Закон Единорога

<...> церковь проповедует умерщвление плоти, воздержание и пост; она утверждает, что добровольная аскеза угодна Господу. Нормальному же человеку куда больше нравится вкусно есть, заниматься любовью и носить шелк вместо дерюги, чем всячески терзать себя в угоду кому бы то ни было. И если Бог – это аскеза, то что же тогда дьявол?

Плыву я, значит, за лодкой. Гляжу, гребцы что‑то весла сложили и к монаху эдак тихонько подступают. Ну, тут я вынырнул у борта, что тот Ихтиандр, и любезно спрашиваю: «Как пройти в библиотеку?»

– Нам, казакам, все равно – что пулемет, что самогон, абы с ног валило.

«Добро есть зло, не сумевшее осуществиться. И тот, кто говорит вам – это добро, а это зло, – лжец. Ибо одному Господу ведомо, какими путями шествует истина»

– И я хочу по заданию в цирк! – веселился агент‑стаци. – А еще лучше – в стриптиз‑бар!

Женские слезы, кажется, преследовали меня в последнее время, словно лондонский осенний дождь.

Невольно создавалось впечатление, что перед нами – огромный лагерь строителей Вавилонской башни. Что и говорить, место, выбранное для второй попытки восшествия на небеса, было весьма удачным. Оставалось лишь немного надстроить донжон, возвышавшийся на этом горном хребте, и стаи низко летящих ангелов стали бы цеплять зубцы башни своими крыльями…

У нас с тобой разное восприятие! Ты не испытал на себе тлетворного влияния совковой системы! Не прошёл через цепкие лапы комсомола и пропаганду непрерывной помощи голодающим детям Никарагуа!

Первое, что необходимо иметь для продуктивной беседы с французскими замками, - это хороший гвоздь...

Удивительно негостеприимное время… <...> В Германской империи меня приговорили к сожжению… В Англии – к усекновению головы… Во Франции какой‑то самодур‑маркиз решил меня повесить… Дикие нравы!