Другие берега

До этого мое знакомство с Набоковым ограничивалось «Лолитой» и, честно говоря, я вряд ли бы взяла в руки другие его книги, если бы не подготовка к обсуждению в литературном клубе. И много бы потеряла.

Читая «Другие берега», я наслаждалась изящной вязью слов, образующих текст, и даже, кажется, слышала музыку строк. Это такой литературный мед – вкусный, но очень плотный, поэтому приходиться его есть небольшими ложечками и понемножку; за один раз не проглотишь, как произведения других авторов. Но я получила не только эстетическое удовольствие – Набоков как-то сумел задеть какие-то струны моей души, и я стала тоже мысленно погружаться в свое детство. Какие-то его воспоминания и ассоциации оказались удивительно схожими с моими, например, про поезд, и меня тоже накрыла грусть по той невозвратимой поре, когда мы были детьми. Прямо до слез…

И, да, кстати, почему это произведение считается автобиографией? Для меня – это роман-ностальгия, светлая и печальная история об утраченном детстве и потерянной Родине.

Воспоминания Набокова передают тоску по родным местам, где провел детство, запахам и людям. Порой описания настолько детализированные, что погружаешься в его ностальгию, – добрую, тёплую и немного грустную.

При этом, Владимир Владимирович талантливо уложил практически всю свою жизнь в относительно небольшом произведении.

Даже при том, что перевод оригинального произведения был сделан на скорую руку, он получился добротным, качественным, толковым.

Другие берега для меня оказались неким успокоительным. Пока я читал этот роман, я не чувствовал бурления от переживаний, от которых хотелось встать с места, но ощущал умиротворение, и восторг от красочности выражений, яркости метафор и остроумных эвфемизмов.

Это одна из самых чудесных, волшебных книг, которые я когда-либо читала. Каждое слово, каждая мелочь рождает ностальгию, светлую тоску в душе, тоску по утерянному, навсегда ушедшему, по собственному детству, по жизни. Солнечные пятна на траве моими детскими глазами – вот с чем ассоциируется у меня эта книга. С тем временем, когда солнце было добрее, трава – зеленее, а деревья – большими. Милые родители глазами ребенка, так четко подмеченные детские переживания, постепенное взросление, потеря родного привычного мира, но не потеря себя. Стиль Набокова нравится не всем, но мое личное мнение – он шедеврален, особенно в этом произведении!

Балуйте детей побольше, господа, вы не знаете, что их ожидает!

О главном (для меня) Удивительно кстати пришлись мне мемуары Набокова, дополнив богатым материалом ощущение, какое-то время во мне вызревавшее: ощущение, что детство - единственное настоящее время в человеческой жизни, время накопления той базы, которая затем будет тратиться или прирастать, как кому повезёт, но, в любом случае, останется самым важным из случившегося от рождения до смерти. И это именно ощущение, а не мысль, потому что как мысль это, конечно, и спорно, и старо - даже шуточка такая есть бородатая: "Если в детстве у тебя не было велосипеда, а теперь у тебя есть Бентли, то всё равно в детстве у тебя велосипеда НЕ БЫЛО!" Но одно дело - облечённая в слова мысль, и совсем другое - ощущение, глубокое такое чувство, что дело обстоит именно так, уверенность на эмоциональном уровне. В последнее время всё больше свидетельств складываю в эту копилку, и вот теперь "Другие берега" стали очень серьёзным вкладом. Достаточно взглянуть на структуру этого произведения, на то, какое место уделено первым годам жизни, и какое - всем последующим. Самое малое воспоминание из детства для писателя оказывается сверхценным, он подробно и дотошно восстанавливает эти пропитанные светом картины, так подробно, что остаётся лишь гадать, что из этого он действительно помнит, а что придумывает - здесь либо феноменальная память, либо, может быть, опора на какие-то дневниковые материалы, либо свободный полёт фантазии, латающий прорехи в прошлом. В любом случае, детство занимает львиную долю "Других берегов", и ни одна его деталь не кажется лишней, будь то объёмы гувернантки-француженки или цвет скатерти на дачном столе. Последующие же годы, начиная с "бестолковой юности", в противовес гипертрофированному детству, сжаты и заархивированы, им уделяется совсем мало места, автор начинает использовать формулировки в духе "последующие двадцать лет прошли там-то". Было бы странно предположить, что писателю просто надоело писать и он решил завершить книгу кое-как. Просто настоящих, основополагающих событий оказалось намного меньше во взрослой жизни, память не возвращается к ним снова и снова, не из них прорастают ценности человека, представления о мире, увлечения и интересы. Это неравновесие детства и всей последующей жизни, неравновесие, в котором явно перевешивает детство, говорит о многом - и не только по отношению к самому Набокову. Интересно, что под конец он вновь сосредотачивается на детских годах - но теперь это годы его собственного ребёнка.

Недавно читала статью о том, как важно ребёнку в самом начале жизни познать, что такое "изобилие": горстями отправлять ягоды в рот, плескаться в щедрой воде больших водоёмов, видеть бескрайние луга с неисчислимыми цветами, и конечно, получать неограниченную родительскую любовь - чтобы поверить в доброту и щедрость мира. И сейчас, дочитав "Другие берега", думаю, какая же огромная ответственность лежит на родителях, сколько им нужно потратить сил, чтобы одарить своего ребёнка верой в мир и в самого себя, построить для него сокровищницу и так наполнить её, чтобы богатства хватило на всю жизнь... Если из детства черпать совершенно нечего, и вместо источника сил оно становится проблемой, вряд ли это вообще когда-нибудь можно исправить.

И очень интересной в таком разрезе оказывается тоска по Родине, о которой Набоков неоднократно упоминает. Сам он пишет, что тоска по Родине для него - это просто гипертрофированная тоска по детству. Не знаю, правильно ли я понимаю его мысль, но к себе я отношу её так: для меня дом моих родителей, в котором я выросла - это место, где в моей душе воцаряется мир. Если бы я потеряла возможность возвращаться в этот дом, бродить по этим сосновым лесам, посещать знакомые тропки, о которых я точно знаю, где всегда вырастают голубые незабудки, где каждое лето бывают непересыхающие лужи, где собираются кормиться белые бабочки - уверена, я горевала бы об этом всерьёз. Да, сейчас я бываю там редко, но у меня всегда есть возможность вернуться на несколько дней, и это - как надёжный лагерь. С удовольствием исследуешь окрестности и совсем не торопишься назад, но мысль, что это "назад" всегда есть, согревает. А если бы у меня отобрали такую возможность, если бы и путь был закрыт, и самих этих мест почему-то не стало бы? Возможно, тогда чувства Набокова стали бы мне понятнее. "Малая родина" становится чем-то большим, чем книжное понятие.

Ну и по мелочи Если же закруглиться с этими общими словами и поговорить о самой книге... Во-первых, она превосходно написана, другого я и не ждала от Набокова, и даже не считаю нужным долго на этом останавливаться. Во-вторых, меня восхитил образ матери писателя - пожалуй, ярче всего запомнилось, как хорошо она понимала важность иллюзий для человека и как готова была эти иллюзии поддерживать, если они способствовали счастью или покою. История со старым родственником, ради которого она замаскировала комнату в своём доме под его спальню в Ницце, чтобы он мог умереть счастливым, тронула до глубины души. В-третьих, всегда интересно находить связи между творчеством писателя и его биографией, а тут сам автор щедро подкидывает эти связи. В-четвёртых, больше всего меня впечатлило желание писателя подвести свою жизнь к единому знаменателю, нарисовать её такой же осмысленной, как жизнь какого-нибудь литературного персонажа. Набоков ищет связи между случайными, в общем-то, событиями, составляет их в ряды, подобные музыкальной теме или силлогизму, как будто верит в творческие способности Судьбы. Эта новеллизация собственной жизни завораживает, какой бы спорной она не казалась.

Отвратить от "Других берегов" может категоричность Набокова, уничтожительными отзывами отзывающегося обо всех, кто ему не нравился. Думаю, это просто не стоит принимать близко к сердцу (что, впрочем, нелегко, когда язвительный писатель проходится по кому-то, кто нравится тебе). Ну и лично меня немного покоробило, когда посреди повествования, ведущегося от третьего лица, вдруг возникла какая-то "ты", и автор стал обращаться к ней, не пояснив читателю, о ком вообще идёт речь и почему этот человек так внезапно возник. Конечно, быстро становится понятно, что "ты" - это жена писателя, но осадок остаётся.

...как слово наше отзовётся Думаю, я не единственный человек, которого эта книга вдохновила сходить наконец-то в музей Набокова на Большой Морской. :)

Какой красивый богатый язык у автора. С какой любовью и до мельчайших деталей описаны годы детства. Жизнь дворянской семьи на закате империи.