Пытаюсь осмыслить её состояние – худые руки, измождённое лицо, ссадины, перетянутая какими-то тряпками лодыжка, явно пустой рюкзак… наверно, именно так и выглядит отчаяние.

Я мог бы уйти, ведь я переполнен эгоизмом, я отвергаю всё коллективное, я делаю только то, что считаю нужным. Я есть личность… я мог бы уйти, но вместо этого подхожу к девушке и говорю:

– Тебе нужна помощь? Я знаю, где лежат еда и лекарства. Меня зовут ПАТ-ти.

Пауза, и я слышу ответ:

– Да… да, пожалуйста. Не могу больше… я больше не могу. Пожалуйста. Я – Ал… лиса.

Осторожно подаю ей руку, помогаю подняться, придерживаю…

У меня в груди что-то вздрагивает, будто растекаясь радужной плёночкой. Алиса…

Алиса.

ПАТ-ти и Алиса.

ПАТ-ти – 468 дней. Алиса – 19 лет и 11 месяцев.

Местное время – 07.00.

ПАТ-ти – высокий уровень заряда батареи. Алиса – не голодна.

54°58.494′ с.ш. 60°21.798′ в.д.

Температура – приемлемо.

Влажность – приемлемо.

Коррекция целевых задач…

Коррекция завершена. Список сформирован.

Цели:

1. Защита, забота, внимание, поддержание разговора.

2. Наблюдение, выявление любых потенциальных угроз.

3. Поиск медикаментов и продуктов питания с неистёкшим сроком годности (приоритет – овсяное печенье с изюмом, ванильный молочный коктейль, чипсы со вкусом паприки).

4. Поиск подходящей по размеру одежды и обуви (приоритет – чёрный цвет, дырки, клёпки, рисунки с ужасными мордами).

5. Поиск комфортабельного убежища (приоритет – ставни, печь/камин, автономное водоснабжение, наличие ванной комнаты).

6. Поиск декоративной косметики.

7. Поиск звуковых носителей и аккумуляторов.

8. Поиск…

9. Поиск…

10. Обеспечение…

11. …

ПАТ-ти и Алиса.

Друзья.

207 дней. Алиса

Я усталый робот, дырявый бак.

Надо быть героем, а я слабак.

У меня сел голос, повыбит мех,

и я не хочу быть сильнее всех

Здесь и далее – отрывки из поэмы «Катя», Веры Полозковой.

…

Ещё неизвестно, кто из нас робот – я или Патти. Наверно, я.

Я – робот из мяса и костей. Страх и безнадёга кого угодно могут превратить в тупую болванку.

Болванка Алиса.

Приятно познакомиться.

Октябрь захватывает мир. Жёлтые листья тонут в прохладных лужах. Солнце пробивается сквозь пыльное окно подъезда, освещает подоконник, на котором я сижу, и падает мне на щёку тёплым пятном. Я укутана, как толстая гусеничка – шапка с помпоном, митенки, кожанка и сверху ещё пальто. У Патти, кажется, паранойя – он боится, что я простужусь и умру. Он боится за меня. Он – робот. Робот боится… дурдом. Картина Репина «Приплыли».

Я курю вторую за утро. Сижу тут, в подъезде, между третьим и четвёртым этажами, пока Патти обходит квартиры. Моссберг лежит дулом на правом плече, как будто у меня в объятиях.

Конец света. Конец всего. Надо же… в начале года я ссорилась с мамой и отчимом, ревела из-за парня, психовала, что дипломная работа ещё не начата, а теперь вот сижу. Курю. В обнимку с Моссбергом. Вспоминаю…

В день Х я была у Андрея, где же ещё. Он устроил пати-фо-эверибади по случаю… не помню чего, и я была приглашена. Мы с ним типа остались друзьями. Типа без обид… ага, после того, как он сменил меня на Маринку, а потом её на Светку, а потом её на близняшек с архитектурного. Предатель. Мажор хренов. Дорогие шмотки, белоснежные виниры, крайслер, трёшка, мама-папа-дяди-тёти – мальчик-красавчик, всеобщая гордость и достояние. У него был целый штат роботов – только в трёшке штук семь этих… новых друзей человека. Многовато на одного Андрейку и его тупорылых гостей (включая меня), перебор.

Помню, веселье было в самом разгаре. Музыка, упившийся в хлам народ, стоны и хихиканье из спальни – близняшки не справились, и Андрейка позвал ещё какую-то сисястую девицу с первого курса, а я схватила куртку, тапки, сигареты и смылась на балкон.

Так долго я ещё никогда не курила. Было холодно, середина марта, но… мне хотелось стоять там и смотреть на тёмное небо, провожать взглядом редких прохожих, трогать витые перила…

Всё случилось резко. В один момент. Даже криков особо не было, только грохот и хруст. Роботы убили всех людей – порвали, переломали, придушили. Убили и упаковали кого куда. Андрея запихали голым в его любимый антикварный комод. В нижний ящик.

Холодно. Было очень холодно, я продрогла до костей. Незажжённая сигарета отдавала кислой тряпочкой. Я съела весь фильтр, а потом добралась и до «основного блюда». Табак скрипел на зубах.

Роботы убили всех людей, упаковали кого куда, столпились на кухне, под первым солнечным лучом – проголодались, наверное – а я выползла с балкона в комнату. Свои ботинки не нашла, пришлось взять Светкины и бежать.

Не помню, как я два квартала двигала до своей пятиэтажки. Помню только, что мамы не оказалось дома, а отчим весь, без остатка поместился в наш старый холодильник – это робоуборщица КЛИН-си постаралась. КЛИН-си. Здоровущая хрень, на две головы выше меня. Она вывалилась из комнаты, но Моссберг лежал на шкафу в прихожей, я успела подставить шатающуюся табуретку, стащить его оттуда и… выстрел показался оглушительным, приклад чуть не сломал мне ключицу, а в правом ухе потом ещё долго шумело и щёлкало.

Потом была слякоть. Холод и голод. Большой город и мурашки от каждого шороха. После жара – июнь, июль, стёртые ноги, удушливая вонь мусорных контейнеров, боязнь холодильников и любых коробок, рюкзак с печеньем, чья-то маленькая красная машина с АКПП, велосипед и уже другой город – «Неправильный код доступа!» – снова велосипед, автозаправка на трассе М5… и жилистый бородатый мужик с кривой ухмылочкой:

«Лапушка моя, девонька… нам с тобой будет нескучно, правда?»

Кривая ухмылочка и жадный взгляд. Жадный до моего Моссберга, рюкзака и… до меня самой. Я будто увидела себя со стороны, отпрянула и пальнула в улыбчивое лицо «добряка», предвосхищая движение его руки. У него вместо головы получилась тёмная дырка, тело свалилось мне прямо под ноги, уронив стойку с журналами.

Это был единственный живой человек, которого я встретила за всё время скитаний. Единственный. Урод. Я тогда почти рехнулась, но…

Август познакомил меня с Патти. Накануне я сильно повредила ногу – запнулась на бегу о какую-то железку, упала, потом долго отлёживалась в маленьком старом сарайчике, выползла еле живая, нашла в траве пару конфет, доковыляла до склада на окраине… та-да-а-ам! Робот, да ещё и патрульный! ПАТ – самая опасная разновидность болванок – «Железные Дровосеки» – быстрые, сильные, почти не шумят. Цепочка зелёных глазок смотрит из-под защитных скоб, как из-под низких косматых бровей, в голову стрелять практически бесполезно, только рикошет словишь, нагрудные щитки хрен пробьёшь, а на звук выстрела сбежится ещё целая свора каких-нибудь местных погремушек. Помню, я стояла в той длинной комнате, смотрела на патрульного, мысленно готовилась помереть с честью, но…

Патти. Он мог ослепить меня своим фонарём, рвануться навстречу, схватить, переломать, но Паттичка показал мне косулю и спросил про торшер. Пошутил, предложил помощь… И вот теперь это головастое чудо крадётся сзади, чтобы опять читать мне нотации.

– Алиса.

Тыкаю окурком в подоконник. Патти мигает цепочкой зелёных глазок, скорбно качает головой и тихо выговаривает:

– Алиса, в наших жизненных реалиях табакокурение может: а – выдать твоё месторасположение, бэ – пагубно отразиться на твоём здоровье, вэ – отвратить от тебя других представителей твоего вида и…

Совсем сбрендил!

– Пат, каких представителей? Какого вида? Никого нет, понимаешь? Никого. Только ты и я.

– Алиса, я думаю, что…

Где-то наверху, этаже на десятом, громко хлопает дверь.

Мы замираем, подняв головы, прислушиваемся.

Сквозняк? В лестничном пролёте ничего не видно, только угловатую спиральку из перил. Патти помаргивает белыми огоньками – пытается прощупать окружающее пространство сканером – и удивлённо приподнимает бровки:

– Не получается. Странно… что-то блокирует мой сигнал. Или кто-то? Возможно, это результат работы бытового прибора. Здесь в подвале стоят резервные генераторы, думаю, один из них ещё может быть исправен… всё равно странно. Музыка играет. Это… музыка… и ещё тихий голос. Ты слышишь музыку?

Качаю головой – нет, не слышу. Ни музыки, ни голоса. У Патти более тонкий, чем у меня, слух, но… прислушиваюсь – ничего. Оглядываюсь – этот дом не из простых. Кирпичный монолит, комната охраны, красивые двери, удобный пандус, три лифта, наверняка есть даже собственные скважины…

Наверху снова что-то брякает.

Патти активирует все датчики, включая резервные, едва слышно пощёлкивает и молчит. Я начинаю нервничать.

– Пат? Там кто-то есть? Человек? Машина?

Мой робот мнётся, будто в смущении, и мямлит:

– Да, там скорее всего… вернее, нет… Человек… машина… не могу сказать точно. Я запутался. Меня кто-то зовёт. Нужно посмотреть. Это важно.

Патти идёт к лестнице. Я перехватываю Моссберг удобнее и решительно топаю за ним, но дыхалки хватает всего на три пролёта – с куревом действительно пора завязывать.

Десять ступенек, осмотр, пять шагов, снова десять сту… пенек… осмотр, пять… ша… гов, де… сять, сту… пе… да… вай, тряпка, собе… рись… вдох-выдох, вдох… ос… мотр…

Я отстаю, Патти же шагает, как заводной игрушечный заяц, только белых перчаток, хвостика и барабана не хватает.

Сейчас, ещё немного… задохнувшись, я повисаю на перилах, кое-как переставляя ноги, поднимаю голову, давлюсь воздухом…

Чёрная тень вдруг отлипает от стены и бросается на моего Патти. Мелькает что-то блестящее… нож?! Слышится скрежет металла о металл, злое шипение и писк аварийного сигнала.

– Паттичка!!!

Это ловушка?! Ловушка! Нас заманили!

Моссберг скользит у меня в руках, становится очень жарко, дыхалку окончательно перехватывает, я спотыкаюсь, падаю, съезжаю коленками по ступеням, но цепляюсь, вскидываю ружьё, снова теряю равновесие и всё-таки жму спусковой крючок… БАХ!

Со стены водопадом осыпается штукатурка. Промах. Чей-то визг, явно не мой.

Снова скрежет и шипение. Патти подсекает чёрную тень, валит на пол, но сбоку вдруг выпрыгивает хрустящее розовое облако, накрывает моего Паттичку яркими крыльями, хватает его за плечо тонкой розовой лапкой… я не выдерживаю и, кажется, ору:

– Не трожь его! Отпусти! Па-а-атти-и-и!

Чёрная тень на полу ожесточённо дёргается, хрустящая розовая моль прыгает, лопочет что-то, и… я не вижу из-за неё Патти, я не вижу! Где он?!

– Паттичка! Патя-а-а!!!

Громыхая коленками и локтями, я хватаюсь рукой за перила, ползу, встаю, бегу, отталкиваю розовую хрень в треугольном капюшоне, она валится в сторону, шуршит, пищит что-то…

Мой робот прижимает к полу чёрного некто и спокойно говорит мне:

– Алиса, тише. Всё хорошо.

Хорошо?! Как это?! С трудом перевожу дыхание и нервно сглатываю – на круглой Паттиной голове

царапина

. Хорошо?! Длинная, очень длинная

царапина

. А на полу рядом с дёргающейся, шипящей тенью лежит

отвёртка

. Длинная, очень длинная

отвёртка

Патти говорит:

– Алиса, опусти оружие. Это сотрудничество, партнёрство… я объясню позже. Опусти оружие, немедленно.

Царапина. Отвёртка. Тень. Какое, нахрен, сотрудничество?! Он и правда рехнулся! Опустить оружие?..

В голове становится пусто. Царапины блестят, как серебристые змейки.

– Паттичка… убью. Убью сволочь!

Цевьё Моссберга клацает прямо как в грёбаном американском боевике. Пустая гильза летит в сторону, мелодично звякнув об пол.

Патти предостерегающе моргает красным, отпускает замотанную в тряпки тень, и та спиной вперёд отползает в угол, выставляя перед собой вполне себе человеческие руки. Вполне себе человеческие, но мне всё равно. Мне окончательно и бесповоротно похер.

Сзади раздаётся невнятный писк хрустящей розовой моли и Паттино:

– Алиса, нет. Я объясню. Алиса!

Тень в углу сжимается в комок, закрывает голову руками. Вполне себе человеческими руками. Похер. Я как будто вижу себя со стороны.

Спусковой крючок туговат. Я нажимаю и… БАХ!

С потолка на чёрную тень осыпается ещё один водопад штукатурки – на задранном стволе лежит Паттина хваталка. Пат дёргает Моссберг, забирая его себе. Я отдаю, оцепенело рассматривая ту самую моль, уже