погуще, чтобы невезучую птицу не намочило, если пойдет дождь. Да и от дневной жары спрятаться не помешает – днем обещали до двадцати пяти.

– Прости, – выдохнул Максим, опустив голубицу на землю. – Поправляйся! Если получится…

Не дав себе шанса передумать, он быстро пошел обратно – машина ждала его во дворе. Этой весной сделали парковку прямо с торца его дома, очень удобно. Правда, есть риск, что поцарапают коляской: молодые мамаши протискивались прямо между машинами. Лень обойти десять метров!

Кажется, он еще успевает… Задрав манжет рубашки, чтобы в очередной раз посмотреть на часы, Максим заметил пятнышко крови. Не своей, конечно, птичьей. Но все равно это была настоящая кровь. Неподдельная боль, в сравнении с которой все его беспокойство по поводу опоздания внезапно показалось такой ерундой. Суета сует. А голубка мучается там… Ведь единственный человек, который попался ей, решил: жизнь птицы не стоит того, чтобы опаздывать на работу. Ничего для него не значащую, между прочим…

Тихонько взвыв, Максим бросился назад: «Черт с ним! Придумаю что-нибудь. В первый раз, что ли?» Он добежал до часовни и метнулся к знакомой ели, но птицы там уже не было.

Но тут услышал скрип и быстро обернулся: женщина в светлом платочке придерживала дверь бедром, потому что руки ее были заняты чем-то…

Еще не разглядев толком, Макс понял, кого она заносит в храм, и у него отлегло от сердца. Он даже усмехнулся от облегчения: «Девочка, ты в хороших руках!»

И стало неловко от того, как он не любил раньше всех этих церковных тетушек и бабушек, казавшихся ему ханжами. А вот одна из них пришла ему на выручку, доведя до конца доброе дело, на которое он вроде как подрядился, но бросил… Сняла грех с его души.

Воровато оглянувшись, Максим торопливо перекрестился на купол часовни. Вроде никто не видел его… И все же, как никогда раньше, он ощущал, что за ним наблюдают.

* * *

К нашей гостинице от станции ведет древесный тоннель. Это не я так придумала его называть, у меня сроду фантазии не хватило бы! А наша Лика еще и не такое придумать может…

Я, когда впервые услышала от нее про этот тоннель, даже вышла посмотреть – и правда похоже. Вязы над дорогой сцепились верхушками, ветвями сплелись, вот и получилась длинная такая, метров на двести, арка-тоннель. Видать, деревья тоже, как люди, тянутся друг к другу.

– Зоркий глаз у тебя, – сказала я тогда Лике.

А она прямо залилась смехом! Я сперва чуть не обиделась, хотя она у нас вообще хохотушка и остальных вечно смешит. Но тут я вроде не шутила…

– Зоркий глаз!

И вдруг до меня дошло, как мои слова прозвучали. Нашла, кому сказать! Она ж очки не снимает… Маленькие такие, аккуратненькие, и очень Лике идут, может, поэтому я и забываю, что она у нас совсем слепенькая.

Вот хоть как меня убеждайте, а это компьютер ей зрение попортил! Сто процентов. Вечно девушка наша сидит со своим ноутбуком или строчит на нем, вот зрение и садится. А глаза у нее красивые такие, большие, серо-голубые, как наше небо подмосковное.

Это тоже не я придумала… Максим такое при мне сказал, а Лика, дуреха, опять расхохоталась. Вот с чего, а? Он же ей комплимент сделал! Поди, неделю с духом собирался – неразговорчивый он парень. И Лика-то – не сказать, чтобы избалована мужским вниманием. Парня у нее нет, уж я бы заметила. И постояльцы с ней особо не заигрывают.

Я-то нашу Лику ужасно люблю, но прям красавицей ее не назовешь… Сейчас такие не особо спросом пользуются, кто другой ее, может, и толстушкой назвал бы, только не я. Мне в этой девочке все по душе. Но особенно волосы хороши, пшеничные, длинные, прямо загляденье. Жаль, она не особо за ними ухаживает, соберет в «хвост» – и готово.

В общем, очки и хвост – вот и вся краса. Только Лика фору любой модели даст.

– В ней обаяния уйма… И веселый нрав.

Так наш повар говорит, Олег. Подозреваю, что он в этом толк знает… Это сейчас ему уже за полтинник перевалило, или вроде того, а раньше точно успехом у дам пользовался. Есть что-то такое у него в лице… Даже не знаю, как объяснить, только взгляд цепляет – не отвести. Не мой, конечно! У меня свой Паша есть, уж сорок лет как, столько и не живут… Мне, кроме него, никогда никто не был нужен. Бывает же… Сама удивляюсь!

Мы с мужем раньше вместе работали – на кондитерском комбинате в Москве. Он до сих пор меня самой сладкой конфеткой называет, хотя сейчас уже смешно, наверное… На работу вместе, с работы, и ничуть друг другу не надоели, верите?

А как я на пенсию вышла, меня там ни дня держать не стали. Вот и вся благодарность за долгий труд… Паша теперь один в Москву мотается.

Я без работы как осталась, думала, с ума сойду! Дочь с внуками в Краснодар переехала, поближе к солнышку. В Подмосковье-то его не дождешься! Дачи у меня сроду не было. По музеям да по театрам одной скучно ходить. Куда себя девать?! Телевизор осточертел уже…

Хорошо, как раз под боком эта гостиница открылась! Я тут уборкой занимаюсь, порядок навожу. Чувствую себя хозяйкой большого дома, какого у меня отродясь не было.

А настоящей хозяйки нет: владелец гостиницы, Петр Николаевич Новиков, с Ликиной матерью давно развелся. А последняя его жена вроде как померла. Когда и отчего – никто не знает, это еще до постройки гостиницы было.

От нее девочка осталась – Тася. Ей лет тринадцать, а может, побольше. Не разберешь их сейчас! Ростиком она маленькая, пухленькая – в Петра пошла. Он у нас крупный мужчина… Только беленькая и стриженая, как мальчишка. Волосюшки торчат, как у птицы с взъерошенными перышками…

А глаз ее я так ни разу разглядеть и не смогла! Вечно в пол смотрит, когда просеменит по холлу, и прыг в папину машину. На бегу буркнет:

– Здрасьте!

И нет ее.

Я Тасю толком и не вижу, она почти не спускается из пентхауса, в который ни постояльцам, ни персоналу хода нет. Даже не представляю, кто у них там уборку делает? Уж точно не Тася. И не сам же Петр! Вот загадка…

Недавно Петр перевел дочку на домашнее обучение. Как по мне, зря он это сделал, девочка совсем в себя ушла. Он, видать, и сам понял, что сглупил. И тогда Лику заманил на работу, чтоб хоть она сестру расшевелила.

Но, видать, не особо это у нее получается… Не родные же сестры, сводные. Вот Тася и не подпускает Лику к себе.

Хотя злиться не на что, это у старшенькой могут быть претензии, а Лика трагедию не раздувает. Чего только у взрослых людей не случается, она уж большая – понимает.

Из Лики отличная хозяйка гостиницы вышла бы, если что… Может, не мне одной это в голову пришло, и Петр тоже присматривается? Но пока Лика больше с бумажками да поставками возится, а я за всеми мелочами слежу. И очень мне это нравится! Забот, конечно, хватает, но они больше приятные: чистую постель застелить, зеркала и краны протереть, пропылесосить, чтоб ни соринки не было. Это ж все одно удовольствие!

К тому же постояльцы у нас тихие, по углам не блюют, двери не ломают. Это все потому, что старинный монастырь под боком и еще пара музеев в городке. Не так чтоб особо интересных, но люди приезжают их поглядеть и у нас останавливаются на ночь, на две. Подолгу редко задерживаются, разве что командированные. Да трое постоянных жильцов. Но это уже отдельный разговор…

А место, где наша гостиница построена, – загляденье просто! Только жить и жить. Петр участок со вкусом выбрал, не откажешь: на высоком берегу Клязьмы, чтоб не подтапливало, а вокруг такие луга, как с картины про старую Русь. Тех еще, славянских времен, когда все нетронутое было.

Верите, нет, я всю жизнь в соседнем городке прожила (две остановки на маршрутке!), а почему-то здесь не бывала. Прям ахнула, как увидела эту красоту. И сразу решила, что останусь работать, лишь бы только любоваться, хоть изредка.

Правда, работы у меня не завались, не то что у Лики. Уж не знаю, что там за уйма дел у управляющего такой маленькой гостиницы, как наша… Или это Петр Николаевич решил завалить девчонку всякими отчетами? У них ведь не сильно нежные отношения…

Я уж потом узнала, что Петр от ее матери ушел, когда Лике всего лет семь было. И, видать, редко наезжал в гости, девочка к нему и привыкнуть не успевала. Поэтому и держится, как с чужим…

Но и Петр особо не пытается ее расположить, сухо разговаривает, как с любым из нас. Я вообще не пойму, зачем Лика согласилась у него работать? Семейным этот бизнес не назовешь, она не в доле, просто наемный работник. Или отец платит так хорошо, что от такой зарплаты не отказываются?

А может, он ей наследство посулил? Других-то детей, кроме них с Тасей, не нажил, хоть и старался (видать, направо и налево). Только младшенькой дочке этот бизнес поперек глотки встанет, это уже и сейчас ясно. Нет в ней этой жилки.

Да и папаша их все больше от дел отходит. Видок у него малость потасканный, под глазами мешки, как у алкоголика, хотя Петр не злоупотребляет, это точно. Поэтому гостей хозяин сам никогда не встречает, это Ликина обязанность. К нам же люди все больше интеллигентные приезжают, часто – верующие, а тут такая морда помятая явится…

Олег, повар наш, тоже погулял за жизнь, как пить дать! Но не так истаскался, хотя они с Петром примерно одного возраста. Могли бы подружиться, но не вышло. Видать, Петр Николаевич в людях не особо нуждается. Ни в друзьях, ни в женах, ни в детях…

А вот дело Петр хорошо поставил, тут ему не откажешь. Проследил, чтоб само здание без изъянов построили, так что зимой тут тепло. Никаких «мостиков холода» нет. А летом вентиляция хорошо работает, духоты не бывает. И вокруг все в порядок привел: парковка, детская площадка, зона для барбекю – все имеется.

Я уж заприметила, что одни и те же люди у нас останавливаются, когда приезжают Святым мощам поклониться. Значит, нравится им наша гостиница. Это Лика всех попросила говорить не «отель» и не «мотель», а «гостиница». Мол, у нас место такое – самое что ни на есть русское.

«Какой, к черту, отель?!» Это уже Максим добавил – поддержал ее. Правда, Олег тогда ухмыльнулся:

– А тебя «привратником» называть вместо «портье»?

Тут Максим малость растерялся, но на этот раз Лика пришла ему на выручку:

– Для нас всех он просто Максим, вы же не зовете меня «управляющей»! Или Дашу – «горничной».

Это она про меня. Мы сразу договорились, чтоб ко мне по отчеству никто не обращался, хоть я и старше всех. Пускай это смешно, только мне среди молодых тоже захотелось почувствовать себя хоть малость моложе. Даша – и Даша.

И все как-то легко к этому привыкли, даже на «ты» обращаются. Но не от неуважения «тыкают», как прислуге, а так, знаете, по-родственному. А мне это только в радость! Вроде как опять у меня большая семья… Вот Паша до пенсии дотянет – может, Петр и его сюда возьмет. Сторожем или кем… Ладно, до этого еще три года, много воды утечет. Чего загадывать?

Что под носом происходит, и то не всегда понятно… Вот когда Лика за Максимку вступилась, я, грешным делом, подумала, будто у них наклевывается что-то. Он парень ничего, уважительный, умный. Говорят, раньше в газете работал. Журналист, значит. Дурака же не возьмут статьи писать, правда?

И еще Максим симпатичный! Правда, Лика однажды брякнула, что у него мордочка, как у щенка… Хорошо, он не слышал, а то, как по мне, в этом мало приятного. У нее это, конечно, ласково получилось, она как-то умеет даже замечания так сделать – необидно выходит. Только все же лучше Максиму не знать, что она его со щенком сравнила. Хоть бы со взрослым псом!

Мне за него прямо обидно стало, хотя щенков я люблю. Даже подумывала завести, когда на пенсию вышла, но тут как раз эта работа подвернулась. И я решила, что с людьми всяко интересней, чем с собакой! Хотя с ней, конечно, надежней…

* * *

– Знаешь, почему Авдонин постоянно обитает здесь? Из-за Набокова: тот предпочитал жить в отеле. Авдонин сам говорил об этом в одном интервью. Непонятно, зачем признался? Правда, не уточнил – в каком…

Скрестив маленькие босые ноги, Анита сидела на кровати. В их двухместном номере оказалось тепло, и она осталась в одной майке и коротких шортах. Лика не обманула: тут было довольно уютно, по-домашнему, и Авдонина можно было понять… Он создал себе иллюзию дома, в котором всегда можно найти общество. Если захотеть.

«Эта Лика – милая, – подумала она, мысленно восстанавливая портрет. – Но с Элькой ей, конечно, не сравниться! Да и никому…»

Сестра скользила по комнате в прозрачном розовом пеньюаре, похожая на длинного, узкокрылого мотылька, подсвеченного закатом.

– Набоков? Это который «Лолиту» написал?

Эля глянула на нее рассеянно – ей никак не удавалось найти свою щетку для волос. Помнила же, что достала из чемодана… И где она теперь?

– Не только.

– Да? Вот же она! – Элька схватилась за край ручки цвета слоновой кости, торчавшей из-под сброшенного на кресло плаща. – Как сюда-то…

Залюбовавшись ее свободными движениями, в которых не было ничего деланого, Анита едва заметно улыбнулась.

– Ты в детстве постоянно искала игрушки… Почему тебе всегда нужна была именно та, которой не оказывалось под рукой?

– У меня и с людьми та же ерунда… Так он что, живет здесь, подражая Набокову? Вот дурь-то какая!

Анита чуть пожала плечами, на которых заметно выступали почти детские костяшки.

– Нельзя назвать это слепым подражанием. А вдруг он талантливее Набокова?

Эля швырнула щетку на кровать.

– Что значит – вдруг?! Ты же читала его!

– Читала… Но мне ли судить?

– Здрасьте! А кому же еще?

– Не знаю… Более сведущим людям.

– А ты прям дурочка! Не смеши меня…

Эля остановилась перед ней – тонкая, устремленная ввысь, как светлый ангел. В ее лице проступила строгость, которая была знакома только сестре.

– Сегодня мы его уже не увидим.

– Если он вообще здесь.

– Ты же это точно знаешь, правда? – возмутилась Эля. – Только не говори, что не уверена!

Откинувшись на спину, Анита распластала на кровати руки. Блестящий навесной потолок смутно мерцал отражением. Ей подумалось, что завтрашний день столь же неопределен и загадочен. Как они встретятся с Романом Авдониным? Что скажут ему? Как и договаривались, начнут плести невесомые петли словес?

12 3 След.

Гости «Дома на холме»

* * *

* * *

* * *

* * *

С этой книгой читают

Другие книги автора