Слак встал истуканом, прервав разговор. Сначала я решил – под болванчика косит – был такой грех за голубчиками в личном разговоре – но затем понял – перебирает вещи. Невежливо отвлекать от этого дела, но и разговор прерывать нехорошо. Чуть обождав, я потревожил:

– Послушай, твое нахождение там, возле дуба, оно тебе что-то дало?

– Ты даже не представляешь! – Он хлопнул в ладоши – Я бы и тебе советовал, но, пойми, бывает, что часто туда наведываться не имеет смысла. Разок сходил, и достаточно. Я думаю, тебе двух раз – за глаза!

– Скажи, а ты пробовал синюю болотную траву?

– Не слыхал о такой…

– Ну-ка, глянь!

Я достал свежий, не начатый кулек и сунул ему в руку.

– А!

– Что такое?

Слак расплылся в улыбке:

– Точно! Пробовал я!

– Ну и как?

– Да ничего особенного. Похорошело, это да, полегче шлось, но и только. Помню, правда, как не мог взять в толк, отчего это небо такое… – Слак запнулся.

– Какое?

– Ненастоящее… – медленно проговорил он и тяжело уставился на меня.

Я спросил со всей серьезностью:

– Нарисованное?

– Да! Хотя… Нет!

Он замотал головой, будто сказал что-то ужасное.

– Слак!

– Чего?

– «Да» или «Нет»?

– Да какое оно нарисованное!? – отмахнулся он, нервно хихикая – Обычное небо. Движется!

Но разговор я запомнил.

– Ты что, завис? – Финниган въедливо уставился на меня своими карими глазищами, поглаживая перчаткой кустистые усы.

– Финниган, скажи. Ты видишь, что небо нарисованное?

– Кто ж тебе такое сказал?

– Слак. Только он сам не уверен.

– А! – отмахнулся Финниган. – Пустобрех. Возникший. Что с него взять?

– Я думаю – много чего.

– Не слушай его. Время не трать.

– Но как можно не обращать внимания на такие вещи?

– Небо и солнышко тебе путь освещают и греют, дарят рассветы, закаты, звезды расстилают перед тобой, а ты так говоришь – нарисованное… Нехорошо!

– Но Финниган…

– Ты грибы ел?

– И что?

– А то, что не нужны они тебе. Не-нуж-ны.

– А что мне нужно?

– Ничего. Тебе душа укажет путь.

– Финниган…

– Ты должен сам все понять. – сказал он, отвел взгляд и молча уселся у костра.

Я постоял, помялся, но затем спросил:

– Почему ты всех, кто много говорит, называешь пустобрехами? Это же информация!

– Потому что смысл тает в океане фраз.

Теперь замолчал и я.

Финниган, по моему разумению, в последнее время говорил противоречивые вещи. В один день призывал задуматься, облепить себя вопросами, а в другой – пойти поспать и ни о чем не думать. Время от времени, из-за противоречивых наставлений, авторитет охотника блекнул в моих глазах, а порой думалось, будто он вообще ничего не знает. Но последняя фраза не оставляла никаких сомнений в легитимности Финнигана как наставника, ментора.

Это не было четким руководством к действию, советом или рекомендацией. Он раскрывал секреты бытия, казалось бы, такого неприступного и недосягаемого.

А что, в итоге, мне делать? Наверное, нельзя без всякого основания и повода решиться думать, и не думать непозволительно – так я заключил. В духе Финнигана.

***

Уснул я сладко, глубоко видать провалился, и пока грезы не досмотрел, с постели не вставал: деваться было некуда, убежать из сна не получалось.

И грезилось, что боги управляют мной, через машины, каких не видывал. Велят что делать, говорить. Будто я – не я вовсе, а отражение их желаний.

А сами – исполины, больше меня и всякого, больше мира, за которым наблюдают. Следят через громадные оконца своих машин, и все отстать не могут.

Создают меня боги каждую секунду, а прекратят – мир кончится: не будет меня, не будет мыслей. Мыслей, которых на самом деле нет…

Проснувшись, первым делом взялся за ниточки, они пока вели к образам уходящего сна.

Боясь позабыть что-то важное, я отчаянно хватал fragile details, но они рассыпались, едва притрагивался. Образы стремительно убывали, гасли как угли от костра, оказавшись под проливным дождем.

Ускользающий сон, вяло вспыхнув, напомнил – характеры у меня бывают разные: то излишне сердечный, то внезапно жестокий, частенько подлый. И совсем противно сделалось.

Больше ничего вспомнить не получалось.

От досады я отправился на бессмысленную прогулку – смотреть в ночной небосвод, а еще хотелось повстречать заплутавшего собеседника, охочего до разговора.

Собеседника… Точно! Во сне боги прочитывали все, что произносил я или мой собеседник! А язык? Какой язык использовали? Не вспомнить.

В мягком ночном воздухе дышалось легко, лес неподалеку укал и гакал, в кустах пели сверчки. Я смотрел вверх: на небе выступили бесчисленные звезды и часто сверкали, заливая небосвод кипенным светом, бесконечным и недостижимым. Он поглотил взор, заволок в бездну раздумий.

Я не мог найти себе места, осознав, что людям выделена самая малость.

Вам чуток звезд на небе – сколько выйдет, столько и сосчитайте, земли плодородной с лесами, полями, морей бескрайних округ вам, неба лазурного над головами, облаков тучных наливных, да солнышка яркого лучистого.

Думаешь: вроде много, а вроде нет. Видно, мир дальше расходится, в стороны идет. На людях не зациклен, не сходится свет на них. Живет, кто его знает, какой незнакомец прямо на той звезде, и тоже думает: «А чего это так всего мало? Али много? – понять не могу».

Существуют ли боги, что во сне привиделись, или само-само придумалось..? А коль само, откуда взялось?

И думал я, колобродил, собеседника верного искал, да все не шел, не ступал на тропы, по которым проходил я не помню сколько. И только силуэт, темно-синий в ночи, едва различимый на фоне деревьев, неустанно следовал за мной и будто звал куда-то.

Unexpected Error

Близилось нечастое событие – ежегодное Слушание. Раз в год голубчики Лагеря доносили чаяния до самого Магната, не отказывая в похвальбе и восхищении великим управленцем.

Бард куда-то запропастился. Напевов не хватало, ведь зачастую песни и стихи словоплета предвещали вынос Магната, своеобразный маячок.

Для выноса существовал специальный mobile throne. Четверо голубчиков, чаще из знати, в парадных одеждах выносили престол с управленцем, а народ говорил, когда велели.

В Замок не приглашали, выносили во внешнее кольцо и устанавливали прямо у ворот с решеткой.

Я всегда думал, что логичнее проводить мероприятие в Тронном Зале, но куда до моих мыслей остальным!

В Тронном Зале я разок-другой бывал. Конечно, обомлел сперва, было с чего.

Богатая просторная зала, огромный стол площадью в несколько хижин, на нем медные блюда с кушаньем изысканным, почти нетронутым.

Я глядел тогда и диву давался, слюни глотая, да посуду воруя понемногу. Инвентарь мой в то время хорошенько пополнился дорогим барахлишком, а по Лагерю долго ходили тарелки да вилки с магнатского стола.

Что еще помню, свечей там было не счесть, точно днем в ясную погоду вышел, а высокий деревянный трон Магната покрывал изящный слой резьбы, с вкраплениями золота, натертого до блеска. Я пригляделся – в некоторых местах престол обит карминовой тканью.

Свиты подле трона толпилось изрядно, и все с важными лицами. Друг перед другом выставлялись, подбородками вверх тянулись, показывая свою необычайную значимость.

Облачены они были в роскошные armors, щедро осыпанные драгоценными камнями, с откидными воротами из бурдючьего меха. Таких в периметре и за пределами не встретить. А на руках-то! – атласные перчатки, и пальцы златыми да серебряными кольцами сверкают, а в них аквамарины, янтари, рубины. Попробуй в таких – сразись! В народе не зря говорят: «Работать как Магнат», то бишь не работать совсем.

Про Великого Магната и сказать нечего: ему от свиты похвальба да поклонение, взгляды заискивающие. Полна свита манерами и жестами лукавыми!

А сам Магнат – ничего путного, глаза бездушные, отстраненные, точно пропел Бард:

…

Дракон, держась на троне вечность,

Не подпуская никого,

Лишь только дарит время

Любоваться на него.

В глазах того – сапфиры,

Бездушные холодные цветы,

Богатства и мальдивы,

Невиданной цены.

Те каменные руки,

Та чешуя из золота – взгляни!

Не выпускают трона,

Но только подымаются – беги!

Не тронь его, безумец,

Змей не поймет того.

Его, короной обреченного,

Коснуться не дозволено!

…

Народу собралось где-то два десятка, и было некомфортно. Я был погружен в собственные мысли, мероприятию внимания почти не уделял. Да и знакомо все, ужасно знакомо.

Процессом управлял Переговорщик, он наводил палец на одного из толпы, затем велел говорить.

Переговорщик был одним из членов свиты, самый высокий из них, его частенько называли Высокий Член.

Ты, голубчик, – Переговорщик указал на меня своим длинным пальцем, – что желаешь рассказать Великому Магнату?

_______

1. О, великий командир, преклоняюсь пред твоею мудростью!

2. Повелению твоему всегда подложен.

3. Ненароком чуть слезу не пустил, завидев тебя! Оттого что воин, сдерживаюсь!

4. Твоего приказа только жду, солнце ясное!

5. Донести на изменников хочу, еле сдерживаюсь!

6. Обомлел я, слова забыл, Великий Магнат!

7. Разреши измышления о твоих деяниях прелестных выдать!

_______

Я всегда переминал разные фразы, если доводилось говорить с Магнатом, но в этот раз решил сказать от сердца:

– Мудила!..

001010100101011100010100010011100101101101011011010110000101101100010100

0101100001001100010011000101111001011011010110110100111001001101000101000

1100000010100010101001001010101010011100001010001001010010111010101110101

0011100101011001011001010111010101001001010111010100000001010001011101010

1100000010100010110010101101101011000010011000100111001011100010111000001

01110001011100010111

001010100101011100010100010011100101101101011011010110000101101100010100

0101100001001100010011000101111001011011010110110100111001001101000101000

1100000010100010101001001010101010011100001010001001010010111010101110101

0011100101011001011001010111010101001001010111010100000001010001011101010

1100000010100010110010101101101011000010011000100111001011100010111000001

01110001011100010111

Я встал порывисто, буквально вскочил на ноги. Сплю я легко, ничего не снится. Только глаза закрою…

Я огляделся: голые стены без окон, но не темно – свет просачивается в щели, ветхий матрас на дощатом полу, деревянная дверь на засове. Место незнакомое.

«Заброшенная хижина!» – мелькнуло в голове. Я тихонько прошел к двери по скрипучему полу, осторожно отодвинул засов и выбрался из хижины, захлопнув за собой тугую дверь. Солнце стояло в зените, погода ясная и… Баа! На мне была чужая броня!

Я отошел от хижины и удивился – вроде перевалочного пункта для путника, но никаких припасов внутри не было, никакой печки не приспособлено и места для костра поблизости нет.

Я направился оглядывать местность. Чуть вдали красовался Лагерь Бродяг, прикрытый от скорого хода резкими холмами с обильной зеленью и тихой речушкой.

Броня на мне была та, в какой гарцуют голубчики из того лагеря за холмами, двигаться в ней было непривычно. Недолго думая, я побежал в Родной Лагерь, попутно привыкая к новому armor.

Спешить в незнакомом доспехе удавалось с некоторым преодолением, хотя никаких фактических неудобств он не причинял. Скорее, непривычно было.

Я сбавил ход на раскатистом холме, почуяв знакомую душистую травку, что росла в окрестностях Родного Лагеря, остановился, усладясь возникшей картиной: впереди был пышный и живой лес, от него долетали звуки и частички тайн, упрятанных в самом сердце дремучего царства.

А дальше могучего леса высился знакомый серый замок без тына. Только башни торчали из зеленого глушняка, окруженные ветвистыми стволами – обман зрения, но чертовски красиво, петь захотелось. The Castle вырастал из густолесья и звериной дикости.

Я сперва забоялся идти во внешнее кольцо, но потом осмелел. А что оставалось?

Тревожился я толи по неопределенности, в которую попал, толи потому, что доспехи на мне были чужие. Сложное ощущение.

Стражники пустили без всякого промедления, даже косо не глянули. Вокруг все казалось прежним, во всяком случае, так говорил мой внутренний голос.

Финниган сидел на лавочке, раздосадованный.

– Явился!

– Финниган, что произошло?

– Вот скажи мне, зачем ты везде суешь нос?

– Я ничего не сделал, просто хотел…

– Просто, все у тебя просто!

Охотник покачал головой, в глазах – полная безнадега.

– А сейчас можно? – робко поинтересовался я.

– Что можно?! – Финниган не скрывал раздражения.

– Сказать, – мне казалось непременно важным разузнать все, чтобы не повторить случившегося, пока не совсем понятного.

– Да етивокура! Проход закрыли!.. а его волнует, может ли он сказать слово мудак!

– Проход, Финниган, я ничего не понимаю.

– Ох… парень, все тебе можно было, пока ты грибов этих не нажрался, и даже синий болотник позволительно было…

– Да что произошло, старина?

– По твоей милости нас перекинуло с одного сценария, на другой. Старина.

– Что это значит?

Финниган вяло посмотрел на меня:

– Слушай, коли хочешь, – он обреченно покачал головой, и сразу продолжил. – Мир наш, как бы множится, и существует в бесчисленных количествах, но на определенных участках, так назовем, миры крайне идентичны, и мы существуем во множестве миров одновременно, но до конкретных пределов участка. И существовали мы прежде на том участке, где был открыт проход.

– Мы были в одной части совокупности близких миров, а теперь в другой?

– Да! – злобно ответил Финниган. – Соображаешь… Умная голова, только дураку досталась…

Таким я его еще не видел.

– А чем это грозит?

– Ничем, абсолютно ничего не поменялось, за исключением твоих занятий, брони, которую носишь…

– И..?

– И проход теперь закрыт, – вздохнул охотник.

– Как же так…

– Да вот так! Мы хотели убраться из этого мира, по своей воли, память, возможно, сохранить, а теперь… И все из-за тебя!

– Дак чего же ты мне раньше не сказал, я бы не стал выкрикивать!

– Как тебе объяснить? Ты такой человек, стал бы за нами увиваться, совать везде свой нос, не давал бы проходу, это твоя сущность, понимаешь? А путь у тебя иной, я говорил, ты должен перейти в другой мир, не в Дикий Лес. Эх, Дикий Лес, теперь только одни воспоминания, и тех потом не станет.

– Может быть, есть какой-то иной способ?

– Может и есть, да откуда знать… Я же не провидец, я просто человек, который знал чуть больше, душа подсказала.

До меня стало доходить. Финниган и остальные, преднамеренно скрывали информацию для общей пользы.

– Финниган, прости.

– Бог простит. Ты лучше к Кухену не ходи… да ни к кому не ходи, не рады тебе тут.

Он опустил голову.

– Финниган – робко спросил я.

– Что?

– Ну откуда ты все это знаешь?

– Видать, такой я.

Больше я ничего не спрашивал.

И сразу же, вихрем одернул Истопник, никогда до того первым разговор не заводивший:

– Твоих рук дело?

– А что?

– Еще раз такое повторится, будешь иметь дело со мной. – сказал и спокойно ушел. Проверять слова не хотелось.

Далее мои приключения шли совершенно обыкновенным образом, но мысль о проходе не давала покоя, и дело было даже не в сценарии, или Лагере Бродяг, находиться в котором мне претило.

К тому моменту что-то изменилось. Я больше не смотрел на мир лагерей прежними глазами, все сделалось предсказуемым, хотя было таким все время; жить стало пресно и временами совершенно невыносимо. Конечно, я понимал, это дом родной, но как птенец выходит из гнезда, оперившись, так и мне предстояло…

Потому я быстро состряпал план и принялся его исполнять.

Глубокой ночью, когда цикады сочно пели, а звезды покрывали серебром гладкие камни Замка, я пробрался во Двор Магнатов проверенным способом – взобрался на крышу деревянной хижины, примощенной вплотную к стене крепости, и влез по ней в окошко сторожевой башни, где частенько отлынивал стражник.