Правила неосторожного обращения с государством

Мандельштам День ноябрьский, год символичный – 1933 год. «Мы живем, под собою не чуя страны… Кто мяучит, кто плачет, кто хнычет, лишь один он бабачит и тычет. Как подковы кует за указом указ – кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз».

– Всё это, конечно, хорошо, – сказал мне мой стол и засмеялся. – Иди-ка, попей чайку и остынь. И я с покорностью двинулся на кухню. Ему сто с лишним лет, и он уцелел. Поэтому я отношусь к нему с огромным уважением.

Мы – дети выживших. Две великие войны, революции, репрессии, голодные годы, волны эмиграций прокатывались по России весь XX век, лишая жизни и имущества, обрывая семьи. Прогнозы 1900-х давали численность населения современной России до 300 млн человек. Но, если бы случилась другая история страны, то не было бы нас. Были бы другие люди, но именно нас не было бы. Мы – дети того, что произошло, и наши дети – тоже выжившие, через нас. Невозможно забыть это, когда судишь историю. Когда даешь оценки временам или смотришь на них, как моралист. Никто из нас не знает, как повел бы себя сам, потому что давление было страшное.

Детство и юность – как узаконенное сумасшествие. Особенно – в оспенном, чумном государстве.

Атака на карманы – сверху, откуда-то с небес, как ни умоляй. А вот и пушки. Всё это дается свыше. Неумолимая сила власти, хмурый, холодный глаз. Ее отстраненность. Хотя есть, конечно, и качели у метро. – Они, – говорим мы. Очень по-российски. И изумляемся, когда теплый, милый человек, попав во власть, обретает кожуру.