Сны Бориса

Толпу в Кремле отнюдь не собирают,

А вызывают граждан, сам-один,

По чину, во приказ Голосовой.

Приказный дьяк вошедшему сурово

Так задает Вопрос: «Ты любишь ли Царя

Бориса сына Федора, что прозван

За подвиги в народе Годуновым?»

А сам глядит: как спрошенный откроет

Для отвечанья рот? И если тот

Как бы пещерой широко его раззявит,

То, значит, хочет «Да!» промолвить. И ему

(Пусть будет то Басманов) голос царский

Тогда приказный в горло задвигает.

То видом шкворень в палец толщиною,

Железный, гладкий, круглый, вороненый.

И письмена на нем латыньские сияют

«Енергизер», иль, может быть, другие,

О мудром устроенье говоря.

(Будь милостив, доступен к иноземцам,

Доверчиво их службу принимай).

И получивши голос, голосящий

Тотчас своею волею его

Охотным «Да!» за батюшку-царя

Дьяку вручает. Тот же, вынув шкворень

(Будь молчалив; не должен царский голос

На воздухе теряться по-пустому),

Запишет это «да» в большую книгу,

И следующего позвать немедля

Проголосившему велит, прощаясь…

Когда же голосящий как бы вширь

Распялит пасть для злого отрицанья,

Тому зачем тогда давать и голос?

Собаку, члены заковав в железы,

В позорное мучительное рабство

Отправят туркам нехристям поганым:

Такому-то в таком лишь месте место!