Убить раба. Часть 1

Часть 1. РАБ

Чьи-то сильные руки вытаскивали его из машины. Сверху донеслось:

– Потерпи, дорогой.

Дмитрий поднял глаза, увидел марлевую повязку, темные глаза, сдвинутые брови, белую шапочку. Врач или санитар тащил его под руки. Странно, но Дмитрий ничего не чувствовал, ни боли, ни страха. Он посмотрел вперед, увидел еще одного человека в белом халате, который держал его за ноги. За спиной медика горела «десятка». В темноте ночи пламя лизало металл красными, желтыми, синими, белыми языками. Огонь высвечивал столб, покореженный капот, двери с разбитыми стеклами, спинки сидений.

– Осторожно, клади его. Похоже, ноги сломаны.

Дмитрий хотел сказать, что с ним все в порядке, но язык не слушался, в голове забрезжила спасительная мысль: «Конечно, это же сон». Его уже положили на носилки, грудь стянул брезентовый ремень, короткий подъем и покачивание в такт быстрых шагов.

В блаженной темноте проявляются светлые пятна. Пятна сливаются в картинку: белый пластик, прямоугольник люка, мягкий свет в плафонах, блестит хромированная перекладина, на ней качается пакет с жидкостью. Справа узкие застекленные полки, витки синего шланга, слева человек в кресле, на лице повязка, глаза сощуренные, брови светлые. Картинка обретает объем, наполняется звуками, запахами. Какой к черту сон! Дмитрий попытался двинуть руками и ногами, но обратной связи от мышц не почувствовал. Приподнял голову, увидел полоску ремня на груди, дальше, за ступнями, матовое окно с красным крестом.

– Где мой брат? – Дмитрий узнал свой голос.

Человек с завязанным лицом склоняется, марля шевелится, с секундной задержкой:

– Твой раб едет в другой машине.

Приближается носогубник, глубокий вдох. Темнота…

Примерно за год до этого.

МЕНТ

Есть люди, которых совестно обижать. Не инвалидов, не калек – тех обижать совсем нельзя, к ним нужно по-человечески относиться. А есть такие уродики, которых жалко. Обычно их называют моральные уроды. Вроде человек – руки, ноги на месте, лицо не обезображено, а внутри черт знает что. И ведь не родился таким, а взрасли, мутировали в душе качества. Следовательно, не урод, а выродок.

Дмитрий сверху вниз смотрел в светлые, чуть не белые глаза начальника, размышляя о названиях. А еще полтора месяца назад этот тщедушный человек выродком не казался. Тогда Дмитрий относился к нему со стыдливостью здоровяка к доходяге, называл по имени-отчеству молодого, чтобы тот не чувствовал ущербности. Так вот и перестарался. Алексей Николаевич теперь смотрел с высоты 150 сантиметров Наполеоном, Ежовым метал свои 45 килограмм по коридорам. Высокий человек маленького роста резко вертел дынеобразной головой, тянущейся из узких плеч, хлопал белесыми глазками и держал нос по ветру. Сам Дмитрий почти на голову выше – тоже не сказать, чтобы высокий, с фигурой борца, давно забросившего тренировки.

Алексея Николаевича назначили начальником уголовного розыска. Назначили и назначили, для Дмитрия температура окружающей среды не изменилась. До тех пор, пока новоявленный Наполеон не решил утвердить свой комплекс на подчиненных.

– Ты почему опять опоздал, Кабанов? Ты пьяный что ли – глаза стеклянные? Чего молчишь?

– Мир спасал. – маскируя улыбку, Дмитрий совсем опустил голову. Взгляд упал на длинные остроносые туфли начальника, губы растянулись еще больше. Сходство Алексея Николаевича с маленьким Муком приближалось к 100 процентам.

– Я тебе устрою спасение! Иди, работай!

Скороходьи туфли развернулись, начальник УР засеменил по коридору в сторону приемной начальника отдела полиции.

В субботний день на трех этажах административного здания немноголюдно. Коридор второго этажа заливало июльское солнце, сверкали латунные номера на дверях кабинетов. Кабанов по пути поздоровался с двумя операми, перед дверью в свой кабинет заразительный смех заставил улыбнуться.

– Здорово, Диман! Слышал прикол? Зайсунцев ночью бухой приехал, ему автоматчик на вахте не так встал, так он дежурную смену выстроил, чтобы ему честь отдали. Потом шатался по коридорам и слюной брызгал: «Вы знаете, кто меня сюда командовать поставил!» – Белобрысый парень в форме рассказывал как отдежурил.

Дмитрий пожал руки коллегам – двум жизнерадостным близнецам Косте и Валере, протиснулся к своему столу. Глянул на стопки бумаг – никуда они не делись, никто их не похитил и не сжег. Вздохнул, улыбаться расхотелось.

– Отдал честь?

– Козырнул, куда деваться – начальник! – Костя уже снимал рубашку с лейтенантскими погонами, его дежурство благополучно закончилось к 9 утра.

– Тут от начальников не протолкнешься – работать некому. Пантелей собирал сегодня?

– Нет, прошелся по кабинетам, поумничал.

– Вот как такой дрищ в начальники пролез? Я ведь помню, как он от жуликов шарахался, лично ни одного не задержал.

– А то ты не знаешь, как он «девятку» в свой карман списывает. Подкопил, заслал, кому надо.

Кабанов перечитывал материалы, по которым в ближайшие сутки надо принимать процессуальные решения. Решений всего два – возбудить уголовное дело либо в возбуждении отказать. В первом случае накатать с десяток рапортов по якобы проведенным мероприятиям, с неизменной фразой в конце «Положительного не добыто». С заявителя истребовать справки о стоимости похищенного имущества, переопросить его в плане не врет ли, собака, не из зловредности или от безделья заявление написал. Затем получить визы трех начальников: Алексея Наполеоновича Пантелеева, самого Зайсунцева и начальника следственной части. Именно в такой последовательности начальники усомнятся в профпригодности исполнителя, прежде чем на сопроводиловке появиться заветная надпись: «Дежурный следователь, примите решение в порядке ст. 144-145 УПК».

Второй вариант – вынести постановление об отказе в возбуждении уголовного дела – требует от исполнителя подчас совершить больше телодвижений и задействовать все мозговые извилины, но решение действительно принимается самостоятельно. Хотя и выговор после прокурорской проверки тоже можно получить без посредников.

Планирование оперативно-розыскных мероприятий прервали аккорды полузабытой песни группы «Сектор газа». «Я кланяюсь начальнику, ведь он второй отец…» – в этом месте, дождавшись улыбок от близнецов, Кабанов нажал зеленую клавишу.

– Ты завтра дежуришь.

– Я же в четверг по графику. – удивился Дмитрий.

– И в четверг тоже. Опаздывать не будешь. Хуснулов приболел, заменишь его.

Ну конечно, Хуснулов Рамиль, молчаливый опер с вечно насупленным лицом, Пантелеев его побаивается, называет ласково – Рома.

Кабанов справедливо решил, что перед суточным дежурством имеет право отдохнуть. Материалы образовали на столе прежнюю стопку, Дмитрий попрощался с коллегами и поспешил к выходу из родного управления.

На крыльце Дмитрий вздохнул полной грудью. Солнце ласкает плечи, утренний ветерок скользит по лицу, трепыхаются, поблескивая, тополиные листья, воробьи чирикают. Впереди еще август и сентябрь – два практически летних месяца, когда и жить и работать одно удовольствие. Даже бессонные ночи не в тягость.

Дмитрий сел в свой автомобиль – трехлетний, вполне еще работоспособный продукт Волжского автозавода десятого семейства. Достал телефон, решившись, набрал номер.

– Привет.

– Привет. – отозвался в трубке равнодушный женский голос.

– Выспалась? Может, все-таки увидимся вечером?

– Дим, мы же вчера по дороге уже поговорили – у меня есть парень, я ему не могу изменять. Сам же меня бросил, чего теперь?

– Кать, почему сразу изменять? Встретимся, посидим. – стал плести паутину Дмитрий.

– Не надо, Дим.

В 3 часа ночи звонить и просить забрать ее из деревни за 80 километров, это к Диме. Всю рубашку Диме слезами облить, а потом – «у меня парень». Так-то понятно, не хочет, чтобы он узнал. Эх, Катька, годков бы тебе побольше. А лучше бы мне поменьше, криво ухмыльнулся Дмитрий. Что ж, имеется мадемуазель постарше.

– Привет.

– Привет, Дим! – вот в этом голосе и радость и безотказность.

– Я сегодня свободен вечером. Ты как?

– А чего ты предлагаешь?

– Не знаю, Танюш. Ко мне пойдем.

– Хорошо. Во сколько заедешь?

В солнечном луче вальсировали пылинки. Окна Кабановской квартиры выходят на восток, поднявшееся над пятиэтажками светило ласкает стройные ноги девушки. Таня лежит на животе, обнимая подушку. Двуспальная кровать занимает большую часть спальни, с краев всего по полметра до противоположных стен. Не царские хоромы достались Кабанову по наследству от бабули, смежная комната не намного больше.

Дмитрий полюбовался загорелым упругим телом подружки, глянул в зеркало над кроватью, поморщился. Забросил себя, годы хватают за горло, скоро 37, талия расплылась, бугры мышц опали, лицо округлилось. Ничего, выйду в отпуск, подкачаюсь, в очередной раз успокоил себя Кабанов. Он уже успел умыться, на кухне дымился кофе.

– Танюша, вставай быстрей, на работу опаздываю.

– Дим, дай я посплю у тебя – сегодня же выходной, потом заедешь, отвезешь меня. – Не открывая глаз, заканючила девушка.

– Ладно, спи. К обеду позвоню.

Татьяна расплылась в улыбке, сжала подушку. К тому, что ей не дают ключи от квартиры, уже привыкла.

В большой комнате Кабанов надел форменные брюки, перекинул погоны на рубашку с коротким рукавом. Подумав, снял с вешалки китель, в карман сунул галстук, фуражка с прошлого дежурства валялась в машине.

Дмитрий доел остатки романтического ужина, коим являлся кусок пиццы – Татьяна в этом плане не привередничала, или делала вид, что ей все нравится. Пицца так пицца, вино так вино – удобная девушка. И симпатичная. И безотказная. Так и стала матерью-одиночкой в 18 лет. Сын скоро во второй класс пойдет, а мамка все стрекозой прыгает. Но за Дмитрия вцепилась крепко – муж нужен. Но пока об этом даже не намекает. Хлопает карими глазищами, улыбка с лица не сходит – все, что хочешь, милый.

Кофе встряхнул похмельную голову, подверженную к тому же хроническому недосыпу. В целом, Дмитрий чувствовал себя неплохо, можно и отдежурить лишний раз. Глянул в спальню, взгляд снова задержался на аккуратных спортивных икрах, подумал, через день можно снова пригласить. Но ключи пока не давать, с этим у Кабанова строго.

Подъехал вовремя, к 9-00, в воскресный день дороги без пробок, а проживал Дмитрий в том же районе, где и работал, только на другом конце. В дежурной части переполох в китайском квартале – старая смена пишет последние рапорта, сдает оружие, новая прибывает на развод. Кабанов продвинулся к окну, стал прикидывать возможные осложнения. Сложности возникали из индивидуальности умственных и физических качеств заступающего наряда. Дежурный – старший смены – темноглазый, востроносый капитан Леваньков – это минус, зато ему помогает Смирнов – красавец старлей из гусарской породы. Гусар с виду, но сначала думает, потом руководит без леваньковской паники. Это плюс. Также повезло с экспертом. Инна Насибуллина – милая девушка с васильковыми глазами. Счастлива замужем, ребенок. А вот со следователем и дознавателем не повезло. Лейтенант Мария Фомина – мясистая мадемуазель с широким ртом на угреватом лице, только выпустилась с юридического факультета, но уже считает себя главой следственно-оперативной группы. Укоротила форменную юбку, теперь сверкает филейными частями – статус: в активном поиске. Дознаватель – девушка и вовсе квадратно-гнездовая, одета в брюки. Лейтенанту полиции Рожковой хвастаться можно разве что бюстом. Обтянутая форменной рубашкой грудь 5 размера, подпираемая животом, сильно ограничивала обзор дознавателя с высоты полутора метров. На очень большого любителя типаж. И все же Дмитрия удручал не внешность, а внутренние качества коллег. Мягко говоря, энтузиастами своего дела девушки не были.

– Андрэ, привет! Не знаешь, кто сегодня ответственный? – Дмитрий поздоровался с напарником.

Андрей Рассошкин почесал мощный загривок, сморщил лоб.

– Мартынюк вроде. Новый начальник ОБЭП. Зайсунцев его с собой перетащил.

Через стекло Леваньков заметил движение в коридоре.

– Новый наряд, постройтесь на развод возле стенки. Ответственный идет.

В дежурку вперевалку вошел майор Мартынюк, мужчина в самом расцвете сил. Но без пропеллера. Во всяком случае, на спине. Маленькие синие глазки поблескивают из под козырька, нос пяточком, губы пельменями. Вот он каков – Зайсунцевский протеже.

– Новая смена в полном составе! – Доложил Леваньков.

Мартынюк пожевал пельменями, насупив брови, осмотрел полицейских.

– Завтра в 7-30 будем сдаваться начальнику отдела. Все знают требования? Все уже с Денисом Александровичем знакомы?

Протеже посмотрел на Кабанова. Дмитрий выпрямился у подоконника.

– Как фамилия?

– Оперуполномоченный Кабанов.

– Как смену сдавать будешь?

– Как обычно. 15 лет работаю, не знаю, как дежурить?

– Много разговариваешь! Рассошкин, объяснишь ему! Я из-за него не собираюсь завтра до обеда здесь торчать!

Кабинет Рассошкина на порядок богаче других оперских кабинетов – кондиционер, сейфы новые, на столах ноутбуки. Оно и понятно – кабинет группы «А». Здесь, по близости к начальству, корпят над бумагами с грифом «секретно» самые ответственные товарищи. Сюда в свое время, чтобы не зашибли, перевели Пантелеева. Алексей Николаевич вызубрил секретные приказы и прослыл знатоком по части списания дел оперативного учета.

– Денис Александрович любит, – вводил Андрей в курс дела, – чтобы на каждое нераскрытое преступление была подробная справка. По каждому делу должны быть отработаны минимум три ранее судимых. Их нужно отработать, опросить, дактилоскопировать. Само собой поквартирный обход чтобы был. И главное к чему он не равнодушен – отработка мест возможного сбыта – рынки, ломбарды. При этом в ломбарде надо опросить приемщика, отксерокопировать книгу приема товара.

– Его из деревни перевели? – удивился Кабанов. – За сутки столько заяв, по каждой никогда все не сделаешь!

– Да главное, чтобы это все на бумаге было. Ты понимаешь, о чем я. – Скорее утвердительно сказал Рассошкин.

– Единственно с ломбардами беда – ксерокопии нужны, а книги не все дают, так что здесь выкручиваться придется.

Потянулись дежурные сутки. До обеда, как обычно, все спокойно. Оставаясь на связи, Дмитрий отвез Татьяну домой. Приехал в отдел к часу дня.

– Иди, тебя там заявители ждут. Один сам пришел. Рассошкин на краже. – Встретил Леваньков.

До вечера Дмитрий разбирался с гражданами. Одного мужика вчера ограбили, был пьян, ничего не помнит, но «02» позвонил как положено, когда протрезвел. У молодой мамашки на рынке мобильник украли из кармана. Чтобы занять пятилетнего карапуза вместо запрошенного пистолета, Дмитрий дал ему альбом с фотографиями жуликов. Пока мальчуган рассматривал отвратительные рожи, опросил мамашку, принял заявление. Мужчине, который сам пришел, объяснил бесперспективность поиска его навигатора.

– Другое дело, если бы машина застрахована была, тогда хотя бы за стекло возместили. А так только время потратите. – Убеждал Дмитрий. Сознание грубой реальности и корпоративность перевешивали стыд перед просившим помощи человеком.

Потом был выезд на грабеж, потом еще на один. По заведенному порядку человека надо опросить, принять заявление, составить план, только после этого передать для допроса Фоминой. И вот тогда гражданин уже переходит в ранг потерпевшего. Следственные действия и осмотр места происшествия экспертом по времени длятся много дольше оперативных мероприятий, когда нет зацепок и свидетелей. К удовольствию дежурного Дмитрий на место выезжал на своей десятке.

В 11 вечера Леваньков позвонил и обрадовал:

– По адресу Матросова, 21-17 квартирную кражу заявили, следователь еще на грабеже, позже привезем.

Все, как всегда – муж с женой приехали с дачи, дверь открыта, к замку в железной двери подобран ключ, внутренняя деревянная дверь выбита.

– Я на кухне в вазочке миллион рублей хранил – премию за тот год дали. – Муж уже успел залить горе, дышал на Дмитрия коньячным выхлопом на лестничной площадке.

– На новую квартиру копили.

Хорошо получают в нефтяной компании.

Жена держалась лучше.

– Есть какие-нибудь шансы найти?

«Какие шансы! Не раскрываются у нас квартирные кражи по-честному! Потому что ими грузинские группировки или еще какие гастролеры занимаются, а мы потом местного наркомана какого-нибудь за дозу загрузим и всем хорошо. Кроме потерпевших, конечно». Всего этого Дмитрий не сказал.

– Шанс, конечно, есть. Бывает, что и похищенное возвращаем. – сказал Дмитрий.

– Вы пока в квартиру не заходите, сейчас собаку привезут. Кто из вас заявление писать будет?

Коротко опросив супругов, Дмитрий провел поквартирный обход в подъезде. Дом – пятиэтажная хрущовка, по 4 квартиры на этаже. Как всегда: через дверь – «какая полиция, мы не вызывали», а те кто открывает, интересуется, у кого украли, а затем – «мы ничего не видели, ничего не знаем».

Привезли собаку. Старая овчарка понюхала воздух в квартире, утянула девушку-кинолога на улицу.

«СРС «Фина» дошла до угла дома со стороны последнего подъезда, вышла на дорогу, ведущую к проезжей части ул. Александра Матросова, где работу закончила». Ясное дело, квартирники не пешком передвигаются.

– Распишитесь в акте, товарищ капитан. – Девушка в мешковатом камуфляже похлопала ресницами. Забрала копию, скокетничала:

– До связи.

Номер телефона Дмитрий спрашивать не стал – молодая больно, но настроение поднялось, шутливо попрощался с кавказским акцентом:

– Давай, до свиданья!

При дежурной части один автомобиль, который возит следственно-оперативную группу на все происшествия. Круглые коленки Фоминой сверкнули в проеме двери лишь в первом часу ночи.

Дмитрий помог выбраться из машины, спросил:

– Чего так долго?

Лучше бы не спрашивал. Вполне объяснимая реакция.

– Я сегодня еще не присела, Кабанов! – Заквакала труженица.

Никак стоя допрашивала, про себя улыбнулся опер.

– Сколько можно мне баранок подсовывать! Дознавалка вон целый день сидит, никуда не выезжала даже.

Как будто это Кабанов насовершал все преступления и ни одного малозначительного.

Пока эксперт делала свое дело, Дмитрий обрисовал ситуацию, передал опросы, рапорта.

– Мария, мне здесь делать нечего, поеду справки печатать.

До отдела не доехал.

– Дмитрий, с кражей закончил? – Звонил уже Смирнов. Красавец – не начинал с истерично-требовательного «Ты где?»

– Ножевое заявляют, сгоняй, посмотри. Здесь не далеко, адрес проспект Кирова 80, квартира 9.

Подруливая к старой двухэтажке, Кабанов уже представлял себе картину. Квартира коммунальная или соседи более чем дружат семьями. Гужбанили с вечера, стакан не поделили или еще в каких культурных вопросах не сошлись, слово за словом, ножом по столу… Бытовуха.

У подъезда «скорая», водитель равнодушно дымит в окно.

– Давно приехали?

– Минут пять.

С папкой наперевес Дмитрий пошел на адрес. На первом этаже светятся два окна, внизу поблескивают осколки. В подъезде пахнет кошками, опер подсветил телефоном – крови на площадке вроде нет. На звонок открыла фельдшер. В коридоре ступить некуда. С плачем и визгами бегают две тетки лет по 30, в углу сухонькая старушка памятником в грязной сорочке, в центре на одеяле хрипит жилистый мужик. Пачкая колени кровью, врач пытается убрать татуированные руки с живота.

– Тихо, тихо, родной.– Врач, сразу видно дядька опытный, посмотрел на рану, нахмурился.

– Лена, дай два кубика промедола и позови водителя.

С другого конца коридора на свет выскочил белобрысый парень лет 25, мятая майка болтается на широких плечах, темные джинсы, шлепанцы. Увидев полицейского, закричал:

– Серегу зарезали!

– Тихо, тихо, родной. – Повторил за доктором Дмитрий. – Ты кто такой?

Какой там тихо! Женские визги со всех углов, раненый стонет, белобрысый орет, и среди этой какафонии ноль полезной информации.

Пока белобрысый прыгал возле Сереги, Кабанов мельком осмотрел кухню, санузел, заглянул в одну из комнат. Вернулся, бросил папку на полку возле двери.

– Слышь, Сергей! Кто резал?

– Не знаю. На улице.

Все – дело раскрыто. Бригада «скорой» потащила одеяло с несчастным Сергеем к машине. Бестолково пытаясь помочь, тетки протиснулись следом из подъезда. Кабанов придержал белобрысого.

– Как зовут? Судимый?

– Ну, судимый! И чего, сразу на меня думаешь? – Белобрысый выпрямился, развернул плечи.

– Как зовут, спрашиваю? – Дмитрий склонил голову, заметил царапины на шее.

– Антоном зовут. – Сдулся белобрысый. – Живу здесь с женой и матерью. Серега – сосед.

– Ну, ты понял, сейчас со мной поедешь.

– Да не поеду я никуда, – снова взбрыкнул Серегин сосед.

– Я его не резал, он с улицы такой пришел.

– Потом разжал руки, всю ванную кровью залил, тебе пальцы обмазал, да еще за шею похватал. Версия, прямо скажем, гавно! Давай, обувайся! – Кабанов демонстративно передвинул кобуру на поясе.

– И шутить не надо, Антон. Понял?

Перебрав приоритеты, Дмитрий решил сначала доставить подозреваемого в отдел, потом искать орудие преступления.

В кабинете за плотно задернутыми шторами после некоторых прений Антон согласился чистосердечно признаться. В ответ Кабанов пообещал смягчить некоторые детали. На бумаге это выглядело так:

«Я, Селютин Антон Игоревич, 18.05.1989 г.р., ранее судимый по ст. 162 ч.2 УК РФ, после освобождения в 2010 году проживаю по месту регистрации пр. Кирова д. 80, кв. 9. В 2011 году женился. На данный момент мы с женой и матерью занимаем две из трех комнат в коммунальной квартире. В ноябре 2012 года в третью комнату въехали Сергей и Ольга Гниломедовы. Сергей также ранее судимый, но, также как и я, в настоящее время трудоустроен и криминалом не занимается. Отношения у нас сложились соседские, иногда вместе выпиваем. В пятницу моя жена уехала к родителям в деревню. В субботу вечером Сергей ушел на работу. Мы с его женой немного выпили на кухне. Пили пиво. Когда Сергей пришел с работы, мы с Ольгой продолжали выпивать. Сергей сходил за водкой, присоединился. К вечеру Сергей приревновал Ольгу ко мне. Они поругались, Сергей ушел. Через некоторое время он пришел, увидел нас на кухне и разбил окно. На всякий случай, я положил нож в карман. Сергей зашел в квартиру и позвал меня покурить в ванную комнату. Там он стал меня душить, поэтому мне ничего не оставалось делать, как ударить его ножом в живот. После этого я вызвал скорую помощь, куда дел нож не помню».

– Да, незамысловатая история. Дальше знаешь, что писать – чистосердечно раскаиваюсь и так далее. Сейчас ноготки сострижем и перекурим, лады?

После всех необходимых процедур Кабанов приковал раскаявшегося Антона к батарее в коридоре («нет, нет, – причитал Леваньков, – я в камеру никого не посажу без разрешения Зайсунцева!»), сам прилег на часок в кабинете. Дежурство заканчивалось, но предстояло еще отчитаться у начальника.

В 7-30 дежурный наряд был допущен в кабинет начальника отдела. Приглашение последовало собравшимся перед дверью через начальника УР.

– Заходите быстрее! Денис Александрович ждет.

Пантелеев нырнул обратно, в открытую дверь сначала прошел цветущий Мартынюк, за ним потянулись остальные.

Когда постоянно не досыпаешь, а последние сутки не спишь вовсе, картинка замылена, звуковое сопровождение запаздывает. Кабанов впервые был удостоен чести лицезреть вблизи нового начальника. Зайсунцев показался мутированной пучеглазой картофелиной, восседавшей за столом. По левую руку морщил пяточок Мартынюк, по левую – крысил мордочку Пантелеев.

– Докладывайте! – Приказала картофелина, когда остальная грядка расселась в ряд у стены.

Вишенка Фомина бодро доложила о проведении следственных действий и отсутствия результатов у уголовного розыска. Кабачок Рассошкин деловито залистал в блокноте, в оправдании навета засыпал фамилиями проверяемых и названиями ломбардов.

– Все рапорта с опросами в уголовном деле, товарищ майор!

Не то, чтобы лавры Чиполлино не давали Кабанову покоя, но явно врать не позволяло самоуважение.

– Кабанов, почему по квартирной краже нет рапортов о проверке ранее судимых?

– Кого я проверю в час ночи? Поквартирный я сделал, была бы информация, написал.

Хоть бы по имени-отчеству назвал или «товарищ майор» присовокупил!

Картофелина выпучила глазки, материалы уголовного дела полетели на пол.

– Смену не сдадите, пока все не будет сделано! Сдавать придете, когда я освобожусь!

Мартынюк засопел, до Кабанова дошла волна ненависти. Рядом вздохнул Рассошкин, губы Фоминой задрожали, глаза увлажнились – домашний завтрак откладывался на неопределенное время.

Мартынюк в коридоре пораздувал ноздри, но ничего не сказал, ушел бороться с экономической преступностью. Уже несколько дней его занимала идея сбыть изъятые игровые автоматы в другой регион, где борьба с игорным бизнесом еще не достигла пика. Зато Алексей Николаевич, аккуратно затворивший начальническую дверь, бросился к Кабанову, как гиена на издыхающего носорога.

– Пиши рапорт на увольнение, Кабанов!

– С какого перепуга? – округлил глаза Дмитрий.

– С такого! Или сам уволишься или мы тебя сожрем!

Кабанов не ожидал такой мстительности на ровном месте. Указание Зайсунцева, возможно, данное сгоряча, Алексей Николаевич стал выполнять с усердием прирожденного лакея. Личная неприязнь придавала особую сладость в поедании Кабанова. На любое мероприятие по охране общественного порядка первым в списке Алексей Николаевич ставил Кабанова. Вместо двух дежурств в месяц – четыре, пять. Количество материалов, отписанных детской рукой Пантелеева, удвоилось. Секретное делопроизводство вдруг стало на особом контроле. Каждый час непосредственный начальник находил причину позвонить Кабанову и проверить, где он находится и что делает. Дмитрий уже забыл и Катю и Таню и остальных привлекательных знакомых. В редкие выходные имелось лишь одно желание – как следует выспаться. Когда такое положение дел стало поднадоедать, и Кабанов уже подумывал написать рапорт на имя начальника отдела по работе с личным составом, прессинг неожиданно прекратился. Две недели Дмитрий наслаждался прежним ходом работы, решил, что начальство подавилось и плюнуло на нелюбезного опера.

Кабанов шел по коридору родного отдела. Он вкусно пообедал, желудок радовался кафешному гуляшу, в голове гуляла мысль о приятном вечере с Татьяной. Бабье лето только началось, даже бестолковые прогулки по набережной в предпостельной программе не в тягость.

– Кому там еще надо!

Слова были обращены к мобильнику, затрепыхавшемуся в кармане рубашки. На дисплее – «Козлов Д. К.».

– Ты где? – Не дождавшись ответа, – зайди ко мне!

Зайсунцев перетащил Козлова Д. К. своим заместителем всего месяц назад. Какого-либо мнения о плотном молодом человек с небритым лицом Дмитрий составить не успел. С первого взгляда – мутный тип. Но факт – на подчиненных без нужды не давит, перед Зайсунцевым на цыпочках не стоит.

– Разрешите, Данила Константинович.

– Заходи, садись. Самойлова знаешь?

Кто же из оперов не знает Самойлова. Легенда преступного мира. Человек-стрела, умудрявшийся, судя по сводкам раскрытых преступлений, за сутки совершать несколько краж в различных районах города. Воровавший все подряд от аккумуляторов до мобильных телефонов. Все это под личиной трухлявого старичка в очках с лупами вместо линз. Кабанов острил на проверках показаний: «Это он Бэтманом на ультразвуке аккумуляторы под мышку и на приемку летит».

Сотрудничество со следствием объяснялось тем, что старик решил доживать на зоне и старался напоследок запомнить вкус колбасы и водки. А лакомства он получал за явки с повинной, заполняемые под диктовку дрожащей рукой. Обычное дело в борьбе за показатели.

– Завтра Самойлов 218-ю подписывает, его подкормить надо сегодня.

Козлов щелчком отправил по столу маленький бумажный сверток в ладонь опера.

– Так он не наркоман вроде?

– А ты ему передачку сейчас организуешь? Вывозить его нет времени. Сам не будет – выменяет на что-нибудь. Езжай, вот разрешение следака.

Кабанов сунул сверточек с героином в правый карман джинс, забрал бумагу с гербовой печатью со стола. Отказываться причин не было.

Следственный изолятор находится на заводской окраине. От отдела по свободным дорогам 30 минут езды.

Кабанову удалось припарковаться на площадке в тени высокой стены. Как раз освободилось место у шлагбаума, дальше проезжали только служебные автомобили. Сразу за шлагбаумом у ворот толпа с набитыми снедью сумками. Родственники арестантов неприязненными взглядами проводили Дмитрия, сразу распознав представителя власти по уверенной походке и папке под мышкой.

Опер позвонил в дверь, посмотрел наверх в объектив видеокамеры. Щелчок электромагнитного замка, дверь на сантиметр открылась. Внутри еще одна дверь, которая открывается после закрытия первой. Далее решетка с аналогичным замком и принципом действия. Все перемещения фиксирует видеокамера. За решеткой пропускной пункт. Кабанов склонился к окну, представился в микрофон, в выдвижной лоток положил удостоверение и телефон. Сержант с крашенными кудрями из под пилотки строго глянула через бронированное стекло.

– Оружие есть?

– Нет.

Дуплексная связь завершилась. Из лотка Кабанов забрал пропуск. Щелкнул замок в последней двери – здравствуй, тюрьма! Оставалось зайти в оперчасть, заказать Самойлова на вывод.

– Товарищ, вы оперуполномоченный?

По обе стороны от Кабанова встали два короткостриженных парня.

– Да, а вы кто?

Парни достали удостоверения. Опа! Брови Кабанова поползли вверх. Уже до ответа все понял.

– Управление собственной безопасности. Мы проверяем всех сотрудников в рамках операции «Заслон». Позвольте вашу папку, руки держите на виду. Все действия фиксирует видеокамера.

Из-за спины Дмитрия вынырнул третий усбэшник с камерой в руке.

– Пройдемте в комнату для досмотра.

Подстава, элементарная подстава! Дмитрий побледнел, затем кровь ударила в голову. Стриженные вроде вежливо, но крепко схватили за руки.

В досмотровой комнате на лавке у стены уже сидели понятые – два пожилых мужика, под ногами сумки с едой. Отцы заключенных не скрывали улыбок, видимо уже знали, что охота идет на опера.

– Понятые, сейчас мы досмотрим, – усбэшник посмотрел в удостоверение, – Кабанова Дмитрия Петровича.

– Это ваша папка, Кабанов?

– Да.

– Что в ней?

– Бланки опросов, разрешение на работу с Самойловым.

– Имеются ли при себе предметы, запрещенные к гражданскому обороту?

Кабанов давно все сообразил и решал, какие давать показания и давать ли их вообще. Утверждать «подкинули» – глупо. Надо же, как осерчали руководители – такую операцию продумали, с видеофиксацией. Парни в рубашках с коротким рукавом полезут в карманы голыми руками. И понятые и видеокамера зафиксируют ловкость рук и никакого мошенничества. «Подкинули» – не пойдет. «Нашел на дороге, несу сдавать – добровольная выдача». Тоже не фонтан. Дойдет до суда, не поверит судья – «вышел из машины, увидел сверток, решил подобрать, а там порошок грязно-белого цвета, похожий на героин, понес сдавать». Чушь.