Простые истины

но теперь это почему-то оказалось невозможным. Разлуки сближают, но только не такие разлуки,

но только не разлуки на такие расстояния. Обычные чувства не могли остаться обычными.

Радость встречи всегда равняется ожиданию, но от такого ожидания оплавится всякая радость.

– Проходи, – сказала Ева.

И он шагнул в комнату. Но что это!? То, ЧТО переступило через порог и что говорило голосом её

любимого, не было человеком! Это был робот. Обыкновенный робот. Он прошёл и сел за столик с

белыми розами. Ева робко и испуганно присела напротив, невольно придвинув букет к себе.

– Ты уже всё поняла, – тихо сказал Адам, – вот почему мне не нужен карантин… Я же говорил,

что боюсь встречи. Увы, наша экспедиция оказалась куда трудней, чем предполагалось. А на

корабле не было той медицины, что есть на Земле. Из ста двадцати человек экипажа вернулся

лишь я один. Если, конечно, это называется возвращением…

Последнюю фразу он произнес, иронизируя над собой. Ева смотрела на него, не отрывая

взгляда. Смотрела, неожиданно почувствовав, что из её, как она уже давно считала, не живых глаз,

катятся горячие слёзы.

– Ты вернулся один, – произнесла она, – но что тебе помогло? Что дало тебе силы?

Ей так хотелось это знать. Это был самый главный её вопрос. Вопрос, на который она знала

ответ и который ждала. И любимый (всё-таки любимый) не обманул ожидания. Только вместо слов

он с какой-то восковой пластикой, присущей всем роботам этого столетия, повернул голову и

грустно, бесслёзно стал смотреть на букет белых роз, стоящий на столике между ними…

Служба 003

Для сына пришлось вызвать «скорую». Врачи приехали быстро. Колдовали над ним за закрытой

дверью. Было слышно, как они говорили: «Чуть ослабли батареи, но замене пока не подлежат.

Окислились окончания в блоке питания. Вот причина высокой температуры. Тут дело не нашего

профиля».

Врачи вышли. Отцу было неловко.

– Извините за вызов по таким пустякам, – сказал он. – Проводки-то я мог бы и сам зачистить.

Просто я сильно перепугался и по привычке позвонил на 03. Я же привык считать сына живым.

– Ничего, ничего, – успокоили врачи, – сейчас такие вызовы не редкость. Но самолечением

лучше не заниматься. Позвоните специалистам службы 003.

Паутинка

Не люблю самолёты. Постоянно узнаёшь, что они где-нибудь падают. А уж если рейс

откладывается по какой-то неубедительной причине, как сейчас, то тут и поневоле занервничаешь.

Мой сосед в кресле, также ожидающий рейс, – пожилой, можно сказать, обыкновенный человек.

Интересен он, пожалуй, только большим перстнем на пальце, с изображением паучка. Заметив

моё любопытство, сосед смущённо накрывает перстень ладонью другой руки. Но через мгновение

снимает ладонь и сам же внимательно смотрит на изображение.

– Я редко надеваю этот перстень, – поясняет он. – Лишь тогда, когда нуждаюсь в защите.

Думаю, что полёт на самолёте как раз из разряда опасных событий.

Сходство его мыслей с моими ещё больше возбуждает моё любопытство.

– Значит, это ваш талисман? – спрашиваю я. – Но почему именно паучок?

– Наверное, вам это покажется странным, – говорит он, – но ни талисманы, ни тотемы, ни даже

богов не выбирают…

– Не выбирают?

– Конечно, нет, – отвечает человек с перстнем, – они всегда приходят сами.

Очевидно, что это заявление должно было предшествовать какой-то интересной истории. И вот

что рассказал мне этот случайный попутчик.

…Двадцать лет назад я в составе экспедиции от Географического общества отправился в

Южную Африку. Нам нужно было изучить одно странное поселение аборигенов, которого никогда

не видели и сами аборигены. Да, да, именно так. Дело в том, что это поселение в переводе,

скажем так, с туземного языка называлось «Городом Призраков». Мы должны были изучить быт и

нравы людей, полностью отрезанных от цивилизации. Отрезанных не столько расстоянием или

непроходимостью джунглей, сколько преданиями и легендами, запрещавшими ходить в это

таинственное место. Считалось, что ушедший туда становится призраком и уже никогда не

возвращается.

Базовой точкой нашей экспедиции стала одна из деревень, вся одежда людей в которой

состояла только из набедренных повязок. Нас было восемь человек и жители приняли нас

радушно, потому что мы не скупились на подарки. Впрочем, подарком для них было всё, начиная

от консервной банки из-под сгущённого молока и кончая целлофановым пакетом. Свой палаточный

лагерь мы разбили недалеко от деревни, чтобы ничем их не тревожить. Всё, что нам требовалось

от них, это их мирное настроение и проводник, способный провести нас в Город Призраков.

Пока мы ставили палатки, жители окружили нашего переводчика, нанятого нами в соседнем

селении. Конечно же, он рассказывал им о нас и о нашем путешествии всё, что знал, и мы

заметили, как меняются их лица, становясь всё более испуганными.

Среди людей, внимающих переводчику, был и шаман, на теле которого помимо набедренной

повязки была ещё настоящая коллекция различных деревянных фигурок. Переводчик сообщил,

что шаман приглашает нас в свою хижину. Руководитель экспедиции, разведя руками, выразил

озабоченность за сохранность вещей. Тогда шаман поднял с земли палку и кругом очертил лагерь.

По словам переводчика, это была самая надёжная охрана.

Усевшись в своей хижине, покрытой сухими широкими листьями, шаман раскурил трубку и,

затянувшись несколько раз, спросил:

– Почему вы хотите умереть?

Некоторое время мы сидели, как пришибленные. Шаман так уверенно задал свой вопрос, что

все мы невольно почувствовали себя, скажем так, не совсем уверенно. И ничего кроме простого

пожимания плечами мы изобразить не могли.

Шаман объяснил, что в и этом, и во всех ближайших селениях людей не хоронят, а просто

посылают их в сторону Города Призраков, когда они становятся слишком старыми или больными.

Чем больше рассказывал шаман, тем больше меркла наша загадка. Что было удивительного в

том, что из джунглей не возвращаются больные и старые? Они или сами умирали там или

доставались зверям. На какое-то мгновенье мы почувствовали разочарование – вполне возможно,

что никакого Города Призраков нет вовсе. Стоило ли ради такого ответа так долго ехать сюда,

пробираться по джунглям, преодолевать многочисленные чиновничьи препоны этой страны.

– А как вы поступаете с теми, кто у вас погиб или с теми, кто не может уйти сам? – спросили мы.

– Мы относим их в лес, а ночью их забирают призраки.

– Но откуда призраки знают, когда приходить за ними?

– Призраки знают, – спокойно заверил шаман.

– Но откуда они могу знать? – нетерпеливо спросил кто-то.

– Призраки есть всюду, – сказал шаман, поведя рукой по сторонам, – они и сейчас вокруг нас.

Иногда я их вижу.

– Ещё бы, – хмыкнув, заметил кто-то, – курит-то он, кажется, что-то вроде анаши.

– А здоровые люди туда уходили? – спросил руководитель экспедиции.

– Да, – ответил шаман.

– Кто? – чуть не в голос спросили мы.

Уходили три их соплеменника, в разное время приговорённые к изгнанию. Что ж, это было уже

горячей. Там, и впрямь, могло существовать какое-нибудь селение, из которого изгнанники просто

не хотели возвращаться.

– Однажды туда улетела железная птица с крутящимися крыльями, – сказал вдруг переводчик,

переводя слова шамана, и мы поняли, что речь идёт о вертолёте.

– И что? – спросили мы.

Шаман сделал печальное лицо и не ответил.

– Он не вернулся, – сказал переводчик, удивив нас тем, что жесты тоже можно было

переводить, как слова.

– Наверное, это был тот вертолёт, в котором летели русский, англичанин и американец, –

пошутил кто-то.

Все невольно улыбнулись – очевидно, каждый вспомнил какой-то из множества расхожих

анекдотов о том, как эти персонажи попадают в руки дикарей. Понятно, что переводчик и шаман

смотрели на нас, улыбающихся, как на идиотов.

– Вот мы и проверим, – вставил кто-то ещё, – кто же всё-таки: русский, американец или

англичанин остался в живых.

Шаман поднялся на ноги и что-то сказал переводчику.

– Он предлагает купить у него тотемы, которые могут вас защитить, – перевёл тот.

Это предложение развеселило нас ещё больше. Однако шаман не промах – уж, не для того ли,

чтобы мы купили его игрушки, он так долго запугивал нас? Что ж, многим его предложение

понравилось. Уж если покупать сувениры, так лучше у настоящего шамана. Тотемы, предлагаемые

им, представляли фигурки разных зверей: тигров, пантер, носорогов и прочих, и, по словам

шамана, в них заключалась сила именно этих животных.

Конечно же, несмотря на шутки, тотемы были выбраны самые мощные. И теперь вместо имён у

нас появились Тигры, Пантеры, Носороги… Я ничего выбирать не стал, не веря в защитную силу

кусочков дерева. А фигурку как сувенир решил купить на обратном пути. Шаман, заметив, что лишь

один я остался в стороне, спросил о причине.

– Покровителя не выбирают, – ответил я, – покровитель находится сам.

Наверное, я сказал полную глупость, и потому шаман, выслушав перевод моих слов, лишь

задумчиво посмотрел на меня и ничего не ответил.

Наш руководитель, или теперь уже Носорог, спросил шамана о проводнике.

– Здесь не нужен проводник, вы просто пойдёте туда, – ответил тот, махнув в сторону запада.

Утро следующего дня выдалось ясным и солнечным. Но вот первая неприятность: наш

переводчик отказался идти дальше, ссылаясь на то, что не может знать языка призраков. Мы тут

же удвоили плату за его услуги, но он был непреклонен. Что ж, нам ничего не оставалось, как идти

без него.

Провожать нас вышла вся деревня. Наше спокойствие было им непонятно. Их лица были

любопытными, печальными и как бы прощальными. Они прощались с нами навсегда. Признаться,

это подействовало на меня. Впервые я подумал, что не слишком ли мы самонадеянны, не

прислушиваясь к людям, которые веками живут на этой загадочной земле.

К нам подошёл шаман вместе с переводчиком, который после своего отказа держался от нас

поодаль.

– Тропы в Город Призраков нет, – сообщил нам шаман. – Тропа идёт лишь до камня, куда мы

относим мёртвых. Дальше непроходимый лес. Вы можете вернуться, если заметите, что

становитесь призраками. Тот, кто ещё не стал им, может делать шаг назад, тот, кто уже призрак,

назад идти не сможет.

– А как далеко идти? – спросил Носорог.

– До заката солнца вы уже станете призраками…

В ответ на этот, не самый оптимистичный, прогноз мы только усмехнулись. Хорошо, однако, что,

это совсем близко – всего-то один день.

Тропы хватило, пожалуй, минут на пятнадцать. Она оборвалась у каменной плиты, куда,

видимо, и приносили покойников. Но дальше не было ни следа. За камнем стеной стояли джунгли.

Мне стало не по себе. Если сюда действительно приносят покойников, то куда они исчезают и кто

совершенно бесследно уносит их?

Весь день мы пробирались по густым зарослям, а к вечеру наткнулись на тропу. Это и

обрадовало и испугало нас. Тропа была не звериной. Её явно протоптали люди. Вот именно –

люди, а не призраки. И теперь рассказы шамана показались нам полной нелепостью. Ещё раннее,

фантазируя о том, как может человек превращаться в призрака, мы представляли этот переход как

незаметное для самих себя засыпание и теперь, уже шутя, стали время от времени окликать друг

друга, как бы не позволяя заснуть или «уйти в призрак».

– Эй, Носорог, – кричал Тигр, идущий посредине цепочки, – миражей ещё не видишь?

– Нет, – отвечал Носорог, идущий первым, – впереди всё также реально, и никакого вертолёта с

русским, американцем и англичанином я не вижу. Спроси лучше Атеиста, не превращаются ли его

пятки в призрачный туман? Может быть, наше превращение начнётся с него?

Атеистом теперь звали меня, замыкающего в этот день всю нашу вереницу.

– У меня всё нормально, – откликнулся я, – и пятки мои на месте.

И тут-то, едва сказав это, я вынужден был остановиться как вкопанный. Через тропу, по которой

только что прошли мои спутники, тянулась серебряная паутинка. Что, казалось бы, страшного в

обычной паутинке, но никогда ещё я не испытывал такого ужаса, как теперь, увидев её. Я стоял и

не мог шагнуть, я не сразу смог даже что-либо произнести или крикнуть. А мои товарищи, только

что прошедшие по тропе, с каждым шагом удалялись дальше и дальше.

– Стойте! – наконец, крикнул я.

Они в недоумении остановились и разом оглянулись. Тропа в этом месте закруглялась, и я

видел их всех. Меня поразило то, что Носорог, идущий первым, виделся мне словно в тумане. Для

меня стало очевидно, что с ними и впрямь что-то происходит.

– Сделайте шаг назад! – крикнул я.

Ответом мне был дружный хохот.

– Ну, и Атеист! – сказал Носорог, смеявшийся больше всех. – Ладно, пошли! Кажется, я уже

вижу что-то вроде крыш… Там что-то есть…

И это решило всё. Всем так хотелось достигнуть цели, что они тут же переключились на

сообщение Носорога.

– Не отставай, догоняй нас, – крикнул мне Тигр из середины цепочки.

Все повернулись спинами с высокими рюкзаками и двинулись дальше, уже не сомневаясь, что я

их догоню. Но я не знал, что делать. С одной стороны, мне не хотелось выглядеть смешным, но и

шагнуть за паутинку я тоже не мог. Я просто стоял и молча смотрел им вслед. Нет, они не

превратились на моих глазах в какие-то облака, они просто вполне реально скрылись за поворотом

тропы. Я продолжал слышать, как, удаляясь, они смеялись над чем-то, возможно, над моей

просьбой, воспринятой как шутка. Но для меня было уже всё понятно. Я поверил сразу во всю

реальность этой фантастичной ситуации. Эта невесомая паутинка заставила меня поверить в то,

что мир вокруг меня вовсе не такой, каким я привык его видеть. Я даже успел понять, что окликать

друзей уже не стоит. Даже если они услышат меня, даже если поверят мне, то всё равно уже не

вернутся.

Но могу ли я сам? Снова окатившись холодным потом, я сделал шаг назад. Обычный шаг. Я

сделал его без труда. Повернувшись, я для верности отступил ещё на три шага, сбросил с плеч

рюкзак и сел на него. Если всё это не правда, то уже в ближайшие минуты друзья, обнаружив, что я

не иду следом, отправят кого-нибудь проверить, в чём дело. Мне нужно просто подождать.

Съедаемый москитами, я просидел на тропе около часа. Но никто не вернулся.

К вечеру следующего дня я вернулся в селение. Ожидая экспедицию, я жил в деревне целый

месяц. Однажды, сидя в жилище шамана, я перебрал все его фигурки, но не нашёл среди них

тотема с изображением паучка. Видимо, шаман не считал его существом, обладающим

значительной защитной силой.

А этот перстень я заказал в мастерской, когда вернулся домой. Так что необдуманная фраза,

сказанная мной шаману, оказалась истиной – богов и покровителей не выбирают. Выбирая, можно

ошибиться. Всё истинное приходит само.

…История путешественника заканчивается вовремя. Объявляется посадка на самолёт. К трапу

мы идём вместе с ним, и я всюду с почтением пропускаю его вперёд. Никакого страха перед

полётом у меня уже нет.

В одно касание.

Сколько бы ни было людей вокруг

меня, но сам-то я один.

Умирал заживо – в полном, ясном сознании.

Смерть со счастливым концом.

Прогресс – это инстинкт Человечества.

Югославия: американцы и там томагавкнули.

Высвобождая человека от труда, цивилизация

занимает его своей главной

игрушкой – телевизором.

Если бы телевизор мог видеть сам, то он увидел бы море человеческих глаз, устремлённых

на себя. И в этих глазах он увидел бы

куда больше, чем показывает сам.

Человек в пути всегда находится

на каком-нибудь изломе.

Трагедия – взрослеть, не мужая.

Искусство требует жертв, но не все принимает, а с жертвенника уже не возвращаются.

Рожая урода, мучаются не меньше.

Что такое великие достижения человечества,

как не взаимная тяга полов, заполнившая различные формы?

Эпитафия: был горбат…

Он был таким старым и больным, что всё, что он сделал в молодости, было уже лучше его.

Большая, большая, чистая,

чистая пустая душа…

Женщина скинула пышную шубу,

и от неё не осталось ничего.

Тесно на катке – поскользнуться негде.

Помяв рубашку, не торопись жениться – попробуй вначале погладить сам.

Сосиске хотелось поколбаситься, но

у неё это плохо получалось.

– Конечно, с ним я была бы

счастлива, но не более…

В некоторых делах проще

совершенствоваться, чем исправляться.

Хорошо там, где нас нет, особенно

тем, кто уже там.

Страшно за ребёнка, родители

которого не читают книг.

Книги читают во всех очередях, кроме очереди

в юридическую контору и в суде.

Ездил к одноклассникам, оставшимся

в деревне, собирать фольклор.

Не тот комар страшен, что кусает,

а тот, что гудит.

Поэт должен страдать; если поэт не будет страдать, то как понять, что он поэт?

С тупой точки зрения не столкнуть –

базис мощнее.

Тупое выражение лица успешней всего

носится красивым лицом.

– Они такие умные! – с восхищением говорил дурак о своих друзьях дураках.

Красота вне гармонии ущербна. Коротышка, у которого всё коротко, – симпатичен. Коротышка с

красивой длинной шеей – урод.

Безобразное хорошо тем, что у него всегда

есть перспектива к прекрасному.

Если хорошего помаленьку, значит очень

хорошее и вовсе ни к чему.

Предлагающий выпить в первую

очередь хочет выпить сам.

– Мужчина, вы же грамотный, я вам тут всё очень чётко написала, вот точно так и перерисуйте.

– Маленький такой – смотреть не на что.

А есть сядет, так залюбуешься.

– Измельчали мужики –

не мужики, а шпионы…

– Какая ты маленькая.

– Да тебя и самого-то

воробью на полчаса клевать…

– Не говори иероглифами.

Дай человеку всё, но не давай здоровья и это будет значить, что ты не дал ему ничего.

С улыбкой.

Авось

– Какое предсказание самое точное? – спросили пророка.

– Авось, – ответил он. – Гарантия целых пятьдесят процентов.

Нерушимое единство

…У нас были два друга – Вася Котов и Боря Кошечкин. Все смеялись над ними. Тогда они

поменяли фамилии и стали Вася Донской и Боря Донецкий. Но смеяться над ними не перестали.

Великий и могучий

русский язык

– Слушай, шеф, ты меня в сосняк утарабань.

Дословный перевод:

– Послушайте, уважаемый таксист, не увезете ли вы меня в район Соснового бора?

Поговорили…

Одна старуха сидит, другая подходит.

– Куда на автобус стоять?

– По всем сторонам, бабушка.

Вариация на тему

«Уходя – уходи»

Мужчина ушёл от женщины. А через месяц вернулся.

– Ты пришёл… – устало сказала она. – А я так страдала! Так страдала! Я страдала весь этот

месяц! И всё зря…

Хорошее воображение

– Потри-ка мне спину. Да, давай посильнее! Чего так слабо трёшь? Представь, что перед тобой

заклятый враг. . Стой, куда же ты пошел!

– А я бы заклятому врагу да ещё спину не шоркал…

Товарищ «качка»

В баню пришли высокий «качок» и его товарищ, ну совсем не «качок». «Качок», сознавая своё

превосходство над всей, преимущественно упитанной, банной публикой, время от времени

украдкой косил глазами на свои накачанные руки, на живот, где, как и полагается, были кубики

мышц. Но что происходило с его товарищем, гордившимся своей дружбой с ним! Расхаживая

вальяжной походкой и свысока поглядывая на голое общество, он, казалось, был накачанным не

меньше. Одного он только не делал, чтобы не портить себе настроения: не смотрел на свои тощие

руки и белый, пузырём выпирающий живот. А в остальном – ну, прямо «качок» и «качок»!

Чудики

Такой вот рассказ, услышанный в бане.

– Я как-то на курорте лечился родоном. Один мужик пошёл принимать ванну, а ему толком

ничего не объяснили. Видит: ванна, наполнена водой, а на краю лежат колготки, которые забыла

санитарка, когда мыла эту ванну. Мужик подумал, подумал, надел колготки и в ванну. Думал, так

надо. А санитарка вспомнила и вернулась. Смотрит: ни фига себе – клиент! Так она потом минут

пять ничего сказать не могла. Мужика в колготках, да ещё в своих, она никогда не видела!

А другому такому же чудику медсестра рассказывала, как надо принимать ванну, а он никак не

поймёт. Тогда она говорит: «Короче так – главное, чтобы всё было под водой, а вот главный

жизненно важный орган оставался наверху. Понял?». Тот кивает – понял. Только она имела в виду

сердце, а он понял другое. Через какое-то время медсестра заходит, чтобы проверить и видит

чудную картину: мужик лежит по горло в ванне и, выгнувшись дугой, держит над поверхностью свой

главный «жизненно важный орган»…

Шукшинские чудики тут, по-моему, отдыхают.

Быстренько!

От остановки ТРЗ отправлялся троллейбус номер три. В последние мгновенья, едва не завязнув

в дверях, на заднюю площадку вскочили пьяненькие мужичок и женщина. Троллейбус тормознул, и

пара повисла на стойке.

– Но-о! – показывая себя перед дамой, тут же заорал мужичок. – Потише давай, не дрова

везёшь!

– Не дрова везёшь! – тут же поддакнула женщина тонким голоском.

Судя по её подсинённому глазу, парочка недавно поссорилась, но уже успела помириться,

пропитавшись прежним взаимным уважением.

Троллейбус тронулся, но перед самым его носом шмыгнул кто-то ещё, и акробатическое

зависание на стойке повторилось.

– Эй, коза, ты что ездить не умеешь?! Здесь тебе люди или кто?! – снова заорал мужичок.

– Эй, коза, сначала ездить научись, а потом людей вози! – продублировала дама мысль своего

кавалера.

И тут троллейбус тормознул третий раз. Даже не тормознул, а просто остановился, и двери его с

лязгом открылись. Тут же раскрылась кабина водителя, и оттуда вышло то, что мужик почему-то

называл «козой».

– Ну, коза-а-а… – ещё горячо вопил пассажир, правда уже резко падая в голосе, потому что это

была совсем не коза.

И даже не козёл. Скорее всего, это был трехгодовалый бык или медведь средних размеров.

Неизвестно как этот водитель помещался в кабине и как протиснулся в узкие двери, но когда он по-

боевому развернулся в салоне, то для того, чтобы идти, не тормозя о крышу головой, ему

пришлось пригнуться. Водитель шёл молча, по-медвежьи, с рукавами, засученными по локоть.

Мужичок продолжал что-то по инерции, но уже с осевшим звуком, лопотать.

– А ну-ка, – сказал водитель, подойдя к парочке, – выметайтесь из троллейбуса! Быстренько!

Дама возражать не стала – шмыг и на остановке. Но мужичок вдруг застыдился сдаваться

просто так, хотя всё его красноречие сошло на нет.

– Выметайся, быстренько! – повторил водитель, монументально указывая на дверь.

– Не быстренько! – вдруг испуганно заявил пассажир, не зная, как возразить.

То есть выходит, в принципе-то он и сам был не против покинуть салон, но только не с той

позорной скоростью, которая ему предлагалась.

– Быстренько! – рявкнул водитель, которого заклинило от злости.

– Не быстренько! – артачился пассажир, которого заклинило от страха.

– Быстренько!

– Не быстренько!

– Быстренько!

– Не быстренько!

Заявляя своё несогласие, мужичок всё-таки медленно перемещался к выходу.

– Не быстренько! – дерзко и прощально крикнул он, уже оказавшись на верхней ступеньке.

И тут же от полноценного, качественного пенделя, подгребая руками в воздухе, вылетел на

остановку и, кажется, даже описал небольшую дугу куда-то вкось, как при футбольном ударе

«сухой лист». Получилось, пожалуй, даже чуть быстрее, чем просто «быстренько». Тормознув по

асфальту чем пришлось, мужичок вскочил, отряхнулся, взглянул по-петушиному на обидчика и

теперь уже смело, освобождённо и радостно прокричал:

– Не быстренько! Не быстренько!

– Не быстренько! – радостно поддакнула его боевая подруга и даже ножкой топнула по

троллейбусной остановке на ТРЗ, с которой им хотелось быстро и культурно уехать…

Переводчик

Бизнесмен на китайском рынке пытается объясниться с китайцем. Тот ничего не понимает.

Подходит человек.

– Я переводчик, могу помочь.

– Ну, помоги. Спроси сколько это стоит?

Переводчик поворачивается к китайцу.

– Чина, капитана хочет знать сикока эта стоит?

Китаец показывает пятерню.

– Пятьдесят рублей, – «переводит» переводчик.

– Спроси: а эта штуковина не сломается?

Переводчик:

– Друга, эта стука хоросая?

Китаец мотает головой, показывает большой палец вверх.

– Нет, – говорит переводчик, – не сломается, отличное качество, фабричное производство.

– Ладно, беру. А тебе сколько за перевод?

– Тозе пятисят луплёв.

Отцовы истории

Лев Николаевич Толстой говорил в своё время, что, возможно, когда-нибудь

художественную литературу заменит описание достоверных историй, сделанных

разными людьми. Это будет всё самое значительное из того, что человеку удалось

пережить. Истории, которые я хочу пересказать, принадлежат моему отцу Николаю

Гордееву, к великой моей скорби уже умершему. Он любил рассказывать их на

праздничных застольях, чтобы развлечь гостей. Мне же всегда виделся в этих историях

ещё один подтекст – доброта самих рассказов, доброта и неординарность их героев.

Почти все свои истории отец начинал так: «А вот был ещё случай…».

Хитрые кальсоны

А вот был ещё случай, как мы с Иваном Масловым в бане парились. Там така жарища была, что

спасу нет. Начали одеваться, он мне орёт:

– Колька, дай-ка мне кальсоны, где-то там должны быть.

А я на полу сижу, думаю, хоть бы самому-то как-нибудь одеться.

– Бери сам, – говорю, – вон на лавке лежат. Да давай хоть дверь откроем, или чо?

Нет, не даёт открывать – жары жалко, хотя знаю, после нас уже мытца некому.

Одевамса. Он опять материтца во всю мочь.

– Что это за кальсоны таки – гачи узки, никак не лезут.

Сам до того запарился, что руки трясутся. Но кое-как напёр всё же на себя. Надел и снова в

мат-меремат.

– Да оно чо за кальсоны таки!? Где у них прореха-то – застёгивать нечего и ошкур какой-то

широкий, без резинки! Чо же за хитры кальсоны таки?!

Свою старуху, которая его в баню собрала, и так и эдак обозвал. Я смотрю, да и говорю:

– Так ты же вместо штанов-то рубаху надел.

Он рассмотрел – ещё пуще озлился – а как её теперь снимать? Она с ног не слазит. А тут жара.

Я говорю, так давай дверь-то откроем.

– Нет, – говорит, – не будем. А, да хрен с ней, этой рубахой!

Куфайку надёрнул, да и пошёл в дом. Старуха как его увидела, так и упала со смеху.

И кузнец, и мельник

А у нас ить в родове-то были сплошь кузнецы да мельники. Я с армии пришёл, меня

председатель колхоза Десятник на другой день в кабинет вызыват. Прихожу.

– Гордеев? – спрашиват.

– Гордеев, – говорю.

– Завтра в кузницу пойдёшь. Кузнецом будешь.

– Андрей Петрович, так я же не умею.

– Как это не умешь? Мне дядя твой, Виктор Алексеевич, сказал, что твой отец хорошим

кузнецом был. Значит, и ты должон уметь.

Ну, а чо тут сделаш? Пошёл на другой день. А там молотобойцем был Степан Калинин.

– Вот, – говорю, – кузнецом назначили.

– Да я уже слышал, – говорит Степан, – сказали мне, что новый кузнец придёт. Давай ковать

будем.

– Так я же не умею.

– А мне како дело? Куй, если кузнец.

Стоим, разговаривам. Тут дядя Витя приходит.

– Ну, так и чо не работаете-то? – спрашиват. – Чо лясы точите?

Я говорю:

– Это, наверное, ты, дядя, меня сюда затолкал?

– Да вообще-то, конечно, я, – говорит он, – думаю, должны же в тебе каки-то задатки быть. Ты

парень молодой, приучайся. Давай-ка попробуем подкову скуём.

А ведь её, подкову-то, не так-то просто сковать. Дядя взял маленький молоточек. Рассказал, как

надо работать. Сначала он стукнет, покажет куда ударить, потом я. Если молоток набок положит,

значит всё, конец. Слушать, так прямо музыка получца. Стучали, стучали, я разошёлся, он кладёт

молоток набок, а я как навернул по нему и сломал черень.

– Ну, чо же ты… – говорит он, – я же тебе рассказал.

– Прости, – говорю, – дядя, ошибся маленько.

В общем, так и пошло, дальше больше. Дядя-то добрый мастер был. Он всё мог сделать.

Раньше ведь была кузнечна сварка, так вот где он сварит – там уж не лопнет. Лопнет, так по

другому месту. Гайки тогда все кузнецы квадратны делали. А он делал и шестигранны. Большой

мастер был. Но за числом не гнался – всегда лишь бы хорошо сделать. У нас там ещё один кузнец

был – наш однофамилец Андрей Гордеев, так дядя Витя всё над ним смеялся.

– Он, – говорит, – не гайки делат, а пельмени стряпат.

Андрея потом так Пельменем и прозвали. А теперь это прозвище уже на сына и внука перешло.

В общем, постепенно я приспособился. А потом что-то на трактор потянуло. И я ушёл из

кузнецов. Поработал маленько на тракторе. Снова вызывают к Десятнику.

– С завтрашнего дня ты – мельник.

– Так я же не умею, – говорю я, – я никогда не молол.

– Так дядя-то твой Алексей Алексеевич мельник. Научит. Ему надо в отпуск сходить.

Прихожу на мельницу. Дядя Алёша говорит:

– Вот гляди, тут ничего мудрёного-то нет. Давай покажу, как жернова ковать.

Стал показывать. А там тоже кой-какие сложности имеютца. Ковать их надо так, чтобы бороздки

на жерновах оставались, чтобы мука не перегревалась.

Ну, начал работать. И всё нормально вроде бы шло. Уже свой месяц дорабатывал. Приезжают

на мельницу Лапины.

– Давай, – говорят, – боярку да черёмуху смелем. Можешь их смолоть-то?

– Делов-то, – говорю, – чем черёмуха хуже пшеницы? Смелем, конечно. Только давай уж после

работы, а то кто знат чо может получитца.

После работы они привезли по пол-мешка боярки и черёмухи.

– Чо сначала-то высыпать? – спрашиват Лапин.

– А, – говорю, – кака разница? Давай хоть боярку.

Засыпали. Старуха его стоит с мешочком у желобка – ждёт, когда молота боярка посыпитца. А

там нет ничо. Смотрю: между жерновами чо-то расстояние стало больше – вся боярка там

осталась. Чо же дальше-то делать? Я говорю:

– А, давай, туда же и черёмуху. Может ей протолкнёт.

Засыпали черемуху. В мешок к старухе два каких-то куска упало и всё. Смотрю, а жернов

вообще оттопырило. Приподняли его, а там вся ягода одним блином. Старуха ругатца.

– Зачем брался, если не умешь? Ведь Алексей-то нам молол.

Кое-как отскрябал я потом эти жернова ножиком. Дядя Алёша пришёл на другой день, смеётся.

– Надо бы, – говорит, – и черёмуху, и боярку пересушить. А то ягода у них в кладовке лежала и

отсырела.

– Ну, да ничо, – говорю я, – теперь и этому научился.

Матрасовка

Старик-то Родьев хитрый был. Приворовывать любил. Воровал, даже если и не надо было. У

соседа приноровился сено таскать. Разобрал частокол, взял матрасовку и к сену. Набил её полну и

потащил. Из-под матрасовки токо ноги торчат. А сосед, такой же старик, увидел, обозлился,

схватил частоколину, да хлещет сверху по этой матрасовке. А Родьев-то не подрассчитал и дыру в

частоколе узку сделал – матрасовка не пролазит. Хозяин его колотит, а Родьев орёт:

– Ты за чо меня бьёшь-то?! За чо?! Отдай мне матрасовку! Это моя матрасовка-то!

А сосед ему:

– Да я не по матрасовке бью, а по своему сену, которо в матрасовке!

…В другой раз Родьев загнал своих коров в сельник, уже к другим соседям, к Лапиным. Загнал,

а сам к ним в избу зашёл. Пелагея возится у печки, думат, чо это он раным рано-то припёрся. Ну,

ладно, сели, разговаривают. Пелагея говорит:

– Ты сиди, Сашка счас встанет, да чаю попьём.

– Ну, ничо, можно и чаю пошвыркать, – говорит он, – я ведь сёдни ещё не чаевал.

Сидят чаи распивают. Сашка – старик её, поднялся. Пошёл во двор – видит: вот так гость у них