Благородный жулик

Переводчик Константин Юрьевич Малышев

© О. Генри, 2022

© Константин Юрьевич Малышев, перевод, 2022

ISBN 978-5-4490-4791-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие к переводу рассказов из сборника «Благородный Жулик» О'Генри

(от переводчика)

Перед вами перевод хорошо известной книги, написанной О’Генри, – «Благородный жулик». Эта книга переводилась много раз и переводилась переводчиками очень известными в нашей стране. Первым кого надо упомянуть – это Корнея Ивановича Чуковского (его перевод этой книги был опубликован в 1954 году), также следует сказать о переводе Мэри Иосифовны Беккер (её перевод был опубликован в 1993 году). Переводили её и другие переводчики. Но все эти переводы были сделаны во времена «Железного Занавеса» и в начале 90-х годов прошлого века. В то время невозможно было найти достаточно сильных словарей, не было и необходимой базовой информации – бэкграунда, который должен давать необходимые знания о географии, исторических и политических событиях. Поэтому, несмотря на все свое мастерство, переводчики Советской Эпохи не могли передать содержание этого произведения. Кроме того, жулики здесь говорят не совсем на простом языке, а часто используют жаргон, и перед вами предстанут далеко не добродушные простаки, какими их можно увидеть после прочтения перевода К. Чуковского, а довольно хитрые и изворотливые мошенники. Цель, которую преследовал я, – перевести это произведение как можно более точно.

Малышев К. Ю.

1. Монополия, которая развалилась

Монополия сама из себя и есть, самая слабая её точка, – сказал Джеф Питерс. – Это, – ответил я, – скорее похоже на бесплодные рассуждения на тему – Зачем нужны полицейские?

– Э, нет, – возразил Джефф. Никакой связи между монополией и полицейскими нет. В моей фразе заключается главная идея – это стержень, здесь в малом скрывается многое. Надо сказать, что монополия чем-то напоминает яйцо, хотя внешне она такой не выглядит. Потому что, если ты решил разбить яйцо, то для этого удар по нему можно нанести либо снаружи, либо изнутри. Вот и с монополией всё именно так, для того чтобы её развалить – удар надо нанести изнутри. Нужно сидеть и ждать своего часа, пока процесс созреет внутри, пока цыпленок начнет долбить скорлупу своим клювом. Посмотри, сколько новых колледжей и библиотек проклевываются и пищат у нас в стране. Да-да, сэр, каждая компания таит внутри себя зародыш разрушения, она как тот петух, которому взбрендило в голову кукарекать слишком близко от того места, где негры-методисты¹ в штате Джорджия проводят свои богослужения на открытом воздухе, или как тот выскочка республиканец, который сам объявил себя кандидатом на пост губернатора Техаса².

Я ради шутки спросил Джеффа, приходилось ли ему когда-нибудь, в его сложной и полной невзгод жизни, возглавлять предприятие, которое можно было бы назвать «монополией». К моему великому удивлению он ответил да.

– Помню было такое, затеяли мы дело, – сказал он. Причем, государственная печать штата Нью-Джерси не смогла наложить вето на деятельность этой сильнейшей и самой надежной монополии из тех, что поддерживаются властью закона. Все было у нас – и удача, и успех, и поддержка, да еще и крепкие нервы. К тому же, абсолютное право на продажу товара столь необходимого обществу, а я говорю о вечном двигателе³. Обойдя всю планету нигде не найдешь такого доку в юридических каверзах, который смог бы обнаружить хоть какое-нибудь слабое место в нашей детально разработанной схеме. По сравнению с нашим предприятием Рокфеллеровская возня с нефтью⁴ – это просто тьфу, мелкая лавочка. Но, увы, мы прогорели.

– Наверно, – ответил я, – Конкуренты помешали вам.

– Нет, причем здесь конкуренты. Все было так, как я тебе уже говорил. Мы погубили себя сами, это то, что я называю самоубийством. Как говорит Альберт Теннисон, внутри самой нашей корпорации зародилась болезнь, которая её и уничтожила. После чего Джефф рассказал мне, что произошло:

– Ты наверно помнишь, я тебе уже говорил о том, что несколько лет подряд мы с Энди Такером вместе восьмерку крутили⁵. Он был самым фартовым из всех моих корешей. Где бы он не увидел доллар, он принимал за личное оскорбление, если не мог его отнять каким-либо из известных ему способов. К тому же, Энди был интеллигентен, много чего знал. Многое он почерпнул из книг, и мог часами говорить на нужную тему ни на йоту не удаляясь от главного. Он постоянно придумывал всякие хитрые аферы: то курс лекций о Палестине, для которого он использовал волшебные светящиеся картины с ежегодного съезда закройщиков готового платья в Атлантик Сити, то собирался завалить прилавки Коннектикута суррогатным пойлом из древесного спирта, настоянного на мускатных орехах⁶

Однажды весной мы с Энди отправились в Мексику, там один предприниматель из Филадельфии ассигновал нам 2. 500 баксов за право владения половиной паев серебреного рудника в Чихуахуа. Другая половина ценных бумаг на рудник стоила порядка 2 или 3 тысяч долларов. И скажу тебе, рудник этот был настоящий. Только вот, я до сих пор не понимаю, кто же в действительности был его владельцем.

Возвращаясь на Родину по берегу реки Рио-Гранде, мы с Энди оказались в Техасе и наткнулись на маленький городишко. Этот городок назывался Птичий Город, но птицами там и не пахло. В нем проживало, где-то 2.000 человек, большая часть населения были мужчины. На мой взгляд, главная причина того, что этот город не исчез с лица земли, заключалась в зарослях чапараля⁷, бурно разросшихся поблизости. Некоторые из жителей занимались животноводством, другие были профессиональными картежниками, третьи были конокрады, а большая часть горожан занималась контрабандой. Мы с Энди остановились в отеле, здание которого было похоже на многоярусный книжный шкаф с садом на крыше. В день нашего приезда начался дождь. Как говорят в таких случаях, должно быть Великий Водолей открыл все краны в своем жилище на горе Амфибиус.

В то время в Птичьем Городе было три салуна, но ни мне, ни Энди они были не нужны, мы не пили. Конечно, мы не могли не заметить как все дни напролет, с утра до полуночи, местные жители совершают ритуальный обход всех питейных заведений города по магическому треугольнику. Все они хорошо знали на что лучше потратить свои кровные.

Третий день подряд шел дождь, и вот, он начал понемногу стихать. Как то, в один из дней, после обеда нам с Энди было абсолютно нечего делать, и поэтому мы решили прогуляться на окраину, посмотреть на непролазную грязь, которая нас окружала. Этот город находился между рекой Рио-Гранде и глубоким, и широким руслом старой иссохшей реки. Сейчас, когда река вздулась из-за дождей, дамбу, отделявшую её от старого русла, размыло и она сползла в воду. Энди долго стоял на берегу и в задумчивости смотрел на эту картину. А надо сказать, человек он был неглупый и мозг его никогда не спал. Вдруг, в его голову пришла идея, которой он сразу же поделился со мной. Ну, в общем… Мы решили создать корпорацию и, вернувшись обратно в город, сразу же взялись за дело.

Сначала мы отправились в главный салун города, который назывался «Голубая Змея», и выкупили его за 1, 200 долларов. Затем, якобы, спасаясь от дождя, мы нагрянули в забегаловку мексиканца Джо. Потолковали с ним о том о сем, и купили её за 500 долларов. Ну а третья берлога нам досталось за 400 долларов. Таким образом, мы стали монополистами и владельцами питейного бизнеса в этом городе.

Проснувшись на следующее утро жители славного Птичьего Города обнаружили, что они стали островитянами. Прорвав дамбу, вода заполнила русло иссохшей реки и город оказался окруженным со всех сторон бушующими и ревущими потоками. Дождь не прекращался, с северо-запада на город наползали тяжелые свинцовые тучи, всё это говорило нам о том, что в ближайшие две недели на наши головы прольется количество осадков в шесть раз превышающее среднюю годовую норму. А конца потопа было и не видно.

Весь этот Курятник выпорхнул на улицу и, отряхивая перышки, потащился в салуны с утра пораньше горло промочить. Приходят, а куток мексиканца Джо закрыт, также как наглухо заколочен и второй пункт спасения утопающих. Таким образом, сгорающий от желания выпить народ, ругаясь на чем свет стоит, был вынужден идти в «Голубую Змею», где их уже давно поджидали. И что же ты думаешь, они увидели в «Голубой Змее»?

С одной стороны бара за стойкой сидел я, Джефф Питерс, великий магнат. В каждой руке у меня было по шестизарядному револьверу, я мог свободно не только разводить с клиентами, но и задуть лампаду⁸, если хлебурный⁹ начинал буровить. Рядом со мной было три бармена из местных, а на стене красовалась вывеска длинной в 10 футов, на которой было написано: «Любая выпивка – за стакан 1 доллар!». Энди в голубом костюме, как с иголочки, устроился на несгораемом сейфе и дымил первоклассной сигарой с золотым ободком. Он следил за нашими посетителями и в любую минуту был готов подкатить к ханурику, если тот тяжелый¹⁰ или на рожон прет. Начальника полиции города и двух его заместителей мы поили бесплатно.

Нашим посетителям потребовалось минут десять на то, чтобы до них дошло, что мы их выхарили¹¹. Мы думали будет кипиш¹², но все прошло как по писанному. Горожане поняли, что теперь они в нашей власти. До ближайшей железной дороги было 30 миль. Они знали, что потребуется, по крайней мере, две недели для того чтобы река успокоилась и все немного подсохло. С шутками, да с прибаутками они начали швырять деньги на стойку бара, стоял такой звон, что нам казалось, будто виртуоз играет попурри на ксилофоне.

В этом городке проживало, примерно, полторы тысячи взрослых, повидавших жизнь, людей. Не в самый лучший день шальным ветром их занесло в этот забытый Богом уголок, большинство из них просто мучились без спиртного, и каждому из них требовалось не менее 100 грамм в день, а может быть и больше. «Голубая змея» была единственным местом, где они могли получить все, что им надо, и переждать до тех пор, пока спадет вода и угомонится разбушевавшаяся стихия. Наш план был прост, как и все гениальные идеи.

К десяти часам доллары звенели уже не так бодро, и вместо веселой джиги¹³ уже можно было разобрать ритмы тустепов¹⁴ и маршей. Я выглянул в окно, смотрю, а там, сотни две наших клиентов выстроились в очередь перед банком и ссудной кассой. Ни минуты я тогда не сомневался в том, для чего этим гуливанам так срочно потребовались деньги. Потому как понял, что они решили их все просадить в нашем салуне. Все их сбережения должны были достаться нашему спруту-осьминогу, которые он точно должен был заграбастать своими мокрыми и скользкими щупальцами.

В полуденный час мы отправились домой обедать. Барменам мы сказали так, раз выдалась свободная минута, пусть время зря не теряют и заморят червячка, да и сами решили сделать то же самое. Мы с Энди пересчитали навар. Сумма была порядка 1. 300 долларов. По нашим расчётам, если вся эта «Птичья Гавань» еще две недели будет оставаться островом, то наша монополия будет в состоянии ассигновать строительство Чикагского Университета в придачу с новым студенческим общежитием. В этом общежитии будут специальные комнаты для профессорско-преподавательского состава, защищенные звукоизоляционной обивкой. К тому же, мы будем в состоянии обеспечить каждого бедняка в Техасе личной фермой, при том условии, что на новом месте он будет обустраиваться сам.

Такой успех сильно вскружил голову бедолаги Энди, он вдруг почувствовал, как сильно вырос его авторитет, особенно в собственных глазах, ведь все детали этой схемы были разработаны им самим. Он поднялся с сейфа, закурил самую большую сигару, которую смог найти.

– Джефф, – говорит. – Я не думаю, что в этом мире ты где-нибудь еще встретишь трех таких жестоких эксплуататоров как фирма «Питерс, Такер и Сатана», которые, буквально, из воздуха способны создавать новые способы одурачивания пролетариата. Мы нанесли потрясающий удар по рядовому потребителю, прямо в солнечное сплетение, не правда-ли, Джефф?

– Да, – отвечаю ему, – только всё это выглядит так, будто бы мы заядлые гольфисты, но не можем играть, потому что страдаем от гастрита, или так, словно мы упираемся, а нас помимо нашей воли заставляют рядиться в шотландские килты. Судя по всему, заманка с гарью¹⁵ удалась, так что скоро мы Скибо¹⁶ покупаем. Я теперь не смогу жить как прежде. Уж, лучше я наемся до отвала и буду наслаждаться роскошью, хотя бы один единственный раз в своей жизни, чем буду мучить себя недоеданием все оставшиеся дни.

Энди налил себе 150 грамм нашего самого лучшего виски и, как и следовало ожидать, выпил. Первый раз за всё время нашего знакомства с Энди я видел, как он выпивает.

– За Свободу и Независимость! – произнес он тост, – Я взываю к Богам!

Затем, отдав должное Богам – Олимпийцам, а, также для того чтобы досадить мучающему его диабету, он выпил еще. На этот раз за успех в бизнесе. Затем последовали тосты: и за абрека Райсулы¹⁷, и за железнодорожников из «Норзерн Пасифик», и за типографию школьных учебников, и за борьбу с беззакониями связанными с производством маргарина, и за Лихай Вэлли¹⁸, и за Федерацию Угледобывающих Предприятий, и… за всех Святых Угодников!

– Энди, все нормально, – говорю, – ты, конечно, должен выпить за наших братьев монополистов, но только смотри, сильно не увлекайся. Ты же знаешь, что самые известные и всеми ненавидимые магнаты-миллиардеры – по жизни трезвенники и перебиваются бледным чаем с сухариками. Поэтому, если ты хочешь стать богатым, то знай меру.

Энди зашел в подсобку и вышел оттуда переодевшись в свой лучший костюм. Смотрю, появилось в нем что-то зловещее, демоническое и притягивающее, а его глаза пылали огнем – и это были глаза благородного повстанца. Такая перемена в нем мне совсем не понравилась. Я наблюдал за ним и видел, как он меняется после каждой новой порции виски. На всех спиртное действует по-разному, но существует две ситуации в которых вы никогда не знаете, как человек поведет себя в следующий раз. Первая, – это когда мужчина выпивает свою первую рюмку спиртного, а вторая, – когда женщина выпивает последнюю.

Менее чем за час Энди превратился из раздавленного морской пучиной ползающего по дну ската, в гордый и отважный буер, способный носом прошибить самые крепкие льды Антарктики. Внешне он вел себя прилично и пытался сохранять спокойствие, но чувствовалось, что внутри него бушует огонь. Никто не знал, что от него можно было ожидать в следующий момент, настолько жажда приключений затмила его разум.

– Джефф, – говорит. – «Ты же знаешь, что я Везувий – пылающая геенна огненная?

– Само собой, я в этом ни минуты не сомневался, – отвечаю ему. – Но ты же не Ирландец, и поэтому тебе не надо коверкать слова. Почему ты не сказал, что ты Вельзевул и гений, согласно всем правилам синтаксиса английского языка, так как произносят эти слова американцы?

– Нет, я не ошибся! Я сказал, именно, то, что я и хотел сказать! – ответил он. – Я Везувий, – огнедышащий кратер вулкана. Внутри меня бурлит огонь, потоками лавы он вырывается наружу и превращается в слова и фразы, которые в изобилии своем готовы обрушиться на собеседника. Я чувствую как миллионы различных фраз, а сними синонимов и антонимов клокочут во мне. Я чувствую, что я должен произнести речь на какую-нибудь тему. Ведь, после того, как спиртное ударит мне в голову я превращаюсь в настоящего оратора.

– Хуже этого ничего и быть не может, – сказал я.

– Насколько я себя помню, – говорит он, – алкоголь всегда пробуждал во мне желание выступать перед публикой. Вот почему во время второй выборной кампании президента Вильяма Брауна¹⁹ перед моим выступлением мне наливали три порции коктейля «Рикки»²⁰ и я мог говорить о «Серебряном вопросе»²¹ на два часа дольше самого Билли²². В конце концов, они меня убедили в своих выступлениях говорить о золоте как о единственном стандарте, который должен поддерживать американскую денежную единицу²³. И вот результат! Вопрос о серебре отпал.

Если у тебя появилось такое сильное желание поговорить, – говорю, – то почему бы не прогуляться на берег реки и не отвести там душу? Насколько я знаю, там много всякой мошкары роится, а она прекрасный слушатель. Она, к тому же еще, и прекрасный оратор, потому что жужжит без умолку. Ну, что-ж, придется ей тебя терпеть. А компанию ты ей составишь прекрасную, будете вместе ораторствовать.

Нет – ответил Энди. – Мне нужна аудитория. Для меня лишь только одна мысль о том, что я могу потерять слушателя, кажется такой же чудовищной как то, что Сенатора Бевериджа люди зывают Великим Юным Сфинксом с побережья реки Уобаш²⁴. Джефф! Я знаю, что могу сплотить людей! Я должен сказать то, что лежит у меня на сердце, иначе, в один прекрасный момент, я потеряю нить рассуждений и стану похож на занудное, сентиментальное собрание сочинений глубокоуважаемой миссис Саутворт в роскошном переплете с золотым обрезом.

Я его спрашиваю – а какие темы для практики ораторского искусства наиболее импонируют тебе, и какие из них ты хотел бы затронуть в своем выступлении? Есть ли у тебя какие-нибудь тезисы?

– У меня нет какой-либо конкретной, излюбленной темы, – заявляет Энди. – Я универсал, по каждой теме я имею серьезную подготовку и глубокие знания. Я одинаково хорошо разбираюсь во всех них вместе взятых и в каждой в отдельности. Я могу говорить о решении проблемы Русской эмиграции или же о поэзии Джона Китса, или же говорить об оплате тарифов за оказанные услуги, или же о кабильском языке и литературе²⁵, или же об устройстве и работе канализационных систем. При этом, я могу заставить свою аудиторию почувствовать всю остроту момента, заставить смеяться, восклицать, и печально всхлипывать, кричать от возбуждения и радости, а также безудержно рыдать, роняя слезы.

– Ну, что-ж, Энди, – говорю, – Если, ты действительно чувствуешь непреодолимое желание выступать публично, открыть людям глаза и указать им светлый путь, я полагаю тебе надо в город. Там ты найдешь кого-нибудь, кто согласится терпеть, пока ты будешь гнать пургу²⁶. А мы всей ельней²⁷ будем работать. Скоро обед и весь народ, естественно, попрет к нам, а хорошо просоленная свинина с бобами вызывает непреодолимое желание вмазать. Уверен, мы заработаем тыщи полторы, а может и больше, еще до того как наступит полночь.

Энди ушел и я видел, как он остановил пару прохожих и начал с ними говорить. Постепенно количество людей, окружавших Энди, выросло до шести. А через некоторое время я увидел как он жестикулировал и размахивал руками на углу улицы, при этом, что-то убежденно и горячо толкал уже перед довольно большой группой. Когда, не закрывая свой рот ни на секунду он тронулся с места, вся толпа, выстроившись в цепочку, потянулась за ним. Он шел вдоль по главной улице города собирая вокруг себя все больше и больше людей к которым, увлеченно прислушиваясь, присоединялись все новые и новые желающие получить святое откровение из уст Великого Посвященного. Вся эта картина напомнила мне сказку о Крысолове, который увлек за собой всех крыс из города.

Пробил час, затем два. Уже, смотрю, на часах три, а вокруг ни единой души.… В наш салун никто не пришел. Шел легкий моросящий дождь. Улицы были пусты, лишь только несколько уток важно крякая, разгуливали вдоль и поперек, и лишь иногда женщины озираясь по сторонам, спешили по магазинам.

Одинокий прохожий не спеша подошел и остановился перед нашим заведением, мы думали он захочет зайти и что-нибудь заказать, но он остановился лишь только для того чтобы соскоблить грязь со своих сапог.

Я вышел и спросил его: – Приятель, я видел сегодня утром по городу прошла шумная процессия. А сейчас он похож на древние руины Тира и Сифона по стенам которых лишь только ящерицы ползают. Ты не знаешь в чем дело? Почему никто не идет к нам?»

На что тот ответил: – Весь город сейчас собрался на складах Сперри, там, где хранятся шерстяные ткани, и там ваш закадычный друг выступает с речью. Он настолько глубоко разбирается в вопросах о которых решил рассказать публике, настолько серьезно и веско аргументирует свои доказательства, что все его слушают с почтенным вниманием.

– Хорошо, – ответил я – Надеюсь, без перерыва он не сможет обойтись, и скоро поймет, что от его выступления страдает торговля.

Ни одного посетителя не было и после обеда. Тишина повисла гробовая. В шесть часов вечера двое Мексиканцев привезли в наш салун безжизненное тело Энди, свисающее лицом вниз с маленького ослика бурро²⁸. Он продолжал что-то невнятно бормотать и жестикулировать, пока мы его не раздевая и не снимая обувь, пьяного в стельку, бросили в кровать.

После того, как мы его таким образом уложили, я закрыл кассу и вышел узнать что же там произошло. И тут я встретил человека, который мне всё рассказал. Оказывается, Энди выступил с великолепной речью, которая продолжалась два часа. Такой речи в Техасе никогда не слышали, да и вряд ли когда-нибудь еще услышат. Да мало того что в Техасе, во всем мире!

– И о чем была эта речь? – решил уточнить я.

– О борьбе с пьянством, – ответил Джефф. – После того, как Энди закончил свое выступление, все люди этого города зареклись бросить пить на целый год.