Ассасин

- Ты знаешь, что такое предательство?

– Предательство – это разрушение системы ценностей. Это духовное убийство, уничтожающее веру в человека, в его достоинство.

Я скучаю сегодня ночью.

Как просто люди верят в то, что их предали. Как часто вместо хорошего предпочитают видеть плохое.

Я стояла, сжимая и разжимая кулаки, чувствуя, как мои щеки все сильнее пылают от гнева.

Рен выбросил две половинки недействительного больше билета на пол и шагнул в мою сторону. Не успела я заметить, как оказалась прижатой к стене.

- Я уйду.... - Тихо прошептал он на ухо, крепко держа меня за руки. - Как только ты скажешь, что не любишь меня....

Моя попытка ударить его коленом оборвалась на середине. Поднятая нога так и осталась висеть в воздухе.

- Уходи, Рен! - Яростно прошептала я, чувствуя, что боль затапливает сердце с новой силой, а от непролитых слез саднит горло. - Что тебе нужно от меня?

- Скажи это.... Произнеси вслух.... - Его губы скользили по шее, жесткая щетина царапала кожу.

- Уходи.... - Продолжая выворачиваться, просила я.

- Если ты скажешь, что не любишь меня....

Я с самого начала знала, что не смогу произнести таких слов. Это был единственный капкан, откуда у меня не было шансов выбраться, и он, казалось, знал об этом.

- Иди к черту! - Он ставил меня в тупик, заставляя мучиться от неспособности солгать.

Вместо ответа, Рен сжал мое лицо и наклонился. Спустя мгновенье наши губы встретились. Он целовал неторопливо, но за обманчивой нежностью чувствовалась слепящая взрывоопасная ярость. Едва не потеряв способность мыслить, я попыталась оттолкнуть его, но это бессмысленное действие лишь заставило Рена сменить тактику. Не потеряв прежней страсти, поцелуй стал более нежным, мучительно ласковым, оглушающе-сладким....

Я почувствовала, что теряю себя.

- Я так давно не целовал тебя.... - Обжигая кожу, прошептал Рен. - Я слишком долго этого не делал...

честное. Когда сходятся двое – это всегда сложно, потому что два человека – это два мира, два противоположных берега, два набора жизненных принципов, установок и совершённых дел. И сложно представить, что кто-то может принять тебя таким, какой ты есть. Таковы люди – они всегда боятся. И потому что боятся, начинают прикидываться кем-то другим, лгать во благо, притворяться, подстраиваться, и все для того, чтобы любили больше. Так нам часто, дуракам, кажется.

Рен ненавидел себя за то, что так мелочно отыгрался на самом дорогом.

«Я люблю тебя…»

Он презирал себя за то, что не смог остановиться вовремя.

«Я люблю тебя…»

Он был готов задушить себя за то, что заставил ее произнести последнюю фразу.

«Не скажу. Никогда. Не скажу».

то и люблю. А ведь он прав, подумала я, все мы в чем-то хорошие, в чем-то плохие. Нет злых и добрых, нет стопроцентного разделения – все это крайности. Люди – всегда смесь оттенков, вариации, все вместе и сразу. Вот и Рен – плохой он или хороший, если наемник? А я, если художник, то сразу хорошая? А если злая внутри или жадная? Эд прав – не вопросы смущают людей, а собственные на них ответы. Почему-то за этот вечер я была ему особенно признательна.

Чувствуя необъяснимое желание захлопнуть дверь прямо перед его носом, Лайза пересилила себя и вежливо спросила:

– Кто вы? Что вам нужно?

– Ты – Лайза? – вопросом на вопрос ответил он.

– Да. А вы?

Мужчина, не дожидаясь приглашения, шагнул в квартиру.

– Какого черта?

– Меня зовут Рен… – бросил незнакомец, разворачиваясь. – И я ищу…

Не успел он закончить, как увидел летящий в челюсть кулак. Автоматически перехватив тонкую руку, он почувствовал, как длинные ногти едва не вспороли щеку с другой стороны.

– Я вижу, – Декстер едва успел поймать вторую руку, – что ты обо мне слышала.

- Я люблю тебя.

Рэн возвышался надо мной, словно гранитная скала, я боялась поднять лицо и увидеть его глаза. Боялась прочитать в них то, что уже поняла. Мне казалось, что вставая на колени, я опустилась на лезвие ножа и теперь мое сердце разрезано на части, захлебывается кровью. Я стояла на ночной поляне перед человеком, который с легкостью растоптал чувство, так долго охраняемое мной. Чувство, что давало мне силы жить все это время...

- Ты изумительно играешь свою роль, сучка. Просто великолепно. Но никогда больше не говори мне этих слов. Ты поняла?

- Не скажу...- глотая слезы шептала я. - Никогда...не скажу...

Глядя в его глаза, я поняла, что не могу больше сдерживаться.

- Я . От волнения я не узнала собственный голос.

- Я слушаю тебя .- Его губы почти касались моего уха, а раскаленное дыхание обжигало кожу.

- Я люблю тебя.

Его рука застыла и будто похолодела. Рен медленно отклонился назад. Если в первую секунду мне удалось увидеть на его лице растерянность, то в следующее мгновенье оно застыло, и он хрипло произнес:- Что ты сказала?

Я попыталась сглотнуть, но его рука давила на мою шею столь сильно, что я едва не закашлялась. Он смотрел на меня, и в глазах его по очереди промелькнуло сначала недоверие, затем удивление и, наконец, они медленно затянулись гневом. Челюсти его сжались, а красивые губы растянулись в недоброй усмешке.

-И ты готова подтвердить свои слова, встав на колени? - все так же странно улыбаясь, спросил он.

Я затравленно кивнула, несмотря на то, что сердце пронзила боль.

Рен медленно разжал ладонь, убрал ногу и сделал шаг назад.

«Я поставлю тебя на колени... Обещаю...» - всплыли в объятом болью сознании его слова.

Чувствуя, как мои глаза начинает резать от слез, я стала медленно опускаться вдоль дерева. Вот передо мной промелькнула его грудь, затем ремень, и когда мои колени коснулись хвои, я уткнулась взглядом в зашнурованные черные ботинки. Пытаясь совладать с онемевшими губами, я несколько секунд стояла молча, потом тихим шепотом произнесла:

- Я люблю тебя.