Живая память. Непридуманные истории, документальные свидетельства, рассказы очевидцев о Великой Отечественной

ПРАВДИНЫ, ПО УСТЬ-ИЖОРСКИ, – ЗАРЁВЫ.
Валентина Правдина

До войны многих в Усть-Ижоре звали по прозвищам. Например, у семьи фамилия Дичунас, а все зовут их Антоновыми – потому что хозяин Антон. Хозяин Тихон – значит, Тихоновы, хотя своя фамилия совсем другая была. А наше прозвище – Зарёвы. Дед мой, Дмитрий, был коваль (кузнец), поэтому лицо у него всегда красное было. Вот по деду нас, Правдиных, звали Зарёвыми.

В мае мы с братом Сашей Правдиным окончили 7 классов. В июне в предпоследнее воскресенье по радио объявили, что в четыре часа начали бомбить Киев: Германия объявила нам войну. Первые воспоминания – испуга не было. Но все хотели что-то конкретное знать, поэтому слушали радио каждую минуту. Папа пошёл на работу, несмотря на то, что был выходной день. Когда вернулся домой – сказал, что надо готовиться к эвакуации: объявили, что будет эвакуация завода. Папа работал на заводе им. Ворошилова^[12]. Это завод, который выпускал оружие. Папа сказал: сначала отправят вещи, а второй эшелон уже пойдёт с людьми. Мы стали собираться в эвакуацию и продавали всё, что выросло у нас на огороде, и вообще всё, что можно было продать. Распродали мы всё очень быстро. Мы должны были уехать 7 сентября, но не успели. Фронт приблизился, начались обстрелы, поезда перестали ходить. Нас довезли до станции Ижора, там мы вышли и пошли обратно домой. Так мы остались в блокадном Ленинграде. Пришли домой, а дома ничего нет: всё же распродано. Буквально через десять дней на нашей территории расположился медсанбат 55-й армии. Из четырёх комнат дома нам на пятерых человек – маму, папу, сестру Машу, брата Сашу и меня – оставили 12-метровую комнату, а остальные помещения занял начальник санитарной дивизии 55-й армии. На кухне расположился его адъютант, а в проходной 9-метровой комнатке разместились 4 врача. Маму вызвали в сельсовет и направили на оборонительные работы, но вместо мамы поехала я. Под Ям-Ижорой мы стали рыть противотанковые рвы. Мне было 15 лет, а брату – 14. Там я встретила своих одноклассников. Но на окопах мы были недолго. Началась бомбёжка. Прилетел самолёт и на бреющем полёте начал расстреливать людей, которые рыли противотанковые рвы. Мне повезло – у нас была компания из нашего класса, и мы вчетвером держались рядом. Когда началась пальба, мы прыгнули в ров с водой, а когда стемнело, в этот ров прыгнули ещё трое. Мы думали, что это немцы, но это оказались наши: двое солдат и один гражданский. «Ребята, как вы здесь оказались?» – спросили нас. Мы ответили, что спрятались сюда, когда началась стрельба. Мы сидели полностью в воде, над водой торчали только наши головы. Военные сказали нам: «Ребята, не бойтесь! Мы вас переведём через линию фронта, только надо подождать». Мы дождались темноты, и за этими бойцами ползком перебрались на нашу территорию. Ползли примерно полкилометра, и нас привели на речку Ижору. Там по берегу мы уже вышли к родной Усть-Ижоре. Вот такой эпизод произошёл со мной в самом начале войны.

А потом началась тяжёлая жизнь, для нас – вдвойне, потому что мы всё продали. Есть нам уже сразу было нечего. С мамой и братом стирали бельё для медсанбата, а когда привозили раненых, помогали переносить их в палатки.

Как-то мы разгружали раненых, одного стали подымать, а он говорит: «Я сам». Стал он подниматься, и у него кишки выпали. Хорошо, что санитар как-то сумел повернуть раненого, ткнул, чтобы он упал, и обратно его шинелью стал внутренности запихивать. Кошмар!

Когда из машины людей выгружали, персонал медсанбата распоряжался, кого куда нести. Если ранение в живот – в одну палатку; в голову, в руку ранен – в другую. Я как-то поинтересовалась, почему так, а мне ответили: если ранение в живот – всё будет бесполезно, человека сразу умирать несли.

Весь наш участок земли и все бытовые постройки были заняты под госпиталь. В сарае организовали столовую для обслуживающего персонала и ходячих больных, а в конюшне оборудовали кухню. С холодами, во дворе построили сушилки для белья: поставили столбы четырёхугольником, поперёк прибили рейки. Нам приходилось стирать бельё. Когда стало холодно, мама уже не могла полоскать бельё в холодной воде. Полоскать пришлось брату. А я ему помогала. В январе мне исполнилось 16 лет, это уже был 1942 г. За нашу работу нам давали котелок каши – пшённой или овсянки. Каша и припасы из погреба нас спасали от голода.

Уже в середине января адъютант как-то разбудил папу и говорит: «Что-то кошка орёт. Похоже, зовёт куда-то. Пойдём, отец, посмотрим». И папа пошёл вместе с ним. Кошка привела их к дороге и лапами стала рыть снег. Папа с адъютантом подумали, что в снегу замерзает человек, а там оказалась передняя часть лошади. Находка спасла нас от голода. Всю ночь мы разделывали конину: надо было шкуру (шкура тоже потом в еду пошла) отделить от мяса, а сил-то считай, не было. Из мяса мама наделала котлет. На чудесный запах вышел сам начальник медсанбата, говорит: «У вас вкусно пахнет». Мама и его котлетами угостила. За время блокады всех собак и кошек съели, а наша кошка прожила с нами всю войну и после войны принесла котят.

Мой брат Саша во время войны пошёл работать на завод в Металлострое. 15 лет тогда ему было. Сначала работал деревомодельщиком, потом в цех перевели, где получил высокий разряд. Потом мастером перешёл работать, а из мастеров уже бригадиром назначили. В конце концов, стал Александр начальником цеха. В послевоенное время, будучи начальником цеха, часто по работе выезжал за границу. Умер в 47 лет от лучевой болезни (дозу радиации получил в Польше, где случилась неполадка с оборудованием).

Моя старшая сестра Маша училась в Университете. В 1942 г. её вместе с Университетом по Дороге жизни эвакуировали в Казань. Там она окончила институт, а я в это время поступила работать. Неработающим полагалось по карточке 125 граммов хлеба, а работающим – почти 200. Поэтому все подростки стремились работать. На станции Понтонная предприятие было от НКСП^[13] – Средне-Невский ССЗ^[14] № 363. Или попросту – понтонная верфь. Корабли строили. Я недолго проработала подсобницей, потом оформили учеником судосборщика. Проработав тут всего неделю, я потеряла сознание и упала на днище корабля. Меня вытащили и привели к начальнику цеха. Посмотрел он на меня, да и говорит: «Мало того, что она ребёнок, так она ещё и дистрофик». Отправил меня в отдел кадров: «Может, подберут какую другую работу». Устроили меня учеником бухгалтера и определили на бухгалтерские курсы в учебный комбинат, который я закончила в 1945 г., получив удостоверение бухгалтера.

От «маяка»^[15] (нас ещё звали Правдины с маяка) в Усть-Ижоре до Понтонного пройти надо было 5 км в один конец. Однажды, когда я шла с работы, начался обстрел. Снаряды ложились по дороге. Я побежала, и вдруг – толчок. Незнакомый мужчина вовремя толкнул меня в канаву. Но всё равно мне зацепило ногу осколком снаряда, и спаситель притащил меня в наш же медсанбат на верфи. Там мне вытащили осколок и отправили домой.

Средне-Невский ССЗ № 363 обстреливали каждый день. Моряки, которые там работали, ходили на обед строем. В обеденное время как раз и начинался обстрел. Потом уж им дали команду, чтобы бежали по канаве врассыпную.

Однажды я относила документы в «первый» отдел и видела, как сажали в машины и увозили куда-то работников завода. Оказывается, были засланные люди, которые ориентировали обстрел по заводу именно в то время, когда подходил к концу ремонт быстроходных тральщиков. На ремонт тральщики приходили по ночам, так же по ночам и уходили обратно. Так вот, обстрел начинался после завершения ремонта и точно по тому месту, где стоял отремонтированный корабль. Как только этих людей забрали – точные обстрелы и прекратились.

Много и страшно умирали люди, оставались пустыми дома. Мы с братом собирали по Ижоре покойников, обходили дома. Если хозяева умирали – деревянный дом на снос, а дрова раздавали людям, которые не могли сами себя обеспечить. В жутко суровую зиму 1941-го на берегу Невы вырубили все деревья.

Завод им.Ворошилова, где работал папа, был недалеко от завода «Большевик». Папин завод перешёл на казарменное положение, да и многие заводы так работали. Я часто ходила к папе, чтобы отнести какие-то продукты. А пройти надо было 15 километров, так что я с утра уходила и только к вечеру возвращалась – ходьба в одну сторону занимала 4–5 часов. Очень тяжело и очень страшно. Папа на заводе питался. А нам так и выдавали по 125 граммов хлеба на человека до конца 42-го, потом уже стали прибавлять по 25 граммов, затем – по 50. В магазин за продуктами я уходила в 5 часов утра. Встану и иду занимать очередь. Магазин был в Соцгороде (сейчас п.Металлострой). Тогда там всего 4 дома было. В одном из них был магазин. Очереди длинные, стоять приходилось долго: подходит человек, у него берут карточку, вырезают талоны на хлеб, сахар, крупу. Крупы можно было купить не больше килограмма. Сейчас всё продается в упаковках, а раньше – из мешка совочком по пакетикам развешивали. Но в основном все ходили со своими торбочками – тканевыми мешочками. Кроме хлеба, брали, если повезёт, сахар, крупу: овсянку, пшено, перловку (риса не было). Нам в Усть-Ижоре страшно было до конца 1942-го, потому что часто обстреливали. А потом уже в основном стреляли по городу, по заводам.

Лёд в 1942-м сошёл только в мае. Если во время обстрела снаряд попадал в Неву – оглушённая рыба всплывала кверху. Все, кто только мог, на лодках ехали собирать эту рыбу. Большим подспорьем было. Все, конечно, радовались: во-первых, потому что снаряд не попал ни в чей дом, а второе – рыба, люди могли питаться.

Кормлением нашим руководила мама. Каждый день она давала картошинку и полкусочка хлебца утром и в обед, а вечером обязательно сухарик и чай. Сахара – одну ложечку. До войны, до казарменного положения, за столом всегда такой порядок был: собирались все на кухне, и первым начинал кушать папа – это был закон. После него можно было приступать к еде и нам: брату Саше, сестре Маше и мне. Накладывала еду мама. А в блокаду есть всё время хотелось. Выживали так. Меня сельсовет послал работать в колхоз им. Маркса Гёльца, на правый берег Невы. Дали в подчинение 9 детей от 8 до 12 лет, мне 16 лет было (самая старшая), мы рвали лебеду, делали пучки и грузили в машину. Военные пригнали четыре «полуторки» с прицепами, загруженные ёлками и еловыми лапами. Большие лапы разбирали на веточки и тоже вязали в пучки, наполняли мешки и развозили по предприятиям в Ленинграде. К концу 42-го у нас уже и щавель, и лебеда, и хвоя еловая впрок были заготовлены. На всех заводах из крапивы, лебеды, хвои делали витаминный напиток. В начале смены на проходной любой рабочий обязан был кружку этого отвара выпивать. Иначе и по пропуску не пропускали. В самую страшную пору ели сныть, крапиву, лебеду, как только она показывалась из земли. Из крапивы варили щи, пекли оладьи. Мама зелень пропускала через мясорубку, добавляла чуть-чуть муки и из этого теста делала блинчики. Как она старалась, чтобы всем было хорошо! Всем хотела угодить. Вечная ей память!

В январе 1944-го, 27-го числа, город был полностью освобождён от блокады. Началась стройка. Надо было всё восстанавливать. Работали не по 8 часов, а по 10. С фронта возвращались раненые, а наш медсанбат (55-й армии) пошёл вслед за фронтом.

Первое, что у нас появилось – это собака. А случилось так: шёл мимо нас какой-то мужчина с собакой. Вдруг с ним случилось что-то, и он упал. Его подобрали, увезли, а собака осталась, ну мы и взяли её себе. Но прожила она недолго – очень старенькая была. Потом у нас появилась Зельда, немецкая овчарка.

Об окончании войны мы узнали неожиданно. Папа болел, лежал дома, я собиралась на работу, мама – в магазин. Вдруг по радио объявляют конец войны. Стали мы обниматься, целоваться, чуть не плясать – столько было радости! И верилось, и не верилось! Не верилось потому, что, несмотря на объявленный мир, бои всё ещё шли. Не хотел фашист сдаваться. Ещё гибли наши люди. Возьми злую собаку – чем больше её бьют, тем больше она огрызается. Так и тут: мало того, что врагов в их же логове побили, так они всё равно пытаются что-то доказать.

Сейчас очень многие люди ищут тёплого места, а раньше и не думали об этом: ни в войну, ни после войны. У меня очень тяжёлая была жизнь. 18 лет я жила одна и жила в основном работой. В то время люди старались держаться друг друга, семью берегли. Сейчас много разводов. Молодая пара сошлась, чуть немного пожили, что-то не понравилось – сразу «фырк», и пошло! Раньше люди в словах были осторожнее. Вот сейчас могут сказать всё, что угодно. А надо быть терпимее. 12 января 2015 г. мне исполнится 90 лет^[16]. Как-то вышла я из магазина и встала – надо перейти через дорогу. Люди мимо идут, как будто их не касается. Хорошо, один парень, молодой, высоченный, подошёл ко мне и говорит: «Бабушка, Вас перевести?». Сумку мою подхватил, за руку взял и перевёл через дорогу. Потом ещё спросил: «Куда Вас отвести? Может, Вам помочь?». Добрый человек всегда стремится сделать что-то для другого, помочь не только больному, но и пожилому, старому. Доброта человека успокаивает, уравновешивает. Молодому поколению я хочу сказать: «Будьте добрее!».

Записала Мария Кириллова

Октябрь 2014 г.

УРОЖЕНЕЦ ПЕНЗЕНСКОЙ ЗЕМЛИ – ЗАЩИТНИК ИЖОРСКОЙ.
Иван Евдокимов

«Исхожу всю землю, но вернусь к тебе». Мой дед, Иван Михайлович Горбунов, с войны не вернулся. Он похоронен на кладбище у храма Александра Невского в Усть-Ижоре.

Возле церкви Александра Невского в Усть-Ижоре есть старое кладбище, на нём – братская могила бойцов 2-го отдельного разведывательного батальона 55-й армии, павших в боях с немецко-фашистскими захватчиками. Разведчикам установлен памятник.

Однако мало кто знает, что на этом же кладбище есть ещё несколько воинских захоронений времён Великой Отечественной. На одном похоронен комсостав 68-го стрелкового полка (сп) 70-й стрелковой дивизии (сд): командир полка, начальник штаба полка, помощник командира полка, комиссар полка. Один из похороненных здесь офицеров – мой дед – капитан Горбунов Иван Михайлович, начальник штаба 68-го сп.

Иван Михайлович Горбунов родился в 1909 г. в селе Кириллово Пензенской губернии (в настоящее время это в Земетчинском р-не Пензенской обл.). Он был старшим ребёнком в крестьянской семье, в которой, помимо него, было ещё четыре сына: Григорий, Пётр, Николай и Василий. Все пятеро ушли на войну, а вернулись – двое.

Мой дед служил в Красной Армии с октября 1931 г. Год начала его службы в 68-м сп мне неизвестен, но 70-я сд была сформирована в 1934 г. В 1936 г. полк в составе 70-й сд был передислоцирован под Ленинград – в Красное Село, а потом на Чёрную речку. В 1937 г. новая передислокация – теперь в район Парголово. В 1939–1940 гг. в составе своей дивизии полк участвовал в финской войне, по завершении которой оставлен был в Выборге, откуда в августе 1940-го выведен обратно в Ленинград. Об этом в письме семье:

«Здравствуй, Маруся, Миша, Тома.

Дорогая Маруся, война кончена^[17], и самое дорогое, я жив и здоров.

13 марта до 12 часов дня мы дрались как волки. Люди убивали друг друга. И вот, в 12 часов получен приказ прекратить огонь, мир. Все люди радовались до слёз, и сейчас живём спокойно, в хороших землянках, не свистят уже пули, не рвутся снаряды, жизнь стала радостная. Маруся, я думал, что скоро увидимся, но, по видам, не скоро ещё. Нам государство доверило большую честь: нас оставили на новой финской границе. Опять в лесах, и к осени, наверно, приедете и вы.

Больше новостей нет. Меня представили к награде орденом. Но это ещё не знаю, пройдёт ли, потому что будут разбирать три ступеньки ещё. Ну, пока живи, радуйся и веселись.

Маруся, велосипед теперь считай твой. Если сумеешь, то отдай его через Чуркина починить в город. Сама научись кататься и занимайся утром и вечером гимнастикой. Чтобы я приехал, ты бы не старела.

Целую и обнимаю тебя, дорогая, и Мишу с Тамарой.

Не тужи, подружка, о моей судьбе.

Исхожу всю землю, но вернусь к тебе.»

…В июле 1941-го 70-я сд была переброшена в район Порхова (Псковская обл.), где вступила в бой с гитлеровскими войсками. Участвовала в контрударе под Сольцами, когда враг был отброшен на 40 км и освобождён г.Сольцы. В дальнейшем дивизия отступала почти до Ленинграда.

Иван Горбунов в июльских боях был ранен и в госпиталь направлен в г.Владимир. Именно оттуда он посылает письмо семье:

«Здравствуй, Маруся, мама, папа и Миша, Тамара. Желаю выздоровления Вале. Привет брату Васе. Маруся, сейчас вот 16 августа я получил от тебя письмо. Письмо это первое, что я получаю от тебя, а всего второе – одно от ребят. И конечно, я очень рад этому письму, ибо я его очень ждал. <…>

Ну, насчет того, что я вас не пугаю, я действительно уже выздоровел и сейчас лечусь только одной физкультурой. Рука почти действует как нормальная. Но тяжести большие пока поднимать нельзя. А ранен был я так. Во время налёта авиации я хотел помогнуть пушке выехать из грязи. Мы в тот момент гнались за немцами. И меня воздухом от разрыва бросило в сторону и ударило об дерево. И в результате сломало 2 ребра на груди, и разбило плечо, и около кисти в кости получилась трещина. Когда я очнулся, меня на носилках несли Суханов и Мелешко – врач. Он хорошо меня забинтовал, и тут же на машине отправили в тыл, а оттуда и дальше поездом. Ну, рёбра на груди, а не на боку, они хрящиковые и дней через 12 срослись. Плечо тоже срослось, только осталась шишка – мосол, где срослось у ключицы (по-кирилловски «хомутик»), и сейчас трещина у кисти тоже хорошо проходит. <…>»

Во владимирском госпитале дед лечился неполный август и следующее письмо пишет уже с обратной дороги в полк, который к тому времени занимал подступы к г.Колпино.

«Здравствуй, Маруся, папа, мама, и дети все, и брат Вася.

Ну, дорогие, пишу письмо из Москвы, жду поезда в Ленинград. Маруся, из госпиталя я выписался 19.8 и в тот же день прибыл в Москву. Заехал к Грише^[18]. Как я туда доехал – это было очень много приключений. Григория я нашёл очень далеко. Он выехал за мной на мотоцикле, и мы поехали ночью. Свет, конечно, зажигать нельзя. Был дождик, очень темно, и дорогой нас чуть не задавили автомашины. Не доехав до него, мы свалились под мост – в темноте проехали мимо моста. Ну, Григорий и я отделались лёгкими ушибами, мотоцикл бросили и добрались до него пешком.

У Гриши я был часов 12. Много с ним переговорили. И вот я сейчас на вокзале должен ждать сутки поезда. Ну, как доеду до Ленинграда, то, конечно, напишу.

Больше писать нечего. Ну, пока. Будьте живы и здоровы.

21.8.41 И. Горбунов»

В нашей семье сохранилась вырезка из газеты «Ленинская правда» (орган Земетчинского райкома КПСС) за 1967 г. с описанием геройских действий моего деда в бою возле станции Медведь (это под Лугой). Написал про собрата по оружию подполковник в отставке А.Дубинин (тоже участник боёв Великой Отечественной):

«На дальних и близких подступах к Ленинграду 70-я ордена Ленина стрелковая дивизия сражалась с фашистами. Воины дивизии мужественно и храбро дрались у стен города революции. В составе дивизии было много воинов и из Пензенской области. В числе их – уроженец села Кириллово Иван Михайлович Горбунов.

В семье Ивана было пятеро братьев. Все они воевали на фронтах, защищая Родину. Трое погибли в боях. Вернулись только Пётр, который живет сейчас в Омске, и Василий, который трудится в родном селе.

В августе 1941 года под Ленинградом шли особенно упорные и кровопролитные бои. Фашисты бешено рвались к городу, бросали в бой многочисленные танки, авиацию, пехоту, десанты парашютистов. Наши солдаты не жалели своих жизней, они делали всё, чтобы задержать продвижение противника.

Однажды^[19] у станции Медведь во время боя замолчала наша пушка ПТО, её расчет был убит. Это заметил Иван Горбунов. Он мигом бросился к орудию, зарядил его и открыл огонь по подступавшим танкам. Сначала загорелся один фашистский танк, затем второй. Немцы отступили, атака была отбита.

 

В сентябре 1941 года враг предпринял попытку форсировать Неву. Немецкие шакалы думали соединиться с финской армией на Карельском перешейке. В дни тяжелых сражений на берегах Невы 70-й дивизией командовал Герой Советского Союза, тоже наш земляк-пензенец Анатолий Краснов. А одним из стрелковых полков^[20], входящих в дивизию, – Иван Горбунов.

В районе Невской Дубровки 30 сентября 1941 года фашисты стали усиленно обстреливать и бомбить занятые дивизией плацдармы. Нельзя было найти клочка земли, который бы не был изрыт воронками и полит кровью. Казалось, невозможно уцелеть в этом кромешном аду. А фашисты бросали в атаку всё новые и новые свежие силы, надеясь сломить сопротивление наших войск.

В это время домой, в Кириллово, пришло <…> письмо от Ивана. “Дорогая Маша – писал он. – Береги детей. Воспитывай и учи их так, как учит нас партия Ленина. Я знаю, тебе будет нелегко с троими. Поцелуй за меня Мишу, Тамару, маленькую Валю. Утром идём в бой. Целую всех вас. Иван <…>”».

Осенью 1941 г. враг был остановлен на подступах к Ленинграду. Юго-восточное направление прикрывали части 55-й армии, в состав которой на тот момент входила 70-я сд. 68-й сп прикрывал подступы к Колпину. Немецкие снайперы устроили настоящую охоту на командирский состав. Так, в 68-м сп за 3 месяца было убито всё командование полка: 7 декабря 1941 г. убит комиссар 68-го сп старший политрук (по другим сведениям, батальонный комиссар) Иван Демидович Кочкин; 8 декабря – командир 68-го сп майор Василий Алексеевич Кравцов; 12 января 1942 г. – начальник штаба 68-го сп капитан Иван Михайлович Горбунов; 4 февраля 1942 г. – помощник командира 68-го сп майор Александр Иванович Суханов. Похоронили одного рядом с другим на кладбище п.Усть-Ижора. В одном из последних писем семье Иван Горбунов писал:

«Здравствуй, Маруся дорогая, дети Миша, Тамара и Валя, родители папа и мама и Вася^[21].

Маруся, сегодня 17-XII-41 года я получил от Вас и от Васи письмо. Письмо написано 17.11.41 г., где вы сообщаете, что Пётр ранен. Я получил письмо 18.12.41 г. в тот момент, когда я два дня отдыхал. Сейчас 18.12.41 года я кончаю свой отдых, и сегодня идём в бой с врагом ликвидировать блокаду, какую нам организовали мерзавцы немцы. Ну, за письмо спасибо, очень рад, что живёте хорошо. Маруся, я Земетчинскому райвоенкому написал письмо о том, чтобы ты получила деньги. Письмо посылаю с этим вместе. Новостей нет, разве только то, что я капитан и работаю тем, кем работал Остроумов. На днях похоронил своего лучшего друга Кочкина. И ещё новость: в мою часть опять пришёл ко мне Ковальков.

Ну, писать нечего. Пишите и ждите следующего письма. Целую, Иван Горбунов.

18.12.41».

«Прошло много лет, – заканчивает статью подполковник Дубинин. – Залечили люди раны, нанесенные войной. Выросли дети Ивана Горбунова, стали нужными и ценными для общества людьми. Старший сын – Михаил работает механиком на одном из заводов Челябинска. Тамара стала педагогом, а Валя работает техником в Ленинграде. Их мать, Мария Андреевна, выполнила наказ своего мужа, она воспитала своих детей, помогла им найти свою дорогу в жизни.

Идёт время. У Марии Андреевны растут внуки. Они живут весело и беззаботно. За их счастье и счастье других детей отдал жизнь их дедушка Иван Горбунов».

Где именно располагался 68-й сп, сказать сложно. В документах о безвозвратных потерях место гибели убитых офицеров указано как г.Колпино. Документы, имеющиеся в архивах, дают представление о дислокации соединений, дивизий, но не полков. Недавно мне удалось разыскать фрагмент карты, датируемой примерно ноябрём 1941 г., – указано, что 68-й сп дислоцировался в полосе Слуцко-Колпинского укреплённого района возле противотанкового рва неподалёку от населённых пунктов Александровка (ныне Александровская), Пулково, Бол.Кузьмино. В наши дни на этом месте начинается строительство жилого квартала «На Царскосельских холмах».

Если верить этой карте, то возникает вопрос, каким образом тела офицеров, убитых к северу от Пушкина, оказались захоронены в Усть-Ижоре. Ответ даёт всё та же карта.

Литературные источники говорят о том, что штаб 55-й армии располагался в деревне Рыбацкое. Однако стоит учитывать, что сведения о расположении пунктов управления оперативно-стратегического звена являлись военной тайной. На прилагаемой карте штаб 55-й армии расположен в посёлке Усть-Ижора. Следовательно, убитых офицеров из числа командования 68-го сп похоронили неподалеку от штаба 55-й армии.

Обстоятельства гибели всех офицеров мне неизвестны. Могу лишь сказать про моего деда. Со слов заместителя начальника штаба 68-го сп М.А.Макарова, прошедшего войну до конца, капитан Горбунов вошёл в землянку. В ней находился Макаров, который должен был идти проверять посты. День был холодный, и мой дед сказал ему: «Чего уж ты пойдёшь. Давай, я проверю». Вышел из землянки и тут же был застрелен снайпером.

У убитого Ивана Горбунова осталась семья – вдова Мария Горбунова (моя бабушка), сын Михаил, дочь Тамара и годовалая дочь Валентина (моя будущая мама), эвакуированные из блокадного Ленинграда на родину Ивана Михайловича в Пензенскую область.

Про всех офицеров многого рассказать не могу. Знаю лишь, что В.А.Кравцов и мой дед И.М.Горбунов были награждены орденами Красной Звезды за финскую войну. К сожалению, орден моего деда не сохранился. В 1971 г., по просьбе командования части-преемницы 68-го сп, моя мама передала орден и орденскую книжку на временное хранение в музей части, где они и пропали. Имеется лишь справка в/ч 67636 о том, что дед действительно был награждён орденом Красной Звезды.

История 138-й дивизии^[22]

Свою историю 138-я отдельная гвардейская Красносельская ордена Ленина Краснознамённая мотострелковая бригада ведёт с момента создания 70-й стрелковой дивизии, которая была сформирована в городе Куйбышеве 1 мая 1934 г. До сентября 1936 г. дивизия входила в состав войск Приволжского военного округа, а в сентябре 1936 г., в целях укрепления северо-западных границ, была передислоцирована под Ленинград.

С 30 ноября 1939 г. по 13 марта 1940 г. дивизия участвовала в войне с Финляндией. Наступая вдоль побережья Финского залива, вела бои за города Териоки (Зеленогорск), Рощино, Приморск, Урас (Высоцк). 21 марта 1940 г. награждена орденом Ленина.

Первые бои войны с Германией дивизия начала нанесением контрудара по правому флангу группы немецких войск «Север» в районе г.Сольцы 14–18 июля 1941 г. Затем участвовала в оборонительных боях в районе городов Вырица, Пушкин, Колпино, у Шушар. За проявленное мужество и героизм по обороне Ленинграда, захват и удержание «Невского пятачка» 16 октября 1942 г. дивизия первая среди сухопутных соединений Ленинградского фронта была преобразована в 45-ю гвардейскую стрелковую дивизию. При этом преемником 68-го стрелкового полка стал 129-й стрелковый полк. Зимой 1944 г. 45-я гв. сд вместе с другими соединениями Ленинградского фронта принимает активное участие в окончательном снятии блокады Ленинграда. 19 ноября 1944 г. части дивизии штурмом овладели н.п. Красное Село, за что дивизии присваивается почётное наименование «Красносельской», а полкам – наименование «Ленинградских». За массовый героизм и мужество личного состава, проявленные в боях по окончательному снятию блокады с Ленинграда, дивизия награждается орденом Красного Знамени. В июне 1944 г. дивизия участвует в прорыве долговременной обороны на Карельском перешейке и ведёт бои северо-восточнее Выборга, затем в Прибалтике, принимая участие в Таллинской наступательной операции и разгроме Курляндской группировки немецко-фашистских войск. За время войны дивизия прошла с боями 1640 км, участвовала в 18 наступательных операциях, освободила более 1700 населённых пунктов. В послевоенный период дивизия, войдя в состав Ленинградского военного округа, дислоцировалась на территории Ленинградской области, где она и находилась до времени своего расформирования.

В 1962 г. на базе дивизии формировались сводные мотострелковые и зенитно-ракетные подразделения, которые были направлены в зону Карибского кризиса на Кубу.

В период афганской войны из соединения часть личного состава была отправлена в Среднюю Азию, где формировалась бригада для 40-й армии в Афганистан.

В августе 1992 г. соединению присвоен миротворческий статус. Личный состав соединения выполнял миротворческие задачи в Приднестровье, Таджикистане, Южной Осетии и Абхазии.

С декабря 1994 по июнь 1995 г. и с августа 1999 по май 2000 г. бригада принимала участие в боевых действиях по наведению конституционного порядка в Чеченской Республике.

В 1997 г. на базе 45-й гвардейской Красносельской ордена Ленина Краснознамённой мотострелковой дивизии была сформирована 138-я отдельная гвардейская Красносельская ордена Ленина Краснознамённая мотострелковая бригада.

Преемником 68-го стрелкового полка 70-й стрелковой дивизии в настоящее время является 697-й отдельный гвардейский Ленинградский мотострелковый батальон (в/ч 67636) 138-й отдельной гвардейской Красносельской ордена Ленина Краснознамённой мотострелковой бригады.

Награды личного состава

Всего за период существования соединения правительственными наградами награждено более 16 тыс. военнослужащих, в том числе: орденами – 2604 человека, из них:

наградами СССР

Герой Советского Союза – 20;

Ленина – 19 (без учета Героев Советского Союза);

Боевого Красного Знамени – 80;

Суворова 3 ст. – 6;

Кутузова 3 ст. – 7;

Богдана Хмельницкого 3 ст. – 1;

Александра Невского – 5;

Отечественной войны I ст. – 69;

Отечественной войны II ст. – 339;

Трудового Красного Знамени – 1;

Красной Звезды – 1219;

Славы 2 ст. – 2;

Славы 3 ст. – 78;

«Знак Почёта» – 29;

«За службу Родине в Вооруженных Силах» 3 ст. – 39;

медалью «За отвагу» – 2462;

медалью «За боевые заслуги» – 10 085;

наградами Российской Федерации

Герой Российской Федерации – 7;

орденом Мужества – 633;

медалью «За военные заслуги» – 55;

медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» 2 ст. – 181;

медалью «За отвагу» – 722;

медалью Суворова – 847;

навечно зачисленные в списки части:

рядовой ШЕСТАКОВ Константин Константинович – в списки 1 мс 697 в. Омск;

мл. лейтенант ВОЛКОВ Александр Иванович – в списки 1 мс 708 в. Омск;

генерал-майор МАЛОФЕЕВ Михаил Юрьевич – в списки 1 мс 667 в. Омск.

Декабрь 2014 – февраль 2015 г.