Михаил Дурненков

«Любимовка», наверное, лишь последние несколько лет стала зрительским проектом, вместе с ростом влияния соцсетей, потому что люди через Facebook и другие соцсети находят информацию, организуются, приходят на «Любимовку» в качестве зрителей и смотрят читки. По сути, это волонтерский фестиваль. 29 лет назад собрались драматурги, уже известные к тому времени, наши звёзды: Рощин, Петрушевская, Казанцев, Гремина, Угаров. Поскольку тогда не ставили современную актуальную драму, они решили: «Будем делать собственный семинар, куда позовем молодых драматургов, а также своих друзей – режиссеров и актеров. И сделаем его где-нибудь на природе, например в Любимовке – это поместье Станиславского, где жили купцы Алексеевы, где Станиславский рос. Будем днем читать, потом обсуждать, вечером у костра выпивать и, в общем, весело проводить время». Из такого очаровательного междусобойчика фестиваль и вырос.

С 2004 года фестиваль проходит в Москве в Театре.doc. Судя по интересу к нему, можно, конечно, переехать уже и в зал побольше. В принципе, любой человек, который пишет на русском языке, может прислать нам пьесу. Ридеры – отборщики фестиваля, их пятнадцать человек со всего мира – ее прочтут. Лучших из лучших мы собираем в сентябре, и целую неделю каждый день проводим по несколько читок с мастер-классами. У нас свободный вход: приходи, общайся с драматургами, задавай вопросы.

Садятся актеры с режиссерами, берут пьесу, например, Чехова, разбирают роли, определяют, кто какую функцию выполняет, в чем зерно. И когда уже пора вставать, на этом месте мы и показываем читку на «Любимовке».

Хороший вопрос. Из последнего фестиваля можно посмотреть «Пилораму плюс». Действующие лица – это станки. Еще «Мама, мне оторвало руку» автора из Екатеринбурга. Очень популярно видео, где Иван Вырыпаев сам читает свою пьесу. Лучше всех, надо сказать, это делает. Без всяких режиссеров, сам… Драматурги замечательно читают.

У нас есть так называемая off-программа, куда мы зовем матерых драматургов. Мы их ставим на вечер. Это для зрителей.

Вообще, дебютанты этого не понимают. Более того, зачастую они не управляют своим даром, просто выплескивают ощущения и впечатления от окружающего мира. И для меня, старого вампира, это вообще, наверное, самое драгоценное, что есть на «Любимовке» – своего рода репортажи с мест. Когда я читаю присланные пьесы, я читаю то, что еще не отобрано, не меньше 150 пьес – и для меня это просто срез современной России, совершенно не отцензуренный, какой не покажут на телевидении, какой больше нигде не прочитать. Потрясающий рассказ о том, чем живет молодежь, люди разных возрастов, профессий. Когда пропускаешь все это через себя, формируется некий 3D-образ.

И, конечно, в этом смысле никакой цензуры нет. Мы никогда не говорим «друзья, имейте в виду» – даже не потому, что мы такие свободные художники, а из практических соображений: самоцензура убивает. Из-за нее нарушается природный процесс творчества, путается главное и неглавное. Самоцензура убивает живое. И очень, очень, очень много художников в советское время погибли из-за самоцензуры.

Да, он один из тех редких драматургов, которые гениально работают с ритмом слов. Когда ты произносишь его текст вслух, ты вдруг начинаешь попадать в этот ритм, какие-то барабаны начинают стучать внутри. Он работает с рефреном, у него слова повторяются не просто так, а потому что там есть какой-то ритм. И задача режиссера – этот ритм поймать. Иван вышел из движения «Новая драма», а оно способствовало, скажем так, эмансипации драматурга. С советских времен драматург считался фигурой третьего, четвертого порядка. А «Новая драма», когда начала писать, отстаивала свою позицию: «Нет, мы главные, с нас все начинается».

1995 год – время моего поступления в Политехнический институт. Я пошел учиться на инженера. Очень благодарен своему институту за эту профессию. До того я был законченный гуманитарий, мелочь в магазине пересчитать не мог. А техническая специальность дала мне какое-то представление о мире как о системе, и я до сих пор этим пользуюсь. Высшая математика очень способствовала моему развитию. А потом, естественно, я пытался как-то работать по специальности: работал на заводе, крутил болты и гайки, выпивал с рабочими, потом работал среди инженеров. Но никогда не был счастлив, потому что это не моя дорога.

Я с пяти лет пишу. На каком-то из поэтических вечеров, где читал стихи, познакомился с ребятами из театра и пришел в театр. Мне повезло: этим театром руководил драматург Вадим Леванов, и он сказал: «Пиши пьесы». На самом деле он всем так говорил. Вторая его фраза: «Беги за коньяком». А первая: «Пиши пьесы». Первые несколько лет я относился к театру по-аутсайдерски, к тому театру, где люди говорят неестественными голосами, ведут себя очень странно, не могут просто, как в жизни, например, передать друг другу чашку чая, а делают это со значением… Потому что «жизнь – это чашка чая». С этим не хотелось иметь ничего общего. Мы делали свой театр, сами в нем играли, сами ставили, сами писали пьесы.

Я считаю, надо. С тех пор я уже и учился, и преподавал. Я же после того первого театра пять лет отучился во ВГИКе, на сценарном факультете у Юрия Арабова. Учиться надо, это хорошо помогает рефлексировать после того, как начал писать.

По-моему, нашу с братом пьесу опубликовали в журнале «Искусство кино». Гонорар был то ли 2000, то ли 4000 рублей.

Насколько я помню, была в МХТ им. А. П. Чехова, на новой сцене. Поставил очень взрослый режиссер – Николай Скорик. Ему было, наверное, под восемьдесят. Он сказал мне: «Я использовал ключи Розова». Я смотрел и не узнавал текст, «вскрытый ключами Розова», я вообще не понимал, что происходит. Но мне было лестно, конечно, что в театре, тем более в МХТ – главном театре страны, поставили мою пьесу.

Вообще, это была проблема – столкновение современных молодых драматургов и театра, который не знал, что делать с этими пьесами. Он пытался ставить их как Чехова, интерпретировать или еще что-то. Простой пример. Вы знаете сюжет «Гамлета». Поэтому, когда я ставлю «Гамлета», мне не нужно рассказывать его сюжет. Я могу, в принципе, сделать «Гамлета» с пятнадцатью актрисами, без единого актера. И, например, без одежды. И, например, летающих под куполом где-нибудь. И это будет «Гамлет». А если вы берете пьесу, у которой никто не знает ни сюжета, ни персонажей, ни того, о чем она, и делаете то же самое – получается ерунда.

Мы же не продюсерская контора. Мы занимаемся тем, что помогаем показать ваш талант миру, театру, театральной общественности и распространяем ваши пьесы. Завлиты всех российских театров заходят на наш сайт, скачивают и читают. В течение года в разных городах начинаются постановки этих пьес. А дальше надеемся, что в вас поверит мир. Мы даем и второй, и третий шанс.

По-хорошему, мы не фестиваль пьес, мы не отбираем пьесы – мы отбираем интересных драматургов. Если мы видим, что пьеса несовершенна, но в ней что-то есть, то приглашаем драматурга, он слушает пьесы других, смотрит мастеров – и часто рвет свою. Но в следующий раз он пишет на другом уровне. Наша задача – привести его, окунуть в эту среду, помочь выйти на другой уровень.

А если про режиссеров говорить, то мы зовем молодых режиссеров, людей, которые не испортят пьесу. Тот же Константин Богомолов делал у нас читку. Задача режиссера – умерить свое режиссерское эго. У хорошего режиссера всегда есть эго, но на «Любимовке» важно, чтобы он этим эго не перекрыл текст, потому что задача фестиваля – донести текст до зрителя. Можно так поставить читку, что ты текст вообще не признаешь.

Мы работаем с самыми передовыми режиссерами, потому что для нас важно, чтобы драматургия не стала ретрозанятием. Драматург должен быть частью современного процесса. А новый современный театр даже называется постдраматическим. Чувствуете, как неприятно это звучит для драматурга? Постдрама – это уже после драмы, как будто драма отменена. Последние несколько лет мы на фестивале организовываем Fringe – такой специальный день. Приглашаем звезд постдраматического театра: Волкострелова, Лисовского, Стадникова – тех режиссеров, которые занимаются этим сложным театром. Они выбирают для постановки странные тексты, которые и пьесами-то не назвать. И будто проводим мостик от драматургии туда, в завтрашний день, когда это piece of art, то есть там нет актов или персонажей.

У нас, например, была пьеса, написанная по законам нотной грамоты, то есть слова повторялись по нотным законам. Мы звали композитора для постановки. Был метроном, сидели люди с пюпитрами и выкрикивали текст пьесы. Или, например, в прошлый раз у нас была пьеса, основанная на математических формулах, и мы звали для постановки хореографов.

«Любимовка» время от времени рождает тандемы «режиссер – драматург». Мы всегда хотим, чтобы режиссер нашел своего драматурга или свой материал. Часто режиссер, который делает читку, в результате проникается материалом, идет и ставит. В течение года таким образом бывает поставлено несколько спектаклей.

Пишите. Festival@lubimovka.ru.

Мы посмотрим на работы режиссера, я, возможно, схожу на спектакль. Мы все друг друга знаем. На «Любимовке» работает 36 режиссеров, у каждого из них восемь актеров, то есть это целая армия, больше 200–300 московских артистов. Ротация у нас, конечно, тоже есть. Если режиссер только делает первые шаги, например еще в магистратуре учится, но у него современное мышление, он не дремучий, то мы зовем его что-нибудь сделать. Это тоже часть нашей миссии.

В течение года мы делаем очень много читок, на которые можно прийти. Я вчера на такой был, например. Называется «Любимовка. Еще». Проходит раз в неделю. Мы берем пьесы из списка отмеченных ридерами, зовем режиссеров и делаем читки в разных кафе Москвы.

Вы знаете, в фестивале есть какая-то прекрасная энергия, которая, наверное, не монетизируется. Может, когда-то это изменится, но у нас нет такой задачи. Возможно, мы такие замечательные как раз потому, что денег не берем.

Мы решаем эту проблему как можем. Но в первую очередь это все-таки мероприятие для драматурга. Драматург должен получить обсуждение своей пьесы профессиональным сообществом в тесном кругу, получить фидбэк. Услышать читку, понять, как она звучит, когда ее читают профессиональные артисты, узнать мнение коллег. Прежде всего мы запускаем драматургов, режиссеров, а потом уже зрителей. Это не шоу.

Мы проводим еще много читок, на которые можно просто ходить. Что такое «Любимовка»? Наша команда занимается ей последние пять лет, а до этого ей занимались драматурги, а еще до этого была другая команда. Нам достался фонтан, из которого каждый год бьют пьесы талантливых драматургов. Что мы можем сделать? Мы можем поставить лавочки, привезти дорожки. Но изменить сам принцип мы не можем – это такой источник совершенно бесплатной творческой энергии драматургов, которые хотят быть услышанными миром.

Когда-нибудь мы сделаем быстрый театр, куда можно будет за небольшие деньги приходить каждый день и смотреть пьесы, а не просто читки.

Финансовая невозможность. Я думаю, мы сделаем это рано или поздно, куда ж мы денемся. Нам нужен какой-то Савва Морозов, который в нас верит, потому что аренду мы, конечно, сами не потянем, по крайней мере, не сразу.

Больше, чем семьсот, никогда не было. У нас и этот скачок с четырехсот до семисот пьес произошел за счет того, что мы овладели инструментами социальных сетей.

Я знаю, потому что я и учил сценаристов, и сам был сценаристом, и ВГИК окончил, и «Сценарный цех», который в Facebook. Сколько сейчас в этом сообществе участников? Шестьсот, семьсот, восемьсот? Я был одним из основателей «Сценарного цеха». Но есть разница: драматург – это не для денег.

Да, такие тексты присылают. По некоторым сразу видно, что это сценарий, который обозвали пьесой. Но часто это не делает их хуже, просто пьеса представлена в виде сценария. Так что мы ничего не боимся.

Это уже профессионализм, от которого страдаешь. Ты начинаешь читать пьесу, с первых двух страниц понимаешь, что текст полностью бездарен, но читаешь до конца, потому что думаешь: «А вдруг там финт?»

Меньше 3% населения ходит в театр. Какой это мейнстрим?

Нет. Мы молодые, и мы меняемся. Вот когда мы начнем говорить: «Мы не понимаем, что это такое, это не пьеса», – вот тогда это будет уже старость. Ты должен все время не знать, как выглядит пьеса, не знать, какая форма самая современная. Нужно двигаться вместе с театром и чувствовать, как он развивается.

Мое хобби – это фестиваль «Любимовка», потому что я не зарабатываю этим денег, это просто мое увлечение. Вообще, я пишущий драматург, что для общественного деятеля редкость: драматурги, которые начинают делать фестивали, уже не пишут, потому что их на это не хватает. А я – пишущий. Каждое утро я пишу пьесы, а потом остаток дня занимаюсь написанием писем, связью и, конечно, семьей.

Да, все ставятся. Я их укатал за эти годы.

На Ridero недавно вышла моя книга «Вещи». С пометкой «Выбор Романа Сенчина».

Нет. Но это тоже практически самиздат. Драматургию же вообще сложно читать. И ее никто и не издает.

Тогда была волна пресловутой эмансипации драматургов. Мы, как феминистки сейчас, говорили: «Мы пишем пьесы и сами их читаем». И, в принципе, и пьесы того времени очень литературны. Сейчас пьесы сложнее читать, потому что они для театра. А те были рассчитаны на чтение вслух.

По поводу выгоды и почему мы занимаемся этим волонтерским, по сути, проектом «Любимовка», не монетизируя его. Сначала я думал, что таким образом отдаю долг: я сам попал в драматургию благодаря «Любимовке» и в свое время тоже был молодым драматургом, который приезжал из провинции, слушал эти читки и обсуждения, и мне казалось, что это самое потрясающее время моей жизни. Потом я начал писать сценарии, мне было некогда, и я не попадал на «Любимовку», потому что все время должен был сидеть дома и писать, чтобы не сорвать дедлайны. А потом я придумал себе повод, чтобы там быть, – делать ее.

Но не так давно ко мне пришло понимание, что на самом деле я занимаюсь вполне прагматичной вещью – созданием среды, в которой могу реализовываться как профессионал. Помогая этим драматургам, подпитывая современными пьесами театр, распространяя их, я создаю некий купол с атмосферой, в которой мы, драматурги, можем быть успешными, получать заказы от театров, работать с ними, путешествовать, реализовываться и так далее.

Да. В этом году, например, во многих городах, где живут наши ридеры, проходят читки пьес «Любимовки», которые называются «Эхо „Любимовки“». В Тольятти, в Ярославле, в Санкт-Петербурге, в Новосибирске (в Красноярске мы сейчас договариваемся), в Самаре. Люди ходят, слушают, смеются, узнают что-то новое о сегодняшнем дне и хотят еще. Вот это здорово!

Тогда это должна быть работа. Вы знаете, где-то есть граница увлечения, а дальше уже нужно, чтобы сидели люди у компьютеров, как в офисе «Золотой маски», и занимались этим целый год. Это уже другой уровень, который, возможно, нам еще предстоит. Сейчас пытаемся сделать своего рода театр в YouTube, когда ты можешь не только послушать читку, но еще и посмотреть ее смонтированную, с хорошим звуком. А еще работаем над тем, чтобы делать подкасты, потому что некоторые пьесы прекрасно можно слушать в машине.